Мы не законодатели, но мы исполнители закона, проводники. Без нас его некому исполнять.
Эту мысль великий русский историк и философ Василий Ключевский записывает в 1907 году.
Кому, как не Ключевскому, было знать, что законопослушание во все времена не было самой большой добродетелью в России. «Не я виноват, что в русской истории мало обращают внимания на право, – писал он в те же годы. – Меня приучила к тому русская жизнь, не признававшая никакого права. Юрист строгий, и только юрист ничего не поймет в русской истории, как целомудренная фельдшерица никогда не поймет целомудренного акушера».
Российская империя все время своего существования была, конечно, не столько страной законов, сколько страной многовековых обычаев и традиций. По наезженной столетиями колее стремила свой полет русская птица-тройка и в те годы, когда русский историк размышлял о предназначении защитников закона. И всего только десять лет оставалось до величайшего потрясения, которое опрокинет все старое устройство русского мира, унесет миллионы жизней, потрясет весь мир.
И случится это во многом потому, что русские люди потеряют всякую веру в силу закона и законной власти, отвернутся от него, придут к убеждению, что жить по законам, подчиняться им уже невозможно.
В социологии есть специальное понятие – аномия. Так называют время, когда в обществе по тем или иным причинам происходит падение престижа права как такового. Когда законы и общепринятые нормы перестают оказывать воздействие на поведение людей. Аномия возникает тогда, когда все больше и больше людей проникаются мыслью, что свои права они не могут реализовать правовыми способами. Когда окружающая реальность буквально побуждает к двойной морали, вынуждает искать обходные пути для удовлетворения даже насущных нужд. В такие времена происходит переоценка и отрицание всех прежних ценностей, ломаются стереотипы поведения, в буквальном смысле меняется культурный код, жизнь общества перестает регулироваться правом, а само оно распадается на корпоративные группы и партии, в которых действует своя мораль, складываются свои ценности, принимаются свои законы, попирающие все прежние. И горе той стране, которую поражает эта болезнь!
Вот почему в словах русского мыслителя, обращенных к тем, кто способен думать и понимать, не только горечь оттого, что «мы – не законодатели», но и ясное понимание – зато «мы исполнители закона, проводники». И гордость – «без нас его некому исполнять». И ясное понимание своего высокого предназначения.
Тут – завет всем российским служителям права. Нынешним и будущим. Как бы ни был несовершенен закон, как бы ни дурны были власть и общество, закон должен быть соблюден, должен исполняться. Потому что его отсутствие порождает куда более тяжкие и страшные последствия. И потому – служи праву, коли взялся, не за страх, но за совесть. Ибо больше некому!
Запомним эти слова, эти мысли. Ибо в них ключ к пониманию судьбы и деятельности героя этой книги. Судьба была непростой, деятельность невозможно оценить лишь в одних тонах, но если в них были стержень и смысл, то они – именно в словах русского историка.
Не случайно повествование начато с этих слов Ключевского. Ведь они написаны как раз в то время, когда наш герой появился на свет. Давайте вспомним, что это были за годы в истории государства Российского.
Роман Руденко родился 17 (30) июля 1907 года, а 3 июня этого года считается днем действительного окончания первой русской революции. В этот день царское правительство объявило о роспуске Государственной думы и об изменении Положения о выборах. Событие вошло в историю как Третьеиюньский государственный переворот. Самодержавный режим на первый взгляд выглядел победившей стороной – власть и собственность остались у тех же социальных слоев, однако устои самодержавия были основательно подорваны.
И все-таки российская жизнь после революции сильно преобразилась. 1907 год – начало экономического подъема страны. Он продлится до 1914 года, когда загрохочут пушки Первой мировой войны и полетят в тартарары многовековые монархии, могущественные империи, а миллионы и миллионы людей примут смерть и страдания, не понимая их цели и смысла.
Но все это еще впереди, а пока Россия набирает силы, выходя из многолетнего затяжного кризиса. У нее еще семь лет в запасе. И жизнь на ее просторах бурлит и бьется в новых берегах, которые расширила и размыла первая революция.
Вот о чем писали газеты тогда, сто лет назад, летом 1907 года…
Закладка храма-памятника
Сегодня на Ходынском поле состоялась закладка храма, который будет служить памятником бывшему московскому генерал-губернатору и командующему войсками Московского военного округа Великому князю Сергею Александровичу и всем верным долгу и присяге слугам Царским, павшим от руки злодеев-революционеров при исполнении долга службы Царю и Отечеству.
По распоряжению администрации у газетчиков отбирался первый номер вновь вышедшей газеты «Известия», под редакторством (члена Государственной думы) П. С. Ширского.
Василий Кодрив, 28 лет, получив от жены 6 рублей денег на расход по дому, пропил их. Когда провинившийся муж вернулся домой, жена,
узнав про его поступок, стала бранить его и в раздражении крикнула: «Лучше бы в Фонтанку бросился, чем кровные деньги пропивать!» Кодрив,
на которого слова жены произвели сильное впечатление, последовал указанию супруги и у дома
№ 74 бросился в Фонтанку. Он стал тонуть, но
был спасен яличником, доставившим его в Обуховскую больницу, где состоялось трогательное
примирение мужа с прибывшей тотчас же женой.
По распоряжению Министерства внутренних дел Департаментом полиции командированы в Англию на съезд социал-демократов агенты охраны, которым поручено собрать все необходимые сведения о съезде, а также о лицах, прибывших на съезд из России.
Самым животрепещущим вопросом нашей жизни, бесспорно, является разработка нефти на Ухте: о ней говорят и в крестьянских избах и в хоромах богачей, так как развитие этой промышленности будет первым шагом к пробуждению Севера.
Группа женщин, принадлежащих к обществу женского равноправия, образовали «Союз кадеток». Союз признает, что кроме экономических домогательств существуют и политические.
По слухам, пароходовладельцем Шитовым сделано заявление судебному следователю о том, что главной причиной гибели парохода «Архангельск» являются сами пассажиры, которых обуяла как бы беспричинная паника в тот момент, когда пароход врезался в льдину и накренился на один бок. Уж не привлечь ли к ответственности утонувших?
Мне 30 л., одинокий, представительный, имею службу и средства, не имею знакомства, прибегаю к объявлению, желаю познакомиться с интеллигентной дамой, которая бы мне помогла 1000 руб. для моего интеллиг. безпроигрышного предприятия. Деньги возвращу через 6 мес. Согласен на все умные и выгодные для обеих сторон условия. Отношусь серьезно и прошу серьезного ответа. Главн. почтамт до востребов. предъяв. подписи. бил. на журн. «Нива» на 1907 г. № 34289.
На этих днях охранной полиции удалось наконец раскрыть большую и сложную, по-видимому, организацию экспроприаторов, совершивших за последние месяцы несколько крупных ограблений, как, например, в университете и в 54-м почтовом отделении на Петербургской стороне. В скромной комнатке на Ямской проживал предводитель шайки под фамилией Гробовского со своей подругой. Их выследили и Грабовского арестовали близ его дома, а в квартире устроили западню. В глухой отдаленной Кавалергардской улице в трущобном доме, в маленькой полуподвальной квартирке, был открыт склад разрывных снарядов.
Безалаберная быстрая езда подгулявших автомобилистов причиняет немало горя обывателям. Чуть ли не ежедневно тот или другой «шикарный мотор» с «девицами и кавалерами» опрокидывает и давит прохожих на центральной улице – на Невском проспекте. Пора, давно пора обуздать безобразную, ненужную скорую езду моторов.
Президиумом Государственной думы вновь поднят вопрос о необходимости в ближайшее время рассмотреть проект о постройке нового здания для Думы. Главные мотивы необходимости скорейшей постройки – неудобство размещения комиссий и фракций в Таврическом дворце, теснота, а также желание сохранить в нетронутом виде этот дворец как исторический памятник.
На хуторе Романовском, Кубанской области, между толпой, собравшейся поговорить о Государственной думе, и казаками произошло кровавое столкновение. Много избитых и раненых.
Полтавский отдел Союза русского народа обратился к председателю Совета министров с ходатайством испросить разрешение Государя Императора на вступление учеников средних учебных заведений в число членов союза. Государю благоугодно было указать на то, что русские начала должны прививать юношеству русская школа и наука. Лишь выросшая телом и духом молодежь может принять участие в общественной жизни страны и быть истинным оплотом царя и России.
Собрание членов съезда социал-демократов, называемого здесь «Секретной думой русских социалистов», состоялось в составе 68 членов, в Каррингтонгаузе, в помещении совета лондонского графства Дептфорд.
Третьего дня в 12 ½ час ночи на реке Москве около Симонова монастыря вспыхнул пожар. Загорелось на барке Златоверова прессованное сено, принадлежащее Хохлову, Аникееву и Кавунникову. Пожар продолжался вчера целый день. На пожаре работало до 1000 пожарных, кроме судорабочих. В огне погибло 30 тыс. пудов сена. Предполагают, что его случайно подожгли ночевавшие на барке «босяки».
Вот так и текла в 1907 году жизнь. Согласитесь, вполне, даже слишком привычная для нас, сегодняшних. Бомжи, аферисты, пьяные водители, дерущийся Кавказ, капризничающие депутаты, козни в Лондоне, рапортующая о своих достижениях полиция, хлопоты о русских началах…
Но были еще события и перемены в правоохранительной сфере и деревенской жизни той поры. Они имели самое непосредственное отношение к родившемуся тогда Роману Руденко – с первой будет связана вся его сознательная жизнь, а вот его детство и юность пройдут в условиях переживающей бурные потрясения деревни той поры, ибо появился он на свет в Черниговской губернии Российской империи в многодетной семье крестьянина-бедняка.
Эти годы у многих современников оставили более чем нерадостные воспоминания. По официальным сведениям, только за 1907–1909 годы от рук революционеров погибло в России 5946 должностных лиц. Перепуганная власть словно решила отыграться за пережитые страхи. Штрафовались и закрывались нелояльные газеты и журналы. «После роспуска второй Думы мы взяли в тиски печать мерами административными и призвали к порядку эту „мать революции“», —
писал премьер-министр П. А. Столыпин министру юстиции И. Г. Щегловитову. Однако сам Щегловитов по этому поводу язвительно шутил: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции».
Но вернуть страну к дореволюционным порядкам, настроениям и политическим взглядам было уже невозможно. Какой бы ни была Государственная дума, но она действовала, впервые представительный орган был наделен законодательными правами. Сложилась многопартийная система, пресса отбивалась от накидываемой на нее узды.
«Распад глубок и носит явные следы растерянности, которые нигде и никогда к добру не приводят, – писал Н. А. Маклакову Иван Григорьевич Щегловитов. – Растерялись у нас теперь, когда штурм власти еще не последовал, а что сделают, когда штурм действительно произойдет? Таков роковой вопрос, который напрашивается сам собой».
Что символично, заправлявший в те годы в правоохранительной сфере Иван Григорьевич Щегловитов, как и Руденко, тоже был уроженцем Черниговской губернии.
Вот только происходил он не из крестьян, а из потомственных дворян Черниговской губернии, где у его отца было имение и полторы тысячи десятин земли. Он родился 13 февраля 1861 года. В 20 лет, окончив с золотой медалью Императорское училище правоведения, начал службу при прокуроре С.-Петербургского окружного суда в чине титулярного советника. Трудоспособный, усидчивый, умный, хорошо знающий законодательство, особенно уголовное, Иван Григорьевич обратил на себя внимание начальства.
Его первая самостоятельная должность – товарищ прокурора Нижегородского окружного суда. Весной 1887 года возвратился в столицу, где занял должность товарища прокурора С.-Петербургского окружного суда. Одно из самых первых поручений, данных ему в столице, – присутствие при казни «первомартовцев» – Александра Ильича Ульянова и его товарищей, покушавшихся на жизнь императора Александра III и приговоренных за это к повешению. Позднее Щегловитов рассказывал, что воспринял это поручение, как «чрезвычайно тяжелое». Он говорил, что ночевать ему пришлось в Шлиссельбургской крепости, и всю ночь он не сомкнул глаз. Утром, надеясь получить телеграмму о Высочайшем помиловании, принимал все меры к тому, чтобы оттянуть казнь. И только после настойчивых требований коменданта крепости и жандармского офицера казнь состоялась.
Постепенно Щегловитов приобретает опыт и повышается в чинах. Все отмечают его старательность, даже основательность во всем, за что бы он ни брался, а также блестящие способности и великолепную теоретическую подготовку. Он сумел проявить себя не только хорошим организатором работы, но и блестящим судебным оратором. Запоминающуюся обвинительную речь он произнес по крупному уголовному процессу о подлоге духовного завещания миллионера Грибанова.
Современники отмечали, что в те годы Щегловитов «чтил Судебные уставы и возражал против нажима на суд». Именно по его инициативе министр юстиции издал даже циркуляр о праве присяжных заседателей ходатайствовать об облегчении участи осужденных.
В молодости Щегловитов «не чужд был и свободолюбивых речей». Ему приходилось давать заключения по самым разнообразным делам, причем их содержательная часть всегда отличалась высоким профессионализмом, основательностью и глубиной, что отмечал даже такой требовательный юрист, каковым был А. Ф. Кони. Последнему, например, очень понравилось заключение Щегловитова по делу Семёнова, в котором обер-прокурор убедительно разъяснил, что в уголовном процессе слова «виновен» и «совершил» – не синонимы.
Будучи обер-прокурором Правительствующего сената, Щегловитов выполнил ряд ответственных поручений первостепенной важности, чем обратил на себя внимание Высочайшего двора. Ему было доверено выполнение прокурорских обязанностей в Особом присутствии Правительствующего сената по так называемому «Делу о злодеянии, жертвой коего пал великий князь Сергей Александрович».
Обвинительный акт был составлен Щегловитовым 23 марта 1905 года. «Злоумышленником» оказался И. П. Каляев, член боевой организации партии социалистов-революционеров. Каляева осудили и приговорили к смертной казни через повешение. Выслушав приговор, он заявил: «Я счастлив вашим приговором и надеюсь, что вы исполните его надо мною так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии. Учитесь мужественно смотреть в глаза надвигающейся революции». Казнь состоялась в ночь на 10 мая 1905 года в Шлиссельбургской крепости. Пройдет время, и Щегловитов наверняка не раз вспомнит и казнь Александра Ульянова, и слова Каляева.
Иван Григорьевич с восторгом воспринял известие о подписании государем Манифеста от 17 октября 1905 года и искренне приветствовал начавшееся в империи преобразование государственного аппарата, созыв первой Государственной думы. Он даже участвовал в выработке некоторых последовавших вслед за Манифестом законодательных актов, в частности указа от 21 октября, «даровавшего» облегчение всем государственным преступникам, или, как их стали тогда называть, «пострадавшим за деятельность в предшествующий период».
24 апреля 1906 года Щегловитов назначается министром юстиции и генерал-прокурором. На этой высокой должности он оставался девять лет, несмотря на частую смену председателей Совета министров. Ему одновременно были вверены посты статс-секретаря императора, члена Государственного совета и сенатора.
Назначение Щегловитова вызвало неоднозначную реакцию. У одних – сдержанную, у других – откровенно враждебную. С. Ю. Витте писал впоследствии: «Это самое ужасное назначение из всех назначений министров после моего ухода, в течение этих последних лет и до настоящего времени. Щегловитов, можно сказать, уничтожил суд».
Если в молодости И. Г. Щегловитов ратовал за судебную независимость, приветствовал демократические преобразования, то теперь, утвердившись в должности министра юстиции и генерал-прокурора, он, по словам современников, «круто повернул вправо». Он перестал считаться с принципом несменяемости судей и судебных следователей, зачастую изгонял со своих мест неугодных ему судебных работников и прокуроров, а на руководящие должности подбирал людей «более твердых, более монархически настроенных».
На одном из заседаний Государственной думы Щегловитов сказал: «Тяжелые годы смуты и политического шатания возлагали на Министерство юстиции сугубые обязанности ограждения русского суда от засорения всем тем, что отражает в себе колеблющееся, меняющееся общественное движение и настроение и партийные вожделения. Между тем общее политическое шатание не может не коснуться суда, как ни прискорбно это явление. Волны бушующих политических страстей докатились и до святой храмины правосудия…
Нападки на меня не смущают, они бледнеют и гаснут перед величием лежащей на мне обязанности охранить тот храм, который именуется храмом правосудия, во всей чистоте». Однако очевидно было, что Щегловитов уже не чувствует себя не только проводником законов и их исполнителем, но считает себя вправе относиться к нему избирательно, решая, что целесообразно в сложившейся ситуации, а что нет.
Деятельность Щегловитова подвергалась критике со всех сторон. Социал-революционеры, считая Щегловитова главным проводником репрессий в стране, вынесли ему смертный приговор и долгое время «охотились» за ним, но все их попытки не увенчались успехом.
По мнению современников, щегловитовская юстиция самым печальным образом отразилась на деятельности тогдашнего суда. Никогда еще со времени введения Судебных уставов 1864 года судебные установления не падали так низко в общественном мнении. Современник считал, что при нем «вплоть до Сената судебные учреждения насквозь пропитались угодливостью, разлагающей все устои правосудия».
С именем Щегловитова прочно связано и так называемое одиозное дело Бейлиса, который в конце концов оказался оправданным, несмотря на все подлоги и подтасовки.
В июле 1915 года, под давлением демократических кругов, император вынужден был отправить Щегловитова в отставку с поста министра юстиции (сохранив ему остальные должности). Однако вскоре он опять возвысился. В январе 1917 года Шегловитову довелось стать последним царским председателем Государственного совета.
Февральская революция застала председателя Государственного совета Щегловитова врасплох. Он был арестован одним из первых. Иван Григорьевич не пытался ни сопротивляться, ни скрыться, а сразу же беспрекословно подчинился победителям. Арест происходил так. В первый же день революции, днем, на квартиру Щегловитова заявился никому не известный студент, типичный представитель выплеснутой на улицу революционной массы, который привел с собой нескольких вооруженных людей. От имени революционного народа он объявил Щегловитова арестованным. Его вывели на улицу в чем захватили – в одном сюртуке, не дав даже накинуть пальто или шубу, хотя мороз на улице был изрядный. Так и провели его без одежды до здания Государственной думы, по хорошо известному ему маршруту. Юрист и законник, он не мог не понимать, что творится самое настоящее беззаконие и произвол, но подчинился беспрекословно, понимая, что время законов прошло и настало время произвола и жестокой силы.
Щегловитова ввели в Екатерининский зал. Там, сконфуженный и растерянный, красный от холода, а возможно, и от волнения, высокий ростом, он был похож на затравленного зверя. Ему предложили стул, и он сел. Кто-то дал папиросу, которую он закурил. Находившиеся в зале люди с любопытством разглядывали некогда грозного министра юстиции и руководителя царской прокуратуры. Теперь он никому не был страшен.
В это время появился председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко, только что возглавивший так называемый Временный комитет Думы. Он приветливо обратился к Щегловитову, обнял за талию и предложил пройти в свой кабинет, но арестовавшие Щегловитова люди запротестовали, сказав, что не отпустят его без приказа Александра Керенского. Тот вскоре появился.
Вот как описывает дальнейшие события очевидец: «Удивительный контраст представляли собой встретившиеся Щегловитов и Керенский. Первый высокий, плотный, седой и красный, а второй видом совершенно юноша, тоненький, безусый и бледный. Керенский подошел и сказал Щегловитову, что он арестован революционной властью. Впервые тогда было сказано это слово, сказано, что существует революционная власть и что приходится с этой властью считаться и даже ей подчиняться». Господин Керенский тогда еще не предполагал, как скоро «революционная власть» выскользнет из его рук, и уже другие от ее имени будут вершить свой суд, определять, кто прав, кто виноват…
Щегловитов вместе с другими арестованными высшими царскими сановниками содержался в Петропавловской крепости. Чрезвычайная следственная комиссия, созданная Временным правительством, предъявила ему обвинения в злоупотреблении служебным положением, превышении власти и других преступлениях. После Октябрьской революции его перевели в Москву и поместили в Бутырскую тюрьму.
5 сентября 1918 года по приговору Верховного революционного трибунала Иван Григорьевич Щегловитов был расстрелян. В заключении и во время казни он вел себя очень достойно. Но что он передумал и пережил за эти дни, мы уже никогда не узнаем. Это был действительно незаурядный человек, но и такие люди оказываются бессильны что-либо предотвратить или переменить, когда на страну и на них накатывает неумолимый девятый вал истории…
А теперь обратимся к деревенской жизни. В 1907 году, когда родился Роман Андреевич Руденко, ее сотрясали иные страсти. Началась реформа всего сельского уклада, известная как «столыпинская». Конечный смысл ее составляла ускоренная ломка сельской общины, создание крепких индивидуальных крестьянских хозяйств. «Надо вбить клин в общину!» – провозгласил премьер Столыпин, понимая, что крестьянам, рассредоточенным по хуторам, надо будет браться за дело и, конечно, будет уже не до бунтарства. Всего за годы реформ из общины вышли около трех миллионов домохозяев. Однако нельзя не признать, что властям в конечном итоге не удалось ни разрушить до конца общину, ни создать достаточно массовый слой крестьян-фермеров. За 1906–1916 годы в Сибирь уехали больше трех миллионов человек. В основном это были молодые, сильные, уверенные в себе люди, которые сумели распахать нетронутые до того земли. Большинство переселенцев сумело обустроиться на новом месте, завести прочное хозяйство, хотя было и немало таких, что возвращались домой, не сумев совладать с суровым характером государыни Сибири…