Всего лишь кольцо. Но сколько же оно для нее значило!
То, что можно потерять. То, за что стоило сражаться.
Шахразада подняла голову, подставляя лицо под солнечные лучи. Перстень из тусклого золота блеснул, напоминая о своем двойнике, который находился на другом конце песчаного моря.
Мысли сами собой устремились к мраморному дворцу Рея. К Халиду. Оставалось надеяться, что он сейчас был с Джалалом или с дядей, шахрбаном, а не один, гадая, что произошло со своевольной женой.
«Почему я не там, с ним? – с отчаянием подумала Шахразада. Потом плотно сжала губы и сама же ответила себе: – Потому что в последний раз, когда я находилась в Рее, погибли тысячи ни в чем не повинных людей».
Она не могла вернуться до тех пор, пока не сумеет обнаружить способ защитить жителей города. И возлюбленного. Пока не найдет способ снять проклятие Халида.
За стенками шатра послышалось беззаботное блеяние козла.
Ощущая, как в груди нарастает ярость, Шахразада откинула импровизированное одеяло и потянулась к кинжалу, сама понимая, что не станет осуществлять невысказанную угрозу, но пытаясь таким образом обрести хоть какое-то подобие контроля над ситуацией.
Словно в насмешку, пронзительное блеяние лишь усилилось, и к нему добавилось… что? Звуки колокольчика?
На шее отвратительной твари звенел колокольчик! Под такой шум не сумел бы уснуть даже покойник!
Шахразада села, стиснула украшенную драгоценными камнями рукоять кинжала и… Обессиленно откинулась назад на походную постель, испустив раздраженный стон.
«Можно подумать, если бы стояла тишина, то я бы сумела заснуть».
Но нет, не тогда, когда дом находился так далеко. Когда так далеко находилось место, к которому стремилось сердце.
Шахразада с трудом проглотила вставший в горле ком и рассеянно погладила подушечкой большого пальца оттиск в виде двух скрещенных сабель на печатке. Халид подарил перстень жене всего две недели назад.
Она приказала самой себе собраться. Сожаления не помогут в достижении цели.
Вздохнув, Шахразада снова села и обвела взглядом окружающую обстановку.
Походная постель Ирсы лежала скатанной в дальнем конце их общего маленького шатра. Младшая сестра уже давно встала и сейчас наверняка вовсю пекла хлеб, заваривала чай и заплетала в косички бородку мерзкого козла.
Несмотря на ужасные обстоятельства, губы сами собой растянулись в улыбке.
Отсутствие полноценного отдыха, однако, быстро погасило искры хорошего настроения. Шахразада встала, заткнув кинжал за пояс, и потянулась. Каждый мускул тела ныл после нескольких дней тяжелого пути и плохого сна.
Три ночи, наполненные тревогой. Три ночи, проведенные в тщетной попытке забыть горящий город. Забыть хоть ненадолго список вопросов без ответов. Три бесконечно длинные ночи беспокойства за отца, чье истерзанное тело нашли на холмах рядом со столицей. Он до сих пор так и не оправился от травм.
Шахразада глубоко вдохнула сухой и свежий воздух, подставив лицо солнечным лучам, которые просачивались сквозь швы шатра. Тонкий слой песчаной взвеси покрывал все поверхности, создавая ощущение, что все вокруг было сделано из припорошенной алмазами тьмы.
Возле одной из стенок шатра стоял небольшой складной столик с фарфоровым кувшином и медным тазом. Рядом лежал весь небогатый скарб Шахразады, завернутый в потрепанный коврик, который ей подарил Муса Сарагоса. Она опустилась на колени, вылила в емкость теплую, но чистую воду, наклонилась, чтобы умыться.
И увидела собственное отражение – отражение спокойной девушки. Спокойной, хоть и со слегка искаженными чертами лица. Девушки, которая потеряла все и ничего за одну-единственную ночь.
Шахразада опустила в теплую влагу обе ладони. Под ее поверхностью кожа выглядела бледной и кремовой, утратив обычный бронзовый оттенок. Из-за непонятного эффекта в том месте, где воздух соприкасался с водной гладью, руки странно изгибались, отчего казалось, что они находятся в ином мире.
В мире с иным течением времени, в мире с иным исходом событий.
Вода лжет.
Шахразада умылась и провела мокрой пятерней по волосам, после чего открыла небольшой контейнер с толченой мятой, белым перцем и солью, чтобы почистить зубы после сна.
– Уже встала! Кто бы мог подумать, что ты способна на такие подвиги. Особенно учитывая позднее прибытие.
Шахразада обернулась и посмотрела на Ирсу, которая стояла напротив входа в шатер, так что ее гибкий стан казался темным силуэтом на фоне треугольника пустыни. Сестра скользнула внутрь и опустила за собой тканевый клапан. Стало видно ее лицо с мальчишескими чертами, которые сейчас скрашивала улыбка.
– Обычно ты никогда не вставала к завтраку.
– Как можно спать при таком шуме? Этот проклятый козел и мертвого из могилы поднимет! – проворчала Шахразада и брызнула водой в сторону младшей сестры, чтобы избежать дальнейших расспросов.
– Ты имеешь в виду Фарбода?
– Уже дала имя этому чудовищу? – ухмыльнулась Шахразада, пытаясь заплести в косу спутанную гриву волос.
– На самом деле он очень милый, – нахмурилась Ирса. – Просто нужно узнать его поближе.
– Пожалуйста, передай своему ненаглядному Фарбоду, что если он продолжит утренние вокальные упражнения, то я вряд ли устою перед искушением приготовить любимое блюдо – жареного козла в гранатовом соусе с дроблеными орехами.
– Точно, как это я забыла, – усмехнулась сестра, доставая из кармана мятых шаровар моток бечевки, чтобы перетянуть кончик заплетенной косы Шахразады, – нас же почтила своим присутствием царская особа. Обязательно предупрежу Фарбода, чтобы он не смел и дальше беспокоить прославленную жену халифа Хорасана.
Шахразада обернулась через плечо, наткнулась на взгляд светлых глаз сестры и тихо пробормотала:
– Ты так вытянулась. И когда только успела?
– Я скучала по тебе. – Ирса обняла старшую сестру за талию, почувствовала под кончиками пальцев рукоять кинжала и с тревогой отпрянула: – Зачем тебе оружие?
– Баба́ не очнулся? – стараясь скрыть напряжение за улыбкой, ответила Шахразада вопросом на вопрос. – Проводишь меня к нему?
В ту ночь, когда разразилась буря, она отправилась с Тариком и Рахимом за пределы Рея, чтобы отыскать отца, но оказалась не готова к представшему пред глазами зрелищу. Джахандар аль-Хайзуран лежал в луже рядом с древней, переплетенной в кожу книгой. Его руки и ноги покрывали ожоги: красные, совсем свежие, словно ссаженные обо что-то. Волосы выпадали клочьями. Потоки дождевой воды подхватывали пряди и смывали в грязь, как и остальные разбросанные вещи.
Серая в яблоках кобыла сестры с перерезанным горлом распростерлась рядом. Струи грязи смешивались с кровью и стекали с холма, оставляя зловещий багряный след.
Картина обмякшего тела отца на фоне красно-серого склона стояла перед глазами Шахразады еще очень долго.
Когда она попыталась разжать пальцы Джахандара на книге, он вскрикнул на каком-то неизвестном языке, а потом умолк, закатив глаза, и с тех пор больше ни разу не приходил в себя за все минувшие четыре дня.
Шахразада отказывалась уезжать, пока отец не очнется, так как должна была знать, что он в безопасности. Должна была знать, что именно он сотворил. И неважно что, – и кого – она оставила в Рее.
– Баба́? – тихо позвала Шахразада, стоя на коленях в тесном шатре возле бессознательного отца.
Он зашевелился и стиснул древний фолиант, который не желал выпускать из рук даже в бреду, не позволяя дотронуться до кожаного переплета ни единой живой душе.
Ирса тяжело вздохнула и наклонилась к сестре, протягивая стакан с напитком.
Шахразада приняла его и поднесла к потрескавшимся губам Джахандара. Он сделал несколько глотков, что-то невнятно пробормотал и перевернулся на бок, пряча книгу еще дальше под одеяло.
– Что ты добавила в напиток? – спросила Шахразада у сестры. – Пахнет приятно.
– Просто чай с молоком, медом и мятой. Ты говорила, папа ничего не ел несколько дней. Решила, это поможет, – пожала плечами Ирса.
– Отличная идея. Мне следовало самой об этом подумать.
– Не будь к себе строга, ты и без того сделала более чем достаточно, – заявила сестра с рассудительностью, удивительной для своих четырнадцати лет. – Баба́ скоро очнется. Я… я это знаю. – Она закусила губу, в голосе не чувствовалось уверенности. – Для исцеления ран требуется покой. И время.
Шахразада ничего не ответила, разглядывая руки отца. Ожоги пошли волдырями, синяки налились ярко-фиолетовым и багровым.
«Что он делал в ночь бури? – задалась вопросом она. – Что натворил?»
– Тебе и самой следует поесть, – прервала мысли сестры Ирса. – Ты хоть сумела перекусить после того, как приехала вчера поздно вечером? – И до того, как Шахразада успела хоть что-то возразить, схватила ее за руку, вздернула на ноги и потащила за собой из шатра к барханам неподалеку.
В густом, как суп, воздухе пустыни витали ароматы жарящегося мяса. Столб дыма беспомощно нависал над костром. Не было даже намека на ветерок. Мелкий песок обжигал даже сквозь подошвы. Безжалостные лучи солнца опаляли все, чего касались.
Шахразада с любопытством рассматривала поселение бедуинов прищуренными глазами. Вокруг царила суматоха. Люди, в большинстве с улыбками на лицах, сновали туда и сюда, перенося с места на место корзины с зерном и другие продукты. Дети выглядели счастливыми, хотя нельзя было не обратить внимание и на тревожные знаки: лежащее в тени на дубленых шкурах разнообразное оружие – сабли, топоры и стрелы. Нельзя было не обратить внимание на то, что это означало.
Подготовку к грядущей войне.
«И заберу тех жизней тысячекратно», – вспомнились слова проклятия.
Шахразада напряглась, но потом расправила плечи, не желая обременять сестру своими заботами. Эти заботы могли решить только люди с особыми талантами.
Такие, как Муса Сарагоса, маг из Храма огня.
Потребовалось значительное усилие воли, но Шахразада отодвинула мрачные мысли о нависавшем смертельном проклятии в дальний угол души, когда они с Ирсой подошли к самому большому шатру, разбитому среди скопления других, поменьше. Обиталище шейха выглядело величественно, несмотря на заплаты на полотняных стенах всевозможных цветов и оттенков, выгоревших на солнце. Сверху развевалось знамя. Часовой в груботканой накидке загораживал вход.
– С оружием нельзя, – предупредил страж и хлопнул Шахразаду по плечу с силой заклятого врага, похоже, наслаждаясь своей властью.
Проигнорировав голос благоразумия, девушка отреагировала инстинктивно: сбросила руку наглеца и нахмурилась.
«Я не в том настроении, чтобы мириться с воинственными грубиянами».
– С оружием в шатер шейха нельзя, – повторил часовой и потянулся к собственному кинжалу, в глазах сверкнула угроза.
– Только посмей еще раз меня тронуть, и…
– Шази! – поспешно одернула сестру Ирса и выступила вперед, чтобы успокоить стража. – Пожалуйста, простите ее…
Часовой не дал ей договорить, оттолкнув прочь. Не колеблясь ни секунды, Шахразада бросилась на мужчину и ударила обеими кулаками его в грудь, заставив отшатнуться. За спиной послышались крики.
– Что ты делаешь, Шази? – На лице Ирсы отражался ужас от безрассудства сестры.
Противник яростно взревел, раздувая ноздри, и схватил за локоть воинственную девушку. Та приготовилась дать отпор, стиснув кулаки и напружинив ноги.
– Отпусти ее немедленно!
За спиной часового возникла высокая тень.
«Ну прекрасно», – подумала Шахразада и поморщилась, хотя к гневу примешивался оттенок раскаяния. Вслух же она процедила сквозь зубы:
– Мне не требуется твоя помощь, Тарик.
– Я помогаю не тебе, – заявил сын эмира, подходя ближе и бросая на нее короткий взгляд с явной просьбой угомониться.
Неприкрытая боль читалась в глазах бывшего жениха достаточно ясно, чтобы воинственный пыл Шахразады угас.
«Простит ли он меня хоть когда-нибудь?» – подумала она.
Часовой обернулся к Тарику с такой почтительностью, что в иное время, при обычных обстоятельствах, Шахразада пришла бы в крайнее раздражение.
– Прошу меня простить, сагиб, но она отказывалась…
– Отпусти ее немедленно. Меня не интересуют оправдания. Исполняй приказ, или столкнешься с последствиями неподчинения.
Страж неохотно повиновался. Шахразада вырвала локоть, собралась с духом и обернулась к стоявшим рядом мужчинам. За плечом Тарика маячил верный Рахим. На противоположном фланге столпились еще несколько юношей. Один из них пытался казаться старше своих лет. Худощавый, как тростинка, он отпустил росшую клоками на длинном мальчишеском лице бородку и теперь преувеличенно сурово хмурил брови. В ледяном взгляде читалась неприкрытая ненависть.
Рука Шахразады невольно потянулась к кинжалу.
– Спасибо, Тарик, – поблагодарила Ирса, заметив, что сестра не собирается этого делать.
– Конечно, – неловко кивнул сын эмира.
– Я… – Шахразада осеклась и прикусила щеку изнутри.
– Не стоит утруждаться. Между старыми знакомыми слова излишни, – отмахнулся Тарик, после чего откинул капюшон риды и нырнул в шатер, избавляясь от необходимости и дальше выносить компанию Шахразады.
Мальчишка с ледяными глазами бросил на нее испепеляющий взгляд, прежде чем последовать примеру Тарика. Рахим разочарованно покачал головой, будто ожидал от девушки иного поведения, а затем подошел к Ирсе и вопросительно посмотрел на нее, когда же та лишь молча улыбнулась, вздохнул, прошагал мимо и скрылся в шатре, не сказав ни слова.
– Что на тебя нашло? – прошипела сестра, ткнув Шахразаду локтем под ребра. – Мы здесь гости. Нельзя себя так вести!
Принимая упрек, та коротко кивнула и в свою очередь направилась к шатру.
Внутри огромного помещения царил полумрак, поэтому глазам потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться. С деревянных подпорок через равные интервалы свисали медные лампы, однако после солнца пустыни их свет казался тусклым. Вдоль дальней стенки шатра тянулся длинный низкий стол из нетесаного тика. Вокруг высокими стопками громоздились подушки, грозя в любой момент свалиться. Мимо Шахразады с воплями промчались дети, не обращая ни на что внимания в стремлении занять лучшее место за столом.
В самом центре этого хаоса расположился пожилой мужчина с проницательными глазами и нечесаной бородой. Когда он заметил Шахразаду, то неожиданно тепло ей улыбнулся. По левую руку от него сидела женщина примерно того же возраста, перекинув через плечо длинную косу цвета тусклой меди. Справа же разместился Реза бин-Латиф.
Шахразада ощутила раскаяние. Они виделись вчера, но очень кратко, и она до сих пор не испытывала уверенности, что готова встретиться с отцом подруги лицом к лицу почти сразу после того, как потерпела неудачу в попытке отомстить за убийство Шивы.
Почти сразу после того, как влюбилась в казнившего ее юношу.
Решив пока избегать нежеланного внимания, Шахразада склонила голову и опустилась на подушку рядом с Ирсой. Напротив сидели Тарик с Рахимом. Устроившийся неподалеку парнишка с ледяными глазами пользовался любой возможностью, чтобы метнуть в девушку испепеляющий взгляд. Первым ее побуждением было сделать замечание и поставить юнца на место, но в памяти всплыл упрек сестры о том, что они здесь являются гостями. Нельзя было вести себя вызывающе.
Только не тогда, когда на кону стояло благополучие семьи.
Серебряное, выщербленное по краям от времени блюдо с запеченной ножкой ягненка красовалось в центре поцарапанного стола. Рядом в корзинках лежали толстые ломти хлеба, намазанные маслом и покрытые черными семенами кунжута. В треснутых мисках высились горки редиса и больших кусков козьего сыра. Не прекращая переругиваться, дети расхватали овощи, отломили щедрые порции хлеба и принялись рвать мясо голыми руками. Взрослые в это время разливали по чашкам чай, добавив ароматные листочки мяты.
Когда Шахразада подняла голову, то поймала на себе взгляд проницательных глаз старика. Он еще раз тепло улыбнулся, продемонстрировав щербинку между передними зубами, придававшую ему немного глуповатый вид.
Однако Шахразаду это ничуть не обмануло.
– Значит, друг мой, это и есть Шази? – спросил старик, неясно, к кому обращаясь. – Ты был прав. – Он надтреснуто усмехнулся. – Она настоящая красавица.
Шахразада быстро осмотрела всех сидевших за столом и задержала взгляд на Тарике, чья поза говорила о неловкости: широкие плечи напряжены, резко очерченные челюсти крепко стиснуты. Наконец он тяжело вздохнул, поднял голову, встречаясь глазами с Шахразадой, и послушно подтвердил:
– Да, так и есть.
– Ты создала множество неудобств хорошим людям, красавица, – прокомментировал старик, поворачиваясь к гостье.
Та почувствовала вспыхнувшее раздражение, подобно раздутому из углей пламени, но, ощутив предупреждающее прикосновение сестры, все же сумела сдержаться и промолчать, закусив губу, чтобы не дать вырваться поспешным словам. Пришлось напомнить себе: «Я здесь всего лишь гостья и должна проявлять учтивость, какой бы разгневанной и одинокой не ощущала себя».
Старик расплылся в еще более широкой улыбке, снова демонстрируя щербинку между зубами, чем привел Шахразаду в бешенство, и спросил:
– Стоишь ли ты того?
– Прошу прощения? – переспросила она и вежливо кашлянула, держа на коротком поводке свои эмоции.
Парнишка с ледяными глазами наблюдал за ней с хищным вниманием охотничьего ястреба.
– Стоишь ли ты всех тех неудобств, которые создала, красавица? – терпеливо пояснил старик, произнося слова нараспев и еще больше выводя из себя собеседницу.
Ирса схватила ее за руку вспотевшей от страха ладошкой в безмолвной мольбе не реагировать на слова хозяина шатра.
Шахразада медленно выдохнула, успокаиваясь. Она не могла рисковать безопасностью сестры. Только не в чужом поселении среди незнакомцев. Незнакомцев, которые могли вышвырнуть ее семью в пустыню за любое неверное слово. Или перерезать им глотки за неосторожный взгляд. Нет. Нельзя подвергать угрозе и без того висящую на волоске жизнь отца. Ни за что на свете.
Поэтому Шахразада медленно улыбнулась, выигрывая время, чтобы взять себя в руки, успокаивающе пожала руку Ирсе и произнесла, скрывая за веселым тоном упрек:
– Полагаю, красота редко заслуживает приложенных к ее завоеванию усилий. Однако я представляю собой не только то, что доступно взгляду, и считаю себя достойной некоторых неудобств.
– Это точно! – расхохотался старик, запрокидывая голову назад. Когда же отсмеялся, весело добавил: – Добро пожаловать в мою скромную обитель, Шахразада аль-Хайзуран. Меня зовут Омар аль-Садик. Пользуйся моим гостеприимством, сколько душе твоей будет угодно, и помни: жена халифа в шелках и бездомная уличная попрошайка равны в моих глазах. Приветствую. – Он слегка поклонился, проводя пальцами по лбу широким жестом.
Шахразада облегченно выдохнула, позволив себе расслабиться, тепло улыбнулась и повторила жест шейха.
Отец Шивы наблюдал за беседой, сохраняя бесстрастное выражение лица и опираясь локтями на выщербленный край стола, а когда подруга дочери потянулась за куском лаваша, тихим серьезным тоном обратился к ней:
– Шази-джан…
– Да, дядюшка Реза? – вопросительно приподняла брови она, задержав руку над корзинкой с хлебом.
– Я очень рад, что ты здесь, в безопасности… – нерешительно начал отец Шивы.
– А я бесконечно благодарна вам и всем остальным за заботу о моей семье, о моем бедном отце.
– Конечно, – кивнул Реза, наклоняясь вперед и опуская подбородок на сцепленные в замо́к руки. – Твоя семья – моя семья. Ты всегда была мне как дочь.
– Да, – прошептала Шахразада, – мы с Шивой считали друг друга сестрами.
– Поэтому мне больно спрашивать… – При этих словах вокруг рта Резы залегли глубокие морщины, выдавая озабоченность. – Вчера ты прибыла очень поздно, и я не стал тебя беспокоить, но сегодня более не могу сносить оскорбления.
Шахразада застыла, так и не взяв лаваш. Чувство вины ледяной змеей скользнуло по спине и свернулось клубком в желудке.
– Как ты можешь сидеть со мной за одним столом, деля кров и пищу, пока на твоем пальце сверкает кольцо юнца, убившего мою дочь? – Из голоса мужчины, ставшего вторым отцом, пропал даже намек на тепло.
Обвинение полоснуло по собравшимся, как серп по полю пшеницы.
Шахразада заморгала и закрыла перстень ладонью, стиснув пальцы так сильно, что герб с двумя перекрещенными саблями врезался в кожу. Так сильно, что стало больно.
– Дядя… – неловко кашлянул Тарик. Звук показался оглушительным во внезапно наступившей тишине. – Дядя Реза…
Нет. Она не могла позволить другим спасать себя. Никогда больше.
– Я… – едва слышно выдавила Шахразада, во рту пересохло. – Я сожалею…
Но она лгала, так как вовсе не сожалела. Только не о своих чувствах. О других вещах – да. О сотнях вещей. О тысячах.
О целом городе невысказанных извинений.
Но о чувствах – нет. И никогда не сможет.
– Мне не нужны твои пустые сожаления, – тем же ледяным тоном продолжил Реза. Его голос казался незнакомым, чужим. – Решай.
Бормоча извинения, Шахразада вскочила из-за стола, не успев подумать, и поплелась прочь из шатра под палящее солнце пустыни, цепляясь за остатки достоинства. В обувь тут же набился горячий песок, обжигая щиколотки при каждом шаге и делая ноги неподъемными.
Внезапно большая тяжелая рука легла на плечо Шахразады, останавливая ее.
Она подняла глаза, заслоняя их ладонью от ослепительного солнца, увидела стража, который ранее не желал пропускать в шатер, и прошептала, едва сдерживая ярость:
– Прочь с дороги, сию же секунду!
Губы противника лениво изогнулись в зловещей ухмылке. Он явно не собирался подчиняться.
Шахразада схватила запястье стража, чтобы оттолкнуть его в сторону.
Полы риды из грубой ткани при этом откинулись, обнажая руки до локтя и открывая взгляду отметину на внутренней части предплечья. Метку в виде скарабея. Метку наемников фидаи, которые пробрались в покои Шахразады в Рее и пытались убить ее.
Она ахнула, отпрянула и побежала. Спотыкаясь и не думая ни о чем, кроме стремления оказаться как можно дальше от опасности.
Донесся голос Ирсы, которая окликала сестру, но та не останавливалась до тех пор, пока не оказалась в своем маленьком шатре и не опустила за собой полог. Только тогда Шахразада замерла посреди временного пристанища, подняла правую руку с перстнем к сочившемуся сквозь шов солнечному лучу и стала наблюдать за игрой света на золотом кольце. Сердце бешено колотилось после бега, тяжелое дыхание эхом металось среди матерчатых стенок.
«Мне здесь не место, – с отчаянием подумала Шахразада. – Я тут как пленница в тюрьме из песка и солнца. Нужно найти способ обеспечить семье безопасность и выяснить, как снять проклятие. А потом возвращаться домой, к Халиду».
Увы, она не знала, кому могла доверять. До тех пор, пока не получится выяснить, кем на самом деле является Омар аль-Садик и почему по его поселению свободно перемещается наемник фидаи, следует соблюдать осторожность. Очевидно, что на Резу бин-Латифа нельзя больше рассчитывать. Взваливать груз своих проблем на Тарика Шахразада тоже не хотела. На нем не должна лежать ответственность за ее семью. Нет. Это ее и только ее обязанность – уберечь родных от опасности.
Взгляд девушки лихорадочно метался от одного предмета к другому, пока не остановился на медном тазике с водой.
«Плыви по течению. Действуй незаметно. Рассказывай истории. Лги. – Не позволяя себе задуматься о чувствах, Шахразада сдернула кольцо с пальца и приказала себе: – Дыши».
Затем закрыла глаза и прислушалась к безмолвному крику сердца.
– Вот ты где, – прервала поток мыслей Ирса.
Она вошла в шатер, опустила за собой полог, молча приблизилась к Шахразаде, не требуя объяснений и не упрекая, развязала бечевку и занялась ее косой. Они посмотрели друг на друга. Ирса взяла кольцо из безвольной руки сестры, продела сквозь него шнурок, после чего, все так же не говоря ни слова, повесила импровизированное ожерелье ей на шею, заправила под ткань камиса и сказала:
– Больше никаких секретов.
«Некоторые секреты лучше не знать», – пришли на ум слова Халида – не предупреждение, а напоминание.
Шахразада кивнула сестре, приняв решение сделать все, что потребуется, лишь бы уберечь семью от опасности. Даже если придется для этого солгать Ирсе.
– Что ты хочешь знать?