Современный мир представляет собой мир глобальной конкуренции, протекающей в разных формах. Необходимо выделить четыре основных пространства конкурентной борьбы: геополитическое, геоэкономическое, социально-демографическое и геокультурное. Каждая страна, претендующая на роль великой державы, должна быть конкурентоспособной в каждой из этих сфер. Ведущей тенденцией развития международных отношений является усиление в условиях глобализации экономической составляющей конкуренции, выражающееся, прежде всего, в соперничестве национальных экономик.
Доминирующим процессом, определяющим контуры мирового экономического пространства, является глобализация. Это сложный процесс, включающий в себя политическую, экономическую, культурную, информационную и технологическую компоненты.
Конкуренция между державами в геоэкономической сфере возрастает по мере развития глобализации и конвергенции, формирования единого мирового рынка. Эти процессы все больше ставят государство в зависимость от конкурентоспособности национальной экономики.
Неконкурентоспособные, с экономической точки зрения, страны рано или поздно теряют свой военно-политический потенциал, а нарастающее отставание в уровне жизни их населения от мировых лидеров делает такие государства социально и политически нестабильными.
Проигрыш в геоэкономической войне становится предпосылкой для утраты страной суверенитета, ее превращения в «недееспособное государство». «Недееспособные (несостоявшиеся) государства» (failed states) – государства, власти которых неспособны контролировать целостность территории, а также демографическую, социальную, экономическую и т.д. ситуацию в стране. В 2005 г. американский журнал «Foreign Policy» и общественная организация «Американский фонд мира» ввели Индекс несостоявшихся государств. Так, в 2009 г. самым неблагополучным государством признано Сомали, в 2015 г. этой страной, по всей видимости, станет Украина. В настоящее время существуют десятки «недееспособных государств», например, Афганистан, Сомали, Судан. Более того, целый континент, Африку, можно назвать «несостоявшимся» континентом1. Уровень жизни в большинстве африканских стран в 50–100 раз ниже, чем в странах Запада.
Важнейшим фактором, обеспечивающим успех глобализационных процессов, является технический прогресс, распространение современных информационных и коммуникационных технологий, создание и развитие глобальной сети Интернет. Научно-техническая революция, произошедшая в 1960-е годы, последовавшее за этим распространение персональных компьютеров и создание «информационного общества»2, явилось мощным катализатором для развития объединительных тенденций, сближения, экономической и культурной интеграции разных стран и народов. Это не удивительно: информационное общество – это современный этап развития социума, в котором, по словам У. Мартина, «качество жизни, так же как перспективы социальных изменений и экономического развития, в возрастающей степени зависят от информации и ее эксплуатации. В таком обществе стандарты жизни, формы труда и отдыха, система образования и рынок находятся под значительным влиянием достижений в сфере информации и знания»3. Ключевым моментом, определяющим развитие мирового экономического пространства в XXI в., является инновационный характер экономики. Вектор современного развития многих стран все больше смещается в направлении инновационной модели функционирования хозяйства, основанной на использовании стремительно растущих интеллектуальных ресурсов. Практически повсеместно отмечается быстрое увеличение численности и повышение общественной значимости так называемого «креативного класса». Если в 1950 г. на него приходилось менее 15% экономически активного населения западных стран, то в начале XXI в. – уже 25–30%, а в начале 2015 г. – все 45%.
Все чаще встречаются упоминания о «новой экономике» или «экономике знаний», базирующейся на творчестве и знаниях, что имеет под собой основания. По оценкам исследователей, 9/10 мирового научного знания создано за последние три десятилетия.
Усиление влияния мировой экономики на социально-экономическое развитие России будет происходить на фоне ужесточения глобальной конкуренции, повышения роли инновационных факторов развития в странах-лидерах и перестройки мирового экономического порядка.
В этой связи существенно возрастет роль внешнеэкономической политики как одного из важнейших факторов социально-экономического развития России, инновационного обновления и повышения конкурентоспособности ее экономики, а также реализации национальных приоритетов и решения ключевых социальных задач4.
Основным геополитическим конфликтом современности выступает борьба между претендующими на мировую гегемонию Соединенными Штатами и независимыми от них геополитическими игроками, которые отстаивают свое право быть самостоятельными и играть свою собственную роль в мировой политике. Прежде всего, к ним относятся Россия, Китай, Индия и Иран. Все больше на независимую по отношению к США политику претендуют лидеры ЕС – Франция и Германия (хотя их участие в урегулировании украинского кризиса продемонстрировало, скорее, обратную тенденцию). Если в эпоху холодной войны Западная Европа справедливо рассматривалась в качестве протектората США, то теперь она все более активно стремится к независимости. Первым серьезным симптомом кризиса в американо-европейских отношениях стало негативное отношение Франции и Германии к военной акции США против Ирака. Определенную степень самостоятельности демонстрирует еще ряд государств (Бразилия, Индонезия, Малайзия, Венесуэла).
Основными ресурсами геополитической конкуренции являются вооруженные силы, ядерные потенциалы, военно-политические блоки, участие государства в международных структурах, влияние на геополитические процессы, уровень международного авторитета державы. Важную роль играет степень активности государства в решении основных проблем мировой политики, его вовлеченность в разрешение политических конфликтов, осуществление посреднических функций, участие в миротворческих операциях.
В этой связи необходимо отметить наличие у пяти держав значительных преимуществ, обеспечивающих преобладание в политической конкуренции. Этими державами являются США, Россия, Китай, Великобритания, Франция. Во-первых, они имеют статус постоянных членов Совета Безопасности ООН и тем самым оказывают решающее воздействие на мировую политику. Во-вторых, обладают наибольшим военным потенциалом. В-третьих, имеют ядерное оружие. Именно указанные державы выступают посредниками в крупнейших геополитических конфликтах и чаще прочих участвуют в миротворческих операциях.
Максимальными геополитическими ресурсами обладают США и Россия. Они имеют крупнейшие запасы ядерного оружия, значительно превосходящие ядерные потенциалы других стран, мощные военно-промышленные комплексы, возглавляют военно-политические блоки и организации, НАТО и ОДКБ соответственно. Основным конкурентом США и России является Китай, постоянно наращивающий свой военный потенциал и увеличивающий свое политическое влияние. По ряду параметров Китай уже имеет более предпочтительные позиции, чем Россия.
В последнее время возрастает социально-демографическая составляющая глобальной конкуренции. На сегодняшний день численность населения мира составляет более 7 млрд человек, и, согласно прогнозам, к 2045 г. она может достигнуть 9 млрд человек. В настоящее время в 86 государствах, прежде всего в развитых странах Севера, уровень рождаемости ниже необходимого для простого воспроизводства населения, в то время как в 42 развивающихся странах, многие из которых входят в число наименее развитых стран, общий показатель фертильности (рождаемости) составляет свыше четырех детей на одну женщину.
В большинстве регионов мира продолжительность жизни увеличивается. По прогнозным оценкам, показатель ожидаемой продолжительности жизни во всем мире составляет 67,2 года: 76,5 лет – в развитых государствах и 65,4 лет – в развивающихся странах. В наименее развитых странах, две трети из которых испытывают на себе серьезное негативное воздействие эпидемии ВИЧ / СПИДа, средний показатель ожидаемой продолжительности жизни составляет лишь 54,6 года.
В будущем население планеты постареет, и в городах будет проживать еще большее количество людей, чем ныне. Во всем мире число людей в возрасте 60 лет и старше почти утроится и достигнет 2 млрд человек в 2050 г. В 2008 г., впервые в истории, общее число жителей городов во всем мире превысило число жителей сельских районов. Рост численности населения будет отмечаться главным образом в городах развивающихся стран. К 2050 г. 70% населения, по всей вероятности, будут проживать в городах.
Россия относится к числу стран, в которых наблюдается сокращение численности населения. Это обусловлено низкой рождаемостью и высокой смертностью. Демографический кризис, усиленный социальными проблемами («шоковая терапия» 1990-х годов, высокая степень расслоения, «социальные болезни», т.е. алкоголизм, наркомания), низкая плотность населения, ообенно в азиатской части страны, ставит на повестку дня вопрос о сохранении территориальной целостности и нормальном функционировании российской экономики. Тем не менее Россия по-прежнему входит в десятку крупнейших по численности населения государств. Значительное число мигрантов, ежегодно въезжающих в нашу страну, свидетельствует о ее привлекательности, прежде всего, для населения стран постсоветского пространства. В последние годы в демографической ситуации наметился положительный тренд роста рождаемости и падения смертности.
Окончание холодной войны не привело к снижению международной напряженности. Новая эпоха породила новые конфликты. Более того, необходимо признать, что международные отношения в постбиполярном мире стали более непредсказуемыми, сложными и противоречивыми. Место одного глобального конфликта заняло множество разнообразных культурно-цивилизационных конфликтов.
Основным межцивилизационым конфликтом является противостояние Запада, стремящегося к мировой гегемонии, и прочих цивилизаций, отстаивающих свою независимость, что очень точно проявляется в процессах, связанных с украинским кризисом 2013– 2015 гг. Усиление Запада в результате победы в холодной войне привело к росту его давления на незападные цивилизации, что породило, в свою очередь, ответную реакцию. Наиболее ярким примером такой реакции выступает исламский фундаментализм и терроризм: примером может служить возникновение так называемого «ИГИЛ».
Вместе с тем ведущее место в современной глобальной конкуренции занимает не прямое применение вооруженной силы, а косвенное, опосредованное воздействие на конкурентов, так называемые методы «мягкой силы» (soft power)5.
«Мягкая сила» включает массовую культуру страны, понимаемую как набор значимых для общества ценностей, стандартов и стилей жизни, национальных достижений; политическую идеологию, включающую основополагающие идеи (к примеру, классический либерализм), модели (та же рыночная экономика), интерпретации мировой и национальной истории; «народную дипломатию» неправительственных организаций и рядовых граждан.
«Мягкая сила» зиждется как на факторах влияния, так и на ее привлекательности. Ее ресурсами в мировой политике выступает все то, что «вдохновляет и привлекает» к источнику соответствующего воздействия, позволяя тому, кто его контролирует, добиваться желаемого результата.
Распад СССР и падение экономики, вызванное неудачным ходом реформирования социально-экономической сферы страны в «лихие 90-е», привели к резкому падению экономического потенциала России, обнищанию ее населения. В течение последних 15 лет России во многом удалось вернуть утраченные позиции мирового экономического лидера, восстановить конкурентоспособность национальной экономики. Российская экономика демонстрирует темпы экономического роста, превышающие мировые, хотя в 2014–2015 гг. этот показатель значительно уменьшился. Ликвидирован бюджетный дефицит. Россия выплатила внешний долг, остававшийся с советских времен и 1990-х годов. Более того, накоплены значительные золотовалютные резервы. Их наличие позволило России не только проводить успешную антикризисную политику, но и оказывать помощь соседям. На 1 сентября 2015 г. резервы составляли 366 млрд долл.6 Согласно прогнозам международных экспертов, в 2016–2017 гг. Россия сохранит нынешние объемы резервов и по-прежнему будет занимать третье место по этому показателю (после Китая и Японии).
Значительную роль в развитии российской экономики играют природные ресурсы, колоссальные запасы нефти и газа. В настоящее время Россия превратилась в энергетическую сверхдержаву, играющую наряду со странами ОПЕК ведущую роль на мировом рынке энергоносителей. Однако одних природных ресурсов недостаточно для победы в экономическом соревновании XXI в. Развитие сырьевой экономики неизбежно приведет к зависимости от импорта товаров и технологий, закреплению за Россией роли сырьевого придатка мировой экономики.
Ведущую роль в глобальной политической конкуренции имеет военный потенциал. По данным ведущего исследовательского центра в сфере безопасности – Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), за последнее десятилетие глобальные военные расходы выросли на 45% до 1,46 трлн долл. Это самым красноречивым образом свидетельствует о нестабильности миросистемы, повышении степени конфликтности международных отношений и угроз безопасности в глобальных масштабах.
При этом на долю США приходится более половины общего повышения военных расходов. В целом, военные расходы США составляют более половины военных расходов всего мирового сообщества, а совокупные военные расходы стран НАТО – 2/3 от мировых военных расходов. Таким образом, США и их союзники по-прежнему стремятся обеспечить себе доминирующее положение в военной сфере. Но особенно впечатляют темпы роста военных расходов Китая. Если европейские страны в условиях мирового экономического кризиса сокращают свои военные бюджеты, то Китай постоянно их увеличивает.
«В Китае было отмечено крупнейшее повышение как в абсолютных, так и в относительных цифрах», – говорится в докладе SIPRI «Вооружения, разоружение и международная безопасность». По мнению авторов доклада, это повышение «происходило почти параллельно с его экономическим ростом и связано также с его амбициями по обретению статуса великой державы»7.
Серьезной проблемой современной России является глубокий демографический кризис, угрожающий как ее территориальной целостности, так и самому существованию ее государственности. В 1992 г. уровень смертности в России превысил уровень рождаемости. В 1990-е годы наши людские потери были сравнимы с потерями в ходе интенсивных боевых действий. Ежегодно мы теряли 0,5–0,9 млн человек. Параллельно произошло значительное ухудшение качества здоровья оставшегося населения: так, в 1995 г. средняя продолжительность жизни в России составляла 64,5 года, в то время как в Европе этот показатель равнялся 72,6 годам, в Северной Америке – 75,5. Существенным негативным фактором являлся процесс старения населения.
Одна из главных демографических проблем России – низкая рождаемость. Показатель фертильности в России значительно меньше общемирового. В то время как в мире в целом он составляет 2,6 ребенка, в Европе – 1,5, в Северной Америке – 2,0, а в Африке – 4,7, в России он только 1,4.
В 1990-е годы Россия утратила многие идеологические ориентиры, позволявшие российскому обществу успешно противостоять попыткам разрушения и ассимиляции со стороны других цивилизаций. До XIX в. роль такого идеологического стержня играло православие, в XX в. – коммунизм. Отсюда – кризис национально-государственной идентичности, который, в свою очередь, явился фактором, провоцирующим межэтнические столкновения, немыслимые, к примеру, в годы Великой Отечественной войны.
В 1990-е годы Россия в значительной степени утратила свои позиции на международной арене по многим направлениям. Если Россия в ближайшие годы не совершит модернизационный прорыв в ключевых областях, ее ожидает незавидная участь, которая постигла в начале XX в. некогда могущественную Османскую империю. Наша страна не только перестанет играть сколько-нибудь существенную роль в международных отношениях, но может быть разделена на сферы влияния среди более удачливых геополитических конкурентов. Так, З. Бжезинский открыто предлагает раздел России между США и Китаем как основу американо-китайского соглашения. В прошлом, в XIX–XX вв., уже были подобного рода прецеденты – раздел Османской империи между Англией и Францией, раздел Ирана между Россией и Великобританией, раздел Китая между Великобританией, Францией, Россией, Японией и Германией. Все это выявляет и рельефно обрисовывает геополитические угрозы национальной безопасности России, связанные с продолжением экспансии Запада, гибридными войнами и «цветными революциями».
1. Карпович О.Г., Манойло А.В., Наумов А.О. Противодействие технологиям цветных революций в молодежной среде. – М.: «Известия»УД ПРФ, 2015.
2. Манойло А.В. Психологические операции: модели и технологии управления конфликтами // Политэкс (Политическая экспертиза). – 2008. – № 3. – С. 62– 73.
3. Федякин А.В. Реализация национальных интересов как стратегический приоритет современной российской политики // Вестник Российской нации. – 2014. – № 6. – С. 110–132.
4. Martin W.J. The Information Society. – L., 1988.
Чем хороша текущая эпоха – исторических тайн все меньше. Что позволяет напомнить читателю о российско-британском Санкт-Петербуржском соглашении 1907 г., по которому Тибет оставался за Китаем, протекторат над Афганистаном получали англичане, а Иран они с русскими делили, так что Каспийское море становилось российским водоемом. И если б не октябрь 1917-го, так бы и закончилась «Большая игра». Благо от Оттоманской Порты после Первой мировой войны мало что осталось, соглашение Сайкса–Пико прирезало России дополнительные пространства в Восточной Анатолии (не говоря о Черноморских проливах, контроль над которыми Российской империи был оговорен особо), а присутствие США на Ближнем и Среднем Востоке было в ту пору несущественным: главную роль там играли Британия и Франция.
Османская империя не пережила потрясений столетней давности, и рухнула, как и Российская, воскресшая как Советский Союз, который к концу ХХ столетия распался на составные части, не слишком отличаясь в этом от всякой большой империи. Впрочем, еще до того рассыпались и соперничавшие с ним колониальные империи: Британская и Французская. К середине второго десятилетия XXI в. стало ясно, что мир движется к соотношению сил, более характерному для XVII–XVIII столетий с понятными геополитическими поправками. С точки зрения возможностей и влияния, в том числе в военной сфере, Запада становится меньше, Востока и Юга – больше. Россия балансирует между ними, Китай, Индия, Турция и Иран возвращают свое место на международной арене, Япония и Южная Корея вернулись в клуб экономической элиты много раньше.
Новые игроки – латиноамериканские государства (среди которых выделяется Бразилия), ЮАР, Канада и Австралия – занимают свои ниши в системе мироустройства. Соединенные Штаты пытаются сохранить если не положение единственной сверхдержавы при соперничестве с Китаем, то монополию на статус глобального гегемона, чьи интересы распространяются на всю планету. Они ввязываются в одну локальную войну за другой только для того, чтобы, потерпев очередное поражение, уйти, оставить за собой хаос. Украина стала новым полем соперничества Запада с Россией. Центральная Азия превращается в такое же пространство с опорой США на Туркменистан и попытками расширить зону влияния на другие государства региона, в первую очередь, Узбекистан. Страны арабского мира дестабилизированы, направленная против светских режимов «арабская весна», наступившая при активной поддержке Саудовской Аравии и Катара, переросла в борьбу за власть между исламистами и военными.
Хантингтон оказался прав, Фукуяма – нет. Война цивилизаций идет полным ходом, а «конца истории» и окончательной победы либеральной западной демократии нет и не предвидится. Глобализация не сулит Европе ничего хорошего: миллионы переселенцев из Африки и стран Ближнего и Среднего Востока, которые живут в государствах ЕС, и десятки миллионов, готовые переселиться ближе к европейским пособиям при первой возможности, намерены не ассимилироваться, а подогнать Старый Свет под свои стандарты. Европа при этом не испытывает недостатка ни в правых радикалах всех типов, ни в исламистах, постепенно становясь не заповедником социал-демократического либерализма, а полем столкновений радикалов. Причем балансирование континента, условно говоря, «между Брейвиком и бен Ладеном» в конечном счете ни для кого не окончится хорошо. К тому же при сохранении текущих темпов миграции к 2050 г. соотношение коренных и «пришлых» жителей Евросоюза изменится фундаментально.
Отдельная тема – по какому пути идет Россия и чем это для нее закончится. Ее исторический опыт свидетельствует о том, что в 30-е, максимум 40-е годы текущего столетия, после смены по естественным причинам правящей в настоящий момент элиты, страну ожидают немалые потрясения. Проблемы ее экономики, образования и прочих ключевых для успешного функционирования государства и страны сфер деятельности – секрет только для правительства, усилиями которого эти процессы развиваются именно так, как развиваются. Однако настоящая статья посвящена не России (хотя не упоминать ее нельзя), а текущей ситуации и потенциальным перспективам развития Ближнего и Среднего Востока (БСВ) и его периферии: африканской и европейской, Центральной Азии и Закавказья. Ибо все в мире связано, и связи эти проявляются быстрее, чем в прошлом.
Это продемонстрировал спровоцированный Турцией кризис беженцев. В дополнение к непрерывному потоку беженцев из Африки и стран БСВ, прибывающих в Италию через Ливию, Грецию и Балканы в Западную Европу, в первую очередь в Германию, был направлен поток в несколько сотен тысяч человек. К концу года он может достичь миллиона. Судя по заявлениям ответственных чиновников ООН, согласно которым в мире насчитывается около 60 млн беженцев и перемещенных лиц, а более 200 млн готовы стать мигрантами в силу экономических причин и невыносимых условий жизни, – это только начало. В способность европейских политиков найти адекватные механизмы реагирования на этот вызов автор поверить не готов.
Турция в европейском кризисе беженцев преследовала несколько целей. Президенту Реджепу Тайипу Эрдогану нужно было продемонстрировать к парламентским выборам 1 ноября способность справиться с критической ситуацией, к которой привела поддержка Анкарой гражданской войны в Сирии. А именно: разгрузить Турцию от части более чем трех миллионов беженцев, живущих на ее территории. Кроме того, оказывая давление на ЕС, он стремился получить от Брюсселя деньги (они на беженцев выделены), перекладывая на Европу (с прицелом на Германию) эту проблему. Наконец, пытался толкнуть европейских членов НАТО к удару по войскам Башара Асада (безрезультатно, с учетом появления в этой стране российских ВКС). Сама ситуация показывает, насколько западный мир уязвим перед процессами, происходящими на Ближнем и Среднем Востоке. Рассмотрим их чуть подробнее – ибо, как известно, «дьявол кроется в деталях».
«Арабская весна» – падение авторитарных правителей, которых заменили не либерально-демократические круги, молодежь, женщины, технократы и правозащитники, а исламисты – как и предполагалось, пошла на спад. В Тунисе «Братья-мусульмане» в лице партии «Ан-Нахда» утратили монополию на власть по итогам парламентских выборов. В Египте «Братьев» свергли военные. В Ливии исламисты разного толка воюют между собой, опираясь на поддержку Саудовской Аравии или Катара, а Каир поддерживает генерала Халифа Хафтара и его сторонников из бывшей армии Каддафи. Йемен стал одним из наиболее опасных для суннитских монархий Аравийского полуострова региональных плацдармов Ирана, хотя противостоят в этой стране Эр-Рияду и его «группе поддержки» не иранцы, а йеменские хоуситы и экс-президент Али Абдала Салех.
Проект свержения Асада завяз и имеет все шансы провалиться, хотя Дамаск, если бы не поддержка Ирана и действия российских ВКС, находился бы в одном шаге от падения под напором террористических группировок, поддерживаемых Турцией, Саудовской Аравией и Катаром. В регионе оформились два военно-политических и экономических альянса: Турция–Катар и Египет– Саудовская Аравия. Вооруженные силы, промышленность и значительное население, составляющие основной стратегический резерв Анкары и Каира, дополняют финансовые авуары Дохи и Эр-Рияда, гарантируя им безопасность в случае возникновения серьезных проблем. Авантюрная же политика катарцев и саудитов на протяжении первой половины 2010-х годов, почувствовавших при попустительстве США и европейцев вкус к переформатированию БСВ по собственной прихоти, эти проблемы гарантирует.
Турецко-катарский союз основан на единстве подходов к «группам внешней поддержки». Обе страны патронируют «Братьев-мусульман» всех типов, включая ХАМАС и «Исламское государство» (ИГ), хотя у каждой есть и собственные креатуры, вроде «Ахрар аш-Шам» у Катара и туркоманов у Турции на сирийской территории. Правда, Анкара полагает для себя главной опасностью курдов, государственность или территориальная автономия которых в Ираке и Сирии чревата резким усилением сепаратизма в восточных провинциях Турции. В противоположность этому альянсу, АРЕ и Саудовскую Аравию сближает общий враг, в роли которого выступают «Братья-мусульмане» и ИГ. Их союз выглядит менее прочным. Для египетских военных салафитские радикальные группы – такой же естественный противник, как и все прочие исламисты. Для саудовской династии – скорее союзник (кроме «продавшегося» Катару ИГ), что в близкой перспективе чревато конфликтом интересов.
Возможно, главную проверку на прочность египетско-саудовская ось пройдет после ввода в эксплуатацию в 2017 г. четырехкаскадной плотины «Возрождение» в Эфиопии, на Голубом Ниле. На время заполнения водохранилища, которое должно занять 6 лет, объем стока Нила, получаемого Египтом, снизится на 30% (после чего сток Нила будет меньше «лишь» на 20% – если не будут построены другие гидроузлы). Выработка электроэнергии на Асуане, по предварительным расчетам, должна упасть на 40%. В АРЕ с ее демографией это может вызвать экономическую и социальную катастрофу. Сможет ли Каир без масштабной внешней поддержки выдержать этот удар, сомнительно, как и то, хватит ли для этой поддержки ресурсов Эр-Рияда, которые он истощает в ходе интервенции «Аравийской коалиции» в Йемене, борьбы с Катаром в Ливии, глобального противостояния с Ираном и поддержки группировок, борющихся против Асада, не говоря о ценовой войне на нефтяном рынке с США, разорительной для саудовского бюджета не меньше, чем для американских производителей сланцевой нефти.
Главные загадки на БСВ в текущий момент: курс, который после победы на внеочередных парламентских выборах Партии справедливости и развития выберет президент Эрдоган; перспективы развития ситуации в Афганистане и «центральноазиатской весны» за его пределами, а также будущее исламистских группировок после начала действий в Сирии Российских ВКС. Последнее может самым непредсказуемым образом сказаться на салафитских монархиях: Саудовской Аравии, на протяжении четверти века опирающейся на них в проведении внешней политики и конкурирующем с ней в этом два десятка лет Катаре.
Эрдоган с его взрывным конфликтным характером и амбициями по превращению Турции в новую Оттоманскую Порту, получив возможность сохранить контроль над однопартийным правительством, может сосредоточиться на изменении конституции, пытаясь реализовать проект превращения парламентской республики в президентскую – и, не исключено, добьется успеха. С другой стороны, он с такой же вероятностью способен начать очередную внешнеполитическую авантюру в Сирии, будь то попытка выкроить там «буферную зону» под предлогом защиты интересов туркоманского населения, удар по позициям курдов либо масштабная поддержка исламистов в районе Алеппо, традиционно считающемся зоной турецких интересов. Причем первый и третий сценарии сталкивают Турцию с Ираном в условиях, когда ее действия не поддержит Вашингтон, о чем Эрдоган знает, а второй – прямо противоречит планам Соединенных Штатов ударить по «столице ИГ» Ракке, который они готовят, имея в запасе в качестве главной атакующей силы именно курдов.
Коалиция, возглавляемая США, не может позволить себе продолжать вялотекущую борьбу против ИГ с неясными результатами и временной перспективой: на фоне успехов российских ВКС в Сирии это выглядит как потеря инициативы на БСВ в целом. Как следствие, несмотря на лоббирование со стороны аравийских монархий тех или иных исламистских группировок в качестве «умеренной оппозиции», идея использовать исламистов для свержения Асада или в качестве противовеса Ирану и шиитскому режиму в Багдаде может принести ее сторонникам в западных столицах больше минусов, чем плюсов. Заинтересованность Турции и ее президента в сохранении ИГ как партнера (контрабанда нефти, зерна и муки, археологических артефактов, продажа оружия и выкуп заложников – многомиллиардный бизнес для некоторых турецких фирм) и противника сирийских и иракских курдов до определенного времени сдерживала контртеррористическую коалицию, членом которой Анкара является, но личная неприязнь Эрдогана и Обамы зашла слишком далеко, чтобы Вашингтон перестал с этим считаться.
Опасения насчет возможного столкновения России и Турции в Сирии рассматривать всерьез не стоит: шантаж и угрозы – обычный стиль Эрдогана, который привел к его фактической изоляции в руководстве стран НАТО. Политика «ноль проблем с соседями», выдвинутая в начальный период его правления бывшим главой МИДа и нынешним премьер-министром Ахметом Давутоглу, за последнее десятилетие привела к тому, что нет ни одного соседнего с Турцией государства, у которого не было бы с ней конфликта той или иной степени. Анкаре не имеет смысла всерьез накатывать на Москву в условиях острого противостояния с Ираном из-за разногласий по Сирии. Доставка нефти и природного газа из Ирана в Турцию в настоящее время под угрозой из-за взрывов трубопроводов на востоке страны, ответственность за которые несет Рабочая партия Курдистана (РПК) – притом что разрывать перемирие с ней ради внутриполитических спекуляций Эрдогана никто не заставлял.
Отметим также, что строить в Турции АЭС «Аккую» на условиях, которые согласовал «Росатом», не будет больше никто. Превращение Турции в энергетический хаб мирового значения и главный транзитный узел по поставке газа в Южную и Восточную Европу зависит именно от России с ее проектом «Южный поток», трансформированным в «Турецкий поток». Для того чтобы эта задача была реализована, мало действующей трубопроводной системы, которая связывает Турцию с Азербайджаном, и надежд на Транскаспийский газопровод, призванный вывести на рынок ЕС природный газ Туркменистана (ТКГ). Последний проект на текущий момент в условиях жесткого оппонирования его реализации со стороны России и Ирана и заинтересованности Китая в ресурсной базе ТКГ не более реален, чем трубопровод в Турцию с Аравийского полуострова. В свое время Асад отказался дать Дохе, Эр-Рияду и Анкаре согласие на его прокладку, что во многом стало первопричиной кампании по его свержению.
«Трубопроводные войны» в Центральной Азии, судя по всему, еще впереди. Конкуренция за туркменский газ идет не только между Европой, поддерживаемой Соединенными Штатами, и Китаем: проекты ТКГ и ТАПИ (Туркменистан–Афганистан– Пакистан–Индия) конкурируют между собой. Заявления Туркменистана о том, что природного газа в недрах республики хватит на всех возможных потребителей, имеют мало общего с реальностью. Осенью 2015 г. вместо китайских компаний на газовое месторождение-гигант Галкыныш пришли японские, что стало, помимо прочего, следствием отказа Пекина предоставить туркменскому руководству очередные льготные кредиты для покрытия острого дефицита финансов, вызванного затратами на Азиатские игры. У Туркменистана нет другого выхода, кроме роли разменной монеты в новой «Большой игре».
Попытка играть на всех направлениях одну и ту же игру провалилась: провозглашенный еще президентом Сапармурадом Ниязовым нейтралитет не предполагает предоставления США базы ВВС в Мары, переговоры о чем практически завершены. Реализация этого плана ставит Ашхабад в сложное положение в отношениях с Москвой, Пекином и Тегераном, не решая проблем безопасности перед угрозами со стороны Афганистана. Кабул не контролирует не только пуштунские районы юга, но и север страны, населенный туркменами, узбеками и таджиками. Иран «держит» районы, населенные шиитами-хазарейцами, и с большим или меньшим успехом прикрывает границу в провинции Систан и Белуджистан от проникновения наркоторговцев и боевиков про-саудовской белуджской террористической организации «Джондалла».
Правительство Афганистана не может защитить бывшую афгано-советскую границу от проникновения талибов, расколовшихся после смерти их лидера муллы Омара, но не ставших менее опасными, пока их поддерживают Саудовская Аравия и Пакистан, и боевиков движений, финансируемых Катаром и Турцией, частично объявивших о присоединении к ИГ, как Исламское движение Узбекистана и исламистские движения и партии таджиков и уйгуров. Очевидно, что приближающиеся попытки дестабилизации Центральной Азии и свержения контролирующих постсоветские республики светских режимов – вне зависимости от уровня их авторитаризма и контактов с Западом – будут автоматически поддержаны «сирийской тройкой» (Дохой, Анкарой и Эр-Риядом), имеющей в регионе прочные позиции. Не приходится сомневаться, что эту деятельность поддержат США и ЕС просто в силу проблем, которые это создаст для России и Китая.
Система коллективной безопасности региона, будь то ШОС или ОДКБ, не полна: Ашхабад и Ташкент ее игнорируют, пытаясь играть собственную игру. Проблема легитимной передачи верховной власти в государствах Центральной Азии между тем достаточно остра. Традиция, если не считать наследования умершему национальному лидеру (как в Туркменистане) или свержения действующего (как в Киргизии), отсутствует. Парламентская оппозиция является фикцией или просто не существует. Уровень коррупции высок. Происламские настроения населения сильны, а движения, которые на них опираются, ориентированы на джихадизм и тесно связаны с крайними радикалами исламского мира и их спонсорами. Влияние на текущую ситуацию в странах Центральной Азии региональных элит, криминальных кланов и наркомафии стоит учитывать: оно значительно превышает возможности Соединенных Штатов.
Особый вопрос – проблема афганских наркотиков, являющихся главной статьей дохода населения и элиты этой страны. Афганистан, превратившийся за время международной оккупации в монополиста-производителя опиатов и героина, сохранит это место при любом правительстве. Тем более что претензии на контроль над ситуацией в этой стране Пакистана, поддерживаемого Саудовской Аравией, способствуют этому. Причем саудовско-пакистанский альянс, сложившийся на протяжении более трети века в рамках сотрудничества в Афганистане со времен борьбы с советскими войсками, имеет тенденцию к упрочению за счет расширения партнерства этих государств в ядерной сфере.
Говоря проще, Саудовская Аравия финансирует расширение ядерных арсеналов Пакистана средней дальности, которые он пополняет в рамках противостояния с Индией и поддержания с ней ядерного баланса, как делал и ранее. Разница в том, что Иран, заключивший «ядерную сделку» с США и другими членами «шестерки» переговорщиков, на протяжении длительного периода пытавшихся выстроить баланс интересов с Тегераном, после снятия санкций представляет значительно большую угрозу для Эр-Рияда. Эксперты полагают, что Саудовская Аравия может в короткий срок получить от Пакистана небольшие, но готовые к бою ядерные запасы, не столько намереваясь их применить в случае внешней угрозы, сколько для того, чтобы гарантировать себе защиту на крайний случай. Ведь США, их официальный гарант безопасности, продемонстрировали в ходе переговоров с Ираном свое истинное отношение к старым ближневосточным союзникам.
Превращение Ближнего Востока в «безъядерную зону» в любом случае изначально имело основной, если не единственной, целью разоружение Израиля. Разработка ядерной программы Тегерана превратила безъядерную идею в фикцию, которой она, впрочем, была с самого начала, учитывая, что тесно связанный с консервативными арабскими монархиями Персидского залива ядерный Пакистан только географически является частью Южной Азии, составляя на протяжении всей своей истории неотъемлемую часть БСВ. Гонка ядерных вооружений в этом регионе – естественный итог провала санкционной политики в отношении Ирана и договора этой страны с мировым сообществом, фактически легитимировавшего его будущий ядерный статус. С этой точки зрения наилучшим выходом для обеспечения безопасности региона могло бы стать соглашение о ненападении между Израилем и Ираном. Однако Иран, в отличие от Израиля, пойти на него в обозримом будущем явно не готов.
При этом Израиль не имеет претензий к соседям и не претендует ни на что, помимо обеспечения собственной безопасности, но готов жестко реагировать на любые попытки ослабить его обороноспособность, с чьей бы стороны они ни исходили. В этой связи появление ВКС России в Сирии, мешающее Ирану взять ее под полный контроль, расценивается израильским руководством с позиции позитивного нейтралитета. Не случайно Израиль стал первой страной западного сообщества, наладившей с Москвой координацию по ситуации в Сирии. Отметим, что это прервало опасные попытки Саудовской Аравии втянуть израильский ЦАХАЛ в войну с Ираном, предпринимавшиеся на протяжении длительного времени не без определенных успехов.