Темные дома и руины домов были освещены местами только фарами, прожекторами работающих машин и кострами на тротуарах, у которых грелись люди. Автобусы медленно пробирались по центральным магистралям среди опустевших домов с черными глазницами окон. Движение по проезжим улицам было медленным, но весьма напряженным, несмотря на позднее время. Дома имели различные повреждения в зависимости от качества постройки и направления удара волны землетрясения. Часть домов не имела заметных дефектов, у некоторых наблюдались трещины в стенах, – эти повреждения не являлись катастрофическими, в них, видимо, погибших не было (под «катастрофой» здесь и ниже я понимаю аварию или стихийное бедствие с гибелью людей).
Некоторые дома обвалились частично, – в средней части или на угловых выступах. В таких домах, конечно, имелись погибшие, но масштабы катастрофы от этих разрушений были бы не так велики, если бы не было полностью разрушенных домов. От этих остались лишь огромные груды мусора с вкраплениями человеческих тел. Эти дома взяли очень много жизней, – выжить под их руинами человек мог только благодаря чудесному, редкому стечению обстоятельств. Спасти людей, еще оставшихся в живых, здесь было особенно тяжело. Для этого требовалось раскопать огромные завалы. Это нам еще предстояло…
Картина разрушенного города впечатляла. Над грудами развалин в свете прожекторов склонились стрелы автокранов. В завалах трудились люди в рабочей одежде, – они разгребали мусор, закрепляли за тяги кранов (стропалили) тяжелые обломки конструкций. Краны поднимали, иногда вырывали эти обломки, и относили их в стороны, складывая на свободные места рядом с завалом или прямо на самосвалы. Шла постепенная, тяжелая разборка развалин для извлечения из них живых и погибших.
Штабеля гробов, – черных и красных, – были сложены на крупных перекрестках, площадях, и у некоторых домов. В окне автобуса промелькнул небольшой отряд спасателей, явно иностранцев, в комбинезонах со светоотражательными нашивками. Чувствовался какой-то специфичный сладковато-кислый запах, перемешанный с гарью костров и немного отдающий гнилью, – то ли от куч отбросов на улицах и неубранных помоек, то ли, думалось, от гниющих под руинами трупов… Танки на перекрестках улиц с нарядами автоматчиков, – импровизированные блокпосты…
Местами в руины вгрызались ножи бульдозеров и ковши экскаваторов, но делалось это на свежих раскопах достаточно осторожно, иначе можно было убить или покалечить еще живых людей, лежащих в завалах. Внутреннее чувство подсказывало, что в этих кучах мусора мало кому удалось уцелеть… Но все равно надо искать, не жалея сил.
В уцелевших домах не было света не столько потому, что не было электричества, сколько потому, что люди их покинули, страшась обрушения и предпочитая ночевать на улицах у костров, в гаражах, одноэтажных домах, палатках и загородных дачах… После землетрясения люди стали бояться своих домов: для многих дома превратились в могилы. Потому в окнах не светили ни свечи, ни фонари. Часть людей погибла, часть находилась в больницах, часть просто покинула город, уехав к знакомым и родственникам. Кто-то в панике, кто по здравому расчету, используя помощь родных и друзей, живущих неподалеку (прежде всего, в Ереване). За все время я видел всего несколько детей подросткового возраста среди родителей, раскапывавших свои квартиры. Малых детей не было. Их, видимо, всех вывезли в первую очередь, как самое дорогое. Прежде всего, для исключения психологических травм от вида погибших. Но все эти черты разрушенного города были осмыслены и поняты не сразу…