«Я и в самом деле нападаю на людей из-за угла или подстерегаю их в темном лесу, как подобает человеку чести, но никогда не исполняю обязанностей палача».
Ян Потоцкий, «Рукопись, найденная в Сарагосе»
Термометров в комнате было четыре, на разном уровне от пола. И проверить надо было все.
Проверить температуру, потом перейти к гигрометрам, и напоследок – ещё раз убедиться, что плотные шторы на окне тщательно задёрнуты, и утром ни один солнечный луч не проберётся к книжным шкафам.
– Хьюмидоры у них, – ворчала я, поправляя тёмно-зелёную ткань. – Какие-то паршивые сигары в специальных ящиках хранят, а что ваша сигара? Сгорела, оставив вонючий дым, и всё. То ли дело книги…
Я осмотрелась и удовлетворённо кивнула: всё идеально, можно запирать дверь хранилища и уходить. Слава богу, вторник закончился. Завтра и далее, до следующего вторника, по утрам магазин будет открывать бухгалтер Наталья Геннадьевна, а закрывать босс.
Впрочем, вполне возможно, что в следующий вторник я окажусь далеко от Москвы, в каком-нибудь Саратове, Томске или Перми. Ладно, Томск – это вряд ли, так далеко меня служебные обязанности ещё не заносили. Хотя, как говорит мой начальник Артур Давидович, значительно воздымая палец к небесам: «Никогда не знаешь, за каким поворотом тебя ожидает сокровище. Города за Уралом в этом смысле могут быть очень, очень перспективны!».
Но пока бог миловал.
Кто там в пантеоне отвечает за книги? Египетский Тот-Джехути?
Вот, видимо, он и миловал…
За этими размышлениями я заперла дверь хранилища, прошла по короткому коридорчику – справа рабочие комнаты Натальи Геннадьевны и наша с Лёликом, слева кабинет Артура Давидовича, – миновала ответвление, ведущее к кухне и санузлу, и вышла в торговый зал. Свет здесь был почти полностью погашен, только над входом горела слабенькая жёлтая лампа, ну, она и на ночь остаётся. Так, осталось подключить сигнализацию, запереть входную дверь, и – домой, домой!
Я прошла по торговому залу, проверяя, заперты ли витрины и закрыты ли на них зелёные шторки, и уже направилась к выходу, когда глаз уловил в неверном тусклом свете какую-то тень, шарахнувшуюся справа от меня. Развернулась в ту сторону – нет, померещилось, никого нет. Витрины высотой мне по пояс и на довольно тонких ножках, за ними не спрячешься. А до прилавка далеко. Точно, померещилось, или краем глаза я увидела собственную тень.
Ну да, точно: лампа в тот момент от меня была слева, шарахалось справа… Я выдохнула с облегчением, и уже без тени сомнения набрала код охраны. Записала на диктофон ответ «диспетчер такая-то, код такой-то, охрана подключена» и сбросила запись Наталье Геннадьевне. Завтра открывает она.
Машина стояла во дворе. Конечно, тут закрыто, калитка с кодом и всякое такое, но я всё равно обошла вокруг неё и внимательно осмотрела. Царапин нет, колёса целы, ничего лишнего не насовали… И не говорите, что у меня паранойя – каких-то две недели назад машину приятеля, точно так же стоявшую в закрытом дворе, попросту увели. Никто ничего не увидел, и камеры оказались неработающими.
Так что лучше проверю, корона не свалится.
Выдохнула, завелась, поехала.
Всё.
***
Очень удачно запарковалась я в своём дворе – прямо под своими окнами. Они были, само собой, тёмными, некому там сегодня было зажигать свет. Была в моей жизни попытка сходить замуж, давно, ещё в институтские годы. Были у меня родители, устроили свадьбу, потратили кучу денег, чтобы всё как у людей. Потом новоиспечённого моего мужа перевели на работу в Питер, и я, разумеется, отправилась за ним. А на Новый год мама с папой решили нас навестить. Вот ровно тридцать первого декабря где-то в Тверской области их машина и въехала под огромный Камаз.
С тех пор я не праздную Новый год.
Ладно, это всё дела прошлые.
Я закончила университет, получила диплом филолога, помыкалась в поисках работы, и в одной весёлой компании познакомилась с Лёликом. То есть, по паспорту-то он, конечно, Олег, но так его никто и никогда не называл, не похоже это голубоглазое вихрастое чудо на «Олега». Лёлик по жизни лопух, если по дороге попадаются грабли, то он на них наступит непременно, но зато судьба одарила его талантом: мой друг умеет искать книги.
Кому-то это может показаться ерундой, никому не нужной забавой. Лёлик и сам так считал очень долго, пока не столкнулся с Артуром Давидовичем в старом «Букинисте», что прятался за спиной павильона метро «Парк Культуры». Как довольно быстро выяснилось, господину Балаяну позарез был необходим именно такой специалист, поисковик, ибо Артур Давидович торгует книгами.
Нет, не так: он добывает книги для тех, кто может себе это позволить, и скажу я вам, таких людей немало в столице и за её пределами. А поскольку следом за Лёликом в магазин «Лучший подарок» притянулась и я, то теперь тоже принимаю непосредственное участие в процессе розыска и законного приобретения редких, раритетных и вовсе несусветных изданий.
Каково это?
Иногда пыльно, порой опасно, практически всегда увлекательно, потому что – прав, прав босс! – никогда не знаешь, в какой старой коробке тебя ждёт сокровище.
Готовить было лениво, и я поставила на огонь кастрюлю с водой. Брошу туда пару десятков пельменей, отличный получится ужин. Пельмени я делала сама, и, увлёкшись процессом, налепила их сотни три. Теперь в трудные минуты жизни обращаюсь к морозилке, и она меня не подводит.
Пока.
Пока запасы не подошли к концу…
Включила в ноутбуке какой-то детектив с мисс Марпл, вытянула ноги и поднесла к губам стакан с хорошей порцией виски. Тут-то и зазвонил телефон.
Я посмотрела на экран: босс, конечно, кто ж ещё будет трезвонить в начале одиннадцатого вечера? Понятное дело, что в такое время я ещё и не думаю о том, чтобы спать, но существуют какие-то правила между людьми, не так ли? Так вот, Артур Давидович твёрдо уверен, что его эти правила не касаются. По крайней мере тогда, когда ему нужно срочно выудить одного из сотрудников.
Хотя я вот уверена, что Наталье Геннадьевне он по ночам не звонит…
Телефон сыграл мелодию в последний раз и заткнулся. Сильно я не переживала, даже поспорила сама с собой на конфетку, что перезвонит босс не позже, чем через пять минут. Ну, и проиграла, потому что до повторного сигнала прошло аж вдвое больше.
– Чего не отвечаешь? – сурово поинтересовался мужской голос.
Вместо ответа я душераздирающе зевнула. Хорошо получилось, убедительно.
– Вот только не говори, что уже спала! – фыркнули на другом конце телефонной линии. – Что смотрела, Пуаро?
– Мисс Марпл, – созналась я. – Очень успокаивает нервы.
– А что, был повод нервничать?
Подумав секунду, я рассказала боссу о странной тени, мелькнувшей в торговом зале. А что, собственно? Я на пару мгновений даже испугалась, почему бы и ему не задуматься? Артур Давидович похмыкал, потом сказал:
– Ерунда. Крыс у нас там нет, ворам в торговом зале делать было нечего, хотя… Если тебе так будет спокойнее, завтра привезу кота.
– Кота?
– Ну, или кошку. Крысоловку. Хочешь?
– Да мне-то какая разница? – я пожала плечами, хотя босс меня и не видел. – Ваш магазин, ваши книги, ваш бизнес. Артур Давидович, вы мне ночью звонили, чтобы о котиках поговорить?
– Тьфу! Вот женщины, вечно уведут разговор в сторону, и ты же неправым окажешься! – он тяжело вздохнул. – В общем, так. Завтра с утра забирай Лёлика, и поезжайте в Калугу. Адрес и телефон я тебе скину, там после смерти одного коллекционера распродают вещички.
– И книги?
– Ну а я что говорю? Или ты думаешь, что я бы тебя за моделями космолётов послал?
– Понятно, – всё было действительно понятно, но я на всякий случай уточнила. – Мы на первой руке будем, или наследники уже успели кого-то туда пустить?
– Обещали дождаться, но с условием, что заберём всю библиотеку, без выбора. Имей в виду, там почти полторы тысячи томов, так что придётся поработать.
Мысленно я присвистнула. Полторы тысячи томов – это до фига работы. А ещё тяжестей, объёма и книжной пыли. Получается, что ехать на моей машине бессмысленно, придётся брать Hilux1) , и тент ставить на кузов.
________
1) Toyota Hilux, или Toyota Tacoma – одна из самых популярных моделей пикапов.
Босс продолжал говорить:
– Ключи Лёлик тебе с утра подвезёт, с Сергеем я договорился. Они с тобой поедут, и погрузить помогут.
Тут я поморщилась: Сергей с напарником, имя которого я всегда забывала, брали любые книги, которые нас не интересовали. Они скупали небольшие домашние библиотеки, которые во времена моих родителей были в каждом уважающем себя доме – немного классики, какие-то романы писателей 20 века, сколько-то собраний сочинений, полка с детскими книгами… Бесили они меня страшно, но обойтись без них тоже не получалось.
– Ясно, – вклинилась я в долгую речь Артура Давидовича. – Нас что-то особо интересует?
Он помолчал, потом сказал с видимой неохотой.
– Смотрите сами. Я вам доверяю.
Ох, как я это не люблю!
Ну ясно ведь, что повод для недовольства можно найти всегда, даже в тех случаях, когда ты точно сказал – меня интересует то-то и то-то, остальное на ваше смотрение. А уж если выразил доверие – всё, сливай воду и туши свет, точно мы будем виноваты во всех грехах, включая плохое состояние книг и северный ветер вместо обещанного южного.
Ладно, не привыкать, но надо попробовать выжать хоть сколько-то информации.
–Артур Давидович, – сказала я вкрадчиво, насколько смогла. – Ну хоть какие-то сведения дайте – кем был покойный, что собирал? Если это Калуга, то что, Циолковский? Космические полёты?
Босс заржал.
– Вот уж точно нет!
– А откуда сведения о библиотеке и родственниках, желающих её продать?
– От Сережи как раз и пришли. У него там не то бабка живёт по соседству, не то учительница школьная, не помню. Не суть важно. Человек знает, чем Сергей занимается, позвонил и сказал. И наследников предупредил, что мы приедем, чтобы на помойку не вынесли.
На помойку – это да, у меня прямо сжимается всё внутри, когда я вижу выброшенные книги или старые фотографии.
Мы распрощались. Я отложила телефон, но не спешила снова запустить показ фильма.
Значит, информацию принёс наш скупщик… Ну да, именно так, разница принципиальная – мы букинисты-антиквары, он скупщик всего подряд. Не то чтобы я презирала эту работу, нет, но Сергей, как и его напарник, всегда были грубы, напористы, и очень любили проехаться за чужой счёт. Собственно, поездка в Калугу – яркий пример этого катания на чужом горбу: поедут-то они с нами, и всё, что заберут, повезут в грузовом кузове «тойоты».
Ладно, бог с ними.
Интересно, что нас там ждёт. Библиофил и коллекционер из Калуги – конечно, в первую очередь приходит в голову Циолковский, который там жил, там и умер. Но выходит, с этим мы пролетели. А что в Калуге ещё было увлекательного?
Не знаю, вот ведь.
Можно, конечно, поискать в интернете… Я посмотрела на часы: начало первого. Нет, надо ложиться. Лёлик – птица ранняя, значит, часов в восемь уже у меня будет. Спать осталось куда меньше, чем надо, а мне за рулём предстоит провести три с лишним часа, да книги отбирать, да с наследниками торговаться, и обратно потом те же двести километров пилить.
Всё, Алёна, хватить болтать, иди умываться и в кроватку.
Снилось мне что-то странное, что во сне вовсе не казалось таковым: Петербург, где Новая Голландия почему-то на другом берегу Невы, а Эрмитаж стоит на острове в середине течения. Я пыталась отплыть от Эрмитажа на лодке, но весло проворачивалось в уключине, только скрежетало. Наконец я вынырнула из сонного тумана и посмотрела на часы: четыре часа утра, ещё спать и спать. Но знакомый скрежет заставил открыть глаза и сесть в постели рывком. Это кто у меня там?
Вытащив из тумбочки травмат, я нашарила под кроватью тапочки и тихонько подошла к двери моей спальни. В прихожей явственно кто-то возился. Приоткрыв дверь, я увидела, что там горит свет, а возле входной двери фигура в камуфляжной куртке склонилась над огромным рюкзаком.
Я выдохнула и вышла в коридор.
– Привет, тетушка! Ты ж только через неделю собиралась приехать!
– О! – драгоценная Ядвига Феликсовна развернулась всем телом. – Алёна! Я тебя разбудила?
– Немножко. Да ладно, я так тебе рада, что прощу даже это!
Шагнула вперёд и обняла её.
Ничего уютного, что мерещится при слове «тётушка», в ней не было: жилистая высокая фигура, загорелое лицо, чёрные волосы с проседью, стянутые в растрепавшуюся «гульку», руки с изрядными мозолями… Мне много раз говорили, что мы очень похожи, но я лишь посмеивалась, пока однажды не подошла с Ядвигой вместе к зеркалу и не увидела – да, похожи. И не только немаленьким ростом и сухощавым сложением, но и глазами, светло-серых, холодных, как дымчатый кварц, овалом лица, даже складкой губ.
Ядвига вернулась к потрошению своего рюкзака, поясняя при этом:
– Ты понимаешь, программу пришло свернуть на три дня раньше – так полило, что в раскопе плавать можно было. Я-то думала, несколько дней потом провести на море, даже и коллегу симпатичного присмотрела для компании, мадьяра. Но он оказался просто удивительным занудой! А тут подвернулись билеты по хорошей цене, ну, я и рванула домой.
– Вот и славно! Правда, еды никакой особо нету…
Тётушка прервала меня фырканьем.
– А там нас, конечно, только фуа-гра и кормили! Правда, на пиццу я ещё долго смотреть не захочу. Ладно, иди спать, я сейчас сыры всякие в холодильник суну, душ приму и тоже лягу. Завтра поговорим.
– Не поговорим, – я зевнула. – Мне с утра в Калугу пилить, так что вернусь, скорее всего, к ночи.
– Добыча? – она посмотрела с интересом.
– А бог его знает, наследники какого-то коллекционера библиотеку продают. Может быть и интересно, а может оказаться сущая ерунда…
***
Наверное, гипотетический читатель этих записок уже догадался, что мы с тётушкой, Ядвигой Феликсовной Гонсовской, живём в одной квартире. Нам не тесно, квартира осталась ещё от моего прадеда, известного на всю Москву хирурга, и была рассчитана на его потребности.
Ядвига – двоюродная сестра моей мамы, и так уж получилось, что она единственная моя кровная родственница. Единственная, мне известная, потому что о родне моего отца я не знаю практически ничего, кроме того, что приехал он из небольшого городка за Уралом, поступил в университет на химфак, через два года после окончания защитил кандидатскую диссертацию, через пять стал заведующим лабораторией в крупном НИИ и уже почти закончил докторскую, а потом… потом вместе с мамой отправился на машине в Питер.
Впрочем, об этом я уже говорила.
Так вот, когда это произошло, Ядвига приехала ко мне сразу. Собственно, она занималась похоронами и всем прочим, потому что я мало что соображала в те дни. А когда я рассталась с мужем и вернулась домой, в Москву, именно тётушка меня поддержала, вытянула из паршивого состояния, в котором я пребывала уже не первую неделю. В конце концов мы решили съехаться – куда мне одной такие хоромы? – а её квартиру сдать. Мало ли что? Запас карман не тянет.
Вернулась Ядвига Феликсовна из Италии, с раскопок где-то в Кампании, неподалеку от Пестума. Там, как я поняла, собралась большая международная команда археологов, увлечённо нарушавшая покой всех тех, кто жил и умирал в этих местах две с лишним тысячи лет назад.
Что же, я считаю, мне изрядно повезло в том, что тётушку интересует ещё что-то или кто-то помимо этрусков. Например, я…
***
Книги в библиотеке покойника были… неоднозначные.
Во-первых, он интересовался в первую очередь Смутным временем, а более всего Лжедимитрием II, которого калужане поддерживали изо всех сил. Во-вторых, он был большим поклонником теорий господина Фоменко, то есть, подлинного царского происхождения Лжедимитрия I, который не был убит во время боярского бунта и автоматически стал новым претендентом, Лжедимитрием II.
Вас не укачало? Меня так почти сразу, поэтому «Новую хронологию Руси» и прочие творения я сразу отложила в сторону. Вообще современные исторические сочинения, если это не Лихачёв, не Лосев и не Юрий Афанасьев, меня… смущают, так скажем. Ну, или я просто не специалист. Так что забираем всё, и пусть босс сам разбирается с теми экземплярами, которые вызвали у меня сомнения. У него ведь и на фоменковщину, наверное, найдётся покупатель?
Работали мы по традиционному методу: ребята диктовали, а я в специальной каталожной программе сразу записывала книги по рубрикам и категориям, указывая автора, название, год и место издания, ISBN, если таковой у книги был, и состояние тома. Впрочем, покойный коллекционер явно был большим аккуратистом, и потрёпанных томиков было очень мало.
Наследники, толстая тётка и её муж, с трудом различимый в тени жены, какое-то время терпеливо ждали, пока мы снимали книги с полок и каталогизировали. Сперва им было чем заняться: они копались в спальне, что-то обсуждая визгливыми голосами, потом переместились на кухню и громко хлопали дверцами шкафов.
– Во дают, – сказал Сергей со сложной смесью брезгливости и восхищения в голосе. – Ты была на той кухне? Он, по-моему, там только чай и пил, там и нет почти ничего. Чего ищут, спрашивается?
И он покрутил головой.
– Брильянты в коробке с крупой, – предположил Лёлик. – И парочку альдин2) в духовке.
________
2) Альдины – издания венецианских типографов 15 – 16 вв.: Альда Мануция, его сына Паоло, внука Альда младшего и тестя Андреа Торрезанского. Первые книги Альда, по традиции раннего книгопечатания, были большого формата ин-фолио. Занявшись печатанием латинских классиков, Мануций первым придумал издать серию карманных книг. Эти «маленькие альдины» формата ин-октаво (одна восьмая), собственно, и прославили издательство Альда. Альдины характеризуются форматом ин-октаво, переплетом из тисненой золотом кожи, издательской маркой (дельфин, обвивающий якорь). Впервые применен курсив. Издавались преимущественно произведения классиков античной литературы и гуманистов эпохи Возрождения. Всего вышло свыше 1100 альдин.
– До альдин мы точно не доросли, – вздохнул коллега Сергея…
Вспомнила, Антон его зовут! Мне даже легче стало, очень я не люблю разговаривать с человеком, имя которого потерялось.
– Ну что, не пора ли нам рассчитаться? – раздался голос у меня за спиной. – Молодой человек, сколько вы нам заплатите?
Ага, тётка решила, что главный – Сергей, у него плечи широкие и голос грубый, и вообще, он мужчина. Но он пожал плечами и жестом переадресовал вопрос ко мне. Я развернулась к наследнице и ответила:
– Не пора.
– Да вы два часа уже возитесь!
– И ещё часа три провозимся, – меланхолически ответил Лёлик. – Дело-то серьёзное! Не, если желаете, есть другие варианты…
– Какие? – живо спросила тётка.
Мы с Лёликом переглянулись, и я сказала:
– Мы можем сейчас просто собраться и уехать. Не такие тут раритеты, чтобы за них биться насмерть, так, обычная неплохая библиотека. Ну, чуть лучше обычной. Только имейте в виду, о вашей недоговороспособности мы сообщим всем заинтересованным лицам, так что других покупателей вы в столице не найдёте. А здесь, в Калуге… – я пожала плечами.
Судя по тому, как вытянулось лицо наследницы, продать библиотеку местным любителям они уже пытались.
– А второй вариант какой? – спросила она.
Роли у нас были давно расписаны, поэтому ответил Сергей.
– Мы можем заплатить вам… Сколько, Алёна? Тысяч сто пятьдесят? – дождался моего кивка и развёл руками. – Вот видите, Галина Ивановна, зато через полчаса нас здесь уже не будет.
– Это ма-ало… – протянула женщина. – Да нет, да как же, а вот это?
Она безошибочно вытянула из шкафа толстый том формата ин-кварто 3) в коричневом кожаном переплёте с золотым тиснением. На корешке были проставлены цифры 4-6, а вот надпись я разобрать не смогла, так она неудобно держала книгу.
________
3) Ин-ква́рто (лат. in quarto «в четвёртую часть листа», «в четвёртку» от лат. quartus «четвёртый») – полиграфический термин, обозначающий размер страницы в одну четверть типографского листа, краткие обозначения – 4° и 4to. На одном листе при этом помещается 4 листа (8 страниц) книги. Размеры страницы составляют 24,15 × 30,5 см. Термин также может относиться к печатным изданиям такого формата.
– Что это?
– Я читала в интернете, что один такой том стоит тысяч пятьдесят!
– Дайте глянуть! – Лёлик требовательно протянул руку, ноздри его зашевелились.
– Перчатки! – одёрнула я напарника.
– Да, конечно…
Осторожно взял книгу, он открыл титульный лист и прочёл:
– Карамзин, «История государства Российского». Ну что же, у любого более или менее серьёзного историка такая книга должна быть в шкафу.
– А год-то посмотри, год какой! – потребовала Галина Ивановна.
– Шестое издание, – пожал плечами Лёлик. – Тысяча восемьсот пятьдесят первый год, издание Смирдина. Переплёт современный, соединены по два тома… – перелистал страницы, бережно их переворачивая. – Здесь пожелтение бумаги… «Лисьи пятна» есть… По обрезу небольшое чернильное пятно… Только один том?
– Не-ет, десять, кажется, – ответила тётка с сомнением. – Вон, целую полку в шкафу занимают!
– Двенадцать, – неожиданным басом подсказал её муж, о котором все уже, кажется, забыли. – Основные тома сплетены по два, а примечания по три.
В общем, нашлись и следы от жучка, и мытые от плесени страницы, и другие мелкие, но обидные дефекты, снижающие цену. Наконец Лёлик отложил последнюю книгу, медленно стянул с пальцев перчатки и немигающим взглядом уставился на Галину Ивановну.
– Ну так что? – заёрзала она.
– Нам нужно посоветоваться, – сказала я твёрдо. – Идём, счастье моё, побеседуем.
Мы с Лёликом вышли во двор. Дом был старой постройки, кирпичный, оштукатуренный и выкрашенный в желтовато-розовый цвет. Он представлял собой четырёхэтажную букву «П», внутри которой цвели незамысловатые бархатцы, настурции и ипомеи, в центре же каждой из трёх клумб гордо возвышался куст гортензии с огромными шарами соцветий. В центре меж клумб стояли три скамейки. Мы сели на одну из них, я огляделась – двор был пуст, только в одном из окон первого этажа за нами внимательно наблюдала трёхцветная кошка.
– Что скажешь? – спросила я.
Лёлик потёр кончик носа.
– Что касается Карамзина, то тут более или менее ясно. Ровно такое же издание я видел в аукционе Литфонда года полтора назад, может, даже и это самое, можно сверить по повреждениям.
– И что?
– И куплено оно было за триста тысяч. Без торгов, единственный покупатель.
– Триста тысяч два года назад и сейчас – это разные деньги, – заметила я справедливости ради. – Но предположим, что так.
– Я бы предложил им поллимона за всё и поднял на сотку после торговли.
– Соглашусь. Так и сделаем. Найди только картинку с аукциона.
Пока Лёлик искал в телефоне картинку, я набрала боссу.
– Артур Давидович, мы посмотрели библиотеку. Берём примерно три сотни томов, остальное Сергею.
– Что-то ценное есть?
– Шестое издание Карамзина в современном переплёте. Предложу пятьсот, подниму до шести сотен.
– Шестое? – босс хмыкнул. – С чернильным пятном на обрезе четвёртого тома?
– Ага.
– Ты не поверишь, только ко мне в руки оно возвращается третий раз. Ладно, бери, бог троицу любит, сумму подтверждаю. Вот что скажи, – тон его голоса резко изменился. – Тайник нашли?
– Тайни-ик? Даже и не искали.
– Я же сказал!..
– Нет, Артур Давидович, – перебила я его. – Не сказали, только подумали. Но, видимо, недостаточно громко, чтобы я услышала. Так что за тайник, где может быть и что в нём предположительно хранится?
– Переписка, Алёна. Переписка Аргунова 4) с Чевакинским за пятидесятый – пятьдесят второй год.
________
4) Фёдор Семёнович Аргуно́в (1733 – ок. 1768) – один из представителей семьи Аргуновых, одарённых художников и архитекторов.
О жизни Аргунова известно очень мало. Вероятно, он учился у С. И. Чевакинского. Все члены семьи были крепостными Шереметевых. Аргунов был одним из зодчих дома Шереметева на Фонтанке в Петербурге. Автор ряда живописных построек в Кусково под Москвой: кухонный флигель, павильон «Грот», каменная оранжерея.
– Ладно, Аргунов – слышала, – проговорила я медленно. – Крепостной архитектор, всякое такое. А вот Чевакинский – это кто?
– Савва Иванович Чевакинский тоже архитектор. Вернее, не так, не тоже: он был учителем в том числе Аргунова, совершенно великолепным мастером! Елизаветинское барокко, восемнадцатый век, главный архитектор Адмиралтейств-коллегии, представляешь?
– Нет, – сказала я честно. – На кой ляд Адмиралтейству архитектор, им кораблестроитель нужен? Впрочем, неважно, переписка, я поняла. Большая пачка?
– Не знаю. И где искать – тоже не представляю себе, помимо стандартных мест просмотрите книжные шкафы, там могут быть хитрые полки…
– Ага, и задние стенки. Только тут наследники торчат, куда б их деть?
В ответ раздался смешок.
– Бдят?
– Как совы бессонные, – подтвердила я.
– Сейчас что-нибудь придумаем. Пакуйтесь потихоньку и ждите неожиданностей.
Мы с Лёликом вернулись в квартиру. Наследница, видно, истомилась в ожидании, потому что выскочила в прихожую едва ли не раньше, чем я успела войти.
– Ну что? Сколько заплатите? – спросила она с требовательным подобострастием.
– Пойдёмте, Галина Ивановна, поговорим.
Войдя в комнату, я внимательно посмотрела на Сергея. Тот едва заметно кивнул и тронул указательным пальцем мочку уха. Ага, значит, спорили супруги, сколько просить. Вот эту трещинку между ними надо найти и расширить, потому что переплачивать я не намерена.
Села в кресло, положила ногу на ногу и жестом предложила наследнице сесть напротив.
– Итак, вот что я вам, Галина Ивановна, могу предложить…
Подробно изложив всё, что мы заранее проговорили с Лёликом, я откинулась на спинку кресла и посмотрела на женщину и на её мужа, тот стоял за спиной жены, его рука лежала на её левом плече. Вот ладонь сжалась и тут же отпустила. Галина Ивановна выдохнула и спросила:
– Это… точно? Ну, насчёт старинных книг?
Я протянула руку вправо, и в неё лёг Лёликов айфон с открытой картинкой к аукциону. Рядом была крупно написана стартовая цена, двести восемьдесят тысяч.
– Вот, можете убедиться. Я увеличиваю эту цену за двенадцать томов до трёхсот тысяч.
– Ладно… А остальное? – вскинулась женщина. – Там же сколько всего, и альбомы, и научные всякие книги! Нет, пятьсот тысяч – это очень мало, давайте хотя бы восемьсот.
Торговалась она отчаянно, словно от этих денег зависела жизнь дюжины голодных отпрысков и кота, но у меня был жёстко поставленный лимит, шестьсот тысяч. До него мы не добрались бы никогда, но в какой-то момент безгласный, так и не представленный нам муж снова сжал её плечо, убрал руку и сказал негромко:
– Всё, мы согласны.
– Да как же, Витя!
– Мы согласны, – повторил он с расстановкой. – Где и что подписывать?
Очень вовремя тренькнул мой телефон, принеся сообщение от босса.
«Улица Циолковского, 27, нотариус Степанов Михаил Фомич. Он вас ждёт, а ребята пусть ищут тайник».
***
Иногда я восхищаюсь боссом.
Вот так, почти мгновенно, в чужом городе найти нотариуса, готового принять вот прямо немедленно – это надо суметь. С другой стороны, мы ж сюда тоже не просто так приехали: и наводка была, и что искать, босс подсказал, не сразу, правда. А может, и правильно: я ведь, если бы знала о тайнике, книги бы смотрела с куда меньшим вниманием, да и торговалась не так увлечённо. Но как же обидно, что я должна тащиться к нотариусу, а ребята там поиском займутся! Слово-то какое – тайни-ик… Прямо так и видятся горы сокровищ.
Нотариус и в самом деле нас ждал.
Был он старенький, седой, медленный словно улитка, и даже молодая и активная помощница не спасала дело. Мы убили часа два на проверку моей доверенности, составление договора, согласование и внесение исправлений, которые потребовала внести наследница, подписание и торжественную выдачу каждой стороне своего экземпляра. Наконец всё закончилось, и я громко сказала:
– Михаил Фомич, сейчас я выплачу госпоже Вязевой оговорённую сумму, прошу вас засвидетельствовать расписку, которую она напишет. Оплата ваших услуг идёт в равных долях от каждого участника договора.
Старичок благостно покивал, и я достала из сумочки конверт. Обыкновенный, почты России, даже, кажется, без марки. В глазах мужа Галины Ивановны вспыхнул волчий проблеск.
– Пожалуйста, пересчитайте, – я отдала конверт, и женщина вцепилась в него.
Шестьсот тысяч пятитысячными купюрами – не такая уж и большая пачка, всего сто двадцать штук, но она пересчитывала три раза, и каждый раз получалась другая сумма. Наконец муж буркнул:
– Дай сюда! – и забрал пачку. – Всё правильно, шестьсот.
– Пять двести с каждой стороны, пожалуйста, – проговорила помощница нотариуса, и всё наконец-то закончилось.
Мы поблагодарили нотариуса и вышли.
– Вас подвезти до дома? – вежливо спросила я.
Галина Ивановна открыла только рот, чтобы согласиться, но её муж успел раньше:
– Нет, спасибо. Мы пешком дойдём, нам тут рядом!
И он повлёк её от машины.
Ну что же, надеюсь, они разумно и скучно дойдут до Сбербанка и положат деньги на счёт, моё же знакомство с этой парой заканчивается. Я надеюсь.
***
Мои коллеги, вопреки ожиданиям, вовсе не переворачивали квартиру покойного коллекционера в поисках потайного хранилища, не вскрывали подоконники, не поднимали половицы, не простукивали стены и шкафы. Они сидели в креслах и на диване, уткнувшись каждый в свой телефон. Я через плечо заглянула, что делал Лёлик – играл, конечно.
– Что, драгоценные мои, всё уже нашли?
– А то как же! – лениво ответил Сергей, едва подняв взгляд от экранчика. – Вон, на столе лежит.
На письменном столе и в самом деле лежал крафтовый 5) коричневый конверт.
________
5) Крафт-бумага (нем. Kraft – сила) – высокопрочная обёрточная бумага из слабопроваренной длинноволокнистой сульфатной целлюлозы. Производится из древесины в процессе сульфатной варки, также известной как крафт-процесс. Используется для упаковочных целей, а также изготовления бумажных изделий, обязанных быть прочными и износостойкими – гофрокартона, крафт-мешков, пакетов, конвертов, бумажных шпагатов и т. п. Обычно крафт-бумага производится коричневого цвета, однако может быть и отбеленной.
– Перчатки дайте!
Лёлик в два шага оказался рядом, протянул мне пару тонких хлопковых перчаток. Я осторожно достала из конверта несколько пожелтевших листов бумаги, исписанных витиеватым почерком, таким характерным для восемнадцатого века. Чернила от времени стали коричневыми и почти нечитаемыми, однако я сумела разобрать обращение: «Милостивый государь мой, драгоценный Учитель Савва Иванович!».
– Да, это оно, – выдохнула, опуская страницы снова в конверт. – Это всё?
– Больше ничего не нашли, – покачал головой Лёлик. – Опережая твои вопросы – тайник был в письменном столе, просто двойное дно у одного из ящиков. Другие ящики, подоконники, шкафы проверили, половицы и стены простучали.
– Понятно. Ну что же, тогда начинаем погрузку?
***
Как босс примет добытое, тоже всегда немного загадка.
Вот в этот раз – добрались мы до магазина уже ближе к полуночи. И понятно, что целый день убили: на дороге туда собрали все пробки, ехали вместо трёх часов почти пять, потом в самой Калуге поприключались, и обратный путь не оказался быстрым. И главное, ночь уже, а шоссе забито огромными грузовиками с прицепами, среди которых наш полугрузовой джип выглядел, словно прекрасный утёнок среди гадких лебедей. Куда они все едут?
Вполне могло никого в магазине не быть, Артур Давидович чаще всего уходит рано, а иногда засиживается едва не до полуночи, вот и в этот раз я увидела сквозь забрызганные недавним дождём витрины свет в глубине коридора.
– Просыпайтесь, приехали! – скомандовала я громко. – Лёлик, босс на месте, я пошла его ублажать главной добычей. Серёжа, наши коробки в мою комнату, кроме Карамзина, его к боссу в кабинет. Всё ясно?
Нестройное «Угу» было мне ответом.
Я забросила на плечо свой рюкзачок, взяла крафтовый конверт и выпрыгнула из машины. Оххх, четыре часа дороги – это долго, очень долго. Эту нехитрую истину немедленно донесли до меня спина, ноги и, прошу прощения, задница, отсиженные до самого не могу. Кряхтя, словно старушка, я поплелась на доклад.
Артур Давидович взялся за конверт, и я немедленно протянула ему вытащенный из кармана перчатки. Босс прожёг меня взглядом, но натянул их и достал письмо. Просмотрел внимательно, даже лупу из ящика взял, наконец убрал всё и уставился на меня.
– Это всё? – поинтересовался после долгого молчания.
– Всё, что нашли. Ещё вон, Карамзин.
От великого историка босс отмахнулся, продолжая глядеть нечитаемым взглядом.
– Точно ничего больше в тайнике не было?
Вместо ответа я, не вставая, подъехала вместе с креслом к двери и, открыв её, громко позвала:
– Лёлик! – когда драгоценный напарник появился, попросила: – Перечисли, пожалуйста, всё, что было в потайном ящике.
– Крафт-конверт с письмом, – без тени удивления отвечал Лёлик. – Старые расчётные книжки за квартплату, за свет и за что-то ещё. Пара ручек чернильных, дорогих, с золотым пером. Небольшая пачка купюр пятитысячных, на пятьдесят пять тысяч. Всё. Ручки и деньги мы оставили на столе, как и расчётные книжки, забрали только вот конверт.
– Ладно, иди, – буркнул босс.
– Спасибо, Лёлик, – добавила я мягко. – Завтра можешь к полудню прийти, отоспись.
– Ага, спасибо! – он выскочил с такой скоростью, словно кто-то мог догнать и отобрать разрешение с утра поваляться подольше.
– Ты тоже иди, – босс тяжело вздохнул. – Вы точно всё осмотрели?
– Артур Давидович, вы же сами меня отправили к нотариусу! Тайник искали ребята, не в первый раз, сами знаете. Они перечислили все места, где смотрели – подоконники, ящики стола, половицы, стены… Я бы и сама так сделала. В кухне документы прятать никто бы не стал, но мы там поглядели, там кухня-то с почтовую марку размером. В спальне только железная кровать и тумбочка, старик даже вещи на гвоздики вешал, платяного шкафа не завёл! Что мы ищем, босс?
– Мне сказали, что у него была переписка Аргунова с Чевакинским. Переписка, понимаешь? А не одно письмо… А может, и дневники Чевакинского, так-то вот.
Я пожала плечами.
– Продал, дал кому-то на реставрацию, обменял на того же Карамзина? Не влезешь в голову человеку… Ладно, я пошла домой.
– Ты завтра тоже можешь не торопиться, я с самого утра буду, – расщедрился босс на прощание.
Вот и что это было? Он что, подозревает, что мы с Лёликом могли придержать какой-то ценный документ и продать налево? Глупость какая-то… Мир коллекционеров и букинистов очень тесный, в одном углу чихнули, в другом здоровья желают, так что о такой продаже господин Балаян, мой драгоценный босс, узнал бы в тот же день.
Да тьфу на это всё! Меня ждёт дом, вкусный ужин и тётушка Ядвига, которая, я уверена, не ложилась в ожидании моего возвращения. Я отбила ей сообщение «Выхожу с работы, еду домой» и села в машину.
***
Пару недель было тихо, словно в погребе.
Ну, не совсем, всё же мы работали, и даже успешно. Лёлик учуял, а я сумела договориться и купить великолепной сохранности трёхтомник «Азиатская Россия» девятьсот четырнадцатого года издания с приложенным атласом. Атлас почему-то обычно теряется первым – то ли пользуются им больше, то ли бумага другая? Ну, неважно, главное, что тут был весь комплект, и мы насладились заслуженными похвалами.
Потом босс передал заказ: последнее прижизненное издание «Евгения Онегина» в хорошем состоянии, пригодном для подарка. Вообще это издание, третье, миниатюрный «Онегин», отредактированный самим Александром Сергеевичем, вышло немалым для того времени тиражом, пять тысяч экземпляров, и после смерти поэта было полностью раскуплено за неделю, так что поймать его несложно. Но вот условие «хорошее состояние, пригодное для подарка» – это уже задачка. Ладно, «лисьи пятна» и экслибрис владельца нам простят, но вот библиотечный штамп на семнадцатой странице уже моветон. Или вот книга, которую предлагали недавно на том же аукционе Литфонда: всё отлично, только утрачен авантитул… Опять не слава богу.
Но нашли, отыскали в одном букинистическом, который после смерти владельца болтался между закрытием и возобновлением работы. Новая хозяйка и сама не знала, желает ли она этим заниматься, так что мы там много чего подобрали хорошего.
Тётушка моя жила дома, ежедневно уходила к себе на работу разбирать записи по последней экспедиции и готовить статью, вечерами мы сидели перед компьютером и смотрели какой-нибудь детективный сериал или слушали лекции по искусству, или вдруг включали музыку, а иной раз и выбирались куда-нибудь на концерт.
Так вот всё и шло, пока однажды утром приехавший в магазин босс не заглянул ко мне со словами:
– Зайди, дело есть, – дождался, пока я войду и добавил: – Дверь закрой. Садись. Ты помнишь про переписку, которую вы в Калуге не нашли?
– Помню, – я кивнула и добавила: – Только не мы не нашли, а её там не было.
– Правильно. Там – не было. А я нашёл, где она есть или по крайней мере была совсем недавно.
– И где?
– У Козлятникова.
– У-у-у…
– Не нравится?
– Не-а. И я такая не одна, поверьте!
Босс усмехнулся.
– Ну, я тоже не большой любитель этого… этого жанра, но пошарить в его закромах не отказался бы.
– Так там небось Дылда днюет и ночует!
– Небось…
Мы замолчали. Что крутил в своих мозгах Артур Давидович, не знаю, а я вспоминала всё, что было мне известно о старом букинисте Адаме Егоровиче Козлятникове и его ближайшем помощнике по прозвищу Дылда. Ничего хорошего не вспоминалось.
Магазина господин Козлятников не имел, торговал в основном по заказу от знакомых; иногда выходил со столиком куда-нибудь на Кузнецкий мост или возле ЦДХ, или ещё в какое место, где собирались библиофилы. Впрочем, в последние годы это он практиковать перестал, то ли гонять стали с Кузнецкого, то ли возраст уже давал о себе знать. Зато стал торговать онлайн и, по слухам, успешно.
Дылдой звали его ближайшего помощника, приспешника, ассистента, нужное подчеркнуть, имени же этого человека никто не знал, хотя, наверное, какое-то имя и даже фамилия у него имелись. Был он ростом примерно на полголовы меня ниже (а я тоже не дядя Стёпа, во мне в лучшие минуты жизни не больше ста семидесяти!), зато имел широченные плечи, руки длиной почти до колен и короткие кривые ноги. Венчала всё сооружение голова дынькой, увенчанная торчащими во все стороны соломенно-жёлтыми волосами.
Словом, красота невыносимая.
Внешность его была бы мне вовсе безразлична, вот только характер соответствовал внешней красоте на все сто. Говоря иначе, Дылда был злобен, втихаря подловат, выражаясь образно – способен пнуть котёнка и спереть монетку у слепого нищего.
При этом этот человек страстно любил книги. Я сама видела, как он взял посмотреть какой-то старый и изрядно потрепанный томик, кажется, первое издание Антоши Чехонте. В огромных его ручищах книга казалась совсем уж хрупкой и беззащитной, но Дылда листа страницы так осторожно, с такой бережностью, что я подумала: наверное, с его грехов после смерти за такую нежность спишется как минимум половина.
Чтобы закончить с этой парочкой, скажу, что мой босс с Козлятниковым не разговаривали вообще никогда ни при каких обстоятельствах, даже когда как-то раз встретились в суде в качестве свидетелей. Если уж контакты случались, то шли они через меня или Дылду, и выглядело это презабавно. Не знаю, что послужило причиной такой долгой неприязни, думаю, она была не в книгах. Или не только в книгах.
Меня же Адам Егорович… не то, чтобы любил, но как-то привечал и относился куда лучше, чем можно было бы ожидать. Правда, без взаимности.
Тем не менее, дело есть дело.
– К Козлятникову с пустыми руками идти бессмысленно, – сказала я прямо.
– Давай смотреть, что у нас есть, – широким жестом Артур Давидович обвёл свой кабинет, захватывая соседние комнаты, торговый зал, скверик и улицу рядом с магазином, и вообще весь район.
Со вздохом я натянула очередную пару тонких хлопковых перчаток.
Через полчаса выяснилось, что для того, чтобы заинтересовать Козлятникова, у нас было немногое. Давнишние поступления ему прекрасно были известны: хотя Адам Егорович в наш магазин не заходил ни разу в жизни, но мирок-то маленький. Не круг узок, а слой тонок. Обо всём, что появляется на букинистическом рынке стоящего, становится известно всем заинтересованным лицам с удивительной, прямо-таки волшебной скоростью…
А из самого нового было главным образом то, что я привезла из Калуги.
Вот только Адам Егорович был известен своей единственной (кроме денег) страстью: он увлекался «серебряным веком». Злые языки говорили, что за первое издание «Стихов о Прекрасной Даме» Блока он продал бы в рабство собственную дочь, если бы она у него была. А наш калужский наследодатель «серебряным веком» не интересовался вовсе. Хотя…
Я нырнула в самый нижний ящик и достала старую канцелярскую папку, а из неё – журнал. Тёмно-жёлтая картонная обложка с сильно потёртыми уголками, сложная псевдославянская вязь названия и подзаголовков…
– «Вестник Европы» 6), – сообщила не без гордости. – Май восемьсот девяносто второго года. Здесь опубликован один из первых рассказов Гиппиус 7), «Два сердца». Думаю, Козлятников должен клюнуть.
_________
6) «Вестник Европы» (Вѣстникъ Европы) – русский литературно-политический ежемесячник умеренно либеральной ориентации, выпускавшийся с 1866 по 1918 год в Санкт-Петербурге (продолжал традицию одноимённого журнала, основанного в 1802 году Н. М. Карамзиным). До 1868 года выходил ежеквартально, с 1869 года – ежемесячно.
7) Зинаи́да Никола́евна Ги́ппиус (по мужу Мережко́вская; 8 (20) ноября 1869, Белёв, Российская империя – 9 сентября 1945, Париж, Франция) – русская поэтесса и писательница, драматург и литературный критик, одна из видных представительниц Серебряного века.
– Это хорошо-о… – протянул босс, и в глазах его замелькали дензнаки.
– Да? – ехидно спросила я. – Значит, на интересующую вас переписку плюнем? Потому что больше у калужского покойника ничего для Козлятникова не было, а добытая нами «Азиатская Россия» уже пристроена.
– Да и не тянула она на интересы этого типа, – вздохнул Артур Давидович. – Ладно, уговорила! Забирай журнал и иди к этому жадюге.
Пфффф! И я же ещё и «уговорила»! Нет уж, так дело не пойдёт.
– Надо что-то для Дылды, – ответила я твёрдо. – Иначе мы с места не сдвинемся.
– Ну, с Дылдой проще, его слабость всем известна.
– Чехов, – кивнула я. – Именно.
– Тут попроще… Погоди минутку! – босс открыл левую тумбу своего стола, где держал небольшой обменный фонд. – Вот, держи. «Палата номер шесть» восемьсот девяносто восьмого года, суворинское 8) издание. Переплёт родной, на семнадцатой странице экслибрис какого-то богом забытого владельца, всё достойно.
________
8) Алексе́й Серге́евич Суво́рин (11 (23) сентября 1834, село Коршево, Воронежская губерния – 11 (24) августа 1912, Царское Село, Санкт-Петербургская губерния) – русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург.
– Ладно, годится, – сказала я, забрав оба издания. – Пошла к себе, буду звонить.
– Чтобы и духу моего рядом не было? – понимающе улыбнулся босс.
Ну вот, может же иногда быть похожим на человека!
Возле двери я помедлила, потом всё-таки повернулась к нему и спросила.
– Босс, почему мы ищем эту переписку? У нас есть заказчик?
– Возможно, что и есть, – ожидаемо напустил он туману. – А может, и нет – какая тебе-то разница? Твоё дело находить и договариваться, дело Лёлика – искать и вычислять, зарплату я вам плачу, чего ещё надо?
Это было обидно, но заслуженно, и я пошла к себе. Щелчок по носу запомнила, как и все предыдущие, а их было не так уж много за девять лет, что я проработала у Балаяна. Запомнила, занесла в список, сохраню до иных времён.
Лёлика на месте не было, где-то носился, добывая заказанную постоянным клиентом подборку русских сказок с иллюстрациями Билибина, да чтобы непременно изданные во Франции в тридцать первом году «Contes de l’Isba» (Сказки из избы). Ну, хозяин – барин, если надо, так найдём. У этого клиента внуки во Франции, вот он их и воспитывает в любви к русской культуре.
Ну, вот и славно, что напарник отсутствует, к разговору с Козлятниковым надо подготовиться, настроиться, а Лёлик обычно болтает, не закрывая рта.
Усевшись в кресло, я закрыла глаза и отдалась звукам.
Топают ножки ребёнка в квартире над нами; вот подвинули стул, дитя захныкало и тут же замолчало. Вот в квартире рядом с ребёнком заиграли на пианино – надо же, кто-то ещё учит детей музыке? Покупает пианино? Вон как старается, этюды Черни разучивает. В своей комнате Наталья Геннадьевна шуршит бумагами и вздыхает. В кабинете босса звякнуло стекло и полилась жидкость: нервничает, наливает себе коньяк.
Берём шире.
Шумят машины на Мясницкой, далеко, через два двора. На Чистопрудном бульваре играет духовой оркестр…
Услышав гомон стайки школьников, которых привели в Политехнический музей, я вынырнула из этого странного транса, поняла, что готова к разговору, и взяла в руки телефон.
– Адам Егорович? Добрый день, это Алёна Литвинова. Хотелось бы повидаться…