Каждый миф есть одна из версий правды.
Маргарет Этвуд
Вспоминая о детстве, Дэш в первую очередь говорил о сестре. Он всегда думал о себе с сестрой «мы»: они ели одновременно, шагали одинаково, часто даже двигались синхронно. Их бабушка говорила, что иногда у двойняшек так бывает, и тогда это казалось чем-то само собой разумеющимся. Не было Дэша и не было Эштон – были «они». Даже ругались они тогда будто бы понарошку.
– Жила на Больших озерах злая старая ведьма и много лет подряд губила попавших к ней людей, туманила им разум, заставляла убивать родных. Или заманивала в свое водное царство: привязывала человека к лодке и пускала по воде во мглу. С тех пор никто больше его не видел. Каждого, кого встречала ведьма, ждала печальная участь, ведь ее колдовство лишало воли.
Выразительный, чуть хрипловатый голос бабушки Эйзел завораживал каждым словом и превращал сказку в настоящее представление. Перед началом истории бабушка выключила в гостиной свет, поставила два детских стульчика перед своим креслом и зажгла свечу. Ее зыбкий свет превратил знакомую мебель в таинственное мистическое убранство, подходящее трагизму истории. Дэш слушал и обещал себе, что, когда вырастет, обязательно найдет злую ведьму и убьет ее мечом или пистолетом.
– А дальше что, бабушка? – Сестра чуть не свалилась со стульчика, подавшись вперед.
Дэш тоже чуть не свалился со своего, неосознанно повторив ее движение.
– Вот же нетерпеливая, – рассмеялась бабушка. Она погладила Эштон по голове и покряхтела, устраиваясь в большом кресле. – Как-то раз появилась у Больших озер девушка-охотница, привлеченная всеобщим горем. Девушка-охотница знала, что нет над ней власти у ведьмы. Зашла она в лодку. Старуха посмотрела на охотницу, онемела и, как зачарованная, ступила следом. Лодка уплыла во мглу. Люди на берегу ждали, не уходили. В конце концов лодка выплыла из темноты, а в ней ни охотницы, ни ведьмы. Ведьма пропала, перестала мучить людей, а об Охотнице говорили, что она отправилась вдоль берега искать и искоренять зло.
– О-о-о! – Эштон застыла с открытым ртом. От восхищения у нее даже выпала из рук книжка с картинками, которую она хотела предложить бабушке почитать. Эштон вскочила, выхватила из кучи игрушек барабанную палочку и запрыгала вокруг стульчика, тыкая вокруг себя воображаемым «мечом». – Бабушка, бабушка, смотри, я великая Охотница на ведьм! Я убью всех ведьм на свете.
– Обязательно, – улыбнулась бабушка. – Ты могучая охотница, против которой бессильны чары ведьм.
Эштон воодушевилась еще больше, размахивая «мечом», и пара тычков досталась Дэшу. Он отпихнул сестру, получив в ответ ощутимый укол барабанной палочкой в плечо.
– Ай! – Он вскочил и заявил: – Я тоже убью злую ведьму и спасу мир. – Бабушка молчала, и он подскочил к ней, дернул за руку. – Бабуль, я тоже убью ведьму. Тоже убью!
– Возможно, – проворчала она, отдернув руку. – Пора готовить ужин. Засиделась я с вами.
Она встала и ушла на кухню, по дороге потушив свечу и включив свет. Эштон показала Дэшу язык.
– Я – Охотница, – заявила она. – Прячься, чудовище, я тебя найду.
– Вот и нет! – возмутился Дэш. – Это я Охотник. Сама прячься.
– Нет ты!
Потом Дэш прятался, а Эштон бегала по дому и кричала: «Раз, два, три, чудовище, выходи!», но «чудовище» выходить не хотело и, обиженно дуясь, тихонько сидело в засаде, пока Эштон не надоело играть одной. Она убежала к бабушке, а Дэш проскользнул к себе в комнату, чтобы проверить рисунки, которые он нарисовал для мамы: тигра, жирафа и капитана армии, который спасал людей из горящего дома. Дэш считал, что капитан получился лучше всего, и теперь раздумывал, положить его сверху, чтобы мама сразу увидела такую красоту, или, наоборот, спрятать в самом низу, чтобы получился сюрприз.
Капитана он рисовал, представляя своего отца. То есть, если бы у Дэша был отец, он хотел бы видеть его таким – храбрым и решительным. Возможно, он такой и есть, живет где-нибудь и даже не знает о сыне и дочери. Вот было бы здорово с ним познакомиться, наверняка он обрадуется.
Мама пропадала в очередной командировке уже целую неделю, и Дэш безумно соскучился. Как-то он спросил у бабушки, почему мама так много работает, и узнал, что жизнь в столице нынче дорого стоит. Они с Эштон это обсудили и решили, что у мамы очень важная и сложная работа, иначе ей не платили бы так много, чтобы хватало на жизнь в таком большом городе как Ипсиланти.
Звук подъезжающей машины Дэш услышал первым, потому что окна его комнаты выходили на подъездную аллею.
– Мама!
Он схватил рисунки и выбежал в коридор, кубарем скатился по лестнице и чуть не задохнулся от счастья, завидев ее на пороге. Длинные рыжие волосы взметнулись, когда она сняла плащ. Он очень любил ее волосы. Таких ярких, блестящих и огненно-рыжих волос не было больше ни у кого на свете.
– Мама, мама, я так рад, что ты дома! – Дэш хотел ее обнять, но она вешала плащ, а потом разувалась, и ему никак не удавалось к ней подступиться.
Послышался топот ног Эштон, и Дэш торопливо сунул маме рисунки.
– Я тоже рада, что дома. Я так устала. Что это? – спросила она, пытаясь обойти Дэша и пройти в гостиную. Ему все же удалось обнять ее за пояс.
– Я нарисовал для тебя. – Дэш чуть не лопнул от нетерпения. Вот мама удивится, когда увидит, как здорово вышел бравый капитан.
Она опустила взгляд на рисунки, и волосы заструились вдоль лица волнами блестящего огня.
– Котенок? И зебра? Мне кажется, зебры не бывают желтыми.
– Мама! – Эштон прибежала с кухни.
Мама отложила рисунки на комод и присела, чтобы ее обнять.
– Как твое карате, милая? – спросила она у Эштон. – В прошлый раз тренер говорил, что планирует отправить тебя на соревнования.
Эштон затарахтела про карате.
– А капитан? – пробормотал Дэш, но мама и сестра ушли на кухню к бабушке, а рисунки остались лежать на комоде в прихожей.
Вечером Дэш никак не мог уснуть. Пусть ему не удаются животные, но герой-капитан должен отправиться с мамой в следующую поездку. Вдруг ей понадобится защитник? Дэш откинул одеяло, встал с кровати и прошлепал к своему столу. Он просунет рисунок под дверь маминой комнаты, и утром она непременно обрадуется. Плохо, что им с Эштон запрещено к ней заходить, тогда он положил бы рисунок ей на подушку.
В ее комнате горел свет, а через приоткрытую дверь слышались голоса.
– Их надо разделить, – сердито говорила бабушка. – Эштон не должна терять время.
– Научи его быть одним из нас.
Дэш не сразу узнал материнский голос. Он звучал непривычно, будто она говорила в платок или ей что-то мешало.
– Это невозможно! – отрезала бабушка. – И тебя предупреждали, Гертруда. Просили отдать его на усыновление. Ты избежала бы кучи проблем: не рассорилась бы с сестрами, и на тебя не повесили бы бесконечный план. Теперь тебя вечно нет дома, а мне что прикажешь делать?
– Учить его!
– Этому не бывать!
Дэш представил, как серо-стальной взгляд бабушки заполняет комнату, и поежился. Он вслушивался в голоса и шорохи за дверью, а слышал только свое сердце, – оно колотилось часто-часто.
– Ты отказываешься, даже не попробовав. Пожалуйста, мама, можно ведь все делать аккуратно.
– Нет, нет и нет! Гертруда, не с ним! Это безответственно! Ты лишишься обоих детей. Ты и так их лишишься, если продолжишь настаивать. Дэшфорд никогда не сможет…
Дэш убежал к себе. Забрался под одеяло с головой и накрылся сверху подушкой. В голове яростно билась мысль: его не любят, он не нужен. С ним что-то не так, поэтому его хотят отдать чужим людям и разлучить с семьей, из-за него мама почти не бывает дома, а бабушка Эйзел вечно брюзжит не потому, что у нее подгорело печенье или болит спина, а из-за него. Из-за Дэша. Он разревелся и обмочил кровать.
Бравый капитан печально вздохнул из темноты и рассеялся.
Утром он наблюдал за мамой, но она вела себя, как обычно: приготовила завтрак – оладьи, вишневый пирог, шоколадное суфле и ванильный крем, – потом послушала рассказ о занятиях в подготовительной группе и поговорила с бабушкой об оплате счетов. Когда после завтрака она взяла в руки турку, Эштон сгребла свои тетради и умчалась собираться на занятия, а бабушка начала складывать грязные тарелки в раковину. Мама не любила, когда ей мешали пить кофе, все должны были уйти. Дэш в раздумьях сидел за столом, наблюдая за мамой и пытаясь придумать, что сделать, чтобы его не отдали в другую семью. Занимался он в подготовительной группе хорошо, тетради не пачкал, задания сдавал вовремя, по крайней мере, мама с бабушкой никогда не ругались; ходил на дополнительные уроки по чтению и рисованию. Карате ему не нравилось, там нужно было бить других, но маму радовали успехи Эштон.
– Я тоже пойду на карате.
Мамина рука замерла над туркой. Дэш ожидал, что мама сейчас повернется и с улыбкой скажет, что это отличная идея, но она молча насыпала кофе в турку, убрала пакет в верхний ящик и занялась водой.
– Ты? На карате? – фыркнула бабушка, отправляя последнюю тарелку в раковину. – Ты из другого теста сделан.
Он не понял, как это связано с едой. Ему стоит учиться готовить? Разве пятилеток такому учат?
– Хочу на карате, – упрямо повторил Дэш.
Он уставился на мамину спину, пораженный догадкой: если делать что-то вместе с мамой, например, готовить обед или пылесосить, то точно добьешься успеха.
– Если наша соседка согласится возить на карате еще и Дэша, почему нет? – произнесла мама, так и не повернувшись. – Спор ни к чему. Пусть идет.
– Как хочешь, но я умываю руки. – Бабушка закатила глаза и поставила в раковину последнюю чашку. Посуду она будет мыть потом, когда мама уедет в магазин. Перед выходом из кухни бабушка обернулась к Дэшу. – Что ты сидишь? Ступай в свою комнату.
Он послушно выбежал за дверь, но остановился. Бабушка уже ушла в сад поливать цветы.
Вчера, во время подслушанного разговора, мама была какая-то другая, будто незнакомка. Дэш даже усомнился в его реальности. Может, он ему приснился? Дэшу до безумия хотелось подойти к маме, посидеть рядом. Он заглянул на кухню. Мама достала с полки корицу, и длинные рыжие волосы растеклись вокруг спины, как огонь, как языки пламени из глотки дракона, точь-в-точь как в мультике по детскому каналу, когда дракон летал над деревнями и изрыгал пламя. Вспыхнувший образ его расстроил, Дэш опять чуть не разревелся и убежал в сад.
Бабушка поливала цветы. Дэш прошел мимо, слушая, как шуршит по лепесткам вода. Он брел к своему тайному месту в самом дальнем углу сада, куда никогда не ходили ни мама, ни бабушка, ни Эштон. Среди густых кустов еще прошлым летом Дэш вытоптал полянку и из старых досок соорудил стол и табуретку. У табуретки ножки вышли разной длины, пришлось вкопать их в землю, а стол все время заваливался на одну сторону. Зато Дэш справился сам. Еще он сделал выставку: натянул на листву садовую сетку и к ней прикрепил прищепками рисунки, притащил любимые книги и поделки из глины и деревяшек. Рисунки тигра, жирафа и капитана он тоже принес и долго смотрел на них, а потом порвал. Маме не понравилось, значит, ему они тоже не нужны.
Дэш переборол слезы. Вот еще, из-за бумажек реветь.
В просвете между кустов на соседнем участке мелькнуло желтое пятно, и Дэш выпрямился. Девчонка в неизменном желтом платьице снова вышла гулять и теперь сидела на качелях, казалось, смотря на Дэша, но в то же время мимо него. Зазнайка все время воротила нос, делая вид, что его не замечает. Несмотря на это, она ему нравилась. Он был уверен, что девчонка только разыгрывает гордячку, а на самом деле не прочь поиграть. Он много раз пробовал с ней заговорить и подружиться, подавал знаки и даже кидал ей мяч, и сейчас тоже помахал. Но она даже не повернулась. Не хочет и ладно, пусть сидит одна.
Дэш оглядел свои поделки, а потом свалил их на землю к порванным рисункам, сорвал с сетки остальные и тоже скинул в кучу. Не годится, такое нельзя показывать маме. Он сделает лучше, и тогда мама наконец-то обрадуется.