Эта переписка с прекрасным предисловием издана в [Stroev 2006].
Оригинал, к которому обращалась Екатерина, см. факсимиле в [Strube de Piermont 1978].
Де Мадарьяга утверждает, что французский оригинал более значим для интерпретации интеллектуального замысла Екатерины: «Именно французский текст “Наказа” наиболее близок к мысли самой Екатерины. Она заимствовала у авторов, писавших на французском языке, и сама написала “Наказ” на французском. Впоследствии он была переведен для нее на русский язык». См. [Madariaga 1998b: 243]. Возможно, это замечание справедливо, но для внутренних целей главным ориентиром была русскоязычная версия «Наказа». Большинство депутатов Законодательной комиссии читали документ на русском языке, чиновники в правительственных учреждениях также ссылались на русскую версию.
Здесь я цитирую русский текст. Французский «перевод» имеет другой оттенок. Во французской версии молитвы светское и религиозное право имеют одинаковое основание, а упоминание о законе в первой статье выпущено!
Статьи 56–61 опираются на работы Беккариа.
Мстиславская относила Сумарокова к представителям «аристократической Фронды», которая якобы стремилась к установлению в России «конституционной монархии». Этот ярлык вдвойне неточен. Слово «Фронда» подразумевало существование в России состоятельной элиты, аналогичной той, что выступила во Франции XVII века против централизованной власти. Сумароков принадлежал к служилой элите и происходил из семьи, владевшей крепостными, но в конце 1760-х годов доходы он получал в основном от Екатерины. Возможно, он выступал от имени тех элементов дворянства, которые поддерживали сохранение крепостного права, но сам он не был крупным землевладельцем. К тому же в российских условиях согласованное аристократическое оппозиционное движение, подобное тому, что имело место столетием ранее во Франции, вряд ли увенчалось бы успехом, как показал эпизод с Голицыным в 1730 году. Конечно, Сумароков хотел некоего эффективного сотрудничества между императрицей и высшими слоями дворянства. Возможно, он симпатизировал проекту Панина начала 1760-х годов по передаче части исполнительной и законодательной власти Императорскому совету и Сенату, но называть этот проект «конституционным» было бы, пожалуй, ошибочно. Как мы увидим ниже, проект Панина – Фонвизина 1783 года более соответствовал понятию конституционной реформы.
До 1775 года Екатерина сама выступала в роли «личного цензора» Сумарокова, что, кстати, послужило прецедентом для личной цензуры Пушкина Николаем I.
О «смеховой интимности контакта частного человека и монарха» см. [Лебедева 2000: 171].
Во «Введении» И. Пыпина поднимается дискутируемый вопрос об авторстве императрицы. См. [Пыпин 1901: I–LVI].
Среди друзей Екатерины в Европе распространялся французский текст «Le secret de la société antiabsurde, dévoilé par quelqu’un qui n’en est pas» (Cologne, 1758). Во французской версии была указана заведомо ложная дата публикации, вероятно, для того, чтобы дистанцировать от нее Екатерину, по крайней мере, в глазах «неосведомленных». Удобное русское издание см. в [Екатерина II 1893: 439–444].
Бумаги, касающиеся предложения об учреждении Императорского совета и о разделении Сената на департаменты в первый год царствования Екатерины II (28 декабря 1762 года) [СИРИО 1867–1916, 7: 200–201].
См. также [Порошин 1881: 226–227], запись от 7 января 1765. Панин сказал Порошину по поводу Штрубе: «Il a dit tout ce qu’il a pû dire, а Монтескиу все Монтескиу останется».
27 июня 1765 года Панин говорил с С. А. Порошиным «о революциях при Анне Иоанновне» [Порошин 1881: 336].
В очень хорошей статье о политических идеях Сумарокова Е. П. Мстиславская заметила, что Сумароков «оказал Панину неограниченное доверие». См. [Мстиславская 2002б: 60].
В том же русле высказывается Элен Каррер д’Анкосс: «Хоть Екатерина и была новичком в политике, она сразу же поняла, что эти проекты с их миражом упорядоченного государства были задуманы для того, чтобы ограничить ее власть» [Encausse 2002: 83].
Об институциональном контексте философии Теплова см. в статье [Артемьева 1999].
Эта ремарка, сделанная в ретроспективе в Санкт-Петербургском журнале за июль 1798 года, процитирована в [Пигарев 1954: 256].
Об истории публикаций «Рассуждения» см. [Макогоненко 1959: 653–654].
Перевод Поповского «Опыта о человеке» А. Поупа появился в 1754 году. Фонвизин, скорее всего, читал издание 1757 года [Поповский 1757].
Пигарев цитирует «Послание о пользе наук и о воспитании в оных юношества», опубликованное Н. Новиковым в журнале «Живописец» в 1772 году.
Пьеса шла под русским названием «Гордость и бедность» и, возможно, представляла собой адаптацию пьесы Хольберга «Jeppe på Bjerget» (1722).
Стихотворение принадлежит Сумарокову [Сумароков 1957: 295]. Автор приводит следующую атрибуцию: «[Федор Алексеевич Козловский]. Стихи Ивану Афанасьевичу Дмитревскому, на представление Синава и Трувора, Трагедии, сочиненной Его превосходительством Александром Петровичем Сумароковым [s.l. 1766?]».
Дань уважения Фонвизину Пушкин отдал в стихотворении «Тень Фонвизина» [Пушкин 1994–1999, 1: 119–125]. Пушкин приписывает Фонвизину скептический гедонизм Петрушки: «Вздохнул Денис: “О Боже, Боже! / Опять я вижу то ж да то же. / Передних грозный Демосфен, / Ты прав, оратор мой Петрушка: / Весь свет бездельная игрушка, / И нет в игрушке перемен”» [Пушкин 1994–1999, 1: 120].
Краткий обзор мировоззрения Кларка см. в [Yenter, Vailati 2018].
Первое издание книги Кларка: [Clarke 1705]. Фонвизин, возможно, изучал французский перевод [Clarke 1744].
Если бы Фонвизин был этическим утилитаристом, то апелляция к практическим результатам – «наибольшее счастье наибольшего количества людей» – могла бы быть интеллектуально последовательной. Но Фонвизин, по-видимому, связывал добродетель не с пользой, а с разумом и приверженностью этическим принципам.
Текст пьесы А. Карина утрачен. Пьеса Елагина является переработкой пьесы Хольберга «Jean de France eller Hans Frandsen» (1722).
Известия о новых книгах // Санкт-Петербургский журнал, февраль 1778 года, часть 1, с. 56–59. Цит. по: [Макогоненко 1961: 172].
В 1788 году Фонвизин дал объявление о плане издания пятитомного собрания сочинений, в которое должны были войти «разные письма» [Макогоненко 1959: 627–628].
что француз рожден свободным (фр.).
О сударь, вы правы! Француз раздавлен, француз – раб (фр.).
Фонвизин посетил спектакль 19 марта 1778 года [Фонвизин 1959, 2: 441–442, 469–470].
Я следовал сводному изложению Рэнселом плана Панина, опубликованного Шумигорским, но с некоторыми правками.
См. письмо Павла Н. И. Салтыкову от 5 апреля 1783 года в [Свиньин 1818: 112]; цит. по: [Сафонов 1974: 265].
Сафонов пришел к выводу, что проект Панина – Фонвизина и записки Павла «отличаются только в деталях» [Сафонов 1974: 271].