Главная проблема народов Северного Кавказа, равно как и всего постсоветского пространства, состоит в потере духовных, идеологических и политических ориентиров. Пробуждение национального самосознания – это прежде всего результат глубоких изменений в мировоззрении и умонастроениях народов, нуждающихся в новых, более совершенных формах социальной и экономической самоорганизации, своеобразная реакция на ущемление их национальных интересов.
В данной связи следует затронуть один, как представляется, весьма важный вопрос. Разного рода этнонациональные и национально-культурные, а также религиозно-фундаменталистские движения часто изображаются как ретроградные явления, порожденные непониманием закономерностей общественно-историче-ского развития, как пережитки старых, изживших себя эпох и т.д. В действительности же они являются реакцией на современные реалии и порождены этими реалиями. Как справедливо отмечал Б.Дж. Стингер, этническая принадлежность отнюдь не является «иллюзорным самосознанием; она выступает как важная связующая сила сообщества, мощный основополагающий элемент идентификации и личностной самоидентификации любого человека».
Этим объясняется возрождение во всем мире стремления народов добиться независимости или той или иной степени автономии в рамках соответствующих государств. Эта тенденция характерна и для Европы. Например, Бельгии приходится периодически сталкиваться с фламандским и валлонским сепаратизмом; Франции – с национальными движениями бретонцев и басков; Великобритании – шотландцев и валлийцев, Испании – басков и каталонцев и т.д. Единству Канады время от времени бросает вызов франкоязычный Квебек, претендующий на независимость. И это притом, что несмотря на ряд очевидных факторов, связанных с распадом Югославии, Чехословакии и особенно СССР, в современном мире идея реализации права на создание чисто мононационального государства во все более растущей степени приобретает признаки анахроничности. Почти не осталось национально однородных государств. Большинство стран ныне являются по сути дела многонациональными. К тому же существуют народы, численность которых превышает десятки миллионов человек, но при этом они не имеют собственной государственности.
Поэтому не случайно, что, хотя ряд международно-правовых документов и включает специальные статьи, наделяющие этнические сообщества и народы правами на свободное развитие, они отнюдь не поощряют сепаратизм и расчленение государств по национальному принципу. Они подчеркивают недопустимость использования ссылок на принцип самоопределения для подрыва единства государства и национального единства.
Насильственные формы и средства территориально-госу-дарственной перекройки многонационального государства, как правило, редко приводят к удовлетворительному разрешению национального вопроса. Решение одних проблем внеправовыми, тем более насильственными методами и средствами порождает новые, еще более серьезные проблемы. К тому же в современном мире, где насчитывается около 8 тыс. языков, лимит дробления планеты на всевозрастающее число независимых национальных государств не может быть бесконечным.
Как показывает опыт последних трех-четырех десятилетий, в большинстве случаев попытки того или иного этноса силой добиться создания собственного мононационального государства оборачивались трагическими последствиями прежде всего для самого этого народа. Этот же опыт свидетельствует и о том, что для достижения целей гармонического и рационального жизнеустройства народов необходимо использовать выработанные и апробированные в мировой практике разнообразные политико-правовые, дипломатические, социально-экономические средства, дающие возможность урегулировать самые острые проблемы.
Как уже говорилось, Россия представляет собой плюралистическое, многосоставное сообщество, состоящее из множества этнонациональных, лингвистических, культурных, конфессиональных и иных общностей или групп. Каждая из этих общностей имеет не только интересы, совпадающие с интересами остальных, но и собственные специфические интересы, противоречащие им и конфликтующие с ними. Иначе говоря, в России как едином государстве общий интерес или общая воля формируется из множества источников, главнейшими из которых являются этнонациональные сообщества. Нарушение прав и интересов какого-либо одного и тем более нескольких из этих сообществ способно так или иначе подорвать основы единого интереса и единой воли, что, в свою очередь, может обернуться миной замедленного действия, заложенной под здание единой России. Любая этнонациональная общность, подвергающаяся дискриминации, будет бороться за свои права, а результатом такой борьбы станут разного рода межнациональные раздоры, способствующие усилению дезинтеграционных тенденций.
Поэтому вполне естественно, что Российская Федерация, регулируя правовой статус национальных меньшинств и коренных малочисленных народов, приняла на себя обязательства строго соблюдать принципы и нормы, сформулированные в международно-правовых документах. Если в соответствии со своеобразно толкуемой идеей суверенитета привязать право наций и народностей к конкретным территориальным границам, то тогда как быть с представителями титульной нации той или иной республики, проживающими за пределами этой республики? Нельзя забывать, что миллионы представителей этнонациональных групп проживают на территории России, но вне пределов своих национальных республик. Например, более 2/3 татар (а по некоторым данным, даже больше) живут вне Татарстана. 2/3 мордвы обосновались вне Мордовии. В Башкортостане башкиры по численности занимают третье место после русских и татар. Значительные контингенты выходцев с Кавказа оказались разбросанными по всей территории бывшего СССР, бóльшая их часть осела на Юге России.
Специфика формирования и эволюции российской государственности требует особого понимания суверенитета и самоопределения тех народов и республик, которые в течение многих поколений и даже веков совместно проживали в рамках этой государственности. Дело в том, что в России государство играло решающую роль в превращении разноликого конгломерата регионов и народов, культур и религий в единое политическое, административное, социокультурное и хозяйственно-экономиче-ское пространство. Этому способствовало целенаправленное административно-государственное регулирование, включающее в себя самый широкий комплекс мер, таких как переустройство производственно-хозяйственного уклада, вовлечение всех народов в единое культурное и информационное пространство, единый государственный и социокультурный организм. Поэтому не всегда корректно сравнивать положение национальных меньшинств в ряде стран Европы, например Голландии, Германии, Франции и других, с одной стороны, и России – с другой.
Во многих европейских странах речь в основном идет о мигрантах, и для них это сугубо миграционная проблема. В России же более 95 % мусульманского населения – это автохтонное население, или коренные народы. То же самое можно сказать о финно-угорских народах, не говоря уже о палеоазиатских этносах и народах. Этот фактор радикально меняет суть проблемы, характер требований меньшинств. Во Франции, например, в бунтующих кварталах Парижа не ставится вопрос о национальном самоопределении, отделении от Франции и т.д. То же самое в Германии, где обосновавшиеся турки даже теоретически не могут поднять подобного вопроса. Совершенно иная ситуация в России.
Ко времени распада Советского Союза социальные, экономические и политические структуры, да и сам образ жизни, система ценностей, ориентаций и установок подавляющего большинства россиян подверглись глубокой трансформации. Укоренились многосторонние связи, интегрально пронизывающие экономическую, социокультурную, образовательную, духовную, политическую и иные сферы жизни страны. В результате коренным образом изменилось положение всех без исключения национально-территориальных государственных образований, трансформировался сам образ жизни людей, их менталитет и т.д. Поэтому естественно, что традиционные категории и понятия национального суверенитета, самоопределения, независимости и так далее предстают в совершенно новом свете.
Любое политическое образование можно сохранить в течение более или менее длительного времени либо с помощью насилия, либо тем, что все составляющие его сегменты объединяют единый интерес, согласие и единая воля к совместному сожительству. Задача эта успешно решалась в период тоталитарной власти, когда социальные, экономические и иные проблемы разрешались волевым путем. В современных условиях это уже невозможно. Северный Кавказ – плюралистическое, многосоставное сообщество, состоящее из множества этнонациональных общностей или групп, культур, конфессий, языков и т.д. Каждая из этих общностей имеет не только интересы, совпадающие с интересами остальных сегментов, но также собственные специфические интересы, противоречащие им, конфликтующие с ними. Поэтому естественно, что национальный вопрос для большинства республик Северного Кавказа имеет ключевое значение, и без его разрешения невозможно разрешить ни один серьезный вопрос социального, экономического и политического характера.
В отечественной научной литературе обоснованно указывалось на бесперспективность перекройки политической карты России по этнонациональному принципу и попыток создания чисто этнических государственных образований на основе политизированного этнизма или этнонационализма. И действительно, «возникает вопрос о том, какое именно независимое и суверенное национальное государство возникнет в Дагестане – лезгинское, аварское, кумыкское, даргинское и т.д.? В Кабардино-Балкарии – кабардинское, балкарское, русскоязычное? В Карачаево-Черкесии – карачаевское, черкесское, русскоязычное или какое-либо иное? И так далее в том же духе. Очевидно, что каждый из этих национализмов неизбежно будет стимулировать национализм у других народов и так до бесконечности».
Здесь нельзя упускать из виду и следующий очень важный момент, который, к сожалению, не всегда в полной мере учитывается. Дело в том, что «при формировании государственно-административной структуры СССР государственные границы проводились буквально по живому телу этносов. Достаточно оторваться от абстрактных схем и взглянуть на проблему трезвыми глазами на местах, чтобы убедиться в том, что любая попытка установить государственные границы по сугубо национальному принципу обернется непредсказуемыми кровавыми последствиями, поскольку в создавшихся ныне условиях их пришлось бы провести не только по живым телам, но и душам и сердцам многих и многих народов».
В данной связи не представляется возможным позитивно оценить факт сохранения национальных автономных образований в пределах Ставропольского и Краснодарского краев – Карачаево-Черкесии и Адыгеи, – которые стали дополнительными проблемными районами Северного Кавказа. Этот акт, конечно, выполнил текущую задачу инициаторов республиканского референдума 1992 г. в Карачаево-Черкесии, а именно: сохранение ее единства ради удержания у власти старых кланов административной элиты. Не удивительно, что появились многочисленные проекты, предлагающие реформировать тем или иным образом федеративное устройство республик Северного Кавказа. Более того, подобные идеи в последнее время становятся частью политического контекста Юга России.
В связи с этим нельзя не отметить доходящие до абсурда проекты воссоединения родственных народов, проживающих в разных национальных республиках, путем их переобъединения в составе новых моноэтнических республик. Так, например, Х.И. Тугуз предлагает объединить искусственно разъединенные, по его мнению, в прошлом народы и территории «для их этнического возрождения и более успешного развития российского федерализма». Для этого, как он считает, необходимо образовать:
– во-первых, Адыгскую Республику в составе автономных округов: Кабардинский (центр г. Нальчик), Адыгейский (центр г. Майкоп), Черкесский (центр г. Черкесск);
– во-вторых, Карачаево-Балкарскую Республику в составе автономных округов: Карачаевский (в границах 1920 г. с центром в г. Карачаевск), Балкарский (в границах 1921 г.).
В перспективе, как считает Тугуз, возможно создание и других национально-государственных образований как этническое воссоединение вайнахов (чеченцев и ингушей), осетин, лезгин, ногайцев и др.
Однако такого рода проекты не имеют каких-либо объективных оснований, поскольку между предлагаемыми к объединению образованиями нет серьезных территориальных, экономических и иных связей. К тому же реализация подобных проектов приведет к дальнейшему проявлению недостатков национально-государствен-ного строительства советского периода. Нельзя не согласиться с В.А. Тишковым, по мнению которого «попытки восстановить историческую справедливость приводят к новым несправедливостям уже в отношении современного населения. В рамках единого государства эти проблемы должны решаться на путях взаимного сотрудничества, свободы передвижения и проживания, развития экономических и гуманитарных связей, уважения индивидуальных и коллективных прав граждан».
Зачастую для целого ряда малых народов, к примеру для таких, как цахуры, агулы, андийцы и другие, более насущным является не столько вопрос об обеспечении их представительства в региональных и федеральных органах государственной власти, сколько решение совместно с соседями конкретных вопросов обеспечения материального благосостояния.
Нельзя не признать того, что выделение национальных автономий в самостоятельные единицы государственно-территориаль-ного устройства СССР действительно сыграло определенную положительную роль в плане их экономического, социального и культурного развития. Однако уже к концу советского периода стал очевиден факт отставания административно-территориального деления страны и отдельных регионов от основных направлений и тенденций социально-экономического и политического развития страны и остального мира. В современных условиях принцип административно-территориального деления, заложенный много десятилетий назад, изжил себя и действует только в силу исторической традиции, вернее сказать, инерции. Более того, он стал одним из факторов, препятствующих окончательному преодолению конфликтогенности региона, обеспечению единства, устойчивости и безопасности государства. Поэтому необходимы поиски новых форм и путей перехода от национально-территориальной к территориально-административной федерации.
Как показывает мировой опыт, полиэтничность не всегда и не обязательно предполагает национально-территориальный принцип государственного устройства. Наглядное представление об этом можно получить на примере США и ряда других стран, которые построены либо исключительно, либо преимущественно на административно-территориальном принципе. Помимо всего прочего, как показал опыт СССР, национально-территориальная федерация сопряжена с появлением феномена титульного этноса или титульного народа, что, например, на Северном Кавказе, где, по сути дела, имеет место прямо-таки вавилонское смешение народов, является просто нонсенсом. Именно этот феномен во многом благоприятствует фактической легитимации региональных политических элит на этнической основе. А это, в свою очередь, ведет, если не публично, то фактически в негласной форме к иерархизации народов региона, их разделению на равных и более равных.