Глава третья, про сумасшедшую гиену
– Начнем мы явно не со страхов, потому что для работы с ними мы находимся не в том месте и не в то время.
– Разумеется, – подтвердила Анастасия. – И сейчас вы скажете, что управляете пространством и временем, поэтому ваши ученики учатся борьбе со страхом в темное средневековье.
– Бегая от одного костра инквизиции к другому, точно. Вы не так уж далеки от истины, только никакого темного средневековья не существовало, посмотрите на их книжные миниатюры или на фрески, там же буйство красок. Мы живем в менее цветастое время, несмотря даже на рекламу. А со страхом только психоаналитики умеют работать, уложив пациента на кушетку, я предпочитаю вооружаться другими методиками.
– Пространственно-временными?
– Вы же сказали, что не страдаете глоссофобией и про страхи вам не надо рассказывать?
– Я передумала, рассказывайте. Что такое глоссофобия?
– Ха!.. Так называется паническая боязнь выступлений на публике. Это не про вас.
– А если не паническая?
– Тоже не про вас, но встречается чаще. Ну смотрите, природа страха публичных выступлений кроется в негативном опыте предыдущего провала. Таков механизм появления всех видов фобий и многих других проблем в нашей психике – мозг предугадывает возможность появления уже знакомой негативной ситуации и защищается от нее, убегая и прячась. Причем, провал мог быть реальным или фантомным, навязанным или случайным, крупным или мелким, личным или даже чужим, но он был и теперь мозг не хочет повторения.
– Чужим?!
– Конечно. Кто-то позорится с презентацией, а нам стыдно. Ему ничего, потому что он простой как пень в лесу, а у нас страхи. Чужой негативный опыт.
– И что можно сделать с негативным опытом?
– Психоанализ скажет, что надо вернуться в воспоминания и заново все пережить, но теперь правильно. Экзистенциальная психология предложит испить страх до последней капли и понять его пользу. Поведенческая психология посоветует вести себя так, как будто мы не имеем никакого страха, и скоро привычка возьмет свое. А нейропсихология предложит заменить отрицательный опыт положительным, чтобы отныне именно на него в принятии решений опирался мозг. Если кто-то решит справляться с проблемой самостоятельно – я бы рекомендовал двигаться по пути, предложенным нейропсихологией. То есть потихоньку и очень медленно, но постоянно и поступательно набираться положительного опыта. Не выступать сразу перед стадионом и даже перед десятью людьми, и даже перед тремя. И вообще, не надо выступать. Начать с самого простого задания, которое только можно придумать.
– Например?
– Поздороваться с соседом. Нужно начать получать удовольствие от максимально простой коммуникации, постепенно усложняя её. Любая успешная публичная коммуникация – это источник острого, комплексного и незабываемого удовольствия. Нужно создать условия, в которых это удовольствие будет получено и зафиксировано. Много, много, много-много раз. Сначала человек будет ощущать привычный страх и чуть-чуть удовольствия, потом удовольствия всё больше и страха всё меньше. Наконец, положительный опыт полностью вытеснит опыт отрицательный.
– Рассказать об этом гораздо проще, чем осуществить.
– Некоторые и рассказать не могут, Анастасия! Но вы правы. Виды страхов и запущенность ситуации бывают разными, а экспериментировать над собой или близкими лучше все-таки под присмотром профессионалов. Мой знакомый создал такую штуку, называется глубокая ситуативная психотерапия. Не совсем, правда, создал, скорее, оформил это в виде услуги, потому что вообще-то он занимается тем, что осуществляет мечты – кому часы необыкновенные достанет, кому яхту, кому охоту редкую организует, но не суть. Главное – это глубокая ситуативная психотерапия, ничего лучше для наших целей нет. Идея в том, что сильнее всего человека изменяют не разговоры с психологом, не возвращение к собственным фобиями или знакомство со своими снами, а проживание реальных ситуаций. Всё, что нам необходимо сделать, это смоделировать такие ситуации, которые будут менять конкретного человека в нужном направлении. Сначала анализируем пациента, потом придумываем альтернативную реальность, которая даст требуемый терапевтический эффект, создаем реальность, погружаем в нее человека, радуемся его изменениям.
– Был фильм такой, кажется.
– С еще не старым Майклом Дугласом, «Игра» называется.
– Глубокая ситуативная психотерапия?
– Да, только не путайте с обычной ситуативной психотерапией, там вас просто по голове погладят, чтобы вы всплакнули, и будут считать, что работа выполнена.
– И так вы боретесь со страхами своих клиентов?
– И забот не знаю. Теперь вы понимаете, что это точно не сегодня, даже если вам это понадобится. А сегодня мы начнем с того, что вы мне что-нибудь о себе расскажете. Во-первых, мне нужно узнать, как вы говорите, во-вторых, мне уже надоело говорить самому. Можете начать с того, куда подевались все ваши домочадцы.
– Домочадцы в Исландии, мох едят, я должна была быть с ними, но работа. А работаю я заместителем директора по развитию в этой компании, – Анастасия встала, подошла к столу, взяла визитку и протянула Роману. – Пусть мне и нет необходимости работать, но мне нравится и у меня получается. Вы хотели узнать о моих обязанностях? Формирование концепции и стратегии роста, анализ работы компании и всех производственных процессов, расстановка очередности финансового обеспечения внедряемых программ и контроль целевого использования средств, подготовка рекомендаций по выходу на свежие рынки, формирование планов модернизации, предъявление управленцам среднего звена одобренных планов стратегии развития и сроков их реализации, формирование планов противодействия форс-мажорным обстоятельствам и так далее. Вы от моего канцелярского языка морщитесь? Да, вот так я и говорю на работе. С точки зрения риторики у меня есть начальство и подчиненные, которыми нужно управлять, есть совещания, доклады и презентации, еще иногда бывает пресса, но редко. Подо мной есть департамент инвестиций, департамент корпоративного управления и центр проектов повышения эффективности. Работаю четыре года, особых сложностей, как уже говорила, нет, но хотелось бы развиваться, потому что и засиделась, и, честно скажу, хочется чего-нибудь большего… Я, Роман, не готовилась к самопрезентации, но вообще-то могу неплохо выступать, а не так, как сейчас.
Всё время, пока Анастасия говорила, Роман впервые с момента встречи внимательно её рассматривал с серьезным и сухим выражением на обычно подвижном лице. Когда она закончила, он что-то промычал, а потом спросил:
– А вы знаете, что риторика является основой менеджмента?
– Правда?
– Значит, не знаете. Разумеется, является. Восемьдесят процентов своего времени менеджеры тратят на общение. Планирование, организация, мотивация и контроль – всё это хорошо, и даже правда, но в действительности управленцы занимаются тем, что разговаривают разговоры. В этом нет никакого принижения вашей деятельности, в конце концов, вся цивилизация развивается через человеческое общение. Более того, если сутью доиндустриального общества было взаимодействие человека с нетронутой природой, индустриального – взаимодействие с измененной природой, то нынешнее постиндустриальное общество все целиком строится как раз на взаимодействии между людьми… Надо же, куда меня занесло.
– Нет-нет, продолжайте.
– Да некуда тут особо продолжать. Менеджмент в двадцать первом веке – это искусство управления с помощью общения, с помощью обмена информацией, с помощью коммуникации. Эффективность менеджера определяется эффективностью предприятия, которая напрямую зависит от эффективности работников, которыми тем сложнее управлять, чем они умнее, образованнее и вообще профессиональнее. Современный менеджмент уходит от идеи управления, дрейфуя в сторону убеждения с помощью выстроенной правильной информационной экосистемы, в которую вкрапляются выверенные мотивирующие аргументы. Вообще-то это и есть риторика. Вот только хороший руководитель является таковым не потому, что он знает риторику, а потому, что помимо нее он знает что-то еще. Но если он не знает риторику, хорошим руководителем ему не быть вовсе… Вам, Анастасия – быть!
– Благодарю вас, Роман!
– Можно уточнить, вы заместитель директора по развитию? Не его помощник?
– Нет, конечно, я заместитель.
– Ага. И вы хотите его подсидеть?
– Какой ужас, – Анастасия прикрыла рот рукой. – Неужели это так очевидно?
– Он мужчина и ему давно пора на пенсию?
– Ему просто пора.
– Женщины завоевывают мир!
– А я поняла, кто вы на самом деле, Роман.
– Кто же?
– Шпион!
– Корпоративный?
– Просто шпион. Вы приходите, завоевываете доверие, узнаете всё про человека, про его работу, детей, родных, собираете информацию, которую никаким другим образом собрать нельзя, а потом начинаете влиять на своих учеников. Тем более, у вас их много, вы так можете что угодно проворачивать.
– И влиять на судьбы отечества, управлять страной, вытягивая её к светлому будущему. Нет, не могу, вообще-то. Потому что я не занимаюсь бесконечно и даже очень долго не занимаюсь. Пришел, увидел, победил. Какой из меня шпион? Но если вы владеете какими-нибудь интересными государственными тайнами, не держите в себе.
– Почему вы решили, что я хочу занять должность директора по развитию?
– Потому что, перечисляя свои обязанности, вы перечислили обязанности директора по развитию, а не его заместителя.
– Не можете же вы знать содержание всех должностных инструкций!
– Но могу знать обязанности тех, кого учил, а учил я много кого. Мне вообще полезно разбираться в сути разных профессий, потому что это расширяет мои горизонты и делает более востребованным. Индивидуальные занятия тем и хороши, что развивают не только ученика, но и учителя. В отличие от лекций, например. В публичных лекциях или групповых занятиях вообще нет никаких вызовов и задач, в них никогда не вырастешь над собой. Другое дело в занятиях один на один. Тут можно одновременно вести министра и школьника двенадцати лет, участника списка Forbes и адвоката по уголовным делам, студента Гарварда на каникулах и мэра небольшого города в отпуске, ученого-физика и оперного певца, председателя политической партии и главу фармацевтической компании, хозяина строительного холдинга и руководителя IT-стартапа, топ-менеджера международной торговой компании и русского банкира, психолога по семейным отношениям и художника. И еще вас.
– А голова от такого разнообразия не пойдет кругом?
– Наконец-то наш разговор предоставляет мне возможность дать вам какой-то совет! Все-таки у нас ведь занятие, я должен давать советы, а не просто болтать. Совет такой – стремитесь к тому, чтобы голова ходила кругом. Свежие мысли, новые идеи, вообще всё оригинальное возникает на стыке разных областей знания, разных областей опыта. Вам кажется, что вы засиделись, потому что постоянно занимаетесь одним и тем же. Любая интенсивная работа не оставляет пространства для творчества, голова замыкается в себе и наступает день сурка, то есть рутина. Люди поработают года три, а потом работу меняют, потому что надоело – ещё бы. Вот мы с вами сколько уже разговариваем, – Роман посмотрел на часы, – а ведь собственно к риторике даже не приступали. Почему? Потому что у вас собеседников наподобие меня вообще нет. Только коллеги, которые знают то же самое, что и вы, но, может быть, где-то хуже или лучше. Вам хочется говорить со мной не потому, что я хороший преподаватель, а потому что я из другого мира. Вам скучно. Вам нужна новая информация. Но не поверхностная из газет и фейсбука, а обстоятельная и целыми областями.
– Что мне на это сказать, Роман? Не кидайте меня в терновый куст, подберите мне хороший вуз, наберусь новых знаний, снова стану студенткой.
– Так вы уже стали, я же своих клиентов студентами называю. Вам бы подошло классическое гуманитарное образование. Оно подходит всем, у кого есть образование техническое. Вы же экономист? Ну и отлично, гуманитарное образование вообще нельзя получать без технического, а только после. Вам бы взять философию пошире и поглубже, психологию, историю всего на свете, культурологию, музыку, живопись, политологию, право, языки можно классические, логику. Да только нет у нас мест, где преподавалось бы это все не в разбросанном виде по разным факультетам, а цельным образованием. Разве что в духовных академиях, но там богословия слишком много, да и женщинам вход закрыт.
– Поманили в счастливое будущее и тут же бросили.
– Во-первых, это не будущее, а настоящее. Должно стать настоящим. Если вы хотите стать хорошим оратором, вам необходимо ориентироваться не только внутри своей профессии. Это обязательное условие. Иначе вам будет сложно создавать свои высказывания разнообразными как содержательно, так и по аргументам. Вы будете топтаться на одном месте. В московском зоопарке есть гиена, которая сошла с ума – она постоянно ходит в своем вольере по очень замысловатой траектории, но только по ней, не ступая и шага в сторону. Это отлично видно, потому что она протоптала запутанную зигзагообразную тропинку и продолжает бегать по своим следам. Съездите, посмотрите, очень сильное впечатление. Без разностороннего образования ваши речи будут такими же, вроде как изобретательными и затейливыми, но болезненно одинаковыми. Так что я говорю не про мифическое счастливое будущее, а про суровое настоящее, вам нужно начать учиться. А во-вторых, я вас не бросаю и готов помочь с выбором и составлением программы вашего обучения.
– Я думала, вы шутите, Роман! Вы серьезно хотите, чтобы я стала другим человеком?
– Этого хочу не я. Этого хотите вы, потому что хотите стать оратором.
– Хорошо, тогда пусть будет психология. Правильный выбор?
– Конечно, отличный выбор. Давайте посмотрим, что у нас тут, в психологии. Неотработанный понятийный аппарат, неясность способов замера эффективности, чрезмерная умозрительность. Еще слишком низкий порог входа в профессию. И фальсификация самых громких психологических экспериментов, один «Стэнфордский тюремный» чего стоит. Но лично мне нравятся три вещи. Во-первых, это чрезмерные упрощения, когда психология не видит в человеке тайну, но видит лишь схему, незамысловато очерченную. Второй момент, показное всезнайство. Безапелляционное всезнайство. Человек приходит к психологу и видит перед собой всеведущее божество. Третье – паталогическая влюбленность в процесс, буквально комичная неспособность дать результат, а иногда даже описать его. Еще четвертую вещь вспомнил, это личностная ущербность психологов. Современный психолог – это человек с неизжитой душевной травмой, обожающий копаться в себе с помощью своих клиентов, в которых он не видит никаких особых проблем, потому что хорошо усвоил немудреную схему одного-двух терапевтических методов, которыми и лечит всех подряд, невзирая на эффективность.
– Ух, – впечатлилась Анастасия. – Вы так про что угодно можете рассказать?
– Конечно, я люблю оскорблять. Лучше оскорблять, чем оскорбляться! Оскорбленный всегда думает, что он прав лишь потому, что оскорбился. А оскорбляющий подобной ошибки не совершает. Хотите, я так же по риторике пройдусь? Это гораздо проще.
– Нет, вы что. Пусть будет культурология, вы обещали подсказать программу по ней.
– Да я и про культурологию так же смогу. Разве можно выбирать область своих новых интересов по критическим отзывам? Только любящему взору открывается вся правда о любимом, а вы меня наслушались и теперь отметаете психологию. Но ваше право. В культурологии есть общественно-историческая школа, которая скучна и смахивает на историю философии. Есть школа, название которой забыл, она поинтереснее и объясняет культуру через психику человека, но вам психология почему-то не нравится. Есть социологическая школа, которая культуру сводит к социуму, не очень занимательно, мне кажется. А есть современная символическая школа, которая объясняет зарождение, развитие и устройство культуры через коммуникацию между людьми. А где коммуникация, там и семиотика, там и риторика, очень удобно. Символическую школу и берите. Можно листок и ручку? – Роман начал мелко писать имена и фамилии. – Когда будете искать учителя из какого-нибудь приличного вуза, скажите ему, что вы должны познакомиться со взглядами этих ученых.
Анастасия, взяла протянутый Романом лист бумаги и начала читать вслух, в каждом втором слове делая неправильное ударение:
– Кассирер, де Соссюр, Клод Леви-Стросс, Лотман, Топоров, Вячеслав Всеволодович Иванов, Мелетинский…
– Еще у нас был Российский институт культурологии, вам было бы удобно туда обратиться за специалистом, но институт уничтожили в 2014 году, немного вы не успели. Но думаю, и без того найдете преподавателя.
– А почему его уничтожили?
– Потому что у нас всем плевать на культуру, плевать на науку и дважды плевать на науку о культуре, но вас это должно лишь радовать. Ведь на фоне общего бескультурья вам будет легче выделиться.
– Хорошо.
– Да не то слово, просто великолепно. Возвращаемся к ораторскому искусству?
– Давайте. Уже в который раз.