Глава третья

Все-таки он разболелся.

Проснувшись утром, Дмитрий Макаров понял, что на работу сегодня точно не попадет. За грудиной было заложено так плотно, что дышалось с трудом, горло жгло огнем, как будто по нему прошлись наждачной бумагой, в сухом рту не копилась слюна, выворачивало суставы, а сам он был такой горячий, что вполне мог послужить причиной очередного пожара на вверенном ему объекте.

Да, точно, ночью они с Гордеевым выезжали на пожар. Кажется, в связи с этим он собирался утром что-то предпринять, вот только Дмитрий никак не мог вспомнить, что именно. Еще он совершенно точно обещал, что к полудню приедет в офис. Макаров скосил глаза на стоящие на тумбочке у кровати часы и поморщился. Движение глазных яблок вызывало боль. Половина десятого. Шансов привести себя в порядок до полудня немного.

Дмитрий голову бы дал на отсечение, что, проснувшись, даже не пошевелился, но тем не менее Лена услышала. Она всегда знала, что он проснулся, словно в нее был встроен какой-то датчик, совмещенный с макаровским телом.

– Доброе утро, – в приоткрытую дверь просунулась светловолосая голова жены. – Ну что, болеешь?

– Болею, – прохрипел Макаров, потому что голоса, разумеется, тоже не было. – Ленка, я, наверное, заразный. Ты детей ко мне не пускай и сама лучше не приближайся. А то заражу вас еще, не дай бог.

– Детей не пущу, – покладисто согласилась жена.

Русая голова исчезла, послышались удаляющиеся шаги, и Макаров вдруг расстроился от того, что остался один. Это же так грустно – болеть одному. В детстве он всегда в такие моменты жалел себя. Родители уходили на работу, младший брат – в школу, а он оставался дома, заботливо укрытый одеялом, с расставленными на тумбочке у постели лекарствами и надежными средствами утешения в виде разных вкусностей, а также графина с клюквенным морсом.

Морс полагалось пить в больших количествах. Считалось, что он «вымывает» вирус. К средствам утешения также относились шоколадка или конфета «Гулливер», несколько бутербродов с копченой колбасой и куриный бульон в термосе. И еще книжки, конечно.

Дима съедал бутерброды и пил морс, добирался до «Гулливера» и читал книжку со сказками, но при этом все равно отчаянно жалел себя, больного и несчастного, оставленного один на один со злобными бациллами. В его детстве был такой мультик «Митя и микробус». Макаров запомнил название, потому что главного героя мультфильма звали так же, как и его самого.

Мультфильм был кукольный, и в нем фигурировали человекообразные носатые микробы, лопались какие-то кровяные шарики, а из таблеток вылезали человечки, спеша на подмогу. А еще в нем были герои-фагоциты, которые вели неравный бой с микробами и распевали задорную песенку:

Герои-фагоциты,

Мы здесь повсюду скрыты,

Таимся там и тут.

Коварные микробы,

Болезни и хворобы

Не пройдут![2]

Этих самых фагоцитов Макаров боялся ничуть не меньше, чем микробов. И в температурном бреду ему казалось, что они окружают его кровать, ведут наступление, мелкие и вездесущие, как клопы. Клопов он один раз видел в квартире, в которой они летом снимали комнату на море, и с тех пор не случалось в его жизни большего ужаса. В общем, оставаться один на один с микробами и фагоцитами было страшновато и очень грустно, и с тех самых пор Дмитрий Макаров терпеть не мог болеть в одиночестве.

На какое-то время он снова впал то ли в сон, то ли в забытье и выпал из него, когда дверь снова открылась, впуская в комнату Лену. На жене был респиратор (она ответственно относилась ко всему, что было связано со здоровьем, в первую очередь, детским), а в руках она несла большой поднос, на котором помещались кофейник с кофе, молочник, большой графин клюквенного морса (и когда успела сварить), тарелка с бутербродами (разумеется, с копченой колбасой), а также градусник и упаковки с лекарствами.

– Так, сначала меряешь температуру, пьешь жаропонижающее, потом кофе с бутербродами. Ноутбук и электронную книгу сейчас принесу. На, надень шерстяные носки, сейчас еще второй плед дам. И пижаму. И слезай с покрывала. Нужно раздеться и лечь под одеяло. Сам справишься или помочь?

– Справлюсь, – прокаркал Макаров, блаженно улыбаясь, несмотря на температуру.

Болеть, когда ты не один, гораздо легче. Примерно через полчаса жизнь начала принимать вполне сносные очертания. Холодные и тяжелые джинсы он снял, натянув теплую байковую пижаму – подарок Лены на прошлый Новый год. Свежее постельное белье хрустело и приятно пахло, ледяные ноги постепенно согревались в шерстяных носках, или это лекарство начинало действовать, а потому снижалась температура, унося с собой озноб.

Бутерброды с горячим кофе он давно съел и теперь потягивал морс, в меру сладкий, в меру кисленький. Такой, как он любил.

– Ты когда успела морс сварить? – задал он жене мучающий его вопрос, когда она в очередной раз появилась в его комнате, чтобы забрать грязную посуду, принести ноутбук и зарядку для телефона, а также электронную книгу – подарок уже этого Нового года.

Где-то внизу раздавался веселый голосок Катюшки, играющей с няней. Митька был уже в школе.

– С утра. Встала и сварила. Это же недолго, – ответила Лена весело. – Я же еще ночью поняла, что ваше высокоблагородие изволили захворать. А как болеть без морса? Это никак нельзя. Морс сварила, Надежду Михайловну на подмогу вызвала, чтобы с Катюшкой посидела, Митьку в школу отвезла, Помпона выгуляла. Поставила курицу варить, чтобы днем накормить тебя бульоном. В общем, болей с удобствами, Димыч. А еще лучше – поправляйся быстрее.

– А про бульон и копченую колбасу тебе мама сказала?

– Мама? – удивилась Лена. – Нет, я не звонила Екатерине Александровне. Зачем ее расстраивать известием о твоей болезни? Сам расскажешь, если захочешь. А бульон и колбаса – это же очевидно. Нет лучшего средства в борьбе с простудой, я это с детства знаю.

Макаров откинулся на подушки и счастливо улыбнулся. Нет, с женой ему несказанно повезло, и он каждый день находил новые и новые подтверждения этому и без того ясному постулату.

– Татьяна Михайловна чуть позже зайдет, тебя послушает, – продолжила между тем Лена. – Я считаю, что это нелишнее. Сейчас так много пневмоний, что лучше подстраховаться заранее.

Татьяной Михайловной звали маму его зама Гордеева, и в прошлом она была участковым врачом-терапевтом.


Татьяна Михайловна пришла лишь в пятом часу вечера и выглядела расстроенной. Это Макаров понял, несмотря на то что у него снова поднялась температура. Из-за дома переживает?

– В легких чисто, – вынесла она свой вердикт, истыкав спину и грудь Дмитрия холодным фонендоскопом. – Послезавтра снова послушаю, но пока причин для тревоги нет. Антибиотики принимать не нужно. Пить противовирусные, жаропонижающие и витамины. Леночка, написать какие или ты знаешь?

– Я знаю, Татьяна Михайловна, спасибо. У вас что-то случилось?

Значит, ему не показалось, Лена тоже заметила, что соседка расстроена.

– Умерла давняя знакомая.

– Сочувствую, – Лена говорила искренне.

– Ой, Леночка. Так все сложно. Рената была бывшей сожительницей моего свекра. Это та самая женщина, которая подала на нас с Сашей в суд. И вот сегодня ее нашли мертвой. Представляете? У меня из-за этого прямо сердце не на месте. Хотя близким человеком она нам, конечно, не была. Мы двадцать лет не виделись. Да еще суд этот.

– Теперь, получается, суда не будет? – заметил Дмитрий.

Татьяна Михайловна всплеснула руками.

– Дима, ну что вы говорите? Разве ж в этом дело? Умерла молодая, полная сил женщина. Ей даже пятидесяти не исполнилось.

– А отчего она умерла?

– Я не знаю. Вскрытия еще не было. Но я очень переживаю за Сашу.

– А он тут при чем? – Макаров искренне удивился, потому что, по его мнению, Гордеев к смерти этой самой Ренаты отношения иметь не мог. Не пристукнул же он ее из-за дома, ей-богу.

– Разумеется, ни при чем. Но люди очень злые, а языки у них длинные. Замучают вопросами. Я попросила нашего адвоката не отказываться от Саши, а она сказала, что не участвует в уголовных процессах, только в гражданских. Я только что от нее, потому и к вам задержалась. Вы уж простите.

– Да бог с вами, Татьяна Михайловна, – запротестовал Дмитрий. – Я ж не при смерти, да и не обязаны вы мчаться к нам по первому зову. Как фамилия вашего адвоката? Может быть, я смогу как-то поспособствовать или найду другого.

– Волина. Евгения Алексеевна Волина.

Макаров нахмурился. Это могло быть совпадением, но в их достаточно небольшом городе в такое верилось слабо. Фирмой «ВолГА» владели Георгий и Александр Волины. А заместитель гендиректора фирмы «Турмалин» выбрал себе в адвокаты женщину с той же фамилией. Родственница? И если да, то означает ли это, что конкуренты подобрались к ним с Сашкой совсем близко?

Ладно, с этим он разберется, как только станет чувствовать себя чуть лучше. Температура продолжала подниматься, снова начав выворачивать суставы, муторно и тяжело заболела голова. Макаров откинулся на подушки и натянул повыше одеяло, стараясь унять противный озноб.

Разумеется, его действия не укрылись от всевидящего ока Лены.

– Ладно, я напою Татьяну Михайловну чаем, а ты пока поспи, – сказала она, видя, что мужа утомил разговор. – Через час можно снова выпить жаропонижающее. Я растворю порошок и принесу.

Она ушла и увела гостью, а Макаров закрыл глаза и погрузился в тяжелый температурный сон. Снились ему Волины, почему-то командующие на объектах «Турмалина» и отдающие приказ о взрыве основного исторического здания Красных казарм. Взрыв во сне тоже был. Громкий, страшный, поднимающий в воздух взвесь из мелкой кирпичной пыли вперемешку со снегом. От его грохота Дмитрий проснулся и сел в кровати, тяжело дыша.

В доме было тихо, и Макаров вдруг испугался этой тишины, как до этого испугался сквозь сон грохота взрыва. А вдруг, пока он спал, что-то случилось? Почему не слышно привычных звуков: Катенькиного звонкого голоса и топота маленьких ножек, музыки из комнаты Мити, пыхтения Помпона, стука посуды с кухни? Сколько вообще времени? Он повернулся и глянул на часы. Ну, надо же, он спал всего пятнадцать минут, а казалось, что пара часов прошло.

– Лена! – завопил Макаров, стыдясь своего внезапного страха.

Он никогда не был трусливым, смело глядел в лицо любой опасности. И только заимев семью, начал бояться, не за себя – за них, отвергая любые рисковые сделки, приобретя дурную привычку отмерять не семь, а сорок семь раз перед тем, как отрезать. Правда, с Красными казармами пошел на риск, дал Лене себя уговорить, и теперь сомневался, правильно ли поступил. Благополучие и безопасность семьи были для Макарова важнее любой прибыли.

– Лена!!!

На лестнице, ведущей на второй этаж, где он и находился, послышались шаги.

– Ты что кричишь, Дим?

Его жена не выглядела взволнованной, видимо, в его вопле не слышалось признаков опасной болезни. Ее внутренний камертон, чутко настроенный на макаровское самочувствие и настроение, никогда не давал сбоев.

– Где все? – сварливо спросил он, чувствуя себя брюзжащим дедом.

– Татьяна Михайловна ушла домой. Надежда Михайловна катает Катюшку на горке. Помпон ушел с ними. Митька делает уроки в своей комнате. А что? У нас непривычно тихо?

Все-то она про него понимала.

– Мне бы надо с Гордеевым поговорить, – прохрипел он, не отвечая на вопрос, чтобы не показывать жене свою слабость. – Что-то не так во всей этой истории.

– С домом и скончавшейся родственницей? – понимающе уточнила Лена. – Да, Татьяна Михайловна очень расстроена. Я никогда ее не видела такой взволнованной.

– Вот и Гордеев какой-то не такой, как всегда, – задумчиво согласился Макаров. – А его адвокатша, кажется, имеет отношение к нашим основным конкурентам. И Красные казармы горели, потому что их кто-то поджег. И все это, вместе взятое, мне категорически не нравится.

– А ты не накручиваешь, Дима? – спросила Лена, подошла ближе, положила прохладную руку на его пылающий лоб. – Ой, ты совсем горячий. Сейчас лекарство принесу. Мне кажется, что фамилия адвоката может быть простым совпадением. Хотя с Сашей ты поговори, конечно. Просто попозже, не при температуре. У тебя сейчас ясность мысли отсутствует. И ты напридумаешь то, чего нет.

– Или пропущу то, что есть, – мрачно сказал Макаров.

От известия, что с близкими все в порядке, ему стало заметно лучше. Он представил, как Катенька мчит на санках с горки. Совсем невысокой, неопасной, построенной им собственноручно для двух-трехлетней малышни, коей в Излуках было немало. Вот выздоровеет и сам будет ее катать. Обязательно.

От принятого лекарства температура упала, и Макаров снова задремал. Только теперь сон был легким, практически лечебным, без всяких кошмаров, и сквозь него то и дело прорывались звонкие голоса вернувшейся с прогулки дочки, сделавшего уроки Мити, Лены, благодарящей няню, и тявканье Помпона, выпрашивающего какую-то вкуснятину.

Когда он проснулся, часы показывали начало девятого. Голова была, на удивление, ясной, видимо, принятое лекарство все еще действовало. Макаров потрогал лоб. Холодный. Горло болит, но терпимо. Он взял с тумбочки телефон и набрал номер Гордеева.

Тот ответил сразу, хотя и находился за рулем. Макаров слышал ритмичный звук едущей по морозной дороге машины. Значит, заместитель говорит с ним по громкой связи.

– Ты где? – зачем-то спросил Макаров, хотя его это совсем не касалось. Чем занимался Гордеев после работы, было его личным делом.

– На внезапную встречу поехал, – ответил тот вполне миролюбиво. – Со мной внезапно захотела поговорить мой адвокат. Причем именно сейчас, на ночь глядя. Приходится ехать к ней домой. Сам не знаю, с чего я вдруг исполняю женские прихоти. Я бы, к слову, не поехал, но мама, как услышала, взяла меня в оборот. Пришлось согласиться, с ней спорить я так и не научился.

– Я из-за твоего адвоката и звоню, – сказал Макаров. – Саша, а ты хорошо ее знаешь?

– Вообще не знаю, – удивился вопросу Гордеев. – Когда возникло это дурацкое судебное дело, я навел справки, кто в городе самый лучший профи в делах о спорном наследстве. Мне назвали ее фамилию.

– Кто назвал?

– А это важно?

– Я пока не знаю.

– Феоктистыч. Я вообще-то у юристов спрашивал, а он просто в этот момент к ним зашел и сказал, что Волина – самая лучшая в этом вопросе.

– А ее фамилия ни Феоктистыча, ни тебя не смутила?

В трубке воцарилось молчание, словно Гордеев «завис» от неожиданного вопроса.

– Дима, а ты не нагнетаешь? – наконец аккуратно спросил тот. – Мне даже в голову не пришло, что она может иметь какое-то отношение к фирме «ВолГА». Даже если и так, то при чем тут неожиданно всплывшее завещание моего деда?

– Может, ни при чем. Но ты же знаешь, что я не люблю неожиданных совпадений. Мы забираем себе спорный объект, а у тебя начинаются внезапные неприятности, разгребать которые нанимается родственница конкурентов. Не знаю, как вам с Феоктистычем, а мне это не нравится.

– Мы даже не знаем, родственница она им или просто однофамилица, – резонно заметил Гордеев. – Но ты прав, я это обязательно выясню. Вот сейчас доеду до ее дома и выясню.

– Может, не поедешь?

– Так ведь засада меня там не ждет. – Гордеев вдруг рассмеялся. – Тем более надо выяснить, зачем я ей так срочно понадобился. Дима, ты не накручивай раньше времени. Это на тебя простуда плохо влияет. Так что ты поправляйся, приходи на работу, и мы во всем разберемся. ОК?

– Ладно. Поезжай. Когда что-то узнаешь, позвони мне. Договорились?

– А не поздно будет тебе звонить-то, болезный?

– Ты у своего адвоката ночевать собрался? – язвительно спросил Дмитрий. – Если нет, то звони в любое время. Я тут изолировался от семьи, чтобы никого не заразить, так что твой поздний звонок никому не помешает. Саша, ты слышишь? Позвони обязательно!

– Есть, шеф. Перезвоню, обещаю! – проговорил Гордеев и отключился.

* * *

Протягивая монету на раскрытой ладони, Женя вдруг поняла, что у нее нет никакого четкого плана, что делать в случае опасности. Она разговаривала если и не с потенциальным убийцей, то точно с человеком, который был на месте преступления. А если он набросится на нее, чтобы отобрать улику? Что будет делать, если ей будет угрожать опасность? И Кристине тоже. На мгновение ей стало страшно от собственной беспечности.

Однако морок сразу рассеялся. Взгляд гостя не выражал ни опасения, ни тревоги, лишь безмерное удивление.

– Где вы это взяли?

– А вы не догадываетесь? – Лучшим способом защиты всегда было нападение. – Там, где вы это выронили. У тела Ренаты Максимовой.

Гордеев сморгнул.

– Погодите. Вы хотите сказать, что видели Ренату мертвой?

– Да. Это я ее нашла. Пришла на назначенную встречу, чтобы обсудить направленный против вас иск, обнаружила открытую дверь, хозяйку, не подающую признаков жизни, и вызвала полицию. Монета лежала рядом с телом, и я сразу поняла, что она ваша.

Лицо Гордеева теперь приобрело насмешливое выражение.

– Евгения Алексеевна, вы хотите сказать, что стащили улику с места преступления? Не боитесь, что вас за это дисквалифицируют? Если ваш возмутительный проступок станет известен, конечно.

Так, нападать на нее он не собирается. Гордеев выбрал другой путь – шантажа. Что ж, с этим Женя бороться умела.

– Александр Петрович, вы – мой доверитель. И пока вы не расторгли наше соглашение, мои действия направлены на соблюдение ваших интересов. Так что либо вы сейчас рассказываете мне, при каких обстоятельствах выронили монету в квартире Максимовой, которая, как утверждает экспертиза, убита, либо я сейчас же звоню в полицию.

– Если бы вы хотели сообщить полиции о монете, то уже давно бы это сделали. – Вид у ее гостя был таким невозмутимым, что Жене внезапно захотелось хорошенечко его треснуть. – Как вы сейчас будете оправдываться перед полицейскими, я даже приблизительно не представляю. Могу только пообещать, что никому про ваше безрассудное поведение не расскажу. И сделаю я это исключительно из симпатии к вам, потому что мне эта находка, в отличие от вас, ничем не угрожает. Видите ли, это не моя монета.

– Как это не ваша? – оторопело спросила Женя. – А чья тогда?

– Этого я не знаю, – Гордеев пожал плечами. – Эти два с половиной империала не являются нумизматической редкостью, так что могут принадлежать кому угодно. Моя монета со мной.

Он засунул руку в задний карман джинсов, вытащил бумажник и достал из маленького кармашка золотой кругляшок с двуглавым орлом на одной стороне и профилем Николая Второго на другой. Точно такой же, как лежал на Жениной ладони. Она вдруг почувствовала себя так глупо, что даже слезы из глаз брызнули.

– Да ладно вам расстраиваться. – Из другого кармана гость вытащил носовой платок, такой белоснежный, что глаза слепило. В Женином хозяйстве не имелось таких безукоризненных платков. – Вы же не могли этого знать наверняка. Спасибо, что кинулись на мою защиту, хотя совсем меня не знаете. Или у этого была причина? А, Евгения Алексеевна?

Взгляд у него вдруг стал цепким, внимательным. Как будто теперь он ее подозревал в чем-то предосудительном, а не она его.

– Что вы имеете в виду? – уточнила Женя.

– Только то, что я хочу знать, чем вызван ваш внезапный интерес к моей скромной персоне. Вы скрываете улику, которая, по вашему мнению, указывает на меня. Вы приглашаете меня к себе домой под явно надуманным предлогом и хотите сохранить наши деловые отношения, несмотря на то что первоначальная причина, по которой я в них нуждался, исчерпана. Так как человек я довольно недоверчивый, то хотел бы понимать, что происходит.

Господи, он что, подумал, что она в него влюбилась и теперь преследует в надежде на взаимный мужской интерес? Женю вдруг кинуло в жар с такой силой, что лицо и шея в вырезе домашней майки стали алыми. А ведь до этого момента она была уверена, что никогда не краснеет.

– Вы меня оскорбляете, – выдавила она из себя, не зная, куда деваться от смущения и мечтая, чтобы гость ушел, исчез, провалился сквозь землю.

Или это ей лучше провалиться прямо на этом месте, чтобы не видеть его насмешливого лица. Впрочем, сейчас оно было не насмешливым, а вполне серьезным.

– Ничуть. Евгения Алексеевна, я давно кручусь в большом бизнесе, а потому понимаю, что в нем все средства хороши. Вы явно пытаетесь втереться ко мне в доверие, при этом носите ту же фамилию, что и прямые конкуренты нашей фирмы. Скажите, вся эта ваша услужливость – часть промышленного шпионажа?

Вот теперь ему действительно удалось ее изумить. У Жени даже рот приоткрылся, как у маленькой девочки, которой вдруг показали невиданного доселе зверя.

– Какого шпионажа? – спросила она. – Вы что, белены объелись?

– Кем вы приходитесь Георгию и Александру Волиным?

– Никем, – она и сама не заметила, как почему-то начала оправдываться. – Точнее, я бывшая жена Александра Волина, но мы развелись больше десяти лет назад. Как вам вообще такая чушь в голову пришла?

– И вы не общаетесь с бывшим мужем?

– Разумеется, общаюсь. У нас с ним общий ребенок. Поэтому периодически он заезжает за Кристиной, а потом привозит ее обратно. Ну, и дела дочери, требующие совместной выработки решений, мы, разумеется, тоже обсуждаем.

– И в качестве юриста вы на Волиных не работаете?

– Пару раз они нанимали меня как адвоката. Два дела я выиграла, одно, довольно крупное, но заведомо провальное, я проиграла. Я заранее предупреждала, что так будет, но меня не послушали, а потому с тех пор я предпочитаю больше с их фирмой дела не иметь. Это было полтора года назад. Все? Допрос окончен?

Женя внезапно поняла, что разозлилась так сильно, что сейчас пар из ноздрей пойдет.

– Да я еще и не начинал, – пробормотал Гордеев.

– Александр Петрович, напомню, что это не я изначально предложила вам свои услуги в качестве адвоката. Это вы пришли ко мне, получив иск в суд от Ренаты Максимовой. Так что в доверие я к вам, как вы изволили выразиться, не втиралась. Если вас что-то не устраивает, то вы можете сейчас же уйти и отправиться завтра в следственный комитет самостоятельно, либо наняв себе другого адвоката. Простите, что я решила, что вы имеете отношение к убийству Максимовой. Не знаю, с чего я взяла, что это ваша монета. Приношу вам свои извинения и попрошу вас удалиться.

Александр Гордеев вдруг притянул к себе вазочку с брусничным вареньем, зачерпнул его ложкой и отправил себе в рот.

– Чаю мне еще налейте, – то ли попросил, то ли приказал он. – И давайте-ка начнем сначала.

– Что именно начнем? – Женя послушно щелкнула кнопкой чайника.

Интересно, и почему она исполняет любые его команды, словно цирковой пудель?

– Я понял, что вы не работаете на конкурентов, – миролюбиво сказал гость. – Я доложу шефу «Турмалина», что вы не подбираетесь к нашим секретам.

– Нет, не подбираюсь. О том, что вы работаете в этой фирме, я узнала только сегодня днем от вашей мамы. Кстати, именно юристам «Турмалина» я проиграла то дело в суде. Так что нанимать меня для промышленного шпионажа, мягко говоря, глупо и недальновидно.

– Я не знал, – улыбнулся Гордеев. – Я только год там работаю.

– А ваш шеф должен знать. Кстати, я его тоже знаю. Он – старший брат моего хорошего знакомого. Кстати, того самого, который выезжал на место убийства Максимовой. Его зовут Евгений Макаров, и я дружу с его женой, так что если бы мне было нужно подобраться к секретам «Турмалина», то я сделала бы это менее кружным путем.

– Принимается, – улыбнулся гость. – Странно, что Димка вас не вспомнил. Хотя это вполне объяснимо. Он сейчас болеет и валяется дома с высокой температурой, вот ему и мерещатся всякие ужасы. Ладно, разберемся.

– С чем именно разберемся? – сердито уточнила Женя.

Она забрала его чашку с чаем, тщательно ее вымыла, достала другую, сухую и чистую, налила в нее свежего чая и снова поставила перед гостем.

– Мне кажется, что основное, с чем нам надлежит разобраться, так это с тем, что случилось с Ренатой, – проговорил Гордеев задумчиво. – Видите ли, Евгения Алексеевна, я никак не могу избавиться от мысли, что все происходящее имеет ко мне самое непосредственное отношение.

– Но ведь монета, которую я нашла, не ваша.

– Нет, не моя. Но то, что это такая же точно монета, наводит меня на нехорошие мысли. Я, видите ли, человек подозрительный, как вы уже наверняка поняли, а потому в случайные совпадения не верю. Скорее всего, эта монета также принадлежала моему деду. Она из той же партии, что и моя. Понимаете?

– Нет, – честно призналась Женя. – Точнее, я не понимаю, что нам это дает. Ваш дед купил несколько золотых монет. Вы сами сказали, что нумизматикой он не увлекался, просто вкладывал деньги. Одну монету он отдал вам, другую мог подарить Ренате. Если она, как и вы, носила ее в кармане, то монета могла выпасть при падении. Вот я ее и нашла.

– Это один из возможных вариантов, – согласился Гордеев. – Но есть и другие. В квартире Ренаты действительно был человек, которому дед подарил золотую монету. То есть человек, которого я должен хорошо знать.

– И кто это, на ваш взгляд? – полюбопытствовала Женя. – Вы знаете, кому ваш дед мог сделать такой, мягко говоря, недешевый подарок?

– Да кому угодно, – вздохнул ее гость. – Дед был нежадным и любил дарить подарки. Но монета золотая, так что направо и налево он все-таки вряд ли такими расшвыривался. Я, мама, Рената, Галина Серафимовна. Хотя нет, дед купил эти монеты позже, когда они уже расстались. Моя монета со мной. У мамы такой точно нет. Получается, что остается только Рената, и ваша версия правильная.

– Тогда нет ничего страшного в том, что я ее забрала, – воскликнула Женя. – Если она не может указать на личность убийцы, то ее не обязательно отдавать в полицию. Надо только узнать имя наследников Максимовой и придумать, как отдать монету им. Я же не могу ее просто украсть.

– Все-таки жаль, что эта ценная мысль не пришла вам в голову раньше, когда вы поднимали монету с пола, – подначил ее Гордеев. – Но меня гораздо больше волнует не степень вашего морального падения, а вопрос, кому помешала Рената. Дело в том, что она была совершенно безобидная баба. Знаете такую породу – стрекозу из басни Крылова? Вот в этом она была вся. Беззаботная, ленивая, не желающая и не умеющая работать приспособленка, которая всегда находила людей, которые обеспечивали ей безбедное существование. Сначала это был дед, потом второй ее муж.

– Но любовная лодка, как мы знаем, разбилась о быт, – заметила Женя. – Максимова развелась со своим вторым мужем и осталась без средств к существованию. Положим, квартира у нее была, подаренная вашим дедом, но коммунальные платежи она же за нее вносила, продукты покупала и даже массажиста на дом вызывала. На что она жила?

– Не знаю, – признался Гордеев. – Меня это не интересовало, как вы понимаете. Может, муж дал ей отступные. А может, она жила на какие-то сбережения, надеясь отсудить у нас с мамой дом и его продать?

– Ладно. Это мы выясним, – деловито заявила Женя.

– Как же, позвольте спросить? – уточнил гость весело.

– Лучший способ что-то узнать – это спросить. Как ваш адвокат я имею право защищать вас, вне зависимости от того, являетесь вы подозреваемым, обвиняемым или подсудимым, а также свидетелем. Кроме того, согласно закону, я вправе опрашивать любых лиц, правда, с их согласия, если считаю, что они предположительно владеют информацией, имеющей отношение к делу, по которому я оказываю юридическую помощь. Так что? Мы подписываем новое соглашение или звоним Ветлицкому?

– Не нужен мне никакой Ветлицкий. – Гордеев засмеялся. – Я с удовольствием подпишу соглашение с вами, потому что мне нравится энтузиазм, с которым вы взялись за дело, и я ужасно хочу узнать, чем все это кончится.

Женя сходила в спальню, где у нее было оборудовано рабочее место, включила компьютер, быстро составила и распечатала необходимое соглашение, с которым вернулась на кухню – подписать. Александр Гордеев по-прежнему восседал за столом, а напротив расположилась Кристина, увлеченно играющая с ним в «Морской бой». Женя даже глазам своим не поверила.

Ее дочь совсем не бука, но осторожно сходится с незнакомыми людьми. Как и всем подросткам, ей была присуща некоторая неуверенность в себе, которую девочка, разумеется, тщательно маскировала напускной независимостью. Сейчас же она заливисто хохотала над какой-то шуткой гостя, совершенно не думая о том, как выглядит со стороны. Удивительно, если честно.

– Вот. У меня все готово, – сказала Женя, протягивая Гордееву листы бумаги. – Прочитайте и распишитесь. Кстати, может, вы есть хотите? У нас с Кристиной остались макароны с сыром.

– Нет, спасибо. Мама накормила меня ужином. Сейчас мы с Кристиной доиграем партию, и я все подпишу. Вы не против? Она почти разбила мою флотилию, так что это не займет много времени.

Он ушел только часа через полтора, когда стрелки на часах показывали почти одиннадцать вечера. Закрыв за гостем дверь, Женя впервые за довольно долгое время улыбалась, сама не зная чему.


Гордеева вызвали на беседу в следственный комитет к десяти утра. Для того чтобы пойти вместе с ним, Жене пришлось попросить перенести судебный процесс, на котором она должна была присутствовать вместе со своей клиенткой, проходящей через сложный и болезненный развод. Клиентка была не в восторге, и судья тоже, но договориться удалось без ущерба для репутации, так что в СК Женя приехала вполне довольная собой.

С Гордеевым они встретились на крыльце, после чего прошли в нужный кабинет, к следователю Рябинину. Там уже был и Евгений Макаров, при виде Жени сделавший страшные глаза.

– А ты чего здесь? Ты же к полудню должна была подъехать.

– Представляю интересы своего доверителя.

– Кого?

– Жень, ты же знаешь, что я адвокат Александра Гордеева.

– Но это в рамках дела об оспоренном завещании. Убийство Максимовой тут при чем?

– Я его адвокат в рамках любого дела. Мы подписали соответствующее соглашение. А что не так-то, я не понимаю.

– Ты в дело об убийстве зачем лезешь, подруга моей жены? – мрачно спросил Макаров. – Ты вообще в курсе, что твой доверитель может в любой момент получить статус подозреваемого?

– На основании чего? Того обстоятельства, что погибшая подала на него в суд? Или у вас есть какие-то причины считать, что он может иметь к гибели Максимовой какое-то отношение? Тогда назовите их мне, как его адвокату.

– Ладно, пошли, – голос и вид Макарова стали еще более мрачными. – Сама все узнаешь.

Общие вопросы, которые следователь задавал Гордееву, были стандартными. Фамилия, имя, отчество, домашний адрес, род занятий, отношения с погибшей. Все это было очевидно и не несло в себе никакой угрозы. Ее клиент держался спокойно и выглядел совершенно расслабленным. Он явно демонстрировал всем своим видом, что ему совершенно нечего скрывать. В пальцах он крутил свою монету, как делал всегда, когда занимался каким-то ответственным занятием. Про вторую монету, стащенную с места преступления, Женя старалась не думать.

– Что вы делали у дома погибшей Максимовой позавчера вечером? – задал следующий вопрос следователь, и Женя с удивлением посмотрела на него.

Ловушка была слишком бесхитростной и простенькой, чтобы в нее мог попасться даже менее умный человек, чем Александр Гордеев. Однако вопрос почему-то поставил его в тупик. Пальцы, крутящие монету, замерли, а потом сжались, стискивая ее в кулаке. И что это значит? Он же не был у Максимовой дома.

– Меня там не было, – наконец с некоторым усилием выговорил Гордеев.

– Да что вы говорите? – В голосе следователя сквозила усмешка. – А у меня есть все основания утверждать, что вы там были. Есть данные, свидетельствующие, что вы приехали к дому гражданки Максимовой около восемнадцати часов. Во дворе плохо с парковкой, поэтому вы оставили машину с другой стороны дома, поскольку к подъезду пришли пешком. Вы вошли в подъезд в восемнадцать часов одиннадцать минут. У следствия есть запись видеорегистратора, на которой ваш приход запечатлен совершенно отчетливо. Итак, что вы делали в квартире Максимовой?

– Еще раз повторяю, я не был в ее квартире, – Гордеев чуть повысил голос. – Я действительно приехал к Ренате, потому что она попросила об этом. Но дома ее не застал. Я позвонил в дверь, она не открыла, я постоял немного и ушел. Я пробыл в подъезде не больше трех-четырех минут. На вашем видеорегистраторе должно быть видно и это тоже.

Загрузка...