– Вообще ситуация с расстрелом странная. Больше похоже, что нас на испуг брали, вдруг признаемся? Дальше наш прыжок с обрыва, и все не по сценарию идет. Правда, почему того сержанта госбезопасности расстрелял неизвестный командир НКВД, я не знаю. Ему пустил пулю в лоб, а бойцов не тронул. Вообще все странно.
– Может, пойти к товарищу Сталину, и он во всем разберется?
– Спасибо, мне и одного расстрела хватило. Второго не надо. Нет, тут одна шайка-лейка. Им честь мундира важнее. Как там говорят? Человек ошибается, а партия никогда. Сколько подлостей было совершено под эти слова. Я не хочу стать очередной галочкой. Что им – раз, и нет человека.
– Ты злишься на них, – тихо сказала Тося.
– Знаешь, я многое умею, но не умею прощать предательства. А тут произошло именно предательство со стороны государства по отношению ко мне. Я именно так считаю. Не прощу! Никогда!
– И что теперь?
– Юрий Некрасов погиб. Будем ждать, что решит правительство: замять это дело и прислать обычную похоронку, тогда будешь получать пенсию за потерю кормильца, или меня объявят врагом народа и вас отправят в ссылку. В этом случае я уничтожу охрану, они враги, тут без сомнения, и вывезу вас за границу. Лучше там, чем тут на поселении выживать. Если похоронка, отлично, я по поддельным документам иду в армию и воюю, а после войны ты меняешь место жительства, и мы снова как бы женимся. Вот такое предложение. Матери моей чуть позже расскажешь, что я жив, когда похоронка придет. У нее сердце слабое. Потом обговорим сигналы для встречи, а пока рассказывай, что у наших. Братья пишут?
– Да, старший твой капитан-артиллерист, а Олег под Ленинградом воюет, защищает балтийское небо. Написал, что стал заместителем командира полка. На «мигах» летают.
Тося быстро описала все что знала. Оказалось, со старшим мы на одном фронте воевали. Вот так, получив нужные сведения, мы пообщались часа три, и дальше я отпустил моих девочек. Алису кормить нужно. Тося ее повела в садик, там как раз обед. Ну а сигналы для встреч это мы все обговорили, так что, покинув Москву, я добрался до рощи и развернул свой лагерь.
Ждать пришлось больше недели, и все завертелось первого августа. Я уже давно снял квартиру в Москве и проживал там. Жена ко мне часто прибегала, ведь не только мне ласки хотелось, но и ей тоже, так что мы отлично проводили время. Жаль, мало та его выделяла. И вот первого августа, когда раздался кодовый стук, я подошел к двери и открыл ее, будучи уверенным, что это жена, однако там была отнюдь не она.
Два бойца, по повадкам настоящие волкодавы, рванули ко мне, однако я успел отпрыгнуть назад, падая спиной на пол, вскидывая ТТ, но один из бойцов отбил ногой ствол в сторону и три пули ушли в потолок. А потом вообще выбили оружие из руки, но я тянул уже из-за пояса наган. Тут бойцы на меня навалились, фиксируя, так что осталось последнее средство: зацепив зубами петельку на воротнике рубахи, резким рывком рванул ее в сторону, кольцо покинуло чеку, и та освободилась. Граната, что у меня на теле находилась, зашипела замедлителем.
– Граната! – заорал один из бойцов.
Они рванули пуговицы рубахи, один успел схватить ребристое яйцо, и на этом все. Раздался взрыв, и меня поглотила темнота.
Ах, Тося-Тося. Я на сто процентов уверен, что это она сообщила, где я проживаю. Ведь даже стук в дверь был кодовый. Не думаю, что ее выследили, скорее всего сама пошла и заложила меня. Есть причины, почему я так думаю. В последние дни жена постоянно капала на мозг, мол, сходи к Сталину, расскажи. Ага, прям разбежался. Нет, обида на все до сих пор меня глодала. А что, обида и есть, глупо отрицать, что именно она была основной причиной, почему я решил не разбираться с этим делом. Не за себя обида, за того сержанта, что пострадал ни за что. Только потому что был рядом. Да и не было у меня надежных людей в верхах, к которым можно было бы обратиться. Они бы начала проверили, как там ко мне относятся: сразу в темницу кинут или к стенке поставят? Вот и решил не рисковать. Да, жизнь у меня не одна, но и эту пока терять я не хотел. Мне тут было интересно.
Очнулся я не в новом теле, что меня удивило, а явно в палате и в прошлом теле. Юра Некрасов погиб, его там на берегу расстреляли, без суда, теперь я Антон Марков, как по документам значусь. Из Житомира.
Очнувшись, я осмотрелся, параллельно мысленно пробегая по своему состоянию. Тянуло бок, слегка голова болела, а так вроде нормально. На окнах решеток не было, однако этаж явно не первый. Что важно, рядом с кроватью спала на стуле моя мама. То есть погибшего Юрия. Это принципиальные подробности. Расстреляли и расстреляли, у меня новая жизнь. Руки не связаны. Поэтому я стал себя ощупывать, обнаружив повязку на боку, на голове тоже была. Видимо шуршание да скрип кровати разбудили маму.
– Юра, – проснувшись, она зевнула, прикрыв рот ладошкой, после чего спросила: – Как себя чувствуешь?
Мы с ней на днях встречались, так что особо та сильных чувств не проявляла.
– Вроде ничего. Как НКВД вышло на меня? Кто предал?
– Жена твоя рассказала. Это было наше с ней общее решение. Забудь обиды и веди себя как мужчина, а не как ребенок. Мы уже все выяснили, там произошла случайность, череда случайностей… Ты знаешь, что один из бойцов, что к тебе пришел, погиб? Он лег на гранату, что у тебя была, и принял на себя все осколки. Ты контузию получил и небольшую рану на боку.
– Нет, мама, меня это нисколько не волнует. После того эпизода на обрыве с расстрелом, я и за людей не считаю сотрудников этого наркомата. Чем больше погибнет, тем лучше, меньше людей расстреляют.
– Все же обиду пережить не можешь.
– Прощать не умею, – ответил я, с хмурым видом посмотрев на майора госбезопасности, что зашел в этот момент в палату.
– Это было обидно слышать, – сказал он. – Это мой боец погиб, четыре года со мной, через многое прошел, а так глупо погиб.
– О, я вас вспомнил. На обрыве… Это вы тогда пристрелили ту мразь, что отдал приказ нас убить. Без суда, замечу.
– Да не было там расстрела. Пугали. Просто пугали.
– Вы это не мне скажите, а тому сержанту из бомбардировочного полка. Его расстреляли.
– Сработали на рефлексе… Когда вы прыгнули, стали стрелять на поражение, – пожал плечами майор и, посмотрев на мою маму, попросил: – Оставьте нас, пожалуйста, наедине.
Матушка без возражений встала и вышла из палаты. Интересно, это тюремная палата? По виду обычная. Майор же устроился на стуле и сказал:
– Думаю, нам стоит серьезно поговорить. Я понимаю, какие чувства ты испытывал во время этого ложного расстрела и какие испытываешь сейчас. Однако сейчас не то время, чтобы держать в себе обиды.
– Обиды? – криво усмехнулся я. – О нет, майор, я через такие медные трубы прошел, что тот расстрел для меня мало значит. Ну пытались расстрелять, мне, скажу откровенно, наплевать. Тем более сержанта того вы же сами застрелили, мстить некому. А вот гибель моего спутника, сержанта из бомбардировочного полка, я вам никогда не прощу. И временем козырять не надо. Такое время… Тоже мне, нашли причину покрывать свои чудовищные преступления. Знаете, мне одну историю рассказали, и поначалу я был в сомнениях, но теперь вижу, кто в ней был прав. Вы знаете, что с тридцать седьмого до конца тридцать девятого года было проведено больше трех сотен тысяч судов над разными людьми? В большинстве люди попадали в ваши застенки по анонимкам. Так многие решали свои вопросы. Кто на соседа по коммунальной квартире написал, чтобы размеры жилплощади увеличить, кто на начальника, чтобы его место занять. Множество народу по наветам без проверки было судом приговорено к смертной казни или лесоповалу. У военных то же самое происходило. Причем люди были уверены, что власть разберется, и спокойно шли с конвоирами в ваши паучьи сети. И никто не вернулся. Лишь двое – комкор и дивизионный комиссар – отказались, один расстрелял группу захвата из пулемета, с чердака своей дачи, а второй закидал бандитов в вашей форме гранатами. При этом оба продолжали дальше служить, никто их повторно не арестовывал. Один сейчас командарм, хорошо воюет, второй погиб, бойцов поднимал в атаку. Вот это мужики с яйцами и поступили они правильно. Теперь и я так же буду поступать. Раньше я эту историю байкой считал, теперь нет.
– Не могу сказать, есть тут правда или нет, я из другого отдела. Мы занимаемся охраной особо важных персон. Командующих фронтами, членами военного совета и других важных людей. Вас тоже охраняли.
– Что-то я этого не заметил.
– Вы и не могли заметить. Лично вас никто и не охранял. Сейчас поясню. Ситуация действительно парадоксальная. Командующий Юго-Западным фронтом маршал Буденный отдал приказ на вашу охрану, добавив, что вы особо важная персона. Начальник Особого отдела фронта выслушал приказ, где было озвучены ваши данные и то, что вы летчик. Приказ был на охрану по классу «А». Как членов военного совета фронтов. Но с разрешением летать, включая полеты над территорией противника. Начальник Особого отдела передал приказ заместителю. Тот проверил списки летчиков, ведь было известно, что вы летчик, и обнаружил Юрия Михайловича Некрасова, лейтенанта, командира звена двести третьего истребительного полка. Туда группу из Москвы для охраны и направили.
– Какая чушь!
– И все же бывает и такое. Бойцы, что охраняли твоего полного тезку, гадали, кто он. Решили, что сын большого начальника. Вашему полному тезке везло, он возвращался из боевых вылетов живой, хотя полк нес большие потери. Даже сбил лично семь самолетов противника. Доклады о вашем тезке поступали наверх, и они ни у кого не вызывали сомнений. Правда вскрылась, когда вы пропали. Информация дошла до командующего, и тот немедленно приказал провести Особому отделу расследование. Начальник Особого отдела доложил товарищу маршалу, что ваш тезка вполне здравствует и со сломанной ногой из-за неудачной посадки на поврежденном в бою самолете находится в санчасти. В этот момент все и выяснилось, и началась другая история.
– Ну да, предали полк бомбардировщиков, бросив их на невыполнимое задание.
– И тут ответы у меня есть на все ваши вопросы и сомнения. Полк ТБ случайно получил это задание.
– Полк, что в резерве командующего? – я презрительно улыбнулся откровенной лжи. – Который на особом контроле? А то, что немцы знали о нашем маршруте и устроили истребительные засады из «ночников»?! Это как? Тоже случайность?
– А вот тут уже недоработка Особого отдела полка. На территорию проникли диверсанты. Это их работа.
– Случайно полк выбрали, случайно диверсанты там работали. Вам не кажется тут слишком много совпадений? Все как-то за уши притянуто.
– И все же именно так и произошло.
Он описал мне, как, получив категоричный приказ уничтожить мост, по которому идет основной поток грузов для немцев, командующий авиацией фронта отдал приказ о ночной бомбардировке. В составе авиации фронта было два тяжелых бомбардировочных полка «ночников». Полковник, который получил приказ обеспечить вылет, недавно был переведен сюда, получив назначение. Как он обошел контролирующие органы, это другой разговор, но лично прибыл на территорию аэродрома. О том, что это не тот полк, что ему нежен, узнал позже, вот и стали готовить операцию. Дальше на территорию полка проникли диверсанты. Их было трое, командир, радист и девушка в форме связиста, она все и подслушала у землянки КП. Информация тут же ушла немцам, дальше дело техники. Кстати, диверсантов взяли при отходе. Они случайно напоролись на патруль. Живой взяли девушку, она и раскололась. Получается действительно череда случайностей. Только вот я как-то не поверил, что прибывший полковник вот так просто мог поднять полк из резерва фронта. Да, командир полка звонил в штаб фронта, и там подтвердили все полномочия полковника. В результате вылета полк уничтожен, вернулись только три машины.
Буденный был в таком бешенстве, что карал только так. Командующий авиацией был пинками вышвырнут, вместе с тем полковником пошел под трибунал. Потерял свой пост начальник Особого отдела. В общем, изрядно народу получило люлей. Только мне как-то на это было наплевать. Если в подчиненных подразделениях бардак, виноват тот, кто ими командует. Однако слушал я майора внимательно.
– …и тут поступили сведения из истребительного авиаполка о твоем появлении. Им ушел приказ охранять тебя, ожидать прибытия спецгруппы. Вот только начальник Особого отдела полка имел свое мнение и брата, что работал в Республиканском управлении. Он как раз, возвращаясь в Киев, заскочил к нему по пути. Узнав о приказе, сержант решил лично вас доставить. Забрал и выехал. Ну а в пути решил провести привычный уже способ выявления шпионов с ложным расстрелом. Как видишь, тут лишь цепь случайностей. А охрана с тебя не снята, очень уж важные разведанные вами добывались в ночных вылетах. Оперативный штаб фронта был в курсе всех перемещений немцев и быстро реагировал на все угрозы. За время вашей работы немцы особо и не продвинулись, неся большие потери в попытках прорвать линию фронта. А вот, когда ночная разведка перестала работать, результаты оказались очень неприятными, немцы прорвали фронт и продвинулись почти на сотню километров, продолжая наносить удары в разных местах. Реагировать наши войска не успевают. Эта разведывательная информация нужна нашим войскам как глоток свежего воздуха. Товарищ маршал уже в курсе произошедшего и ожидает тебя в Киеве.
– Ясно.
На этом общение было прекращено. Майор сообщил, что охранять меня будут шесть бойцов из его группы, но командовать ими будет другой командир. Охранять не явно, вряд ли я их увижу. Раны у меня не смертельные, пару дней полежу, пока врачи не дадут добро, и меня отправят в Киев. О его погибшем бойце мы оба не говорили, считая это платой за смерть сержанта из бомбардировочного полка. Майор ушел, но появились врачи, что занялись моим осмотром, сообщив, что уже завтра можно будет покинуть больницу, нужно только несколько процедур пройти, шов на боку вполне неплох. Потом был обед, матушка кормила, а я все размышлял. Ладно, черт с ними, раз временно нужен, то продолжу работу, хотя понятно, что от меня избавятся сразу, как эта надобность отпадет, а пока полечимся.
Однако все оказалось не так просто, как могло показаться на первый взгляд. На следующий день за мной приехали и выдали форму комсостава без знаков различия. Награды и документы не вернули, видимо в Киеве дожидаются. С родными я общался достаточно холодно, предали, другого отношения им ждать не стоит. Меня выписали из больницы, но отвезли не на аэродром, а к зданию Управления РККА, где собралась та самая «тройка» трибунала. Меня лишили звания и всех наград. За дезертирство. Срока не дали, посоветовали воевать хорошо, чтобы утерянное вернуть.
Теперь понятно, почему форма без знаков различия, странно, что обычную красноармейскую не выдали. Все всё наперед знали. Видимо, решили провести воспитательную акцию. Как будто мне дело до всего этого есть. Тут же я получил документы простого красноармейца ВВС и направление в тот же транспортный полк. Как оказалось, лейтенанта Некрасова из списков личного состава полка вычеркнули, как пропавшего без вести еще неделю назад. После этого меня отвезли на аэродром, и когда начало темнеть, небольшой одномоторный самолет с трем пассажирами поднялся в воздух и полетел к Киеву. Я же положил под голову сидор, его мама собрала, и вскоре уснул.
Добрались мы до места назначения еще в темноте. Я иногда просыпался, трясло на воздушных ямах, окончательно проснулся, когда садились. Отстегнув ремни, тут сиденья пассажирские были, и прихватив сидор, я покинул салон самолета. Посадку мы совершили не на аэродроме нашего транспортного полка, это вообще бетонный стационарный, тут два истребительных полка дислоцировались, что защищали город. Пассажиры разошлись, охраны своей, которая якобы должна быть, я не обнаружил, поэтому направился к блажащему зданию, где имелся штаб. Там дежурному предъявил направление, и меня отправили досыпать в казарму БАО. А когда рассвело, покормили и на попутной машине отправили на нужный аэродром. Прямого рейса не было, пришлось другую машину ловить, но доехал, пару последних километров прогулявшись пешком от перекрестка, где меня высадили. В полку моему появлению удивились, как и тому, что я уже не лейтенант. Дальше меня оформили в БАО полка на должность моториста, потому как в расписании не было должности летчика, все штатные расписания были заполнены.
Я как раз пришивал голубые петлицы к только что выданной красноармейской форме с эмблемами ВВС, когда меня нашел посыльный. Машина прибыла, меня ждут в штабе фронта.
Сам я сидел на крыше полуземлянки для рядового состава, меня там заселили, и описывал большой группе командиров и простым красноармейцам, что пока отдыхали, как прошел тот вылет, ну и все остальное, включая расстрел. А что, с меня подписки о неразглашении не брали. Свои сомнения и уверенности, что не достреляли в первый раз, так дострелят в следующий, тоже изложил. Как до Москвы добирался – описывал, добыв у бандитов документы, но дальше рассказать не успел, прервал посыльный. Рассказ произвел на слушателей огромное впечатление, и посыльного встретили не самыми добрыми взглядами, всем хотелось знать, что было дальше и почему я теперь простой красноармеец. Сам я, быстро надев форму, петлицы пришить успел, и застегнув ремень, побежал к КП, машина там стояла, зеленая «эмка». Сопровождающий был знакомый, в звании капитана, он и отвез меня в город, где сопроводил в кабинет к маршалу.
– Здравствуй, Юрий, – вставая из-за стола, сказал Буденный. – Да уж, ситуация с тобой неприятная сложилась. Но ты не волнуйся, воюй как следует, и все вернем. К сожалению, на трибунал я повлиять не мог, тем более проводился он в Москве, а не тут.
– Бывает, – пожимая руку маршалу, ответил я. – Мне, честно сказать, все равно. Не за награды воюем.
– Тоже верно. Сегодня ночью первый вылет, нужно срочно добыть свежие разведанные. Вернемся к прежнему ведению службы. Полк бомбардировщиков уже пополняется. Тоже «ночники», да и часть экипажей смогли выйти к своим.
– Их, надеюсь, не пытались расстрелять?
Маршал поморщился и сказал, взглянув на меня:
– Все же обиделся.
– Нет, но помнить буду всю жизнь. Еще и внукам своим расскажу.
– Какой ты злопамятный. Ладно, сейчас Турбин подойдет, дальше решите все с ним.
– Есть, – козырнул я, бросив руку к пилотке. – Разрешите идти?
– Идите.
Прошлые доверительные отношения у нас с маршалом не появятся уже никогда. Он это тоже понял, поэтому молча кивнул, провожая меня задумчивым взглядом, пока я шел до двери и покидал кабинет. Турбин уже находился тут, в приемной, со шпалами подполковника и новеньким орденом Боевого Красного Знамени.
– Товарищ подполковник, поздравляю с наградой и повышением в чине, – сказал я.
– Благодарю, – кивнул тот. – Идем в кабинет, там и поговорим.
Дальше пошла основная работа. Он на карте показал, где нужно работать. Ближайшие три дня ведем только разведку, разведанные требовались как глоток воды путнику в пустыне. После этого меня отпустили и даже обратно в полк отвезли, что меня поразило. Обычно рядовой состав не возят на легковых машинах. Как хочешь сам добирайся. В полку я закончил рассказ и занялся получением довольствия. Форму ранее получил, сдав свою комсоставовскую, теперь остальное нужно. Старшина уже должен со складов все получить. Личное оружие еще получить нужно. Выяснив, что у старшины имелась возможность выдать СВТ, у него их две штуки было, выбрал одну, и ее вписали в мое удостоверение. К винтовке штык-нож и три подсумка с магазинами нашлись. Патроны получил, по количеству магазинов. Попросил выдать спаснабор, но кладовщик отказался это делать. Я за БАО числюсь, ему нужен приказ сверху. Сидор получил, красноармейский котелок и ложку, запасные портянки, полотенце и мыло.
А когда возвращался к своей землянке, рядом остановилась «полуторка», и выглянувший из кабины старшина, не знаю его, но петлицы наши, голубые, приказал мне:
– Боец, быстро в кузов.
– Товарищ старшина, у меня особое задание.
– Боец, вы что, не слышали приказ старшего по званию? В кузов!
– Есть, – козырнул я.
Рывком взлетев в кузов, используя как опору заднее колесо грузовичка, сразу сел, а машина рванула с места. Там еще трое бедолаг сидели с пустыми петлицами. Я сел у левого борта, положив рядом сидор и поставив винтовку между ног. Лавок тут не было, на полу сидели. Остальные не вооружены. А я ведь винтовку даже не почистил от консервационной смазки, от ротного старшины шел, когда успеть-то. Двигались мы к городу, а потом за него. Проехав еще километров пятнадцать, мы прибыли в село, пока не добрались до хозяйственных строений местного совхоза. Старшина покинул машину, а мы остались в кузове. Только водитель вышел и закурил. Старшина недолго отсутствовал, вернулся с невысоким мужичком-живчиком в сером пиджаке.
– Бойцы, кто умеет свиней и коров забивать?
Парни в кузове с недоумением переглянулись, явно городские, не их тема. Пришлось поднимать руку.
– Я умею, товарищ старшина.
– Хорошо. Остальные тебе помогут. Значит так, нужно для совхоза забить десять бычков и три коровы, а также восемь свиней. Из них две свиньи и один бычок наши, погрузите в машину. Приказ ясен?
– Да, товарищ старшина, – немного вразнобой ответили мы.
Подхватив винтовку и сидор, я покинул кузов грузовичка, и мы направились в сторону загона. Дальше раздевшись, чтобы не испачкаться, я взял нож. Председатель колхоза мне его протянул, хороший свинорез, и началась работа. Быстро разделывал, и всё грузили на телеги. Нас покормили, ужин был, потом продолжили работу. Как раз темнеть начало, когда я закончил и мы стали готовиться к отъезду. Мясо накрыли куском брезента, что там был. На него все и положили. Искупавшись в местном пруду и постирав кальсоны от крови, я оделся и подошел к машине. Пора было возвращаться.
– Похоже, наши моторами гудят, – сказал старшина. Огонь папироски освещал его лицо, когда он втягивал дым.
– Да, это с нашего аэродрома машина, – прислушавшись, подтвердил я. – Взлетела с той стороны. Видимо, борт, что на разведку должен вылететь. Странно, что без меня полетели, это лишено всякого смысла.
– Не понял? – удивился старшина.
– Я должен был лететь на этом борте. Приказ маршала Буденного, – широко зевнув, ответил я.
– Почему не сообщили? – строгим голосом спросил старшина, бросая под ноги папироску.
– Вы мне не дали, надавили званием и приказали сесть в машину. Мне-то все равно, держать ответ за срыв боевого задания буду не я. Это раньше, до трибунала, когда я лейтенантом был, мог послать вас куда подальше, а сейчас пустые петлицы, ответственности нет. Тоже неплохо.
– Твою мать! В машину! – заорал старшина.
Мы устроились в кузове, сев на накрытые брезентом туши, и грузовик буквально полетел по ночным дорогам в сторону аэродрома. Как водитель ни торопился, в одном месте пришлось час простоять, пока пропускали встречную колонну по понтонному мосту, и прибыли мы к месту расположения полка ближе к полуночи. На въезде нас остановила охрана, осветила фонариками, и старший поста буквально зарычал, опознав меня. Оказалось, меня уже везде с собаками искали. И виноватыми в пропаже именно охрану сделали. Пропал охраняемый объект. Тут же сюда подскочили две машины – командир полка, особисты, Турбин. Последний пистолетом перед лицом старшины махал, грозился пристрелить. Его арестовали, ремень сняли, повели на гауптвахту, а мне приказали следовать за подполковником. Мы рванули к ожидающему нас борту.
– Ты почему этому идиоту не сказал, что имеешь особое задание?! – прорычал Турбин в машине.
– Говорил, но старшине было наплевать. Ему свой приказ выполнить нужно, похватал встречных бойцов и поехал. Тем более я не знал, на какое время мы задержимся. Удобно быть простым красноармейцем, никакой ответственности.
Турбин на это только зарычал, он реально в бешенстве находился. Тут мы подкатили к самолету. Моторы уже запущены, винты вращаются. Разместились в салоне, дальше, пока борт шел на взлет и поднимался в небо, я достал запасную портянку, порвав ее, и стал проводить чистку винтовки. Темнота мне не мешала. Жаль, масла оружейного нет, на сухую, но хоть так. Потом снарядил магазины, доставая патроны из сидора, подсумки на ремне разместил, фляжку, пока пустую, все выпил, когда на машине в полк возвращался, и убрал их. Когда мы пересекли передовую, я уже был вооружен. Дальше началась рутинная и привычная работа. Так увлеклись, что едва успели вернуться на аэродром до рассвета. Потом я отправился в столовую, ведь рядовому составу писать рапорты не нужно, для этого командиры есть, а Турбин – по своим делам. Разведданных мы добыли изрядно. С нами разведчики летели, у одной крупной танковой части сели. Они сбегали и притащили офицера, его в штаб отправили, допрашивать.
Поужинав, я отправился в душ, приметив, что за мной двое приглядывают, видимо, та самая пресловутая охрана по типу «А». Я бы искупнулся, но покидать аэродром нельзя, это, будучи лейтенантом, наплевав на все, мог сбегать искупаться или порыбачить, а тут нельзя. Так что душевая для состава БАО, вот она моя полуземлянка и нары, где я устроился спать. Теплые еще, прошлый боец, что тут спал, только что встал по распорядку дня. Вырубился я мигом.
В этот раз меня разбудили. Юрка с сияющим лицом держал в одной руке сапоги, в другой командирскую форму со знаками различия лейтенанта и наградами, закрепленными на френче. На мои похожи. Звездочка тоже имелась.
– Что случилось, товарищ младший лейтенант? – поинтересовался я, садясь.
– Командир, ты чего? Вот, форму твою принес, приказали вернуть. С наградами. В штабе удостоверение вернут.
– Юра, меня лишили всего по трибуналу, по суду. И вернуть все тоже могут только по суду. Военному суду. Он был? Тогда возвращение всего это незаконно. Неси обратно.
– Командир?.. – обиженно насупился он.
– Юра, ты не поверишь, как же хорошо быть простым красноармейцем.
– Ты издеваешься, да?
– Да. Буду тянуть до последнего. Сами все сделали, под трибунал отдали, сами пусть и прыгают. Говорю же, буду тянуть до последнего.
– Ага, ясно.
Он ушел, унеся форму, я же быстро оделся, винтовку в стойку с оружием поставил, подсумки снял и убрал в сидор и направился в столовую, завтракать. Оттуда меня прогнали, распоряжения не было кормить, в списках меня не значилось. Тогда пошел на поиски командира БАО. Раз уж за ним закреплен. Насчет меня у него распоряжений не было, но отправил на помощь мотористам, которые двигатель меняли на одном из бортов. Там мне выдали старый комбинезон, так и работал. На завтраке не был, да и обед мимо меня пролетел, пришлось своими, из собранного мамой вещмешка припасами питаться. Как раз темнеть начало, меня вызвали в штаб полка, и командир предъявил мне решение военного суда с восстановлением в звании и наградах. Пришлось менять красноармейскую форму на командирскую. После этого я поспешил сдать все, что получил, обратно ротному старшине.
Там меня и нашли. Оказалось, борт наш на разведку десять минут назад должен был отправиться, только меня искали. Я на это лишь пожал плечами. Меня никто не поставил в известность о времени вылета. Да и вообще о том, что он будет. Получить оружие и спас-набор я не успел, пришлось так вылетать. Рейс тоже прошел благополучно, хотя дважды пришлось прятаться от истребителей-«ночников», много их летало, явно нас искали. Однако вернулись с новыми разведданными. Турбин тут же отбыл, а я отправился ужинать и отдыхать. Не со всеми в столовую, с экипажем нашего транспортного борта и разведчиками, а в землянку, где забрал сидор, и, отойдя в лес, достав припасы, стал ужинать. Позже вернувшись, разделся и лег спать.
Проснулся я в четыре часа дня, как показывали наручные часы. Дневал я снова в палатке командиров, сюда меня перевели. Умывшись и посетив удобства, я отправился к старшине. Там получил оружие, пистолет ТТ, довольствие, шинель, укрываться, когда спать буду, ну и спаснабор. У него же взял плотную бумагу для посылки. Вернувшись в землянку, я доел остаток того, что Тося собрала, позавтракал и, сняв с себя все награды, положил в сделанный конверт. Заклеил его и, прихватив пустой сидор, прогулялся до ближайшей деревни. Там прикупил припасов, отдал конверт местному почтальону, он отправит, и вернулся. Хм, а был соглядатай, что сопровождал меня туда и обратно.
– Лейтенант, ты почему в столовую не ходишь? – спустился в землянку командир БАО, майор.
Вскочив, я вытянулся и, вскинув руку к пилотке, успел ее надеть, доложился:
– Товарищ майор, был вчера, прогнали. Сказали в списках нет. Я уже закупил припасы в деревне, буду питаться ими.
– Не дури, лейтенант. Иди в столовую, тебе там оставили, – буркнул он и, развернувшись, ушел.
– Есть, – хмыкнул я и снова развалился на нарах.
Жаль, Юрки нет, в рейсе, поболтать не с кем. Экипаж борта, с которым я летаю, в другой землянке проживал.
А вообще мне сменили должность, я теперь не летчик, а заместитель начальника штаба полка по разведке. Сомневаюсь, что такая должность раньше была, видимо, для меня придумали. Тем более я действительно разведкой занимаюсь. Вздохнув, в столовую сходить все же нужно, прогулялся, там меня покормили, как раз и экипаж борта, с которым летаю, там встретил. А потом рутина. Снова вылетели на разведку и благополучно вернулись, разминувшись с истребителями «ночниками», но попав под огонь зениток в одном месте. Ладно хоть все мимо. А после посадки, сдав парашюты, когда мы направились к столовой, Турбин уже укатил в штаб, сегодня ночью мы закончили охватывать всю линию фронта, меня перехватил посыльный и отправил в штаб полка. Тут и командир обнаружился:
– Товарищ подполковник, лейтенант Некрасов по вашему приказу прибыл.
– Это что такое? – спросил он, высыпав из конверта мои бывшие награды на стол.
– Я могу ошибиться, но кажется, ордена и медали.
– Не дерзи, лейтенант. Почему ты награды отправил на адрес своей матери?
– Я подумывал их выкинуть, но решил все же отправить родственникам, хоть какая-то память обо мне будет, – честно ответил я.
– Выкинуть? – вздохнул комполка, оперевшись кулаками на столешницу.
Присутствующие в землянке комиссар и начальник штаба только зло выдохнули, с возмущением взглянув на меня. Именно комиссар и спросил:
– Лейтенант, почему? Ведь это доказательство твоих заслуг перед родиной. Преступление отказываться от них.
– Преступление отбирать их… Знаете, я долго думал насчет них. Да, государство наградило меня ими, но так же легко и лишило, ясно показывая, как относится к ним. С безразличием относится. Как это так? Захотели – наградили, захотели – отобрали? Я еще понимаю, звание – это отобрать можно, но награды? Не представители трибуна награждали меня, не им и отбирать награды. А они отобрали. Я этого не приемлю и мысленно отказался от них, так же, как государство от меня. Так будет справедливо.
– Это твоя работа, – повернулся комполка к комиссару: – Ты у нас целитель человеческих душ, вот и разбирайся.
– Идем, лейтенант, прогуляемся. Ты успел поужинать? – спросил он, выводя меня из землянки наружу.
– Нет, товарищ батальонный комиссар.
Мы неторопливо шли в сторону столовой. Я нес на плече сидор спаснабора, не успел в землянку закинуть. Шлемофон на голове, комбинезона не было, в форме летал. Комиссар явно собирался с мыслями, после чего сказал:
– Знаешь, поразмыслив, я начал понимать твою позицию. Именно понимать, хотя я и не согласен с ней. Ты сейчас как еж, выставил иголки и отталкиваешь всех.
– Поговорить за жизнь не удастся, – пожал я плечами. – Я не потому ершусь, что обиделся или что-то подобное. Вот еще, я взрослый человек, чтобы обиды держать. Да, того сержанта, что погиб, когда нас расстреливали, вот его жаль, но он отмщен. Нет, вся эта ситуация, что создается мной искусственно, проводится не для этого.
– Заинтриговал, – сказал комиссар.
– Вы, я смотрю, образованный человек. Кем были на гражданке? Если не секрет. Так я разберусь, что стоит говорить.
– Заведующим я был. Заведующим городской библиотеки. В партии с двадцать третьего года.
– Понятно. Может, слышали такую фразу? Незаменимых у нас нет. Кто ее сказал?
Мы прошли в столовую и сели отдельно, где одна из официанток начала носить нам пищу. Мне ужин, а комиссару завтрак, тот явно недавно встал. Мы приступили к приему пищи. Комиссар все обдумывал сказанную фразу и, когда мы поели, все же признался: