Иван Иванович Козлов
Умирающий гейдук Иллирийская баллада
«Орел ты мой белый! спустися на дол,
Слети с поднебесья, мой белый орел!
Взгляни: я Заремба, в крови пред тобой,
Бывало, ты помнишь, в боях удалой,
Телами пандуров тебя я кормил;
Прошу, чтобы службу ты мне сослужил.
Потом пусть добычей орлятам твоим
С кровавым, с отважным и сердцем моим.
Пустую лядунку мою ты схвати
И к брату Рамейке скорее лети.
Двенадцать зарядов с собой я носил,
Двенадцать пандуров я ими убил.
Но с ними таился Бенаки-злодей;
Бездушный, боялся он сабли моей, —
Булат неизменный лишь выхватил я,
Он сзади кинжалом ударил меня.
Лети – и родимый за брата отмстит.
И вот еще перстень – в нем яхонт горит —
И шитый узорно платок мой цветной,
Отдай их вернее Милене младой;
И станет мой перстень она целовать,
А слезы узорным платком отирать».
И мчит орел белый в безмолвьи ночном
Лядунку и перстень с узорным платком.
И к брату Рамейке орел прилетел;
Рамейко с друзьями в похмелье сидел,
О брате убитом едва потужил,
Пустую лядунку откинул и пил.
К прелестной Милене помчался орел,
И деву младую он в церкви нашел;
И к ней он явился с заветным кольцом, —
Милена с Бенаки стоит под венцом.
Тайна
В лесу прибит на дубе вековом
Булатный щит, свидетель грозных сеч;
На том щите видна звезда с крестом,
А близ щита сверкает острый меч.
И свежую могилу осеняет
Тенистый дуб, и тайны роковой
Ужасен мрак: никто, никто не знает,
Кто погребен в лесу при тьме ночной.
Промчался день, опять порой урочной
Ночь темная дубраву облегла;
Безмолвно все, и медь уж час полночный
На башне бьет соседнего села.
И никогда страшнее не темнела
Осення ночь: она сырою мглой
Дремучий лес, реку и холм одела —
Везде покров чернеет гробовой.
Но меж дерев багровый блеск мелькает,
И хрупкий лист шумит невдалеке,
И факел дуб вблизи уж озаряет:
Его чернец в дрожащей нес руке.
К могиле шел отшельник престарелый,
И вместе с ним безвестно кто, в слезах,
Идет, бледней своей одежды белой;
Печаль любви горит в ее очах.
И пел чернец по мертвом панихиду,
Но кто он был – чернец не поминал;
Отпел, вдали сокрылся он из виду,
Но факел всё в тени густой мерцал.
На свежий дерн прекрасная упала
И, белую откинув пелену,
Потоки слез по мертвом проливала,
Могильную тревожа тишину;
И вне себя, вдруг очи голубые
На щит она внезапно подняла
И, локоны отрезав золотые,
Кровавый меч их шелком обвила;
Безумья яд зажегся в мутном взоре,
Сердечный вопль немеет на устах.
Она ушла, и лишь в дремучем боре
Таинственный один остался страх;
И меж дерев уж факел не мерцает,
Не шепчет лист, и тайны роковой
Ужасен мрак: никто, никто не знает,
Кто погребен в лесу при тьме ночной.
