Я очень удивился, надо это признать, когда в чумазом парне, машущем мне из окна пожарной машины на встречке, опознал Семёна. Как оказалось, Семка, добрая душа, уже спас и повез на лечение каких-то японцев, которых зачем-то занесло в Москву. А, ну да, он же ездил встречать тетю в аэропорт, тогда понятно. И я понял, что в аэропорту все было жестко, поняв, что он не в грязи, а в запекшейся крови.
Впечатлила машина одного из японцев, что ехал за пожарной машиной. Что дорогая тачка – это для Москвы не удивительно. А вот дипломатические номера уже внушают.
Мои проблемы были масштабнее некуда – батя с маманей и бабулей наглухо застряли в нескольких тысячах километров от нас во Владивостоке. Я даже не знаю, сколько это точно километров, но, когда в детстве летал в гости, понял, что чертовски много. Вот и что теперь делать? Одно хорошо – что они не успели сесть в самолёт и вылететь в Москву. И даже выехать в аэропорт. Единственный раз, когда я смог дозвониться по сотовому матери, она мне это успела сказать, пока связь не прервалась. У их дома монстры еще не появились, поэтому удачно, что я успел их предупредить, что надо вооружаться чем получится и быть наготове.
Судя по словам Бориса, в аэропорту творился ад, все оккупировали монстры, а садящиеся самолёты сталкиваются и взрываются с другими, брошенными на посадочной полосе или маневрирующими по ней. Мне искренне было жаль людей, которые оказались в воздухе в такой ситуации, когда посадить самолёт, не разбив его вдребезги стало очень сложно, но на земле у моих родителей все же есть шанс. Да, без оставленного на нашей базе оружия с монстрами на Дальнем Востоке им придется очень нелегко, но все же – слава богу, что не успели сесть во взлетевший самолёт.
В полной мере сказанное Борисом я осознал, когда мы проезжали мимо аэропорта – над ним высоко поднимался густой черный дым. А в небе кружило множество пассажирских самолётов, прилетевших в один из самых оживленных аэропортов Европы, в котором больше нельзя было безопасно приземлиться.
Впрочем, надо было выкинуть эти мысли из головы – мы выехали на грейд с кучей престарелых родственников, которых страшно было пускать в лес одних с любым оружием, как мы поступили с нашими родителями. Медкомплекс, конечно, неплохо их омолодил, но юными и быстрыми не сделал. Да и налицо были явные проблемы с мышечной памятью – тело избавилось от множества старческих болячек, от которых страдало, а привычка осторожно передвигаться, как будто конечности все ещё страдают от артрита или артроза, у помолодевшим стариков ещё осталась. И движения у них поэтому получались какие-то дерганные, тело уже могло двигаться свободнее, а мозг еще к этому не приспособился. Так что нет, одних их, без нашего присмотра, отпускать на охоту за монстрами – никак.
Но ситуация в целом осложнилась. Одно дело запустить квадрокоптеры над лесом и отлавливать монстров по тепловым изображениям. Другое дело – охотиться на них на окраинах огромного мегаполиса. Что там нас может ожидать – да все, что угодно!!! Вот об этом мне и надо сейчас думать, как неформальному лидеру, от которого все ждут каких-то решений, готов я к ним или нет, а не о несчастных людях в небе над нами или даже о родителях в Сибири. По этим вопросам я в данный момент бессилен что-то сделать.
Из боеспособных и проверенных в боевой обстановке в команде были только мы с Петькой, да его малолетний брат с моей сестрой. Сестра-то ладно, семилетка, будет работать сугубо с квадрокоптером, а вот недавно вышедший из комы, но вполне себе уже бодрый Сашка щеголял с честно заработанным в прошлых боях плазменным стволом. Второй такой же был только у Бориса.
Старикам мы выдали оружие, оставленное моими родителями, да те двустволки, что сняли тогда с тел убитых охотников. С настойчивой просьбой не палить куда попало, не прицелившись хорошо, ибо картечь.
– Слушай, может, все-таки в окрестностях аэропорта попробуем сначала поохотиться? – спросил Петька, – что там в этой Москве, хрен его знает!
– Ты в небо посмотри, сколько там самолетов, и подумай о том, не захотят ли они, несмотря на отсутствие диспетчеров и обломки на взлетной полосе от взорвавшихся и столкнувшихся самолетов, все же попытать счастья, приземлившись там от полной безнадеги, – ответил я, – а что если один из таких самолетов въедет прямо в нашу группу, или взорвется, неудачно приземлившись рядом с нами? Там у них в баках столько тонн горючки, что рванет так, как будто оказался рядом со складом боеприпасов.
– Да, резон в твоих словах есть, – вздохнул Петька, – но людей как жалко!
– Да не трави душу, блин! – огрызнулся я ни с того, ни с сего, и тут же извинился, – прости, дружище! Стресс, что ли, из-за этой сложной ситуации с родителями, и всей этой ответственности за группу неподготовленных старичков.
– Поскорее бы Семен разобрался со своими японцами и присоединился к нам. С ним все же намного легче, – тактично ответил Петька, заминая мою неловкость.
– Серый! Сзади! – вдруг взвизгнула Наташка, которая всю дорогу провела, вертясь на заднем сиденье и осматривая окружающий мир. Всегда была любопытной, а последние дни с постоянной тренировкой в наблюдении при помощи квадрокоптера за монстрами ее интерес к окружающему миру еще возрос. Все же любопытные эти мелкие дети, живущие с гаджетами в руках.
Мне-то самому по возрасту всего ничего, но я далеко не такой «электронный», как моя сестричка. Я вообще не уверен, что она в полной мере осознала, чем происходящее с нами сейчас отличается от того, во что она играла на своих смартфоне и планшете. В этом плане ей должно быть полегче приспособиться, мол, ничего особенного и не происходит!
Тут же оглянувшись, вначале не увидел ничего странного. Ну, едут за нами еще две машины с родственниками. Но тут зрение перестроилось на более дальнюю перспективу, и я увидел, что над шоссе резко снижается огромный пассажирский самолет.
– Еханный бабай! – с чувством сказал тоже увидевший это зрелище Петька, – да они не хотят приземляться в аэропорту! Пилоты хотят сесть на шоссе!
Я уже вовсю нажимал на клаксон, аккуратно притормаживая. Блин, надо было сразу подумать, что посадка на шоссе – один из отчаянных вариантов для пилотов, когда есть проблемы с посадочной полосой в аэропорту. Учитывая сумасшедшую скорость огромного снижающегося самолета, у нас есть всего ничего, чтобы убраться с дороги и не попасть ему под колеса. Главное – быстрее объяснить, что делать водителям в двух других машинах. За рулем в первой из них был Петькин дед Захар, а во второй – бабка тети Семена, Галина.
– Открывай окно, маши и кричи во всю глотку – поворачивайте за мной! – скомандовал я Петьке. Нам дико повезло, что по краю дорога достаточно ровно переходила в поле. Учитывая, что его недавно перепахали, далеко мы по нему не уедем, но зато не перевернемся, как если бы тут был какой-нибудь двухметровый обрыв. И сам начал поворачивать, едва достаточно для этого сбросил скорость.
Успел бросить взгляд в зеркальце. Машины вслед за мной аккуратно притормозили, но не поворачивали. Обе так и ехали по шоссе, постепенно замедляясь. И Петька начал орать и махать, указывая, что надо повернуться и посмотреть назад, а там не реагировали. Видимо, хотят по обстоятельной стариковской привычке остановить тачки, выйти и не спеша обсудить, чего я от них хочу.
– Мля! – сказал я, въезжая на пахоту и постепенно увязая в бороздах. Теперь вся надежда была на то, что, проехав мимо нас, они будут вынуждены оглядываться в нашу сторону и волей-неволей заметят самолет и сами сделают нужные выводы. Хочется верить, достаточно быстро, чтобы тоже повторить мой маневр. И если успеют, то в следующий раз – никаких стариков за рулем!!! Прав был Петька, Семена дико не хватает!
Сработало! Да и самолет за прошедшие несколько секунд так увеличился в размерах, что игнорировать его было уже невозможно. Обе машины почти синхронно перестали тормозить и тут же повернули на пахотное поле.
Еще несколько секунд, и они тоже завязли в земле. Но, самое главное, самолет, едва не касаясь колесами шоссе, перелетел через нас, на мгновение накрыв огромной тенью и оглушив, а затем приземлился на асфальт и тут же оторвался от него метрах в ста от нас. Снова приземлился и подлетел вверх, качнулся и чуть не задел левым крылом землю, я услышал, как рядом ахнул Петька, да и сам так крепко сжал кулаки, что ногти вонзились в кожу. Кажется, теперь я понимаю, откуда произошло выражение – держи за меня кулаки! А затем все же выровнялся и пошел ровнее, казалось, что у пилотов все получилось!
Но в этот момент правое колесо огромного самолета съехало с вильнувшего немного в сторону шоссе на пахотное поле, и началось нечто невообразимое. Самолет перевернуло вверх хвостом как бумажный, он ударился кабиной пилотов о пашню, вмяв ее в фюзеляж, опрокинулся на спину, ломая крылья, и, перевернувшись еще раз, взорвался. Красочно, как в кино, и оставалось только радоваться, что произошло это уже в полукилометре от нас, и нам ничего не угрожало.
– Мать твою! – только и сказал я, полный разочарования.
– Жалко-то как! – выдохнул Петька, выскакивая из машины с оружием, – хватаем наш мобильный медкомплекс и дуем туда! Авось кто выжил!
Кивнув, я схватил рюкзак с прибором и припустил вслед за ним. За нами побежала и Наташка, а из ближайший машины, хлопнув дверцей, выскочил Сашка. Метров через триста, оглянувшись, увидел, что и старички подтягиваются. Не бегут, конечно, но очень бодро передвигаются.
Трупы и куски трупов, горящие кресла и куски металла, чемоданы, и особенно много обуви были щедро разбросаны вокруг полуразрушенного остова самолета. Зрелище жуткое, и я рявкнул на Наташку, чтобы близко не подходила.
– Есть кто живой? – заорал я, и самому стало немного жутко.
– Что так туфлей-то много валяется по полю, как будто все разувшись летели… – пробормотал убитым голосом Петька, идя неподалёку от меня в поисках выживших.
– Видел в одном фильме, что туфлей так много валяется, потому что взрывом их срывает с ног пассажиров, – ответил я. Сам я больше всего желал, чтобы мой опыт по этой части только фильмом и ограничился.
– Не похоже, чтобы тут кто-то мог выжить, – сказал Сашка, стараясь казаться крутым и взрослым. Но получалось у него не очень, и я пожалел, что все же пустил его к самолету.
– Согласен, быстро осмотрим и пойдем вытаскивать машины из пашни, – ответил я, – чтобы совесть потом не мучила.
Обошли вокруг самолета, стараясь идти побыстрее и избегать шлейфов черного дыма, которые периодически сносило ветром в нашу сторону. Дым едкий и вонючий, и дышать им было явно не полезно.
– Дядя Сережа, быстрее сюда! – вдруг заорал Сашка, шедший ближе к фюзеляжу, – тут живые!
– Ни хрена себе! – хором сказали мы с Петькой, бросившись к нему.
Взрывом на пашню отбросило секцию из трех кресел. В двух из них оказались пассажиры. Женщина лет тридцати пяти с окровавленным лицом и паренек Сашкиного возраста. На вид целый. Но на поле полным-полно целых тел лежало, а на деле все оказались мертвее-мертвого, когда пульс пытался нащупать.
– Я видел, женщина открывала глаза! – закричал Сашка, тыкая в нее пальцем.
Я приложил подушечки пальцев к сонной артерии женщины. И правда, пацан не ошибся, женщина была жива. Пульс не шибко хороший, нитевидный.
– Сына спасите! – внезапно пробормотала она, не открывая глаз, – он жив! Пожалуйста!
Я тут же приложил палец и к шее паренька. И правда, тоже жив! И пульс тоже паршивый.
Приняв решение, достал прибор и, порвав рубашку на пацане, чтобы не тратить времени, приложил к его груди. Мать имеет право рассчитывать, что ее ребенка будут спасать первым. Медкомплекс привычно зажужжал, загорелась надпись:
– Выполняется диагностика.
И через полминуты выдал диагноз:
– Компрессионный перелом позвоночника. Разрыв печени. Сломаны три ребра.
И тут же:
– Начато лечение пораженных внутренних органов.
– Все хорошо, – сказал я матери, надеясь, что она меня услышит, – прибор начал лечение, значит, ваш сын будет жить.
На губах женщины промелькнула едва заметная улыбка. А потом ее голова дернулась, и я понял, что мы ее потеряли. Приложил пальцы к шее, так и есть. Умерла.
По нервам резануло ощутимой физической болью. Одно дело слушать в университете лекции о том, как правильно делать выбор при наличии двух одинаково тяжелых больных, кого из них спасать первым, а кого оставить на потом, если ресурсов не хватает заняться сразу обоими, и о необходимости быть готовым примириться с тем, что второй может и не выжить, а другое дело – в жизни такое пережить самому. Две большие разницы.
Петька отвернулся, смахивая набежавшую слезу.
– Не стесняйся, хорошая женщина, до последнего заботилась о сыне. Не грех ее оплакать. Теперь мы о нем позаботимся. Сашка, возьмешь шефство над новичком, когда мы его подлечим?
Сашка тоже стоял с мокрым от слез лицом. Не сразу ответил:
– Да, конечно! А он точно выздоровеет?
– Наш прибор, если не может вылечить, сразу так и говорит. Вот как было в твоем случае. Так у нас и появился стационарный медкомплекс.
Закрыв глаза женщине, я расстегнул ремень, которым она была привязана к креслу, и отнес тело в сторону. Порывшись в валявшемся неподалёку чемодане, нашел свитер и накрыл им ее лицо. Единственное, что я не знал, что делать, когда пацан очнется – показывать ему умершую мать, или лучше утащить его отсюда побыстрее?
Петька, пока мы с Сашкой стояли и ждали, побрел дальше, в поисках других выживших. Ему навстречу с другой стороны вышли и другие члены нашей команды, подоспевшие к месту крушения и разумно пошедшие не за нами, что увеличивало шансы быстрее найти выживших. Все-таки житейский опыт стариков – вещь иногда полезная. Хотя и сомневаюсь, что у них был раньше опыт осмотра территории на месте крушения самолета, но сделали они это правильно. Единственное, что мне сразу не понравилось, все были без оружия.
– Сашка, присмотри тут за пацаном! – сказал я и отправился им навстречу.
– Граждане родственники и родственники друзей! – сказал я громко, когда подошел к подавленным увиденным старикам, – я не понял, а где ваше оружие? А если сейчас монстры на нас налетят, тут что, количество людских трупов резко прибавится?
– Так мы в машине оставили, тяжелое оно! – пробормотал дед Захар виновато.
– А если его сейчас там кто стырит? – не отставал я, – где мы сейчас, и где наши машины? В полукилометре отсюда, верно?
– А мы на замок нашу машину закрыли! – пришла на выручку деду Елена.
– Товарищи, сейчас конец света на дворе, ничего не стоит взять кирпич и рассадить любое стекло, если за ним что полезное лежит! – язвительно ответил я, – и мы, кстати, теперь при необходимости будем так и сами поступать. Значит так, еще раз подобное увижу, будете ходить охотиться на монстров без меня. И уж как сами справитесь, так и справитесь.
Несмотря на присущее старикам ехидство, в этот раз все промолчали. А я хоть немного снял стресс, погоняв подчиненных. Ничего, им полезно, пора привыкать, что как раньше рецептами блюд обмениваться и саженцы прививать в тишине и уюте уже не получится.
– Серега! – позвал меня Сашка.
Подошел к пацану. Медкомплекс закончил лечение, выдал надпись, что основные функции органов и костей восстановлены. Пацан открыл глаза и недоуменно осматривался вокруг. Сняв у него с груди прибор, я сказал как можно более дружелюбнее:
– Привет, я Сергей, это мой друг Саша. Тебя как зовут?
Моргнув несколько раз, он облизал губы и ответил:
– Кирилл я. А мама где?
Я принял решение. Будь что будет!
– Кирилл, ваш самолет упал. Все погибли. Ты единственный выжил.
По лицу пацана было видно, что он не хочет принимать такой правды, а затем он закричал:
– Мама где?
И рванулся из кресла, забыв, что пристегнут к нему.
– Подожди, давай я тебя отстегну, и мы подойдем к ее телу.
Я помог пацану отстегнуться и встать на ноги. А затем отвел к телу матери, и снял с ее лица свитер:
– Попрощайся. Пару минут у тебя есть. Затем пойдешь с нами. Мы тебя не бросим, теперь ты один из нас.
Пацан, заревев, упал рядом с телом матери на колени. Сашка тоже, не выдержав, заревел. Я поспешно сбежал, не зная, что делать. Впрочем, есть люди поопытнее меня.
Подойдя к бродившим неподалеку старикам, попросил:
– Мы там пацана спасли. А его мать – не смогли. Помогите его успокоить! И Сашку, кстати, тоже!
К счастью, учитывая ситуацию, никто на мне отыгрываться не стал. Надежда и Галина тут же поспешили успокаивать Кирилла, Елена обняла Сашку, а я отдал распоряжение:
– Поищите что-нибудь, чем можно выкопать неглубокую могилу. Не оставлять же на глазах у пацана тело его матери так валяться.
За пару минут нашли три удобных для рытья кусков крыла и принялись рыть могилу.
Самой большой проблемой оказалось оторвать пацана от тела матери, когда могила была готова. Нам тут задерживаться было не с руки, время идет, и как бы цинично это не звучало, его эмоциональные проблемы либо сломают его, либо закалят и позволят выжить. Поэтому я лично оторвал его от тела, в которое он вцепился, как клещ, несмотря на осуждающие взгляды бабушек.
Впрочем, учитывая, сколько я хулиганил в нашем дворе в подростковом возрасте, к осуждающим взглядам бабушек я уже привык, и ими меня не смутить. Правда, бурное обсуждение бабулек на скамейках о том, как я скоро пойду по кривой дорожке от колонии до тюрьмы несколько затихло, когда я с первого раза поступил в престижный вуз учиться на врача, но без дела они не остались. Начали перетирать по поводу меня – что мол, все хирурги в детстве были садистами, которые измывались над животными. В отличие от некоторых других слухов от бабушек у подъездов, этот был полной ерундой – зверюшек я никогда не обижал. Может, потому и не был уверен, что хочу быть хирургом, если вообще это все не байки про такие их наклонности в детстве.
Единственное, что я придумал, чтобы несколько утешить пацана, так это велел мужикам выстроиться в ряд и дать залп из нашего оружия над свежей могилой. Наверняка пацан смотрел фильмы, где были торжественные похороны военнослужащих. Пусть вспоминает теперь о том, что его матери была отдана дань уважения, которую, впрочем, она своей заботой о сыне вполне заслужила. Такое воспоминание хоть немного смягчит его боль. Ну и, конечно, свежие яркие эмоциональные впечатления, которые должны будут со временем вытеснить эти трагические переживания, и их я смело могу ему гарантировать, учитывая, что мы сейчас поедем охотиться на монстров.