Пару дней спустя я готовлю горячее какао и насыпаю в кружки несколько пышных белых маршмеллоу, ожидая, когда Ливви вернется домой из клиники. Она обучает нового менеджера и работает еще дольше, чем раньше. Она врывается и срывает с себя куртку, внося внутрь промозглый землистый запах лондонских улиц.
– Добрый вечер, – говорит она, вешая куртку и снимая перчатки.
– Я умирала от тоски, чтобы ты поскорее вернулась домой, – говорю я и протягиваю ей кружку с какао, испытывая непреодолимое желание рассказать ей о своем новом плане. Я отключаю звук телевизора, где показывают «Один дома».
– Ух ты, скука уже накатила! – Она указывает на Кевина Маккалистера.
– Отстань! Я и так смотрю его днем, потому что ты считаешь это инфантильным. Знаешь, иногда я задумываюсь о тебе.
– Этот ребенок наглый не по годам. – Я ахаю, а она улыбается.
– Я собираюсь сделать вид, что ты не сказала это о милом, бесценном маленьком Кевине.
– Отвали, в глубине души ты знаешь, что это правда. Однажды из тебя выйдет прекрасная жена, – говорит она, поднимая кружку.
Я издаю очень недружелюбный возглас.
– Если тебя устроит горячее какао и макароны с сыром, тогда да. Это, пожалуй, предел моего репертуара.
– Это основные группы продуктов, не так ли? – Она смеется.
– Во всяком случае, мне этого достаточно. – Ливви – одна из тех хипстерш, которые любят зеленый сок. Вероятно, это побочный эффект ее работы, где ей нужны все эти витамины, чтобы ее кожа выглядела хорошо или что-то в этом роде. Я не припоминаю, чтобы она когда-нибудь ела мои задубевшие макароны с сыром, но не теряю надежды.
Ливви садится на свое обычное место перед камином, где на каминной полке висят наши рождественские чулки, и сбрасывает сапоги.
– Итак, сегодня я провела кое-какие исследования…
Ее глаза загораются.
– И что?
– Лапландия!
– Лапландия? – Она хмурится.
Почему она хмурится?
– Да, Лапландия! Место, которое я всегда мечтала посетить! Если я открою рождественский магазин в маленьком фургоне, я смогу арендовать участок на этой волшебной рождественской ярмарке, которая продлится до Сочельника. Лапландия – родина Санта-Клауса, так что это, безусловно, лучшее место для меня. А ты как думаешь? – Я всю свою жизнь мечтала побывать в Лапландии. А если сюда добавить элемент северного сияния, это будет настоящее место чудес…
– Ты бы уехала? В фургоне?
– Ну… да, – говорю я в замешательстве. – Разве не это ты имела в виду, когда предлагала?
– Я… я имела в виду остаться здесь, в Лондоне. Появляться в городе, что-то в этом роде.
– О, но ты сказала, что познакомилась с теми девушками, Рози и Арией, которые путешествовали по округе. – Она хмурится, поэтому я спешу объяснить свою идею. – Я исследовала все это передвижение в процессе жизни в фургоне. Это становится популярным по мере того, как люди понимают, что могут жить на своих собственных условиях, по своему собственному расписанию. Существуют различные маршруты, которые может выбрать владелец фургона, в зависимости от того, что он продает или куда он может позволить себе поехать. Возможно, они делают это для того, чтобы путешествовать по миру, или просто для того, чтобы существовать вне норм обычного общества. Лапландия имеет смысл, поскольку это самое праздничное место на планете и хорошая отправная точка для меня.
Она широко улыбается мне.
– Верно, да, это невероятная идея! В том случае, если ты вернешься! Я не хочу возвращаться из Лос-Анджелеса и рассказывать все эти удивительные истории, если некому их рассказать!
Я приподнимаю бровь.
– А что, если ты влюбишься в какого-нибудь загорелого накачанного лосанджелесца? Как только ты почувствуешь вкус всего этого солнечного света и суши, ты, возможно, никогда сюда не вернешься. Ты будешь присылать мне свои селфи с каким-нибудь богом секса на пляже Малибу и говорить, что хотела бы, чтобы я была здесь! – И в идеальном мире Гарри остался бы в прошлом.
Мы были лучшими подругами с детства, и у нас такой тип дружбы, который выдерживает любую бурю и становится от этого сильнее. Но находиться в разных странах действительно будет непросто. Ливви – моя наперсница, мое плечо, на котором можно поплакаться, но я знаю, что слишком сильно полагаюсь на нее, и мне нужно это изменить. Мне нужно стать самой собой, кем-то, кто сам решает свои собственные проблемы.
– Солнце и суши – звучит заманчиво! Но может быть, не в части влюбленности. Я бы не хотела влюбиться в парня, а потом уйти и попробовать отношения на расстоянии. – Она качает головой. – А как насчет тебя, кстати? Что, если ты так сильно влюбишься в фургонную жизнь, что никогда не вернешься? Тогда что я буду делать?
– Конечно, я вернусь! И мы будем разговаривать каждый день. Это не будет длиться вечно. Насколько я понимаю, эти кочевники переезжают с места на место в зависимости от времени года. Итак, я, вероятно, поеду в Лапландию только на зиму и посмотрю, смогу ли я прилично зарабатывать на жизнь в дороге, отложу немного денег, а затем немного исследую местность. Ты подала мне идею, Лив. Когда ты сказала мне представить себя героиней моего собственного рождественского фильма Hallmark, я поняла, что это именно то, что мне нужно сделать! Мне нужно перевернуть сценарий и начать переписывать свою жизнь.
Ливви наклоняет голову и прищуривает глаза, как будто она в замешательстве.
– Перевернуть сценарий?
– Да! Мне нужно расцвести, Ливви, как красной розе. И единственный способ, которым это произойдет, – это если я, черт возьми, сделаю так, чтобы это произошло. Героини фильмов Hallmark всегда делают какой-нибудь грандиозный финт, верно? Они переезжают из большого города или каким-то драматическим образом меняют свою жизнь, а затем медленно, но верно превращаются в женщин, которыми им всегда суждено было быть…
– Это действительно потрясающе, Флора, но фильмы Hallmark – вымышленные. – Она говорит медленно, как будто разговаривает с ребенком, как будто думает, что, возможно, я сошла с ума.
– Они могут быть вымышленными, но если ты посмотришь дальше, то увидишь, что сюжеты на самом деле являются планом, и если я буду следовать этому плану, моя жизнь начнет обретать смысл.
Она вытирает лицо, размазывая макияж.
– Ладно, так что насчет твоего любовного увлечения? В конце концов, именно об этом все фильмы Hallmark – о любви.
– Да! Итак, я знаю, что после Люка я отказалась от мужчин и выбрала надувного мужа Санту, теперь я вижу это ясно. Мужчина моей мечты где-то там, в Лапландии. Мне просто нужно найти его. Он будет маленькой, но важной частью головоломки.
Ее взгляд опускается на стол.
– Ты не увлеклась глинтвейном?
– Нет! Ну немного, но я клянусь, что все обдумала. И бьюсь об заклад, когда я найду того единственного, я сразу узнаю его, прямо как в кино.
– О’кей.
– Возможно, это звучит ненормально, но что, если бы мы все жили так, как будто наша жизнь была фильмом Hallmark? Что, если бы мы рискнули и сказали то, что думаем, и поверили, что настоящая любовь найдет выход несмотря ни на что? Что, если бы мы были честны в своих чувствах, зная, что в конце концов все уладится? Тогда мир стал бы лучше!
– Я имею в виду, что на бумаге это звучит идеально…
– Поверь мне, Ливви, словно туман рассеялся, и я знаю, что это правильный курс для меня. Подожди, пока не увидишь другие фургоны на рынке. Это будет такое приключение! – Я достаю свой телефон и показываю ей. – Там есть «Озорной и симпатичный» лыжный домик, внезапно возникающий фургон с декоративными лыжами, прикрепленными сбоку фургона, и бар на открытом воздухе, сделанный из деревянных бревен. Они продают всевозможные напитки, например глёг – глинтвейн. Глёг, разве это не звучит так экзотично? И у них есть горячий шоколад с бренди!
Ливви просматривает фотографии, в ее глазах отражается изумление.
– Такая экзотика! Ух ты, они действительно сделали это похожим на лыжную базу.
Я наклоняюсь над ней.
– О, зацени это – внезапно возникающее иглу, в котором продаются всевозможные рождественские закуски, и они предлагают настольные игры с рождественским уклоном.
Она с благоговением качает головой.
– Ты попадешь в рождественский рай, Флора. Что же тогда ты будешь продавать?
– Я буду придерживаться того, что знаю, и продавать рождественские украшения и подарки. Из того, что я прочитала, все движение Фургонной Жизни действительно инклюзивно, и все заботятся друг о друге. Это действительно поддерживающая атмосфера, так что хотя я понятия не буду иметь, что делаю, у меня будет много людей, которых я могу спросить.
– Меня так и подмывает присоединиться к тебе, – говорит она с тоской в голосе.
Я знаю, что она шутит, но мое сердце подпрыгивает от этой идеи. Шоу Ливви и Флоры могло бы продолжаться!
– Знаешь, людям все еще нужно ухаживать за своей кожей при низких температурах.
Она смеется и отмахивается от меня.
– Я бы хотела. Значит, все решено? Ты продашь свою рождественскую коллекцию, за исключением драгоценных сувениров бабушки, чтобы оплатить фургон и бизнес с внезапным возникновением?
Я киваю, чувствуя прилив эмоций. С одной стороны, я буду опустошена, расставшись со своими сокровищами, но с другой – глядя на этих счастливых, улыбающихся искателей приключений, я знаю, что моя настоящая жизнь могла бы начаться по-настоящему, если бы я только рискнула безопасностью, оставив все, что я знаю, в Лондоне. Что, честно говоря, не способствовало моему становлению. Я не столько расцвела, сколько увяла.
– Я уже нашла фургон, который мне интересно осмотреть в Стокгольме. Там все обставлено для Фургонной Жизни. – Я показываю ей фотографию – блестящий алый фургон, который кричит о Рождестве. Внутри есть все, что мне нужно, от крошечной спальни до маленькой кухоньки и обеденного стола. Все ничтожно мало, но, по крайней мере, есть. В таком транспортном средстве я могу быть полностью независимой. «Если все так хорошо, как кажется на фотографиях, тогда у меня все готово».
– Значит, ты полетишь в Стокгольм, купишь фургон, а потом что… поедешь оттуда в Лапландию?
Согласно картам Google, это примерно в шестнадцати часах езды. Я думаю, что смогу сделать это за два дня.
– Таков наш план. Я зарегистрировалась на завтрашнюю распродажу из автомобильных багажников, чтобы продать все свои мирские блага, и для этого мне тоже нужно будет одолжить твою машину, если ты не против.
– Можно. И я помогу – и когда я говорю «помогу», я имею в виду, что поеду с тобой, а потом оставлю тебя в покое и пойду делать выгодные покупки.
– Ты просто куколка.
– А как насчет запасов для фургона? Где ты их возьмешь?
– Я нашла поставщика рождественских украшений и подарков только что из Лапландии; они продают изысканные изделия, настоящие произведения искусства. Я связалась с ними и навела справки, они с радостью продадут мне оптом, так что могу начать с этого и посмотреть, что у меня получится.
– Давай придумаем название для фургона! – говорит она.
– Название фургона?
– Да, ты же знаешь, у них у всех есть названия для своего бизнеса, например, маленький книжный магазин «Счастливы навеки», тележка с шампанским «Коко» или мое любимое: «Тако-такси».
– О да, нам понадобится броское название для бизнеса!
– Рождественский фургон?
– Но это же не будет караван как таковой, не так ли?
Она морщит нос.
– Нет, это правда. «Маленький помощник Санты»? Или «Сам эльф»?
Я смеюсь.
– Мне нужно обязательно сшить футболки «Сам эльф». Продолжай…
Она постукивает себя по подбородку.
– Поняла! «Передвижной рождественский магазин Флоры»?
Я обдумываю это.
– Оно самое! Просто и празднично. Все сразу узнают, что я продаю. «Передвижной рождественский магазин Флоры»! Может ли быть более совершенное название?
– Следующим будет бронирование рейса.
– Тогда, похоже, я еще на шаг приблизилась к этой грандиозной эскападе.
Она приподнимает бровь.
– Это та Флора, которую я знаю. Добытчица, которая никому не позволит разрушить ее мечты. – Она притворяется, что вытирает случайно набежавшую слезу. – Они так быстро взрослеют…
Я швыряю в нее пушистой подушкой.
– Неужели это может быть так просто? Каждая часть операции «Новая, праздничная и сказочная жизнь» встала на свои места так легко, как будто так и должно было быть.
– Почему бы и нет? Почему все должно быть сложно для того, чтобы быть правильным? Самым трудным будет попрощаться с твоим лучшим другом, но пока мы не будем об этом думать.
– Да, с Барри действительно будет трудно попрощаться. Мы через многое прошли, он и я.
Она швыряет в меня подушку обратно.
– Ты идиотка.
– Может быть, все наладится, если я уберусь с дороги.
– Может, и нет. Я порвала с ним.
Я притворяюсь грустной.
– Я безутешна.
– Держу пари.
– Но что заставило тебя бросить Ларри? Было ли это из-за того, что он ел фасоль прямо из банки?
– Нет, не из-за этого, но было довольно мерзко. Кто ест холодную фасоль?
– Придурки.
– Придурки, конечно. Нет, дело было в том, что я беспечно прогуливалась по Оксфорд-стрит, когда случайно наткнулась на старика Барри/Ларри/Гарри/Гэрри в обнимку с другой.
У меня отвисает челюсть.
– Кто-то другой? Другой человек?
– Другой человек. Женский человек.
– Законченная свинья!
– Верно?
– Ты ударила его своей дизайнерской сумочкой?
– Ни за что, кожа на этой крошке нежная, и я не хотела, чтобы она была запятнана отпечатком его лживого лица, правильно?
– Хорошая мысль.
Она испускает долгий вздох.
– Я похлопала его по плечу и сказала, что, по-моему, его пение – чушь собачья, а его игра на гитаре звучит как крик маленького ребенка.
– Все это правда. Конечно, он не может быть удивлен?
– Он воспринял это не очень хорошо. Он сказал мне, что я ревную.
– К чему? – Ему чертовски повезло, что такая, как Ливви, вообще посмотрела в его сторону! И подумать только, что есть еще одна женщина, за которой он ухаживал!..
– Кто знает?
– Какой была эта девушка? – спросила я.
– Блин, точная копия меня. На самом деле я уверена, что она моя клиентка, я помню ее межбровные морщины, они были довольно серьезными до того, как я их поправила.
– Что ж, я надеюсь, что ее межбровные линии, какими бы они, черт возьми, ни были, вернутся к тому, какими они были до того, как ты сотворила свое волшебство!
– Да, но, честно говоря, она, вероятно, тоже не знала обо мне. Такие мужчины, как он, думают, что это нормально, когда девушки встречаются на каждом углу. Ты была права насчет него.
Я бы никогда не произнесла «Я же тебе говорила», когда дело касается любви – и вообще кто я такая, чтобы кого-то судить?
– Я рада, что он ушел навсегда. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем такие, как он.
Она слегка улыбается мне, и я знаю, что, несмотря на ее внешне шутливое поведение, ей все еще больно.
– О нем остались смутные воспоминания. Мы бы все равно никогда не продержались долго, так что легко пришел, легко ушел…
– Хорошо. Но если тебе грустно, то и мне грустно, и мы должны сделать что-нибудь, чтобы подбодрить тебя.
– Честно говоря, мне не слишком грустно, но ночная прогулка сотворила бы чудеса.
– Значит ли это, что я должна сменить свою рождественскую пижаму?
– Так и есть.
– Вот что я делаю для тебя.
– Для меня это большая честь. Надевай свои танцевальные туфли.
Остаток ночи мы проводим в модном маленьком баре в Шордиче, попивая коктейли по завышенным ценам и зажигательно танцуя. Я знаю, что мне следовало бы экономить деньги, а не тратить их так, словно корабль идет ко дну, но я считаю, что, когда речь идет о расставании, это необходимо сделать. Наверняка это часть кода «лучший друг навсегда» или что-то в этом роде?
Ливви вскоре забывает о Барри, когда к ней подходит симпатичный парень в очках, одетый в блейзер на пуговицах и светло-голубые джинсы. Когда она смотрит на меня через его плечо, я показываю ей большой палец. Нельзя судить о мужчинах только по выбору одежды, но из подслушанного у меня сложилось отчетливое впечатление, что у этого парня есть все необходимое. Он расспрашивает ее о ее жизни, не о том, чем ты обычно занимаешься и откуда ты родом, а о более интересных вещах, таких как: «Чем бы ты хотела, чтобы у тебя было больше времени заниматься?» и «Что ты думаешь обо всей этой истории с QAnon?».
По тому, как она прижимается к нему, я могу сказать, что она чувствует себя в безопасности, так что, выполнив обязанности лучшей подруги, я возвращаюсь на танцпол, выпускаю пар и думаю о том, как изменится наша жизнь в ближайшие недели…