Рождественская история
Глава 1.
Смеркалось. Никита толкнул тяжёлую дверь душного сарая, поток холодного воздуха ворвался клубами пара, заставив парня поежиться. Он вышел на улицу, закрыл дверь сарая на задвижку, металл неприятно обжигал руки.
– Надо было хоть варежки взять, – поморщился Никита, и хотел было рвануть в сторону дома, но остановился, заворожённо глядя на небо. Кровавое солнце висело на горизонте, его красные лучи, отражаясь в снегу, создавали иллюзию горящего леса вдали.
– Эх, снова дубак будет! – сокрушенно подумал Никитка и побежал домой.
Запах запечённой утки прервал грустные мысли о надвигающемся морозе. Никита быстро скинул с себя валенки и телогрейку, свалив их в угол сеней, и ворвался в дом.
– Никита, ты хорошо запер скотину? – из зала донёсся голос отца.
– Всё окай, пап.
Праздничная атмосфера царила в доме, все ждало наступление Рождества. Большая елка нарядно сверкала, украшенная разноцветными флажками, стеклянными сосульками, шарами и конфетами. Блестящий дождик свисал с потолка, старое пианино украшала золотая мишура, а на окнах белели бумажные резные снежинки.
Наскоро умывшись, Никита побежал в детскую.
– Тебе шестнадцать, лось, а ты все по дому скачаешь, – засмеялся отец, – не ешьте конфеты пока, скоро ужин.
–Мы только посмотрим. – широко улыбнулся Никита и был таков.
В детской его уже ждал Егор, младший брат. Высокий, худой и нескладный он ерзал на стуле, держа на коленях красный холщовый мешок.
– Я еле дождался, – улыбнулся Егор, – ты чего так долго?
– Ну пока кур накормил, у кролов все проверил, пока окна все закрыл, ещё свиньи эти… – поморщился Никитка, – вообще, если бы ты мне помог, было бы быстрее.
– Ну уж прости, – засмеялся Егор, —ты проиграл спор.
– Ладно, открывай, глянем хоть, что наколядовали, – отмахнулся Никита, – а то ужин скоро.
Егор с вожделением взял мешок, и резко перевернул его вверх дном, все содержимое высыпалось на пол. Да, постарались они на славу. Каких сладостей в мешке только не было: пряники, сухофрукты в шоколаде, карамельки, мармелад, молочный шоколад, печенье. Были тут и небольшие подарочки – рождественские украшения на ёлку.
Мальчики молча посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, потянулись за конфетами. Никита уплетал очередной шоколадный батончик и думал о том, как же хорошо сидеть вот так с братом, смеяться и лакомиться любимыми сладостями.
– О, смотри, Егор, я нашёл имбирный пряник! Да, он прям как тот, который я ел, когда был совсем маленький… и пахнет так же! Вот повезло!
Раздался стук в дверь, и отец вошёл в комнату:
– Я ничего этого не видел! Мама нас всех лишит праздничного ужина, если узнает, и пока этого не произошло, все улики должны быть уничтожены, – подмигнул он, – быстро за стол!
Рождественский ужин удался! Тут были всеми любимые утка, различные салаты, запечённый картофель, мясная и овощная нарезки, а также традиционные кутья, козули, узвар и блины.
Никита только принялся за хрустящие козули, когда Егор вдруг сказал:
– Мам, может, вы не пойдёте сегодня на вечерние колядки? Ведь мы с Ником наколядовали вкусняшек, там куча, можем поделиться.
Мама с отцом дружно засмеялись, а Никита задумчиво посмотрел на брата.
– А в чем дело, дружок? Вы всегда можете пойти с нами, – все ещё смеясь ответила мама, – это же такая весёлая традиция, зачем её нарушать?
– Да я вообще не хочу на вечерние колядки, и вы не ходите, – нахмурился Егор, – оставайтесь дома, с нами, вечером всякое бывает.
– Особенно в этот вечер – хохокнул отец, – сегодня как раз нечисть гуляет!
Никита заметил страх, мелькнувший в глазах младшего брата.
Уговоры Егора не подействовали на родителей. Решено было, что взрослые идут на колядки, а дети проведут ночь дома. Обычно весёлый и жизнерадостный Егор был хмурый и напряжённый весь оставшийся вечер.
Ночь тихо опускалась на деревню, яркие звезды искрились в морозном небе, новорождённый месяц серпом озарял округу серебристым светом. Становилось все холоднее. Громкие голоса и смех раздавались по округе. То там, то тут хлопали калитки, повсюду был слышен хруст снега. Коляда началась.
Стройный хор женских голосов затянул песню, ему вторил мужской:
Коляда, коляда!
А бывает коляда
Накануне Рождества.
Коляда пришла,
Рождество принесла!
Но было что-то ещё в этот праздничный вечер. Что-то притаившись, наблюдало за весёлой толпой и ждало своего часа.
Глава 2.
Валентина собиралась ко сну, когда услышала смех и пение, доносившиеся с улицы. Сердце её болезненно сжалось, воспоминания нахлынули с такой силой, что она не смогла устоять на ногах, присела на кровать, прижав руки к груди. Слишком мало времени прошло, не зажила рана. А заживёт ли?
За окном всё пели, Валентина слышала, как хлопнула калитка справа от её дома, звук голосов усилился.
– Значит к Широковым зашли, – автоматически отметила про себя Валентина. Она вздохнула, встала с постели, прошаркала в гостиную. Полумесяц сиял на небе так ярко, что заливал всю комнату своим потусторонним серебряным светом. Женщина обошла массивный диван, стоявший, почему-то, посреди комнаты, и направилась к резному комоду из дерева, который рассохся и покосился от времени. Он стоял у стены напротив такого же резного деревянного стола, должно быть, это был гарнитур.
Даже в серебристом полумраке Валентина безошибочно нашла нужную фотографию. Среди множества одинаковых пластиковых фоторамок стояла одна из тяжелой позолоты. Вензеля тускло блеснули в лунном свете, когда Валентина взяла фоторамку в руки.
– Моя милая малышка, Людочка.
С фотографии на женщину смотрела улыбающаяся юная девушка. Тёмные локоны выбивались из пышной причёски, лисьи глаза горели огнём, грубоватое лицо смягчали милые ямочки на щеках. Валентина прижала фотографию к груди, всхлипнула и завыла. Тихо, горько.
Голоса колядующих стали громче, она видела толпу гуляющих через не зашторенное окно гостиной, и ещё она знала, что к ней колядующие не придут в этот раз. Да и в следующий раз тоже. Валентина снова взглянула на фотографию.
Год назад в Святки она вернулась домой чуть позже обычного – Татьяна с соседней улицы все никак не могла наболтаться – и уже в сенях почуяла неладное.
– Неужели ушла уже – проворчала Валентина себе под нос, стараясь не обращать внимание на трепещущее в груди сердце. Вошла в дом и тут же обомлела: Людмилка лежала навзничь почти у самого порога, широко раскрыв глаза, будто от удивления. Бледная, нет белая, без единой кровинки на лице. Валентина кинулась к дочери, не успела коснуться её, как отпрянула, девушка успела окоченеть.
Судя по всему Людмила решила погадать в Святки. Зеркала стояли на небольшом письменном столе девушки прямо у окна. Рядом с зеркалом стоял подсвечник с огарком. Справа от стола находилась кровать, застеленная малиновым плюшевым пледом и заваленная множеством маленьких разноцветных подушечек. Небольшое кресло, плательный шкаф и полочки, заставленные девичьими штучками, все так и осталось. Валентина не смогла убраться в комнате дочери, оставив все, как и было в тот страшный день. Видимо, её кто-то прервал – девушка умерла у порога, будто хотела кого-то впустить в дом. Или впустила, потому, что тело её было совершенно обескровлено кем-то или чем-то. Следствие зашло в тупик, до сих пот продолжается, но пока безрезультатно.
Вот так и воет с тех самых пор Валя, но теперь уже тихо. Когда-то весёлая, яркая женщина превратилась в бледную осунувшуюся старуху. Люди стали её сторониться, все подруги постепенно прекратили общение. Валентина переживала свое горе в затворничестве, вот поэтому она знала, что к ней никто не придёт в этот весёлый праздник. Улыбнувшись дочери сквозь слезы, Валя поцеловала снимок и поставила фоторамку обратно на комод. Постояла у комода, вспомнила, что пора бы уже ложиться спать и вдруг осознала, что не слышит пение колядующих. Вокруг стояла тишина.
– Надо же так задуматься! Сколько времени я тут просидела, что даже коляды успели всех соседей обойти – тихо ворчала Валентина.
Но вдруг раздался стук в дверь, прервав её мысли. Валентина замерла, подумала, что почудилось. Стук повторился. Все ещё не веря своим ушам женщина стояла неподвижно.
ТУК-ТУК-ТУК-ТУК!!! Это был уже не стук, а СТУК в дверь.
– Да кто там, ей Богу? – прикрикнула Валентина, – кого принесло так поздно?
БУХ-БУХ-БУХ-БУХ!
– Мама, мамочка!! Открой дверь!
Валентина задрожала всем телом, от гнева дыхание сперло: да как они смеют, так издеваться над ней, сопляки!
– Пшли вон, поганцы, я все кости вам переломаю, бесстыдники! – обретя голос заорала она. За дверью раздался плач:
– Мама, впусти, это же я, Людочка твоя, ну как ты меня не узнала? Что происходит? Как я тут оказалась, я не понимаю! Что произошло, мама?
У Вали брызнули слезы из глаз, она узнала голос дочери.
– Нет-нет, не может быть, Людочка мертва, ты сама ей платье в гроб шила, – шептала сама себе женщина, сжимая голову руками.
Вдруг в окне мелькнула тень. Валентина увидела белое лицо, прижавшееся к оконному стеклу. Гримаса злобы искажало девичье лицо, кроваво-красные губы скривились в ухмылке, обнажая белые острые зубы, лисьи глаза завалились глубоко в глазницы, отчего казались чёрными, когда -то милые ямочки на щеках превратились во впадины. Женщина в ужасе отступила от окна, инстинктивно прикрываясь руками как вдруг, лицо девушки смягчилось, и Валентина узнала в нем свою дочь.