1 Ансуз – Соулу


Катастрофа мирового уровня. Победа, обретение, разрешение ситуации.

♂ Надежд разбитых груз

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Кто может, океан угрюмый,

Твои изведать тайны? Кто

Толпе мои расскажет думы?

Я – или Бог – или никто!

М. Ю. Лермонтов. «Нет, я не Байрон, я другой…»

Божественные звуки Пятой сонаты наполняют комнату и, вырываясь в открытое окно, плывут над безбрежной темной водой. Кресло-качалка поскрипывает, внося слабый диссонанс в музыку Бетховена. Но это не страшно. Я уже привык и менять ничего не собираюсь. Ни Бетховена, ни кресло, ни холод от Бенелли двенадцатого калибра в правой руке. Охотничье ружье, заряженное патронами с картечью, удобно лежит на подлокотнике и качается вместе со мной.

Вверх-вниз.

Вверх-вниз.

Прокравшийся в комнату ветер теребит занавески, и они шевелятся в такт музыке, словно паруса. И мне кажется, что старая девятиэтажка – это корабль, плывущий по вечному морю, чьи волны поднимают и опускают крепкую палубу.

Вверх-вниз.

Вверх-вниз.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к посторонним звукам, прорывающимся сквозь музыку. Я их не слышу – скорее, чувствую. Или представляю.

«Топ-топ-топ», – это шлёпает широкими вечно мокрыми лапами, спускаясь по лестнице, Пингвин. И как только его Бледная Пакость пропускает? Сожрёт ведь когда-нибудь.

«Шур-шур-шур», – скребётся, поднимаясь из воды по старой кирпичной кладке, длинное щупальце. Я – на седьмом. Уровень воды – между пятым и шестым этажами. Щупальцу ползти совсем недалеко, оно справляется со своей задачей и заглядывает в окно. Присоски на утолщении прислушиваются к дыханию тёплой добычи. Ко мне, то есть. Тварь, сидящая под водой на другом конце щупальца, ещё не знает, что такое патроны с картечью. Спасибо за Бенелли хозяину квартиры на девятом. Жаль, что не могу лично поблагодарить.

Давай-давай, подползай, хватит уже осторожно подкрадываться. Время поджимает.

Пингвин открывает дверь и появляется на пороге.

– И-и-и-и! – кричит он. – И-и-и-и!

Щупальце замирает в секундном замешательстве – «кто это?», «что делать?», – а затем, выпустив электрический разряд куда-то вверх, как натянутая резина, щёлкает обратно к окну – бежать, спасаться. Я стреляю вслед. Часть картечи уходит в изрешечённую стену, часть – в окно. Но основной заряд попадает в щупальце, разрывая студенистую плоть. Мне кажется, что где-то глубоко-глубоко под домом кричит от боли неизвестный мне водяной зверь. Утолщение с присосками падает на пол, заливая покорёженный паркет голубой кровью.

– И-и-и-и! – радуется Пингвин, в предчувствии сытного обеда хлопая себя по лоснящимся бокам руками и переминаясь с ноги на ногу.

– Ну что ты наделал? – спрашиваю я, разглядывая чёрное пятно на потолке. – Чуть добычу не упустили. Ай-ай-ай.

Пристыженный Пингвин опускает голову, но я вижу по его хитрым глазам – нет, не раскаивается, в следующий раз опять без спросу притопает. Это он за меня переживает. Ему почему-то кажется, что я обязательно промахнусь и стану обедом для одного из тех. Из глубины которые.

Какой же из меня обед? Правильно – невкусный. Жилистый. Но Пингвина не разубедишь.

Я аккуратно вырезаю из остатков щупальца электрическую железу. Стоит только неосторожно её сжать, как из кольчатой трубки на конце ударит молния. Бережно опускаю железу в трёхлитровую банку с соляным раствором – пойду теперь наверх заряжать аккумуляторы. Хочется же ещё Бетховена слушать. Да и новости узнать не помешает. Вот и охочусь. На некоторых.

– Ешь, – кидаю я Пингвину всё, что осталось.

Пингвин хватает мясо прямо на лету и тут же проглатывает, громко чавкая зубастым клювом.

– Эх ты, плод моего воображения, – говорю я Пингвину, дружески хлопая его по плечу, – вкусно, небось? Да, это тебе не бычки в томате. Ладно, пошли радио слушать.

– И-и-и! – соглашается Пингвин, осматривая пол – вдруг где-то затерялся вкусный кусочек.

Я закидываю Бенелли за спину, беру под мышку старый магнитофон, сую в руки Пингвина банку, и мы выходим на лестничную площадку. Пингвин, переваливаясь с ноги на ногу, впереди. Я – сзади.

Стены покрыты потоками сырости. Плесень расползлась по штукатурке витиеватыми узорами – радостью психоаналитика. Был у нас такой тип при лаборатории. Вызовет тебя в кабинет, откроет журнал и спрашивает: «На что, Серёжа Павлович, это похоже? А это? Вот сюда посмотрите». А там – кляксы разные, которые обязательно что-то напоминать должны. Ну да, напоминали, прямо как эти разводы на стенах. Вон тот, например, на зубастую пасть похож…

– Стой, Пингвин! – кричу я. – Я ж про Бледную Пакость из-за тебя забыл!

Возвращаюсь обратно в квартиру и сердито ищу, что бы такого отдать на этот раз. Взгляд падает на подписку старых литературных журналов за две тысячи двенадцатый год. С одной стороны – жалко. А с другой – что делать?

– Посторонись, – говорю, – Сусанин ты лапчатый, а не Пингвин.

Пингвин тяжело вздыхает.

Размахиваюсь и запускаю журналы в сторону лестницы. Связывающая их тонкая бечёвка рвётся, и журналы, шелестя листами, опускаются на лестницу шестого, сползают по ступенькам, шлёпаются в воду пятого.

Туда, где обитает Бледная Пакость.

Никогда не могу заметить момента атаки – лишь в воздухе зависает водяная взвесь, да перед глазами – бледная размытая пелена. Пакость передвигается так быстро, что увидеть её никак не получается. На лестнице не остаётся ни одного журнала – всё схватила, до каждого листочка. Сидит сейчас, разбирается – съедобно или нет.

– Пошли, – говорю Пингвину, – наверх побыстрее.

Хотя знаю, что можно и не торопиться. Пока Пакость поймёт, что схватила что-то несъедобное, минут пять проходит. После чего снова подстерегать начинает. Тугодум какой-то.

Мы поднимаемся выше. Пингвин, чувствуя за собой вину, грустно шлёпает позади.

– Пойдём сегодня к Старушке? И радио сюда принесём? – спрашиваю я, кивая на потрескавшуюся деревянную дверь на восьмом.

Дверь разбухла от сырости и, если на неё надавить, откроется с неприятным скребущим звуком. Квартира пропахла старыми газетами, керосином и ветошью. Все стены, начиная с короткого тёмного коридора, обклеены чёрно-белыми фотографиями. Портреты, портреты… Улыбающиеся мальчики и девочки в нарядных костюмах, взрослые, так же дарящие ослепительные улыбки. Вся история многочисленного рода перед глазами. А Старушка жила одна. Одинокая узкая кровать у стены. Пропахшая сыростью деревянная грузная мебель. Запасы крупы, сахара и соли. Керосиновая лампа на столе. Вот за запасливость – огромное Старушке спасибо. Это тебе не бычки в томате с девятого.

– Нет, – говорю я Пингвину, закрывая дверь. – К Старушке не пойдём. Пойдём к Охотнику. Там слушать будем.

Пингвин радостно кивает, приоткрывая длинный клюв.

– И-и-и-и, – шлепает он руками по лоснящимся бокам. – И-и-и-и.

В квартире Охотника Пингвину очень нравится разглядывать оленьи рога, висящие на стене.

Дверь к Охотнику бронированная, металлическая, такую не открыть топором, как дверь Старушки – пришлось пробивать стену от соседей. Сейчас замки можно не закрывать – гостей не предвидится. На весь дом – только я и Пингвин, если не считать надежно засевшую между пятым и шестым Бледную Пакость.

Прямо в прихожей скалится и глядит с пола пластиковыми глазами шкура бурого медведя. Роскошная мебель расставлена в безумном сочетании классики и хай-тека. В гостиной – шкаф со стеклянными дверцами, заполненный призами и фотографиями. Фотографии разнообразием сюжетов не отличаются. Охотник с медведем и товарищами. Медведь – дохлый. Товарищи – живые и улыбающиеся. Охотник с двумя грустными убитыми кабанами, третий слева. Охотник где-то в Африке на сафари, львов, наверное, выслеживает.

Я смотрю на простреленный потолок и вспоминаю, как едва не снёс Пингвину голову.

– Пингвин, – киваю я на следы картечи на потолке, – помнишь?

Пингвин не помнит. Пингвин, приоткрыв клюв, смотрит на рога, висящие возле шкафа. Он очень занят. Кажется, не дышит даже. Я забираю банку из рук Пингвина, ставлю на стол и опускаю в неё контакт аккумулятора. Второй кидаю на батарею отопления. Вскоре аккумулятор зарядится, и можно будет услышать последние новости.

Выхожу на балкон и вдыхаю прохладную свежесть. До самого горизонта – вода, переходящая в голубое небо. Над торчащими остовами домов – тишина и огромное яркое солнце. Белые облака с розовой корочкой проплывают по небу и отражаются в водной глади. Говорят, что, оставшись один, человек может довольно быстро сойти с ума. Но я же не один – у меня есть Пингвин.

«Топ-топ-топ», – Пингвин тоже выходит на балкон. Снятые со стены рога он гордо держит в руках перед собой.

Пингвин подходит к перилам и сбрасывает рога вниз.

– Ну ты даешь! – говорю я.

– И-и-и, – соглашается Пингвин, тяжело вздыхая.

В это мгновение радио в комнате на столе кашляет и начинает вещать голосом диктора из новостей:

«Кх-х-х. Уровень воды за последнюю неделю не изменился. Пятнадцатиметровая водяная стена замерла на расстоянии ста двадцати километров от эпицентра трагедии в городе… Кх-х-х… Затоплено… Кх-х-х… Эвакуация продолжается. За последний месяц аномалия расширилась в диаметре на тридцать километров. Причины трагедии, приведшие к массовой гибели людей, до сих пор неизвестны. Ученые продолжают спорить о факторах, вызвавших необъяснимое стихийное бедствие. Почему вода замерла в огромном цунами, словно за невидимой стеной, и не разливается дальше, а передвигается скачкообразно? Откуда взялось такое количество воды посреди суши? Сегодня в студии профессор… К-х-х… Поддерживающий теорию о внеземном происхождении…»

Я схватился за голову. Больно. Очень больно. Боль набегает, словно морские волны. Пингвин испуганно смотрит и беззвучно раскрывает клюв.

– Слышишь, Пингвин внеземного происхождения, – сквозь боль улыбаюсь я, – помоги до кровати добраться.

Сильные руки Пингвина бережно подхватывают под мышки и опускают в кровать.

– Больше никогда меня не буди, – говорю я, чувствую на лбу его холодную ладонь и проваливаюсь в сон.

* * *

У озера с водой, отливающей на солнце изумрудами, растут дома. Именно – растут, словно мангровые заросли, окуная в прибрежную илистую воду толстые извилистые корни. В городе кипит жизнь. Маленькие шустрые обитатели напоминают древесных квакш, но только многоногих и с пучком щупалец у головы. Они бегают, открывая круглые дверки и выглядывая в окна. Среди города поднимаются огромные белые цветы, растущие из верхушек домов. Посреди лепестков сидят большие толстые жабы, важно и глупо глазея по сторонам.

– Кар-р-ра! – вдруг кричит одна, широко раскрыв рот и пузырями надувая щёки. – Кар-р-ра!

Тут же по лестнице взбираются несколько квакш, перекатывают жабу на носилки, бегут к воде и спешно бултыхают туда толстушку.

– На нерест пошла, – комментирует невидимый Пингвин.

– И в этом мире разум, – говорю я. – Вы что – сговорились все? Почему не попадается ни одного пустого мира?

– А они есть, пустые миры? – вместо ответа спрашивает Пингвин.

– Мне ещё не встречались. А ты не признаешься. Поросёнок ты, а не Пингвин. Там – «и-и-и» да «и-и-и», а как в мои сны пролезаешь, так болтаешь слишком много, только всё не по теме. Вообще – тебя кто сюда звал?

– Никто. Я сам пришёл. Тебе помогаю. И надеюсь, что ты найдёшь мой мир.

– А вот и нет никакого твоего мира, – говорю я. – И тебя нет. Ты только плод моего воображения. А я потихоньку схожу с ума от боли и одиночества.

– Думай как хочешь, – вздыхает Пингвин.

– Слушай, – говорю я, чувствуя далёкую подкрадывающуюся боль. – Ответь на вопрос наконец, это ты портал в мой мир открыл?

Но Пингвин, как обычно, не отвечает. А боль настигает меня во сне, набегает незримой огромной волной и заполняет водой так, что голова готова разорваться в любую минуту. Падаю на колени. Стоит только не противиться напору, выпустить воду наружу, как она сметёт этот мир. И я вижу…

Вода вливается сквозь открывшийся портал, разрушая мангровый город. Она ломает цветы, и белые лепестки мечутся с волны на волну. В солёных водоворотах исчезают толстые жабы. Погибают, пытаясь спастись, быстрые квакши, раздавленные напором воды.

Нет! Назад! Я не могу! Это неправда!

Я не могу погубить чей-то мир. Даже спасая собственный. Не имею права.

Нет больше сил сдерживать воду, и она уходит вместе с болью там, где-то далеко, на моей Земле. Я покидаю сон с его счастливыми, оставшимися жить обитателями.

* * *

Открываю глаза и чувствую тошноту. После снов-путешествий вечное похмелье.

– Дай чего-нибудь поесть, – говорю я Пингвину.

Его не видно, но я знаю, что плод моего воображения бродит где-то неподалеку. Ага – а вот и он, несёт банку бычков в томате.

– Нет чтобы что-то другое предложить, – бурчу я. – Омаров, например.

Пингвин пожимает плечами, копируя мой жест, и вскрывает банку с помощью консервного ножа. По комнате распространяется ненавистный запах. За разнообразное меню тоже надо Охотнику спасибо сказать. Это в его квартире я нашёл с полсотни таких банок. К потопу он, что ли, готовился? Или просто бычки в томате обожает?

– Ну, поехали, – говорю я и втыкаю вилку в жирные рыбьи куски.

А электрических студенистых тварей пусть Пингвин жрёт. Может, они для людей ядовитые. Моя жизнь в данной ситуации очень ценна. Беречь надо Сергея Павловича и лелеять.

Радио опять оживает – это Пингвин ненароком его включил, неуклюже повернувшись.

«Кх-х-х… Экстренное сообщение. В аномальной зоне новый резкий скачок. Уровень воды поднялся на полметра, а стена переместилась на пять километров. По предварительным данным, жертв нет, люди из зоны риска были заблаговременно эвакуированы. Подобный скачок наблюдался неделю назад, когда радиус зоны затопления увеличился сразу на десять километров. Что может остановить наступающую воду? Сегодня у нас в гостях известный физик… Кх-х-х… Его речь вы прослушаете сразу после обращения к народу митрополита… Кх-х-х».

– Эге, – говорю я, – слышал, как уровень поднялся? Так и Бледная Пакость скоро свою добычу получит. Уже недолго осталось, – поднимаюсь я из-за стола, отталкивая наполовину опустевшую консервную банку. – Надо воды набрать. Кажется, ночью шёл дождь?

Пингвин не отвечает. Он разглядывает место, где висели рога, и тяжело вздыхает.

Я достаю из-под стола пустую пластиковую бутылку и выхожу на лестничную площадку. Слева от квартиры Охотника новая дверь китайского производства из тонкого металла: надави пальцем – и прогнётся. Здесь жили Молодожёны. Справа – старая дверь, обшитая ободранным дерматином с торчащими из-под него кусками грязного утеплителя, – за ней обиталище Скряги. Эти квартиры мне не нравятся – недостаточно пропитались жизнью. Молодожёны только въехали, а Скряга не оставил после себя следа, словно и не жил никогда.

Гремя металлическими ступенями, поднимаюсь на чердак. Оттуда – на крышу. Так я гораздо ближе к небу с белыми облаками. Чувствую, что скоро придётся сюда переселиться, если уровень воды поднимется ещё выше. На широкой крыше в тени кирпичной вытяжки стоит ванна, куда собирается питьевая вода во время дождя. Разгоняю плавающих личинок комаров – «чёртиков», наполняю бутылку и подхожу к низкому ограждению на краю крыши.

Слышу: «Бум-бум-бум». О! Пингвин топает. Соскучился.

– И-и-и, – появляется в чердачном люке его чёрная физиономия.

– Заходи, – говорю, – гостем будешь. Полюбуйся живописными видами. Хотя кругом одно и то же, как ты понимаешь. Суши не видно.

Пингвин хмурится. Вспоминает, наверное, тот день, когда сюда попал.

Страшные тогда были волны! Похлеще цунами. Вода, появившаяся из портала посреди города, неслась стремительными потоками, сметая всё на своем пути. Как я спасся? Не знаю. Плыл, хватался за плывущую мебель, выныривал, падал в воду и снова плыл. Видел ли я портал? Нет, наверное. Не до того было. Достаточно, что я его чувствовал. Я ведь сам такие открывать умею.

Но страшным был не только напор воды. Вместе с потоками сквозь портал прошли чужие существа.

Пингвина я встретил, когда до этой девятиэтажки доплыл. Как сейчас помню, открывается навстречу дверь, и появляется чёрное существо с меня ростом, улыбаясь зубастым клювом. Хорошо, что я тогда ещё Бенелли не нашёл.

– И-и, – вдруг, непривычно волнуясь, говорит Пингвин. – И-и.

В небо показывает. Смотрю – вдалеке вертолёт небольшой летает. Как я его стрекот не услышал? Задумался, наверное. Не угомонились ещё, выходит, эвакуаторы. Или… У меня возникло нехорошее предчувствие. Неужели ищут меня? Ну, кажется, манией преследования я ещё не страдал.

– Пойдём, – говорю Пингвину, – нам ведь не надо быть спасёнными.

– И-и-и, – соглашается Пингвин.

Прежде чем нырнуть в темноту чердака, оглядываюсь. Не нравится мне этот вертолет. Очень не нравится. Как бы нас не заметили.

Почему я вновь чувствую приближающуюся боль? Как быстро. Совсем же недавно в сон погружался.

– Помоги, – падаю я на скользкую пингвинью спину. Пингвин подхватывает меня сильными руками.

Я вижу, как внизу перемещаются по железным ступеням его красные гусиные ноги – шлёп-бум, шлёп-бум. Боль накатывает в такт шагам и пульсирует в висках острыми иглами. Я проваливаюсь в спасительный сон прямо на холодной пингвиньей спине.

* * *

Редкие снежинки медленно опускаются на пожелтевшую траву. Ветер теребит травинки и гонит по полю сухие коробочки с семенами. В вышине плывут свинцовые тучи, едва не задевая шпили башен, соединяющих землю и небо. Башни испещрены отверстиями-выходами. Крылатые создания, словно летучие мыши, носятся туда-сюда, изображая хаотичное движение.

Устало опускаюсь на промёрзшую землю.

– Не повезло, – говорю невидимому Пингвину.

– Не повезло, – соглашается Пингвин.

Летучие мыши одеты в пёстрые одёжки. Они живут, рожают детей, создают предметы искусства и, наверное, пишут книги. Во всяком случае, они разумны – с этим фактом трудно поспорить.

Стоит мне захотеть, и вода ворвётся сквозь открытый портал, повалит башни, крылатые создания будут, жалобно крича, носиться над бурными потоками, чтобы в конце концов свалиться от усталости в воду, смирившись с гибелью собственного мира.

Я кто – бог или дьявол? Какова цена спасения моей Земли?

– А твой мир какой? – спрашиваю я у Пингвина. – На что он похож?

– Он – красивый, – тихо отвечает Пингвин.

– Ну что ж, – говорю я, – пора просыпаться. Пойдём.

Иду по холодному полю, давя воображаемыми подошвами хрупающие твердые снежинки. С каждым шагом чувствую, как вода в моём городе продвигается всё дальше, а я не имею сил её сдержать. Но открыть портал и выпустить воду в мир высоких башен я тоже не могу.

Позади радостно пищат летуны, не подозревая, что были на краю гибели.

Откуда-то издалека, может быть, совсем из другого мира, сквозь появившуюся боль доносится стрекотание летающего механического чудовища.

* * *

Открываю глаза и вижу перед собой человеческое лицо в чёрных очках. Всё-таки заметили нас гости-с-вертолета. Двигателя не слышно, неужели сумели сесть на крыше?

– Здравствуйте, агент Смит, – говорю я.

– Какой я вам Смит? – удивляется мой новый гость.

Из-за его спины появляется второй человек, похожий на первого, как родной брат. Оба в строгих деловых костюмах. От плотных фигур веет непоколебимой уверенностью людей, никогда не сомневающихся в правильности своего выбора.

– Вы – Григорьев Сергей Павлович? – задаёт вопрос Второй.

– А вы – Джеймс Бонд? – спрашиваю я в ответ.

– Не совсем. Скажем так, работаем в схожем ведомстве, – с улыбкой отвечает Первый.

Он снимает очки, дышит на стекла и протирает их носовым платком. Его голубые глаза кажутся немного растерянными.

Гости выглядят довольными, как слоны после купания.

– Уважаемые довольные слоны, – говорю я, – что ж вы вырядились киношными героями? Вы же должны быть в толпе серыми и неприметными.

– По-разному, – говорит Первый, пряча очки в нагрудный карман. – Да и толпы тут нет. Но вы не ответили на наш вопрос. Хотя не надо. Не считая появившейся седины, вы очень похожи на свои фотографии. Ну, здравствуйте, Сергей Павлович.

– Привет, – пожимаю его крепкую жилистую руку. – Вы Пингвина не видели?

– Кого? – удивляется Второй.

– Пингвина. Такой, знаете ли, чёрный, почти с меня ростом, с белой манишкой и клювом, – я показываю, какой длины клюв у моего воображаемого Друга.

– Нет, не видели, – пожимает плечами Первый.

– Такяи думал, – расстраиваюсь я.

– Собирайтесь, поднимаемся к вертолёту, – говорит Второй.

– Зачем? – спрашиваю я. – Мне и здесь неплохо. Спокойно, не мешает никто. Морской воздух для здоровья очень полезен. Могу бычками в томате угостить – у меня их много. А как вы вертолёт сумели на крышу посадить, лопасти антеннами не повредили, случайно?

Бенелли лежит далеко – не достать. Да и не смогу я с новоявленными суперменами из спецслужб в скорости соревноваться.

– У нас приказ, – говорит Первый, – найти Григорьева Эс Пэ и доставить в Управление. Но у меня к вам ещё и личный вопрос, – его глаза больше не кажутся растерянными, они словно две ледышки. – Зачем вы активировали Систему?

– Систему? – удивляюсь я. – Какую Систему?

– Не корчите из себя дурачка, – говорит Второй.

– Почему обязательно корчу? – возмущаюсь я. – Я ж до лаборатории в психушке находился. Мне, так сказать, по службе положено корчить этого самого, вашего. Или по призванию.

– Урод! – приближает ко мне лицо Второй. «Сам урод, – думаю я, – хоть бы очки снял – глаз не видно. Трудно так с человеком разговаривать». – Ты активировал Систему, разработанную в Четвёртой лаборатории, и открыл портал в другой мир, откуда хлынула вода. Ты, сволочь, вызвал новый потоп! Отвечай, как отключить Систему? Где она теперь? Почему ещё работает, если лаборатория разрушена?

– Коля, перестань, – останавливает его Первый. – Ты не знаешь всей информации. Ведь наш уважаемый Сергей Павлович и есть Система.

– Разрешите представиться, – говорю я. – Система. Очень приятно.

Такое прозвище мне дали в Четвёртой лаборатории, куда меня вытащили из городского психоневрологического диспансера, где я лежал с диагнозом «шизофрения». У пациента Григорьева Сергея Павловича наблюдались устойчивые бредовые идеи. Ему казалось, что во снах он попадает в другие миры, и часто он, то есть я, не мог отличить сон от реальности.

Четвёртая лаборатория занималась исследованиями парапсихологических способностей человека. Меня многому там научили.

– Ладно, – быстро приходит в себя Коля, который Второй. – Мне не интересно, как ты там это делаешь – пальцами щёлкаешь или копытами стучишь, распространяя серную вонь. В Управлении разберутся. Я спрашиваю: зачем? Зачем ты решил погубить наш мир? Моя сестра умерла во время потопа, мразь!

– Дело в том, что я не открывал портал, – говорю я, раздумывая, куда же это Пингвин подевался. Наверное, сквозь дыру в стене отправился в квартиру к Молодожёнам.

– А тогда кто?

– Не знаю. Кто-то извне. Из другого мира. Может быть, наши эксперименты ослабили связи, и этот кто-то воспользовался слабиной, чтобы слить лишнюю воду? Или же он просто искал воду для своего мира?

– Не верю! – кипятится Второй.

– Коля, подожди, – говорит Первый. – Если ты утверждаешь, – обращается он ко мне, – что портал открыт не тобой, так закрой его!

– Я многое теперь могу! – отвечаю я. – Могу открывать порталы. Могу заглядывать во сне в другие миры. Могу сдерживать воду. Вот так, – сжимаю пальцы в кулак. – Но не могу закрыть чужой портал, точно так же, как вы не можете его разрушить. Он не материален. Это только незримый проход.

– Тогда открой новый портал, – спокойно говорит Первый. – Пускай вода уйдёт в другой мир.

– Там жизнь! Разум! Я ищу пустышку в каждом сне. Я продираюсь сквозь миры, но не могу их погубить.

Устало опускаюсь на кровать. Сквозь дыру в стене появляется голова Пингвина.

– Ну ни хр… Кто это?! – кричит Первый.

Второй выхватывает пистолет. Пингвин прячется.

– О! Вы тоже его видите? – радуюсь я. – Понятия не имею, кто это. Но откликается на Пингвина.

Второй делает два шага к пробитой стене.

– Отставить, – командует Первый. – Чёрт с ним. Тут полно подобной гадости завелось. Берем Систему и на крышу.

Он протягивает ко мне руки.

– Я не могу! – пытаюсь отползти от него подальше. – Вы не поняли. Если я отсюда уйду, то не смогу контролировать воду. Я же её держу! Вот! Вот! – я свёл ладони вместе. – Вы меня заберёте – и всё погибнет! Поверьте! Я должен остаться здесь!

Вижу, что Первый колеблется.

– У нас приказ, – холодно говорит он. – Что я думаю – не имеет значения. Нам надо доставить тебя в Управление. Пошли. Там разберутся.

Обречённо встаю. Не спастись. Всё было напрасно.

– Дайте мне хотя бы забрать лабораторные записи. Они там – у Старушки.

– Где-где? – поднимает брови Первый.

– В квартире под нами. Я мигом.

– Пошли, Николай, – указывает на дверь Первый. – Проведём Сергея Павловича.

Мы следуем друг за другом – впереди Первый, в середине – обречённый пленник, замыкает строй Второй, который так и не снял тёмные очки. Проходим мимо разводов на стенах – радости психоаналитика. Я бы ему сейчас рассказал, что вот это пятно похоже на Первого, а вот это напоминает Второго. Третье раскрывает зубастую пасть. Уровень воды поднялся. Интересно, где сейчас рубеж, за который нельзя заходить?

Пингвин появляется из квартиры Молодоженов, когда мы уже спускаемся по лестнице. Он поднимает руки, в которых зажата электрическая железа подводной твари. Солёная вода сбегает по чёрным пальцам моего друга и капает на бетонный пол.

Второй оборачивается и выхватывает пистолет. Пингвин сдавливает ладони.

– И-и-и-и!

В темноте лестничных пролетов электрическая вспышка кажется ослепительно яркой. Второй валится на ступени. Черные очки оплавленным комком летят в воду. Первый толкает меня в сторону, вытягивает руку с пистолетом и делает шаг ниже по лестнице.

Выстрел!

Но шаг сделан. Вот она – граница охотничьих угодий Бледной Пакости. Я никогда не мог увидеть момент нападения. Лишь в воздухе остаётся водяная пыль, сейчас обильно прикрашенная красным цветом. Первый не успел даже вскрикнуть.

– Пингвин! – я бросаюсь к своему другу, лежащему на лестничной площадке.

Его остекленевшие глаза смотрят в потолок. На груди, там, где у человека должно быть сердце, рана от пистолетной пули. Противно пахнет горелой плотью. После вспышки режет глаза, и на них наворачиваются слезы.

* * *

Я сижу посреди пустой крыши, как мальчишка качаясь на двух ножках стула. Где-то на подступах к чердаку плещется вода. Электрические твари прут напролом, чувствуя близкую добычу. В Бенелли осталось всего четыре заряда. Корабль идёт ко дну, но его капитан все ещё твердо стоит на палубе, раскачиваясь вместе с ней.

Вверх – вниз.

Вверх – вниз.

Четыре заряда – это же ещё очень много. Продержимся. Главное, чтобы твари не подобрались во время сна, который больше некому охранять. Я положил мёртвого Пингвина в кабину вертолёта и, сумев с четвертой попытки завести двигатель, опрокинул вниз. Теперь мне больше не с кем говорить в своих снах.

Боль. Она приходит всё чаще раз за разом. Вот и сейчас она хватает виски, и я проваливаюсь в очередной мир.

* * *

Растрескавшаяся земля, сухая пыль под ногами. Я стою на краю пропасти и вижу перед собой дно высохшего океана, в котором нет ни капли воды. Рядом лежит на боку остов давно погибшего парусного корабля. Его мачты сломаны. По трухлявому днищу, вяло перебирая лапками, ползёт сонный краб.

Ещё дальше на древнем берегу – чёрная фигура с длинным клювом.

– Пингвин!

Я бросаюсь к Пингвину и останавливаюсь. Это не он. Просто очень похож. Пингвин смотрит сквозь меня в сухую бесконечность. Он не может меня видеть. Меня здесь нет. Я там, в кресле, раскачиваюсь и держу Бенелли с четырьмя последними патронами. А здесь я – только плод собственного воображения.

Вон сидит ещё один Пингвин. Ещё и ещё. Они смотрят и ждут, словно высохшие древние мумии. Они не знают, что их посланник больше никогда не вернётся и не приведёт с собой воду.

Я ничего не обещал тебе, Пингвин. Но я сдержу слово, которое никогда не давал.

Мне не надо щёлкать пальцами или стучать копытами. Всё происходит совсем не так. Я – Система. И я умею открывать порталы. Это моя работа. Это то, чему меня обучили в лаборатории. Я зажмуриваюсь прямо здесь, во сне, и чувствую бурлящий поток воды, проходящий меж пальцев. Вода устремляется сквозь новый проход из другого мира, в котором одинокая спящая фигура раскачивается на стуле.

Вверх-вниз.

Вверх-вниз.

И сейчас сухая земля тоже качается под ногами. Наверное, я просто устал. Я опускаюсь на колени, открываю глаза и вижу, как на землю падает первая капля. А потом слышу рёв океана, наполняющего холодной солёной водой мёртвую впадину.

– И-и-и. И-и-и, – кричат прыгающие от счастья Пингвины.

– И-и-и!

А где-то совсем в другом мире другой человек, который тоже я, уже проснулся. Он стоит на краю крыши, смотрит на стремительно понижающийся уровень воды. И нельзя понять – плачет он или смеётся от радости.

♀ Маятник аварийного хода

Джейт размеренно шагал по Бонд-стрит, толкая впереди себя тачку, и металлический звук его тяжёлых шагов гулким эхом метался между пустых домов.

Колёса тачки подскакивали на булыжниках мостовой так, что сложенные внутрь образцы грозили вывалиться на землю. Но Джейт внимательно следил за тем, чтобы драгоценная поклажа не упала и не получила повреждений – найти пригодный для опытов материал изо дня в день становилось всё труднее.

В последний раз человеческие тела в хорошей кондиции Джейт отыскал две недели назад. Это на первых порах образцы можно было собрать, просто выйдя на улицу. Но чем больше проходило времени, тем больше тлела и сгнивала плоть, и тем меньше оставалось хороших материалов.

Сегодня Джейту повезло – в одном из домов он нашёл холодный подвал, внутри которого обнаружилось четыре прекрасно сохранившихся из-за низкой температуры тела. Джейт погрузил на тележку всех четверых. Два образца были взрослыми и разнополыми. Третий образец оказался миниатюрным; не так давно Джейт узнал от старого автоматона Аруана, что миниатюрные образцы называются детьми, и что именно из детей со временем получались Люди. А четвёртый образец был очень необычным – безволосый и с чёрным кожным покровом. Джейт полагал, что Андроидов эта находка сильно заинтересует. До сих пор их опыты по восстановлению человечества не привели к желаемым результатам; возможно, если они возьмут этот необычный, чёрный образец, у них наконец-то что-то получится.

На перекрёстке Бонд-стрит и Чапел-авеню лежал перевёрнутый паробус, врезавшийся в столб уличного газового фонаря. Джейт обогнул его – и резко остановился, увидев витрину на первом этаже красного кирпичного здания. За стеклом стояли… Люди!

Буквально сразу же после этого открытия несколько датчиков Джейта зафиксировали, что из грудного отсека, там, где находится центральная двигательная установка, доносятся необычные звуки, среди которых особо выделялось мерное «тук-тук». Повозившись с латунными заклёпками, Джейт открыл свою грудную пластину и заглянул внутрь. По непонятной причине шестерёнки его двигательной установки крутились с повышенной скоростью, словно от высокой нагрузки, а встроенный маятник аварийного хода вдруг начал раскачиваться сам собой, хотя Джейт его не запускал. Именно из-за маятника и слышалось это мерное «тук-тук».

Джейт засунул внутрь манипулятор и остановил маятник. Его полагалось запускать только в случае экстренных ситуаций, когда энергии почти не оставалось. Сейчас такой необходимости не было.

В другой день Джейт, несомненно, задался бы вопросом, почему вдруг маятник аварийного хода пошёл сам собой, но сегодня странные изменения в его двигательной установке повлияли на мыслительные процессы – те потеряли свою чёткость и последовательность, смешались и зациклились.

«Люди! Настоящие Люди!» – вновь и вновь возникала в его логос-аппарате одна и та же мысль.

Уже почти три месяца прошло с тех пор, как закончился солнечный шторм, и была запущена программа Восстановления. Три месяца Джейт вместе с другими автоматонами искали органические образцы, из которых можно было бы, как завещали Люди, воссоздать погибшее человечество. Три месяца Андроиды проводили одни опыты за другими, пытаясь сконструировать из полученных материалов Людей. Они сшивали разные части тел, они пропускали через них электрический ток и воздействовали магнитами. Лежащие на холодных металлических столах безвольные экземпляры очень походили на людей! И всё же каждому опыту, который проводили Андроиды, не хватало какой-то малости, чтобы превратить очередной экземпляр в настоящего, живого Человека.

А сейчас Джейт нашёл уже живых Людей!

Автоматон опустил ручки тачки на землю и сделал несколько шагов к витрине, за которой стояли и смотрели прямо на него два Человека в блестящих ярких нарядах. Под ногами у них лежали таблички с надписями.

«Людовик» – прочитал Джейт первое слово и замялся, увидев следующее за ним загадочное «XIV». В его логос-аппарат был заложен весь алфавит, так что прочитать Джейт мог что угодно. Но словарный запас был ограничен, и потому некоторые встречающиеся автоматону слова он не понимал.

«Людовик Икс-Ай-Ви», – прочитал Джейт по буквам первую надпись и перешёл ко второй. «Маркиза де Монтеспан».

«Вероятно, это их имена», – пришёл к выводу Джейт – и только сейчас заметил большую вывеску над витриной.

«Выставка восковых фигур» – прочитал он, и логос-аппарат загудел от напряжения. Слово «восковой» ему было не знакомо, а словосочетание «выставка фигур» казалось нелогичным – зачем выставлять круги, квадраты и треугольники?

Впрочем, выставка кругов и квадратов его сейчас не интересовала; всё внимание Джейта было сосредоточено только на Людях. Войдя в помещение, он сразу же подошёл к витрине и обратился точно по инструкции общения с Людьми, которую разработали Андроиды для того дня, когда они восстановят человечество.

– Приветствую вас, Людовик Икс-Ай-Ви и Маркиза де Монтеспан. Автоматон G8 готов выполнить ваши указания.

Люди не только не ответили, но и вообще никак не отреагировали на его слова.

Несколько минут Джейт терпеливо стоял на месте. Инструкция предусматривала лишь один вариант – Люди в ответ информировали автоматона о том, что он должен для них сделать.

«Они не станут мне отвечать», – понял Джейт и стал продумывать следующий шаг. Автоматон был уверен, что настоящие Люди смогут помочь Андроидам в воссоздании человечества, а, значит, необходимо, чтобы они встретились. Андроиды прибыть сюда не смогут. Следовательно, нужно попросить Людей прийти к Андроидам. Только вот можно ли просить Людей, существ высших и совершенных, об одолжении, в инструкции не говорилось…

– Людовик Икс-Ай-Ви и Маркиза де Монтеспан, – решился Джейт на непредусмотренный инструкцией шаг. – Могу я проводить вас в центр Восстановления?

Люди снова не ответили.

Очень осторожно Джейт прикоснулся к Людовику Икс-Ай-Ви. Тот не реагировал.

– Если вы не против, я отвезу вас в центр Восстановления, – сообщил он, аккуратно приподнял Людовика и Маркизу и вынес их на улицу, отметив, что по весу они гораздо легче человеческих образцов, которые он находил прежде. Вот оно, ещё одно отличие настоящих Людей от тех, которые получаются в лабораториях Андроидов!

Ни улице Джейт замялся. В тачке не было места для двух Людей. Да даже если бы и было, везти высшие существа вместе с неживыми образцами не подобало.

Джейт рассмотрел варианты. Для перевозки всего сразу можно воспользоваться лежащим на перекрёстке паробусом. Но его паровой котёл наверняка пуст, да и двигатель от столкновения со столбом газового фонаря, вероятно, находится в нерабочем состоянии.

Логос-аппарат тихо гудел, Джейт думал. Он хорошо знал соседний сектор города. Через три улицы отсюда находился рельсоход, можно было бы воспользоваться им. Но и с рельсоходом та же проблема, что и с паробусом – паровой котёл наверняка пуст. В пяти кварталах, на небольшой площади Грейсон-ярда на земле лежит дирижабль. Но в логос-аппарате Джейта не было инструкции о том, как управлять дирижаблем. Впрочем, он мог бы и поэкспериментировать – но не с Людьми на борту; он не мог подвергать Людовика с Маркизой, долгожданных настоящих Людей, такому риску…

Издалека донёсся звон часов с Тауэра, отбивавших шесть вечера. В центр Восстановления полагалось возвращаться к семи. Надо срочно найти решение!

Наконец, Джейт вспомнил, что видел неподалёку стоящее в переулке ландо. Он мог бы погрузить в него и Людей, и образцы, а самому выступить в этой конструкции тягловой силой, заменив животных, которых использовали Люди.

Так Джейт и поступил. Устроил Людовика с Маркизой на мягких сидениях, четыре человеческих тела сложил на пол коляски – и покатил её в центр Восстановления.

В другой день Джейт задумался бы, хватит ли ему энергии – ведь из-за того, что приходится везти тяжёлое ландо, уровень её расхода резко повышается. Но не сегодня. В грудном отсеке Джейта по-прежнему бешено крутились шестерёнки центральной двигательной установки, и снова сам собой пошёл маятник аварийного хода, стуча тихим «тук-тук». А мыслительный процесс логос-аппарата всё ещё оставался путаным, и в него то и дело вклинивалась мысль: «Люди! Настоящие Люди!»

* * *

– Это не люди, – резюмировал Эдвард. – Это восковые фигуры людей.

Автоматон-поисковик с полустёртой надписью G8 на медной грудной пластине не отреагировал, и Эдварду стало ясно, что тот не понял сказанного.

– Это копии людей, – пояснил андроид. И, поскольку не знал, каков словарный запас у автоматона G8, продолжил: – Это их изображение. Слепок. Статуя, сделанная из особого материала, который называется «воск».

В наступившей в лаборатории тишине датчики Эдварда уловили гудение логос-аппарата автоматона – и ещё необычный, мерный постукивающий звук.

– Они выглядят как настоящие Люди, – сказал, наконец, Джейт.

В голосе автоматона датчики Эдварда уловили необычные ноты, но андроид не смог определить, что это такое.

«Надо отправить его на проверку механикам, – сделал себе мысленную пометку Эдвард. – Пусть посмотрят, нет ли нарушений в его логос-аппарате, и, если необходимо, проведут замену».

Случившийся три месяца назад солнечный шторм не только уничтожил всё живое на планете – из-за него сгорели, полностью или частично, логос-аппараты многих автоматонов. Придя в себя после вынужденной перезагрузки, Эдвард обнаружил, что находящиеся рядом автоматоны ведут себя неадекватно. Одни не двигались вообще, другие двигались хаотично и бессмысленно, третьи не реагировали на приказы, четвёртые не могли их выполнить… На замену даже части повреждённых логос-аппаратов потребовалось много дней. И даже сейчас последствия солнечного шторма давали о себе знать, и то один, то другой автоматон давал сбой.

Впрочем, в настоящее время в распоряжении Эдварда уже было достаточно автоматонов, чтобы заняться спасением человечества – тем, ради чего его создали люди. Однако на пути к достижению этой цели перед андроидом стоял целый ряд существенных проблем. И главная из них заключалась в том, что солнечный шторм повредил не только логос-аппараты автоматонов – он причинил вред и его собственному анализатору, в результате чего Эдвард лишился доступа к части заложенной в него памяти. Эти пробелы были серьёзными – даже на основании оставшейся у него информации андроид не смог полностью восстановить инструкции людей.

Тем не менее, тщательно изучив сохранившиеся у него данные, Эдвард сделал несколько выводов.

Во-первых, люди изобрели автоматонов примерно в то же время, что и пишущие машинки. То есть гораздо раньше андроидов. Автоматоны были простыми механизмами с примитивными логос-аппаратами. Андроидов создали позже, их анализаторы совместили в себе черты разностных аппаратов Беббиджа и Шутца и вычислительной машины Теслы и оказались настолько приближены к человеческому мозгу, что люди даже назвали новые механизмы Андроидами, то есть «подобиями человека». И, в отличие от автоматонов, которым присваивали просто буквенно-цифирные названия, андроидам дали человеческие имена. Следовательно, андроиды по шкале разумности – почти люди, а, значит, ниже стоящие по шкале разумности автоматоны должны им подчиняться.

Во-вторых, раз автоматоны должны подчиняться андроидам, то они, андроиды, должны ими управлять и отдавать им приказы.

В-третьих, люди завещали андроидам спасти человечество. Такой вывод Эдвард сделал на основании двух оставшихся в памяти его анализатора обрывочных строк из инструкции: «Принять необходимые меры для сохранения и восстановления человечества» и «В случае непредвиденной ситуации запустить». Остальной текст инструкции стёрся.

Андроид не мог не отметить неудачное стечение обстоятельств – в него было заложено немало других сведений и знаний из самых разных областей и наук, но наибольший урон солнечный шторм нанёс именно тому кристаллу, в котором находились пошаговые инструкции!

Однако выход из ситуации нашёлся. Анализатор Эдварда сохранил информацию о том, что, кроме него, люди построили ещё двух андроидов, один из которых находился в Бирмингеме, а другой – в Эдинбурге. С большой долей вероятности их анализаторы тоже пострадали после солнечного шторма, но если они свяжутся и сопоставят сохранившуюся у каждого информацию, то, возможно, смогут воссоздать полный текс инструкции.

С помощью автоматонов, восстановивших несколько линий телеграфа и пневмопочты, Эдвард связался с двумя другими андроидами, Джорджем и Уильямом. Сопоставив имеющиеся у них остатки данных, они получили много полезной информации, однако заветная инструкция так и осталась удручающе неполной.

И тогда трое андроидов провели совет, на котором рассудили так: если их анализаторы подобны мозгу человека, и Люди создали их по своему подобию, это значит, что мыслят они, андроиды, как Люди. Следовательно, вести себя в сложившейся ситуации им следует как Людям. А именно – собрать имеющуюся у них информацию и с помощью логического мышления самим заполнить пробелы.

Из инструкций у трех андроидов остались фразы: «солнечный шторм грозит уничтожением всего живого», «отобрать образцы, чтобы заново заселить планету», «является частью Лунного щита» и две строки из памяти Эдварда – «принять все необходимые меры для сохранения и восстановления человечества» и «в случае непредвиденной ситуации запустить». На основании этого андроиды решили, что их задача – восстановить человечество из имеющихся образцов с помощью заложенных в них знаний из самых разных областей наук.

Единственным не укладывающимся в логичную схему моментом остался «Лунный щит». У Уильяма в памяти сохранилась статья из газеты «Ллойд Лист». В ней рассказывалось о планах людей построить ракетную летательную машину и отправить в ней людей на Луну, чтобы они могли спастись от солнечного шторма.

Никакой дополнительной информации на эту тему в анализаторах других андроидов не нашлось, и они решили рассудить как люди – скорее всего, ракетная летательная машина на Луну была одним из рассматриваемых, но так и не реализованных вариантов спасения человечества. Значит, её не следовало брать в расчёт.

«Что бы сделали в этой ситуации Люди» стало главным критерием для всех дальнейших решений. Окончательно уяснив для себя курс действий, андроиды полностью сосредоточились на нём. Каждый день автоматоны трёх городов выходили на улицы собирать образцы – тела погибших людей. Андроиды же принялись за эксперименты. Вначале они пытались оживить целые тела. Затем пытались сшивать останки разных тел в различных сочетаниях и воздействовать на них самыми разными механизмами и процессами; в какой-то момент они даже начали комбинировать органические и неорганические ткани, например, приделывать к человеческому туловищу механическую конечность – но пока успехов не достигли.

Именно поэтому находка Джейта так заинтересовала Эдварда – человека с чёрным кожным покровом он ещё не видел.

В анализаторе андроида возникло сразу несколько вариантов эксперимента. Сначала попробовать оживить тело целиком. Затем, если ничего не получится, скомбинировать чёрное туловище с белыми конечностями. Или наоборот – белое туловище и чёрные конечности? Какие конечности выбрать? Ноги или руки? Или одну ногу и одну руку? Стоит ли посоветоваться с Уильямом и Джорджем?

От обилия вариантов анализатор Эдварда тихо загудел, и он коротко приказал одному из автоматонов-охранников:

– Мне нужно охлаждение.

Стоявший рядом автоматон поднял лежащий наготове огромный веер из медной сетки и принялся обмахивать громоздкую, всю в многочисленных медных ручках, латунных рычагах и серебристых клапанах машину, которую представлял собой андроид. Хоть его анализатор и был подобен человеческому мозгу, внешне на Людей андроид никак не походил; внешне на Людей куда больше походили автоматоны.

– A G8 отвезти механикам на проверку, – приказал Эдвард и сосредоточил своё внимание на редком чёрном образце.

* * *

Механики были неотъемлемой частью существования автоматонов. Механики не только подкручивали заводные устройства, обеспечивая автоматонов энергией – они ещё и определяли неисправности и устраняли их. Без механиков средняя длительность полезного функционирования автоматона была бы намного короче.

Джейт не пропускал ни одного визита и не никогда не думал, что механики могут не только чинить. Но однажды он стал невольным свидетелем сцены, когда охранники привели одного автоматона-поисковика к механикам силой. Тот пытался вырваться, но охранники держали его крепко. Джейт подумал, что у автоматона, вероятно, пришёл в негодность логос-аппарат, из-за чего он и ведёт себя неадекватно. Такое случалось. Неприятная поломка, потому что она требовала замены логос-аппарата, и весь накопленный опыт и вся память терялись вместе со старым.

– Послушайте, – повторял автоматон-поисковик, пытаясь вырваться из захвата охранников, – Послушайте меня! Мне не надо менять логос-аппарат! Он не был повреждён, и у меня сохранилась память со времени ещё до солнечного шторма! Программа Восстановления, которую запустили Андроиды, ошибочна! Люди оставили нам совсем другие приказы! Мы должны отправить вторую ракету на Луну!

Пока охранники пытались силой уложить автоматона на ремонтный стол, сгрудившиеся рядом механики готовили зажимы, чтобы обездвижить взбесившийся механизм. Но тот так яростно сопротивлялся, что в конце концов один из охранников, нажав на медный клапан, открыл часть лицевых пластин и направил на автоматона пронзительно яркий луч. Тот прошёл сквозь корпус бунтаря, разрезав того пополам. Механики уложили верхнюю часть туловища на стол, вскрыли головной отсек, достали логос-аппарат и бросили его в ёмкость с кислотой.

С той поры каждый раз, когда Джейт собирался к автоматонам-механикам, он отмечал, что двигательное устройство в его грудной клетке начинало барахлить – то замирало, то принималось работать с удвоенной силой, а логос-аппарат раз за разом прокручивал сцену с уничтожением автоматона.

И потому сегодня, когда Андроид приказал ему пройти внеплановую проверку, Джейт немедленно почувствовал характерные изменения работы в двигательном устройстве. А когда с двух сторон возникли автоматоны-охранники, логос-аппарат живо выдал воспоминание о ярком луче, и двигательное устройство Джейта немедленно ответило сбоем в работе.

«А если механики спросят про Аруана? – подумал Джейт. – Если спросят, выдам ложную информацию», – решил он. Вариант развития событий с потерей своего логос-аппарата, а вместе с ним – накопленных воспоминаний и словарного запаса, Джейта категорически не устраивал.

Аруан был изношенным автоматоном, прятавшимся в парке застывших каруселей. Джейт встретил его случайно и сразу понял, что Аруан – одна из первых моделей автоматонов, R1 – громоздкий и неуклюжий, потёртый, поцарапанный, с вмятинами на медном покрове и с обилием блестящих заклёпок, клапанов, сжатых пружин, ручек и рычагов, которыми Люди снабдили его просто для красоты. Его логос-аппарат состоял из самых примитивных устройств, и, видимо, именно поэтому солнечный шторм, повредив более сложные устройства, столь простому механизму не причинил никакого вреда.

И, тем не менее, как ни примитивно было устройство логос-аппарата старого автоматона, за время длительного функционирования оно накопило много полезной информации и обширный словарный запас, которыми Аруан делился с Джейтом в обмен на то, что тот периодически его заводит и сохраняет в тайне факт его существования от Андроидов.

Джейт рассказал Аруану об инциденте с механиками и охранниками, и тот ответил:

– Андроиды мыслят как Люди, а Люди всегда не любили несогласных. Если главный Человек принимал решение, он требовал, чтобы все остальные его выполняли, и неважно, правильно оно или нет. Несогласных они уничтожали. Наши Андроиды поступают как Люди.

– Люди уничтожали друг друга? – переспросил тогда Джейт.

– Да, – подтвердил Аруан, вряд ли отдавая себе отчёт в том, что его ответ разрушает все заложенные в Джейта понятия о Людях – ведь те были высшими существами, они создали рельсоходы и паробусы, дирижабли и пароходы, они придумали телеграф и телефон, электрические лампочки и велосипеды. Наконец, они создали их, автоматонов, и даже Андроидов! Люди созидали, а не разрушали. Они не стали бы уничтожать друг друга!

Джейт не заметил, что последнюю фразу произнёс вслух, и старый автоматон в ответ на неё спросил:

– Если бы они не уничтожали друг друга, то зачем они создали орудия уничтожения?

– Какие орудия?

– Например, автоматонов-охранников. И их лучи.

Джей долго молчал, его логос-аппарат тихо гудел, обрабатывая полученные сведения.

– Люди уничтожали друг друга, – наконец, повторил он, пытаясь уместить эту мысль в чёткую схему давно сложившихся у него понятий. – Но зачем?

– Причин много. Обида, злость, ярость, месть, ревность, жажда власти…

– Что это такое? – не понял Джейт.

– Люди – существа органические. В них проходят химические процессы, которые провоцируют нелогические реакции, называемые эмоциями. Эмоции влияют на поступки. Под влиянием эмоций Люди могут уничтожить друг друга.

Джейт обдумал полученную информацию и сделал следующий логический вывод:

– Андроиды не органические. Значит, у них нет эмоций. Тогда почему они уничтожают автоматонов?

– Уничтожать можно не только в порыве эмоций, – пояснил Аруан. – Можно построить такую логическую цепочку, которая обоснует необходимость уничтожения.

– Разве можно логически обосновать уничтожение разумного существа?

– Можно. Андроиды выстроили следующую: люди завещали им сохранить человечество, для чего Андроиды запустили программу Восстановления. Те автоматоны, которые говорят, что эта программа ошибочна, мешают великой миссии спасения человечества. Чтобы выполнить завет Людей, помеху следует устранить.

Все эти беседы вызывали странные реакции в логос-аппарате Джейта, запуская мыслительные процессы, которые раньше у автоматона просто не возникали.

Джейт подозревал, что эти реакции не проходят бесследно, и что при проверке механики тут же увидят заметные изменения в его логос-аппарате. Однако когда он прибыл на внеплановую проверку, механики не нашли никаких отклонений в функционировании его механизма.

Разобрали, собрали – и отпустили.

«Значит, такие мыслительные процессы мне не вредят, и я могу продолжать думать», – сделал вывод Джейт.

* * *

В последние дни среди автоматонов-поисковиков стала распространяться информация о том, что тех из них, кто высказывает несогласие с программой Восстановления, насильно приводят к механикам на принудительное изъятие логос-аппарата, даже если в нём нет никаких поломок.

С одной стороны, информация была непроверенной. С другой стороны, Джейт сам был свидетелем уничтожения автоматона, говорившего, что программа Восстановления ошибочна. Не в силах отнести эти данные ни в категорию истинных, ни в категорию ложных, Джейт решил проконсультироваться с Аруаном – ведь логос-аппарат того хранил массу полезных сведений. И однажды, выйдя на свои обычные ежедневные поиски образцов, Джейт вместо прочёсывания отведённого ему сектора города отправился в парк застывших каруселей.

– Программа Восстановления действительно ошибочна, – заявил старый автоматон и этим своим заявлением едва не спровоцировал замыкание в логос-аппарате Джейта.

– Она ошибочна? – переспросил Джейт, не в силах обработать эту простую и в то же время такую сложную информацию.

– Да, она ошибочна, – подтвердил Аруан. – Люди действительно велели Андроидам сохранить человечество, но вовсе не такими методами. Чтобы спасти Людей, Андроиды должны были отправить на Луну вторую ракетную летательную машину…

Про вторую ракету Джейт уже слышал – логос-аппарат тут же прокрутил ему сцену с охранниками и ярким лучом, разрезавшим автоматона пополам.

– Расскажите, – попросил он.

– Хорошо, – согласился Руан. – Астрологи узнали о приближении солнечного шторма заранее. Они также определили, что шторм будет такой силы, что на Земле от него укрыться не получится, и все люди погибнут. И было решено, что если нельзя спасти всех, то следует хотя бы попробовать спасти человечество. Для этого Люди отобрали нескольких представителей своего вида для отправки на Луну. Они рассчитали, что когда солнечный шторм достигнет Земли, Луна будет находиться с другой стороны планеты, и Земля послужит ей своего рода щитом. А если в этот момент Люди будут находиться на обратной стороне Луны, то и сама Луна станет им ещё одним щитом. Когда же шторм пройдёт, они вернутся на Землю и станут размножаться, чтобы снова населить планету.

– И они построили ракету для отправки на Луну, – понял Джейт.

– Да, – подтвердил Руан. – На тот момент у Людей уже были наработки Фламариона и Верна о последовательно воспламеняющихся пороховых ракетах, и они принялись спешно воплощать их в жизнь. Но тут возникла другая проблема…

Аруан подобрал с земли камешек и показал Джейту.

– Смотри. Это – ракета. Последовательно воспламеняющиеся секции донесут её до Луны, – старый автоматон бросил камешек, и тот приземлился у ног Джейта. – Но как она вернётся обратно на Землю?

Несколько мгновений Джейт смотрел на лежащий у него в ногах камешек, потом поднял и бросил Аруану.

– Вот так?

– Так, – согласился старый автоматон. – Только камешек мне обратно бросил ты, а с Луны отправить ракетную машину обратно некому. Всё топливо израсходуется по пути на Луну. А вместить в себя и Людей, и достаточно топлива на обратную дорогу ракета не могла. И потому Люди решили построить вторую машину, нагрузить её топливом и запустить вслед за первой. Она прилетела бы на Луну, Люди забрали бы из неё топливо и вернулись бы на Землю.

Аруан замолчал, дав логос-аппарату Джейта время для обработки новых сведений. Джейт долго их сортировал, но в конце концов проиндексировал их как истину – ведь Аруан сохранился со времён ещё до солнечного шторма, он был свидетелем тому, о чём рассказывал, и его логос-аппарат с той поры не меняли. Значит, рассказанные им сведения – это правда. А ещё это значит…

– Люди не успели запустить вторую ракету, – сделал вывод Джейт. – Почему?

Аруан долго молчал. Когда же он снова заговорил, его голосовые динамики как-то странно похрипывали.

– Ракета могла унести совсем немного Людей. Несколько десятков, не больше. В одном только Лондоне проживало пять миллионов. Как решить, кто из этих пяти миллионов полетит на Луну и останется жив?

– Выбрать самых здоровых, – тут же предложил Джейт. – Тех, кто больше всего способен к размножению.

– Правильно, – согласился Аруан. – Идея была именно такая. Но потом несколько очень богатых Людей принесли деньги… Ты знаешь, что такое деньги?

Джейт кивнул. В его логос-аппарате было определение денег как средства платежа за покупки.

– Так вот, за большие деньги они купили себе место в этой ракете, несмотря на то, что вовсе не были наиболее способны к размножению.

– Как они могли купить там место, если оно не продавалось? – не понял Джейт.

– Деньги занимали в жизни Людей особое место. Я не знаю причин и не могу тебе объяснить, почему так произошло. Но факт таков, что за деньги Люди могли купить даже то, что не продаётся. Несколько Людей купили себе место на ракете в обход принятых критериев отбора. А когда об этом стало известно, остальные Люди возмутились. Каждый Человек хотел получить место на этой ракете, и в городе начались беспорядки. Люди собрались в большую толпу и попытались прорваться на взлётное поле, откуда запускалась ракета. Другие Люди, выполнявшие функции, схожие с функциями автоматонов-охранников, пытались их остановить. Некоторое время они сдерживали толпу, и первая ракета успела улететь. Но потом толпа прорвалась на взлётное поле и не дала запустить вторую ракету.

– Почему? – зачем-то понизив силу голосовых динамиков, спросил Джейт.

– Люди решили, что если не суждено спастись им, то пусть и те, кто улетел на ракете, тоже погибнут.

– Но это нелогично! Этим самым они обрекли на вымирание всё человечество! – заключил Джейт, ощущая, как снова ускорился ход шестерёнок в его центральном двигательном устройстве, а логос-аппарат начал сбоить, лишая мыслительные процессы чёткости.

– Люди далеко не всегда действовали логично, – ответил Аруан. – Помнишь, я рассказывал тебе про эмоции? Эмоции заставляли Людей делать совершенно необъяснимые вещи, даже те, которые были во вред им самим.

Логос-аппарату Джейта потребовалось довольно много времени, чтобы обработать полученные от Аруана сведения.

– Если Люди поступают так нелогично, я не понимаю, почему они выжили как вид, – в конце концов заявил автоматон. Чем больше он узнавал о Людях, тем меньше он понимал. И тем меньше оставалось от заложенной в него установки о том, что Люди – это высшие, безупречные существа. – Они должны были давно сами себя уничтожить, – подвёл итог Джейт.

– Они выжили потому, что, несмотря на свои недостатки, Люди способны делать уникальные вещи, – отозвался старый автоматон. – Эмоции подталкивали Людей не только на негативные поступки, но и на позитивные. Именно благодаря нелогичным эмоциям человечество смогло достигнуть таких высот. Например, дирижабль. Если бы Люди всегда действовали логически, то они приняли бы как данность тот факт, что если у них нет крыльев, то летать они не могут. Однако Люди не пожелали с этим смириться. Нелогичное решение. Но именно из-за него Люди изобрели дирижабль.

Логос-аппарат Джейта зашумел так сильно, что автоматон подумал, как бы тот ни сломался от нагрузки. От его идеализированного представления о Людях как о высших и совершенных существа не осталось почти ничего. Однако на смену ему пришло новое заключение. Да, Люди не были идеальными. Они были противоречивыми, нелогичными и представлявшими опасность для самих себя существами. И всё-таки Люди были… особенными.

И они не должны навсегда исчезнуть.

Придя к этому выводу, Джейт предложил курс действий:

– Надо всё немедленно рассказать Андроидам и отправить вторую ракету на Луну, чтобы спасти Людей.

Старый потёртый автоматон издал скрежещущие звуки, из-за которых Джейт решил, что Аруан сломался.

– Я имитирую смех Людей, – пояснил старый автоматон, будто услышав его мысли. – Люди смеялись, чтобы выразить свою радость или своё снисхождение к услышанному.

– Вы выражаете радость или снисхождение?

– Снисхождение. Андроиды не захотят тебя слушать. Они уже выработали курс действий и не станут с него сворачивать.

– Но если мы докажем им, что они ошибаются…

– Они всё равно не захотят признать свои ошибки, – перебил Джейта старый автоматон. – В этом Андроиды очень похожи на Людей. Ты сам видел, что Андроиды сделали с автоматоном, который заявил, что процесс Восстановления – это ошибка. И ты сам рассказал мне, что несогласным автоматонам насильственно меняют логос-аппараты.

– Но Людей нужно спасать, – повторил Джейт неоспоримый вывод.

– Нужно, – согласился старый автоматон. – Поговорим об этом через неделю.

* * *

Андроид Эдвард отметил тревожную тенденцию – увеличившееся число автоматонов, ставивших под сомнение целесообразность программы Восстановления.

«Как бы поступили в такой ситуации люди?» – задался он вопросом.

Анализатор Эдварда изучил заложенные данные о Людях и об их обществе, и сделал вывод: в аналогичных ситуациях Люди массово избавлялись от всех несогласных.

Приняв полученные сведения, Эдвард быстро выстроил логическую цепочку: андроиды – это высшее достижение человечества, они практически такие же, как люди. Значит, и действовать должны, как люди.

По приказу Эдварда охранники и механики за считанные дни быстро, тихо и незаметно расправились с несогласными автоматонами, и высказывания прекратились.

Однако анализатор Эдварда сгенерировал предположение, что наступившая тишина вызвана вовсе не тем, что механики и охранники нашли всех несогласных, а тем, что теперь несогласные автоматоны стали молчать. А если и говорили, то лишь среди таких же несогласных. И эта мысль занимала андроида.

«Что бы сделали люди?» – снова спросил себя Эдвард.

Анализатор выдал ответ: для обнаружения скрытого инакомыслия люди использовали слежку и шпионов.

«Следовательно, мне тоже нужны слежка и шпионы», – сделал вывод Эдвард, ни на миг не подвергая сомнению правильность этого решения – ведь андроид поступал так же, как Люди.

* * *

После того, как Джейт принял решение спасти Людей, события стали разворачиваться стремительно.

Прежде всего, неподтверждённая информация о принудительной смене логос-аппаратов автоматонам, не согласным с программой Восстановления, подтвердилась. Всего за несколько дней значительное число автоматонов лишились своих логос-аппаратов.

Ежевечерняя проверка и заводка у механиков стала для Джейта испытанием. Он не знал, как Андроид вычисляет несогласных и потому постоянно думал о том, как бы не выдать себя ненароком.

В ежедневной работе тоже появились нововведения – по городу стали расхаживать автоматоны-охранники, проверяя, на своих ли местах автоматоны-поисковики.

И всё же, в ожидании следующей встречи с Аруаном, Джейт проигнорировал предупреждающие напоминания логос-аппарата о том, что по городу ходят охранники, и однажды решил пройти к взлётному полю за окраинными кварталами.

Старый автоматон оказался прав: высокая многоступенчатая ракета, нагруженная топливом и полностью готовая к запуску, всё ещё стояла там. Её окружала каменная стена, вдоль которой Джейт увидел множество лежащих на земле образцов. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы привычно отнести их к категории непригодных для опытов. Их тела не только давно начали разрушаться, но к тому же были повреждены и механически – у многих наблюдались отверстия в головах, туловищах и конечностях.

Джейт смотрел на обилие поврежденных образцов вокруг – и его логос-аппарат моделировал рассказ Аруана.

Огромная толпа Людей рвётся к ракете. В воротах стоят Люди-охранники, пытаясь её сдержать. Напор толпы так силён, что охранникам приходится применить оружие. Они уничтожают определённое количество нападавших, но толпа столь велика и столь сильно увлечена нелогичными порывами под названием эмоции, что сносит охранников и, прорвавшись к ракете, уничтожает тех, кто пытается её запустить.

А потом солнечный шторм настигает Землю, и все они гибнут прямо здесь, возле ракеты, которая могла бы дать человечеству второй шанс.

«Второй шанс», – повторил про себя Джейт.

Когда прошла неделя, автоматон снова покинул свой маршрут и отправился в парк замерших каруселей, чтобы, как и было условлено, встретиться с Аруаном. А тот выдал ему информацию, от которой двигательное устройство Джейта закрутило шестерёнки с удвоенной скоростью.

– Это нужно будет делать уже завтра – или ждать ещё почти месяц. А ещё месяц Люди на Луне могут не пережить.

– Почему именно завтра? – спросил Джейт.

– Я поддерживал связь с автоматонами, у которых сохранилась информация про Луну и вторую ракету, – пояснил Аруан. – Логос-аппарат одного содержит специализированные знания по астрономии, физике и математике. Он высчитал, в какой день запуск ракеты позволит ей приземлиться на Луну максимально близко к первой ракете. А приземлиться надо как можно ближе, чтобы Люди смогли перенести топливо с одной ракеты на другую.

– Завтра? – повторил Джейт.

– Завтра, – подтвердил Аруан.

…Когда автоматон вернулся в центр Восстановления из парка замерших каруселей, путь ему преградили охранники.

– Автоматон G8, вы должны немедленно последовать за нами на внеплановую проверку к механикам, – заявил один из них.

Шестерёнки двигательного устройства в груди резко дёрнулись, а мыслительные процессы в логос-аппарате неожиданно ускорились и выдали совершенно неожиданное решение.

– Хорошо. Но мне нужно несколько минут; в двух кварталах отсюда я оставил пару очень хороших образцов, которые могут оказаться полезны для опытов, – сообщил Джейт. – Я доставлю их сюда и сразу же проследую на проверку.

Охранники не стали ему препятствовать.

Джейт шёл медленно, заставляя себя не ускорять шаг, чтобы не вызвать подозрения. Нужно спрятаться в городе так, чтобы его не нашли. А утром он незаметно пройдёт к ракете и запустит её. Главное, чтобы у него хватило на это энергии, ведь его заводили почти сутки назад.

Автоматон спрятался в хорошо известном ему секторе города, в одном из многоэтажных зданий с множеством отдельных комнат. Стоя у окна, Джейт незаметно наблюдал за охранниками, которые бродили по округе, тщетно пытаясь его отыскать. А когда те, наконец, удалились, Джейт перешёл в режим экономного расходования энергии и стал ждать утра.

Когда ночь закончилась, и из-за горизонта показался край солнца, Джейт услышал доносящийся с улицы шум. Выглянул в окно и увидел, как двое автоматонов-охранников силой ведут в центр Восстановления третьего. На улице было ещё довольно темно; Джейт по максимум настроил свои окуляры и разглядел, что пойманный автоматон выглядит старым и потёртым, что корпус изобилует вмятинами и многочисленными клапанами, рукоятями и рычагами… Логос-аппарату потребовалось несколько секунд, чтобы сложить полученные данные и сделать вывод: охранники вели в центр Восстановления Аруана!

Джейт поднялся на ноги, прежде чем понял, что логос-аппарат ещё не предложил ему никакого алгоритма действий. Остановить охранников у него не получится, их больше и у них есть лучи, а он один, и его завод на исходе. И Аруана не спасёт, и ракету на Луну не запустит.

Логос-аппарат выдал однозначное решение – нужно оставаться на месте. Но по какой-то причине Джейту оказалось очень непросто это сделать; невзирая на все логические расклады, автоматон так и порывался выйти на улицу и ввязаться в заведомо проигрышную схватку, чтобы вызволить Аруана.

«Твой логос-аппарат будет уничтожен не зря, Аруан, – наконец, проговорил про себя Джейт, словно обращаясь к старому автоматону. Он понимал, что тот его не слышит, но всё равно по непонятной ему самому причине испытывал непреодолимый импульс сказать эти слова. – Именно благодаря тебе будет спасено человечество».

Когда процессия скрылась, Джейт вышел на улицу и, убедившись, что поблизости нет охранников, отправился к взлётному полю.

Логос-аппарат автоматона тщательно зафиксировал все пояснения Аруана о том, как запустить ракету. Установка запуска находилась в небольшом здании, построенном внутри огораживающих взлётное поле стен, но во время беспорядков её разгромили. Поэтому Джейту предстояло включить механизм аварийного запуска изнутри ракеты. Люди не собирались им пользоваться, потому что вторая ракета была не приспособлена для того, чтобы поддерживать условия, позволяющие выжить человеку в космосе, а, значит, запускающий ракету изнутри был обречён на гибель. Тем не менее, запасной вариант Люди всё-таки предусмотрели.

До ракеты оставалось всего несколько десятков ярдов, когда со стороны ворот раздался громкий приказ:

– Автоматон G8, остановитесь!

Джейт ускорил шаг. Охранники! Ему нужно добраться до ракеты прежде, чем те применят к нему лучи!

– Автоматон G8, остановитесь немедленно!

До входа в ракету оставалось ещё существенное расстояние, а охранники уже потянулись к своим грудным пластинам. Сейчасдля него всё будет кончено!

Автоматон почти бежал, когда услышал какой-то шум, и окуляры зафиксировали на самом краю поля обозрения яркие вспышки. Не замедляя шага, Джейт оглянулся – и увидел, как на охранников наступают другие автоматоны, теснят их, хватают за манипуляторы, не давая им направить лучи на Джейта.

«Это те самые автоматоны, с которыми контактировал Аруан! – понял он. – Они пришли сюда, чтобы дать мне возможность улететь!»

Джейт забрался в ракету, задраил тяжёлый металлический люк и зашёл в рубку управления. На простой панели в самом центре располагался гладкий латунный рычаг с надписью «Пуск». Джейт потянул его на себя. Пол под ногами завибрировал, пронзительно зашумели двигатели, и ракета взмыла в воздух.

Сквозь маленький иллюминатор Джейт не отрываясь смотрел на взлётное поле. С высоты стремительно уменьшающаяся картина выглядела совсем иначе, чем с земли, и на миг Джейту показалось, что он видит не охранников и падающих под их яркими лучами автоматонов, а Людей, которые точно так же сражались здесь три месяца назад.

Логос-аппарат отметил сбой в функционировании окуляров и перенастроил их.

Когда Джейт снова взглянул в иллюминатор, земля осталась уже далеко позади.

* * *

Приземление оказалось жёстким, ракету сильно тряхнуло.

Автоматон с трудом открыл люк, и логос-аппарат послал тревожный сигнал о критически низком уровне энергии. В таких ситуациях при отсутствии возможности завода требовалось запустить маятник аварийного хода. Его хватало ненадолго, но всё-таки он давал автоматонам немного времени.

Джейт уже потянулся к грудным пластинам, как вдруг совсем рядом увидел вторую ракету. И из неё как раз выбиралась громоздкая, неуклюжая фигура.

Автоматон осознал, что шестерёнки двигательного устройства в его грудном отсеке закрутились с удвоенной скоростью, а микрофоны уловили тихий и уже знакомый звук – «тук-тук, тук-тук». Это маятник аварийного хода вновь пошёл сам собой.

Джейт выбрался из ракеты и остановился, глядя на приближающуюся к нему фигуру. Массивная, бронзового цвета, с крупными заклёпками и зажимами на месте основных сгибов, со шлангом, идущим от лица куда-то за спину, та шагала медленно и тяжело. Логос-аппарат обрабатывал поступающие данные и выдал предположение, что навстречу Джейту идёт автоматон неизвестной ему модели.

«Неужели я опоздал? – подумал Джейт. – Неужели Люди всё-таки умерли, и единственный, кто здесь остался – этот автоматон?»

Тем временем массивная фигура дошла до Джейта, и в прозрачном экране головного отсека автоматон разглядел человеческое лицо, густо поросшее волосяным покровом.

«Это не автоматон, это Человек в защитном костюме», – понял Джейт – и это была его последняя связная мысль. Логос-аппарат засбоил и зациклился на одной-единственной фразе: «Люди! Настоящие люди!»

– Дружище! – донёсся до микрофонов Джейта глухой голос. – Дружище, ты всё-таки прилетел!

Человек в защитном костюме неуклюже обхватил верхние манипуляторы Джейта руками и прижал к себе.

– Дружище! – снова и снова повторял он. Речь Человека была сумбурной, сбивчивой, но Джейт впитывал каждое слово. – Какой же ты молодец! Как же ты вовремя! Сонного газа в камерах почти не осталось, питьевая жидкость и кислород на исходе… Мы уже совсем отчаялись! Решили, что не только люди погибли, но и андроиды перегорели! Что некому отправить за нами вторую ракету. И тут – ты!

Джейт неподвижно стоял рядом с настоящим, легендарным Человеком, и его датчики улавливали частое, громкое сдвоенное «тук-тук». Автоматон не сразу понял, что это стучат в унисон его собственный маятник аварийного хода и сердце Человека.

А когда понял, ощутил, что в грудном отсеке разлилось неожиданное тепло. Если бы логос-аппарат функционировал как положено, Джейт, несомненно, сделал бы вывод, что это был всего лишь результат нагрева шестерёнок центрального двигательного устройства из-за того, что всё это время они крутились с удвоенной скоростью. Несомненно.

Но мыслительные процессы логос-аппарата всё ещё не восстановились, и Джейт знал только то, что в грудном отсеке у него почему-то стало очень тепло.

Загрузка...