2013 год. Рублево-Успенское шоссе. Элитный поселок Жуковка.
Сонную тишину усадьбы, занимавшей целый гектар территории поселка, нарушало только нежное стрекотание поливочных механизмов, исправно осыпавших изумрудную траву алмазами водяных капель.
Казалось, жизнь здесь замерла. Застыла в классических геометрических формах, которым отдавали предпочтение архитекторы, спроектировавшие сам особняк и другие постройки.
Дом, возвышавшийся в центре усадьбы, был начисто лишен псевдоготических башенок, шпилей и прочих излишеств, которыми грешили соседские особняки. Здесь во главу угла были поставлены строгость и простота. Четырехскатная, крытая красной черепицей крыша, белые стены и большие прямоугольные окна не придавали, как следовало бы ожидать, трехэтажному зданию тяжеловесность и мрачность. Строителям удалось найти тонкую грань, отделяющую аристократизм от безвкусицы.
Дорогие материалы, использованные для возведения особняка, не перли здесь наружу, а гармонично вписывались в общую картину.
Это же железное правило касалось всего, что размещалось на территории усадьбы – одноэтажных надворных построек, большого круглого бассейна, отделанного по периметру плитами каррарского мрамора, квадратных цветочных клумб, выстроившихся вдоль подъездной дорожки плодовых деревьев и трехметрового забора из декоративного красного кирпича, на гребне которого, в нишах кованой решетки, виднелись белые головки камер видеонаблюдения.
Единственным строением, вносившим некоторый диссонанс в четкий порядок этого райского уголка, была обросшая строительными лесами махина, располагавшаяся на периферии. Удаленность сооружения от остальных зданий наводила на мысль о его особой роли. Однако темные полимерные сетки надежно скрывали от любопытных глаз контуры строения, достигавшего в высоту тридцати метров. Таинственную стройплощадку зачем-то окружали ряд мощных прожекторов.
Солнце скатывалось за горизонт, когда створки стальных ворот бесшумно разъехались в стороны. На подъездную дорожку величественно вкатился черный автомобиль с тонированными стеклами. Машина не имела марки, поскольку была сделана по спецзаказу, а на хищно выгнутой решетке бампера вместо эмблемы фирмы-производителя сверкали хромированные буква «R» и «S» – инициалы владельца этого чуда автодизайна.
В автомобиле прослеживалась и монументальность ЗИСов, на которых разъезжали чиновники советской эпохи, и изящная плавность линий, присущая дорогим иномаркам последних моделей, и царственный аскетизм.
Машина не проехала к крыльцу особняка, как это бывало всегда, а остановилась на середине дорожки. Все пришло в движение. Из своей стеклянной будки у ворот вышел и замер по стойке «смирно» рослый охранник в черном. Два его собрата, предупрежденные о приезде хозяина, появились на крыльце, застыв по обе стороны входной двери. А у забора словно из-под земли выросла парочка дюжих ребят с овчарками на поводках.
Первым из автомобиля выбрался человек в черном френче со стоячим пасторским воротником. Темные глаза его резко контрастировали с бледной, словно никогда не видевшей солнца кожей лица. Длинные волосы цвета воронова крыла были разделены аккуратным пробором. Узкое, окаймленное короткой бородой лицо, изящной формы нос с горбинкой делали мужчину похожим на орла, хищную птицу, камнем падающую на добычу с небес. На указательном пальце средней руки он вертел нож странной формы. Длиной пятнадцать сантиметров, он имел четырехгранное лезвие и напоминал формой рыбу, туловищем которой была круглая рукоятка с продольными проточками, а хвостом – массивное кольцо.
Передвигаясь странными рывками, неестественно широко расставляя ноги, он сделал несколько шагов и остановился у пассажирской дверцы. Вслед за ним автомобиль покинули два парня в деловых костюмах, с характерными вздутиями под мышками. Как и первый пассажир, они внимательно осмотрели двор. Потом один кивнул бледнолицему, а тот наклонился к окну машины.
Рамзес Садыков появился лишь после того, как обменялся парой слов с начальником охраны Умаром Ахмаевым.
У главы крупного концерна, входящего в десятку самых влиятельных структур военно-промышленного комплекса, было много врагов и осторожность стала для него нормой жизни.
Выглядел олигарх очень экстравагантно. В первую очередь из-за своего наряда, никак не вязавшегося с положение Садыкова в обществе. Он просто ненавидел строгие деловые костюмы и одевал их лишь в исключительных случаях. Сейчас на Рамзесе Хасановиче была серая рубашка поло, тертые джинсы и белые кроссовки. Подчеркнутая небрежность в выборе одежды хоть и давно стало визитной карточкой Садыкова, но до сих пор смущала его деловых партнеров.
На их замечания о форме, которая должна была соответствовать содержанию, он с улыбкой отшучивался:
– Когда Александру Третьему, удившему рыбу в Гатчине, напоминали о встречах с иностранными послами, самодержец замечал «Европа может и подождать».
Годы, проведенные в боях за восхождение к сверкающим вершинам богатства и власти, оставили на миллиардере свой отпечаток. Садыкову было пятьдесят три, но выглядел он несколько старше своего возраста. Сквозь седые, стриженые ежиком волосы просвечивала внушительная, испещренная глубокими морщинами лысина. Полное, круглое лицо венчал двойной подбородок. Серые глаза, не имевшие характерного восточного разреза, смотрели на мир без особого интереса, а изгиб пухлых губ, застывших в вечной саркастической ухмылке, свидетельствовал о том, что Рамзеса трудно чем-либо удивить.
Под сорочкой поло угадывалось объемистое брюшко, которое в сочетании с короткими волосатыми руками и ростом под метр семьдесят придавало Садыкову сходство с опереточными толстосумами, продолжателями дела Гарпагона и Скупого рыцаря.
На самом деле большие деньги не испортили Рамзеса Хасановича. А может, их было слишком много даже для того, чтобы пробудить в душе миллиардера зачатки жадности. Он охотно занимался благотворительностью, вкладывался в различные проекты культурного и просветительского толка, строил храмы и больницы.
Меценатство Садыкова снискало ему добрую славу и даже столичные журналисты, которые никогда не прощали богачам их неумеренных трат, не склоняли Рамзеса за его чудачества вроде покупки острова в заповедном уголке планеты или финансирование экспедиции, которая должна была отыскать мифический артефакт.
Как только нога Рамзеса ступила на подъездную дорожку, послышалось тарахтение. Из-за строения, укрытого полимерной сеткой появился гольф-кар, которым управлял худосочный очкарик лет сорока пяти в оранжевом комбинезоне и белой каске. Выглядел архитектор Руслана Коробцов хмурым и потерянным. Он затормозил у подъездной дорожки, помялся и, наконец, выдавил:
– Нам пока не удалось локализовать грунтовые воды, но фрески на втором уровне, смею заверить, удались на славу.
Садыков слушал архитектора вполуха. Он смотрел на дорожку, по которой вприпрыжку бежала девочка лет пяти. Маленькая принцесса в белом летнем платьице с большими бантами, вплетенными в светлые кудряшки.
– Дядя Рамзес! Дядя Рамзес!
– Опять задержка, господин Коробцов? Насколько я помню, третья за последний месяц.
– Но…
– Я не раз повторял вам любимую фразу графа Монте-Кристо: не ограничиваю вас в расходах, но ограничиваю во времени.
– Да, я помню, Рамзес Хасанович, – закивал головой архитектор. – Помню, но…
– Достаточно с меня ваших «но», – отрезал Садыков, поворачиваясь к Коробцову спиной. – Вы уволены!
Архитектор застыл с разинутым ртом, а его бывший босс уже обращался к Ахмаеву:
– Устал я что-то. Да и предчувствия какие-то нехорошие. Вроде все нормально, а на душе кошки скребут. Черти знает, что… Может магнитные бури?
– Ты не слишком спешишь, Рамзес? Коробцов – ценный работник…
– Гм… И твой дружок. Может, и спешу, Умар. Может, и спешу, но своих решений не меняю.
Олигарх наклонился, подхватил подбежавшую девчушку на руки.
– Ну и какие новости у моей Танюшки?
– Я читаю книжечку! – захлебываясь от переполнявших ее чувств, заверещала малышка. – Она такая интересная!
– Что ж, умничка. И как называется твоя книжечка?
– «Три мушкетера»!
Рамзес и улыбался-то редко, но тут захохотал так громко и заразительно, что к нему присоединилась вся свита. Только через пару минут, он остановился и вытер выступившие на глазах слезы.
– Танечка, а не рано ли тебе такую книжку читать?
– Не рано! Не рано! – заверещала девочка. – Там Атос, Портос, Арамис и… Этот…
– Д’Артаньян?
– Правильно! Д’Артаньян!
На крыльце олигарх остановился, посмотрел на полоску багрового заката, обернулся к сопровождавшему его Ахмаеву.
– Скажи, Умар: меня хоть раз подводила интуиция?
– Не припомню такого, Рамзес-да, – начальник охраны сверкнул белозубой улыбкой.
– Вот и я о том же. Поэтому говорю: жди больших неприятностей.
Когда Садыков и Ахмаев вошли в дом, один из охранников позволил себе шевельнуться.
– Жди неприятностей. Вот оно как. Он так полагается на свою интуицию словно способен предсказать Конец Света. Хм… Тоже мне пророк.
Охранник осекся и округлил глаза, поняв, что поспешил со своим едким замечанием.
На крыльцо вернулся Умар. Несмотря на проблемы с ногами, из-за которых его прозвали Пауком, Ахмаев при желании передвигался на удивление быстро и славился способностью появляться неожиданно там, где его не ждали.
– Не знаю, как насчет Конца Света. Его я вряд ли могу предвидеть. Зато точно знаю, что тот, кто попусту треплет языком, рискует остаться без работы.
Умар исчез, оставив погрустневшего охранника, размышлять над своим проколом. Усадьба вновь погрузилась в сонное спокойствие, нарушенное появление хозяина. Укатил на свой объект архитектор-очкарик. Превратились в невидимок вышколенные охранники.
Наступил вечер. Багровая полоска заката растворилась в сумерках. Небо оккупировали тучи, скрывшие так и не успевшую взойти луну. В разных уголках двора загорелись, снабженные фотоэлементами лампы. Засветились окна дома. И лишь громада загадочной стройки оставалась темной.
Ближе к полуночи усилился ветер. По кронам деревьев пронесся похожий на стон тревожный шелест листьев. А потом где-то вдалеке послышались хриплое ворчание грома. Мигнули и погасли лампочки. Все утонуло во мраке. Нервно, надсадно завыла собака. Ее испуганную жалобу заглушил новый раскат грома. За ним последовала ослепительная вспышка света. Слишком яркая, для того, чтобы быть обычной молнией…
2013 год. Элитный поселок Барвиха.
Вертелись лопасти вентиляторов. Снабженные специальными фильтрами, они нагнетали в подвал безвкусный, сухой, но чистый воздух. Не меньше двадцати ламп, закрепленных на стенах и потолке освещали помещение, площадь которого было трудно определить из-за множества заполонивших подвал предметов.
– Не понимаю! Отказываюсь понимать! От-ка-зы-ва-юсь! Слышите вы?!
Мужчина лет пятидесяти с длинными рыжеватыми волосами и черными усами кричал так, что порой полностью заглушал рокот дизельного генератора. Он ходил от стены к стене с видом в запертого клетке тигра и, время от времени, театрально вскидывал голову к потолку, словно собираясь завыть на луну. На мужчине был дорогой спортивный костюм «Dolce&Gabbana». Белый, с ассиметричной черной полосой и двумя красными кленовыми листами он выглядел нелепым среди скопления картонных и деревянных ящиков, занимавших большую часть помещения.
Соперничать в нелепости с костюмом черноусого мог только усыпанный блестками пиджак еще одного мужчины – блондина с дородным лицом и полными аристократизма движениями. Он подошел к огромному, во всю стену морозильнику, раскрыл его, взял одно яйцо из огромной пирамиды гофрированных упаковок. Разбил скорлупу щелчком пухлого пальца и одним глотком проглотил содержимое. Небрежно отшвырнул пустую скорлупу, помассировал себе кадык.
– О-о-о! А-а-а! О-о-о-о! Отцвели уж давно-о-о-о! Стоп. Так. О-о-отцвели-и-и-и! Чего ты не понимаешь, Николай?
– Ничего не понимаю! – взвизгнул черноусый. – Я певец! У меня концерты запланированы на год вперед! Меня ждут в Омске, Новосиберске и Чите! А вместо этого я должен сидеть в подвале четырьмя придурками и ждать невесть чего! Нет, дорогие мои. Вы как хотите, а я еду в Москву! Прямо в Кремль! Немедленно! И плевать мне на сказки о радиации!
– Ну, насчет певца я бы поспорил, – ухмыльнулся блондин, поправляя шейный платок. – Твое время закончилось лет двадцать назад. А что касается Москвы – езжай. Может, сдохнешь еще по дороге к гаражу и избавишь нас от своих истерик.
– А ты, Игорек, что предлагаешь? – прошипел обладатель дольчегабанского костюма. – Еще месяц сидеть здесь? Жрать, спать и смотреть на ваши тупые рожи?
– Почему только жрать и спать? Можно поддерживать форму. Раз уж ты вырядился в спортивное, можешь позаниматься. Вон там, в углу есть отличный тренажер. Я вот тоже певец, а в отличие от тебя не теряю присутствия духа. Все образуется, Николаша. Со временем.
– Тренажер! Тренажер! О Боже!
Черноусый с такой силой рванул себя за волосы, что отхватил приличную прядь и лишь после этого замолк.
– А почему молчит наш генерал? Он-то должен знать, когда закончится эта, мать ее так, ядерная зима.
Вопрос задал невысокий смуглокожий молодой человек в солнцезащитных очках. Он лежал на раскладушке, заложив руки за голову и смотрел в потолок. Из одежды на парне были только широкие джинсы с ремнем, имевшим невероятных размеров пряжку. Недостаток одежды с лихвой восполнялся многочисленными татуировками, покрывавшими, казалось, каждый квадратный сантиметр кожи.
Генерал ответил не сразу. Он склонился над бильярдным столом так, что была видна только его заслуженная лысина и пытался совладать с кием, который упорно попадал куда угодно, но только в шар. Причиной промахов, наверняка была бутылка марочного коньяка, уже наполовину пустая.
Удар. Кий с треском врезался в борт бильярдного стола. Генерал смачно выругался и отшвырнул кий. Это был невысокий грузный мужчина лет шестидесяти. Большую часть лица его занимали сильно отвисшие щеки. Глаза и нос просто терялись в них, а мясистый подбородок выглядел только дополнением к щекам. Свой китель генерал накинул прямо поверх майки, открывавшей его покрытую седыми волосами грудь.
Вояка неприязненно посмотрел на компанию. Наполнил коньяком рюмку и опорожнил ее глотком профессионального алкоголика.
– Почему не отвечаю? Я, боевой генерал Арсентий Хватко не обязан отвечать какому-то пидору в наколках! Хватит и того, что вы живете в моем подвале! На пушечный выстрел таких бы уродов не подпустил к дому, кабы не это…
– Успокойтесь, ради Бога, Арсентий Лукич, – заискивающе попросил блондин. – Мы не хотели вас расстраивать. Просто все это нам порядком надоело. Сами понимаете: люди мы творческие, артисты, без публики не можем. Ну и, конечно, хотелось бы узнать, когда все это закончится.
– Никогда! – Хватко швырнул китель на бильярдный стол, снял с вешалки на стене прорезиненный плащ с капюшоном. – По крайней мере, никто из нас до этого времени не доживет. Ядерная зима, дурни вы мои, может длиться десятилетиями. Положим моих запасов еды, воды и топлива нам хватит на год. Положим еще что-то мы раздобудем в соседних особняках. А дальше… Даже я не знаю.
Наблюдая за тем, как генерал натягивает противогаз, блондин поинтересовался.
– Вы на верхнюю террасу?
– Ага. Свежим воздухом, ха-ха-ха, подышать.
– Я с вами!
– И я! – поддакнул черноусый.
– А нас и здесь неплохо кормят, – парнишка в неуместных для подвала солнцезащитных очках перевернулся на другой бок. – И ядерная зима, и вся эта кутерьма. И подвалы, и еда, и мосты, и города…
– Идиот! – пожал плечами генерал, направляясь к массивной стальной двери подвала. – Прав был все-таки Господь, затеявший на этой гребаной Земле генеральную уборку.
Троица поднималась наверх по деревянной лестнице, на которой даже ступени были полированными. Генерал шел первым. Дверь, ведущую на первый этаж дома, он открыл с опаской и немного помедлил, прежде чем войти. Певцы за его спиной замерли в напряженном ожидании и были готовы сигануть вниз в любую секунду.
Хватко шагнул в дом. Нащупал выключатель. Вспыхнувшие лампы осветили следы поспешного отступления. Часть вещей валялась на полу, картины висели криво, ковры были скомканы, а кресла опрокинуты.
Не задерживаясь, генерал поднялся на второй этаж, где тоже царил бардак. Теперь от внешнего мира людей отделяла только стеклянная дверь.
Арсентий Лукич взялся за ручку и после традиционного ожидания распахнул дверь. Ворвавшийся в комнату ветер взметнул занавески.
Генерал уже вышел на террасу, а его спутники, напоминавшие в своих противогазах парочку испуганных слоников еще долго переглядывались, прежде чем последовать за Хватко.
Вцепившись в перила ограждения с такой силой, словно боялся выпасть вниз, генерал смотрел на безрадостный пейзаж, некогда бурливший весельем Барвихи. Плотные облака серого тумана плыли над землей. Они то скрывали, то вновь открывали взору детали померкшего великолепия.
Большая часть особняков сохранилась, отделавшись выбитыми стеклами, да незначительными повреждениями. Ветер гнал по безлюдным улицам и пустынным подъездным дорожкам обрывки бумаги и прочий легковесный мусор.
Рассыпанные там и тут яркие, разноцветные пятна шикарных автомобилей, словно пытались дать бой опустившемуся на мир серому пологу. Однако было очевидно: сопротивление будет быстро подавлено.
В отличие от генерала, взгляд которого скользил по поселку, оба артиста уставились на едва различимые в серой дымке контуры ребристого здания концертного зала «Barviha luxury village».
Поначалу Хватко встревожили незнакомые звуки, которые не вписывались в фоновый шум ветра. Он осмотрелся и нашел их источник. Оказалось, что певцы совместными рыданиями отпевают рухнувший мир.
2023 год. Элитный поселок Подушкино.
Как ни старались хозяева дома скрыть заложенные кирпичом окна, задвигая их шкафами и драпируя портьерами, красная кирпичная кладка все равно бросалась в глаза. Да и другие попытки вернуть быту хотя бы налет его прошлой привлекательности, терпели фиаско. Мраморная каминная доска треснула. Изящным керамическим фигуркам на ней пришлось поступиться своим аристократизмом и терпеть рядом с собой присутствие каких-то совсем уж облезлых кружек-тарелок. Из дизайнерской люстры под потолком были вывинчены все, за исключением одной лампочки – на электричестве, как и на всем остальном теперь приходилось экономить.
Тусклый ее свет придавал помещению дополнительное уныние, а лицам людей – безжизненность.
Матвей Сергеевич Хохлов наклонился над журнальным столиком и морщил лоб, силясь понять причину, по которой у него не сходился пасьянс. Он ерошил заметно поредевшие седые волосы, пальцами, на которых поблескивали золотые перстни и что-то бормотал себе под нос. Узкое лицо его, как и поджарая фигура делали бывшего главу одной из самых влиятельных комиссий государственной думы похожим на породистую гончую. А вот глаза уже утратили прежний блеск. Их грустный взгляд свидетельствовал о том, что гончая окончательно и бесповоротно потеряла след.
Стараясь хранить хорошую мину при плохой игре, Матвей Сергеевич каждое утро брился, наряжался в костюм и выходил к завтраку тщательно повязав галстук.
Жена Хохлова, в прошлом знаменитая гимнастка сидела в кресле, уставившись в черное чрево камина. Пальцы рук ее безостановочно теребили лист бумаги. То сворачивали его в трубочку, то вновь распрямляли. Даже без макияжа, в простом сером свитере и тертых джинсах женщина была очень красивой. В черных глазах ее по-прежнему плясали неугомонные искорки, а складки у губ придали лицу не только твердость, но и дополнительную привлекательность.
– Гульнара, ты не могла бы оставить эту бумажку в покое? – раздраженно воскликнул Хохлов. – У меня тут…
– Почему нельзя растопить камин, Матвей?
– Потому, дорогуша, что пора забыть о барских замашках! Мои люди уже собрали дерево со всей округи.
– Можно сходить в лес.
– Да! И принести оттуда какую-нибудь радиоактивную гадость. Хватит пороть чушь, лучше сходи в подвал и посмотри, чем мы сегодня будем обедать!
– Ни в какой подвал я больше не пойду. Тебе не сделать из меня кухарку.
– Тогда голодай!
– И голодать я не стану, – Гульнара встала и швырнула на стол мужу мятый лист. – Прочти.
Хохлов, поморщившись взял лист, близоруко сощурился.
– Гм… Воззвание. Интересно, что придумал на этот раз выскочка Рамзес. Воззвание. Ага. Жители Рублевки… Ну-ну. Только вместе мы сможем не просто выжить, а вернуться к привычной нам жизни… Совместными усилиями мы построим на руинах… Гуля, я не стану читать эту чушь и примерно накажу того, кто посмел принести в мой дом филькину грамоту!
– Это – не филькина грамота. В Жуковку идут все наши. Садыков прав: шанс на возрождение былого величия Рублевки появится, если мы объединимся. Порознь у нас ничего не выйдет.
– У меня выйдет! – Матвей вскочил, скомкал воззвание и швырнул его в камин. – Кто такой этот Садыков? Генералишка, создавший себе имя и состояние на торговле оружием! А я – Хохлов! Я политик! Мы держали в кулаке всю Россию! К нашему мнению прислушивались западные и заокеанские акулы! Такие как твой Рамзес, ловили каждое наше слово… Скажи мне на милость, Гулечка, почему я должен идти на поклон к Садыкову? Почему я должен отдавать под его начало своих людей и свои ресурсы?
– Потому, Матюша, что он сильнее. Новое время – новое лидеры.
– К черту новых лидеров! Я сам, без посторонней помощи прекрасно вписался в новое время. Пока Хохлов жив, никто из Подушкино не уйдет! Только через мой труп!
– Если вы настаиваете…
Матвей Сергеевич обернулся на звук передернутого затвора. У двери, ведущей в подвал, стоял его личный шофер и телохранитель. Ствол его автомата был направлен хозяину в грудь. На согнутой руке висели костюм химзащиты и противогазная сумка, явно предназначенные для Гульнары.
– Ты? П-п-почему?
– Потому, Матвей Сергеевич, что ваша жена права. Здесь мы не живем, а выживаем. Медленно, но верно превращаемся в крыс. А настоящая жизнь строится в Жуковке. Садыкову удалось даже наладить полноценную связь с Метро. Будущее – за ним. Многие уже поступились своими амбициями. Пришел и наш черед. А еще, господин Хохлов, потому, что мне надело заправлять ваш генератор и выносить за вами дерьмо.
– А еще потому, что ты спал с моей женой! Прочь! Прочь из моего дома! Оба! И не забудьте передать Рамзесу, что Хохлов на него чхал!
Через полчаса, полностью осознав, что произошло, Матвей Сергеевич с яростным рычанием ударом ноги перевернул журнальный столик. Карты рассыпались по полу.
– Ни за что! Ни за что!
2025 год. Элитный поселок Раздоры
Чтобы разложить карту на том, что когда-то было письменным столом, пришлось очистить его от пробившихся через трещины в столешнице колючих побегов сорняков. Человеку в защитном костюме и противогазе пришлось воспользоваться для этого десантным ножом. Не успел он склониться над картой, как в комнату через пролом в стене пролез его подчиненный.
– Все чисто, командир, – отрапортовал он. – Только десяток трупов недельной давности, куча крыс…
– Не томи, капитан. По голосу слышу! – командир достал из сумки черный маркер. – Кроме трупаков и крыс разве ничего интересного?
– Есть интересное, господин полковник, – кивнул капитан. – Поймали мы предводителя раздорских. Не подох. Только рассудком малость повредился. В подвале, сучонок, прятался. Эй, парни. Тащите этого клоуна сюда.
Пара солдат протолкнули через пролом мужчину без противогаза. На нем был замызганный черный костюм, одетый на голое тело и одна туфля. В седых, кое-как остриженных волосах и усах, нависавших над полными губами, запутались клочья паутины. Едва оказавшись в комнате, мужчина шлепнулся на задницу, поджал колени и, обхватив их руками, затих.
– Ну и чем тебе не угодила Жуковка? – поинтересовался полковник. – Вы ж без нас тут все передохли.
– Вы еще ответите! – промычал губастый. – Вы не знаете, с кем связались! Я – медиаконсультант Весновский!
– Слышь ты, медиаконсульнтант, – капитан пнул мужчину сапогом под ребра. – Из-за тебя раздорские все запасы свои сгноили и от голода умерли. А ты выжил только потому, что своих братков, которых на независимость подбивал, жрать потом начал.
– У меня не было другого выхода, – в глазах губастого появились признаки возвращения к реальности. – Ваши жуковские меня все равно бы не приняли. Я ведь не элита, а простой белорусский парень… Я – мужик белорус, пан сохи и косы. Белы сам, чорны вус, пяди з две валасы…
– О чем это он? – пожал плечами полковник.
– Этот полупокер у Лукашенко то ли радио, то ли телевидением заведовал. Потом в Россию слинял. Сначала в Питере ошивался, потом здесь…
Свой рассказ капитан закончить не успел. Медиаконсультант вдруг резко вскочил и рванулся к прислоненному к стене «калашу».
– Я вас узнал! Оппозиция! Наймиты Запада-а-а-а!
Грохнул выстрел. Во лбу Весновского появилась дыра. Он упал на спину, пару дернулся и затих. Капитан сунул пистолет в кобуру.
– Сволочь…
Полковник, наконец, смог заняться своей картой, населенные пункты на которой были обведены красными и черными кружками. Он обвел черным маркером точку «Раздоры»
– Так-с. Будем считать, что и здесь у нас зачищено…