Меня зовут Катя, или Катики. Я из Новосибирска, но сейчас живу в Калининграде. Мне дают то 20 лет, то 54 года, но по паспорту все-таки 40. Добро пожаловать в мой мир.
Мы живем большой семьей – я, муж Вова, двое детей – дочка Линочка 11 лет, сын Никитка, ему 6. Две кошки – Руна и Полынь, кот Янтарь, кролик Марта и собака Моника. Ещё под нашей крышей неплохо уживаются друг с другом зеленая оранжерея, керамическая и столярная мастерские и два террариума – с хамелеоном и лягушатами.
В моих руках всегда кипит работа. Я леплю из глины морскую посуду, выращиваю бесконечное множество цветов и даже овощи круглый год, пишу книги, непрерывно что-то мастерю. А главное, я заразительно люблю жизнь и щедро этим делюсь!
А еще сто раз в день обнимаю своих детей. Какие же они у меня крутые! Мои маленькие любимые врединки… Честно говоря, не представляю, как сложится их жизнь. Могу только надеяться, что хорошо.
Я не могу иметь кровных детей. Это результат врачебной ошибки. Но даже если наука однажды шагнет далеко вперед, и я смогу родить сама – я этого не хочу.
Это не мой путь – тратить время на бессмысленные попытки. Время, которое мы с малышом можем провести вместе. Не мой путь – отдать космические деньги (и немало здоровья) за то, чтобы ребенок был близок мне генетически. Простите за резкость, мне плевать на гены, плевать с высоты моего красного диплома по специальности «генетик».
Вчера причесывала дочку перед сном, перебирала волосы, любовалась на ее мимику и снова поймала себя на мысли, что я такую красоту не смогла бы родить. Знаете, бывает так, что большая беда перестает быть провалом, который пожирает энергию, а, напротив, становится источником энергии действия. Так вышло с моим бесплодием. Я не знаю, какими были бы мои кровные дети, и мне, конечно, очень жаль, что я их никогда не увижу… Но я точно знаю, что мне фантастически повезло стать мамой для Лины и Никиты. Спасибо вам, мои хорошие, что выбрали меня.
Сюрприз: я люблю своих детей! Не за гены, не за общие черты во внешности. Наоборот!
Сюрприз: я люблю своих детей! Не за гены, не за общие черты во внешности. Наоборот!
Попробую объяснить образно. Представьте себе речку, мирно бегущую в привычных ей берегах. Вода мутная и неторопливая, как всегда бывает в широких реках. Эта река – я.
И вдруг в нее с шумным перезвоном врываются – прямо с гор – прозрачные ледяные ручейки. Их вода пахнет мхом и солнцем, она полна дерзкой энергии, в ней сила и мощь горных вершин. И там, где ручеек соединяется с рекой, вода журчит, вихрится, меняет цвет – становится другой.
Эти ручейки – мои дети. И я счастлива, что они другие, понимаете?
С ними я становлюсь лучше.
Когда меня спрашивают: «А вдруг, когда дети вырастут, они уйдут к кровным родителям? А если их родные мама с папой объявятся на пороге? Или в переходном возрасте окажется слишком трудно? Вылезут скрытые болезни? А вдруг… Вдруг…» Я не знаю ответа на эти вопросы. Никто не знает.
И я не хочу думать об этом, не хочу жить в страхе вымышленных пока проблем. «Вдруг» ведь может и не наступить. Поживем – увидим. Появятся проблемы – будем их решать.
А пока вот они – родные, веселые, шумные, загорелые, с чумазыми пятками, с чертенятами в глазах, с настоящим детством. Они есть у меня и есть друг у друга. Пока это главное.
А дальше как-нибудь разберемся.
Таня сидела на самом краю моста и смотрела вниз, на ледяную воду Невы.
Было холодно, страшно, до мурашек пусто внутри. Девушка представляла себе, словно в замедленной съемке, как пустая ваза падает с полки и разбивается на миллионы черепков.
Вот бы так же…
Трудно – невозможно – было понять, что стало последней каплей в ее жизни. Безразличие родителей? Нелюбимая, бессмысленная работа? Переезд близкой подруги в другую страну? Разрыв единственных значимых отношений? Или причина, по которой любимый мужчина ушел к другой: бесплодие. Наверное, последнее…
Таня давно сбилась со счета, сколько неудач было на ее пути к материнству. Если оглянуться, вся дорожка была залита слезами и усыпана разбитыми надеждами. Вспоминая одну потерю за другой, девушка, кажется, наполнилась болью до самых краев и уже готова была сделать последнее усилие и полететь вниз, как из небытия ее вдруг выдернул детский голосок:
– Тетя, осторожно, так можно упасть и больше никогда не подняться!
Таня вздрогнула и резко обернулась. Через слезы с трудом увидела малышку – лет пяти на вид. Головка вместо шапки была замотана каким-то тряпьем. А одета девочка была в огромную черную куртку, из-под которой торчали две комично тонкие ножки. Таня против воли улыбнулась и выдохнула – прыжок сорвался.
– Привет, девочка. Ты откуда тут в такой поздний час?
Девочка присела рядом – точь-в-точь воробушек на ветке – и полушепотом поведала:
– Мы живем тут. Под мостом. С братиком. Только вы никому не говорите, а то нас заберут!
Таня мигом забыла про свои беды и вся обратилась во внимание.
– А где ваши мама и папа?
– А у нас нет мамы и папы. Давно уже. Нас с братиком пытались один раз разлучить, но мы сбежали, и теперь тут живем. Летом хорошо жили, даже рыбу ловили и купались! А сейчас холодно стало. Но ничего! Зато вместе!
– А сколько лет твоему брату?
– Восемь! Он уже совсем большой.
Да уж, большой… Таня не успела даже подумать, как сказала:
– А давайте лучше у меня жить? У меня как раз тепло, и еда в холодильнике лежит. А есть некому.
– Едааа? – девочка мечтательно зажмурилась. – А вы нас с братом разлучать не будете?
– Не буду. Сестричек и братиков разлучать никак нельзя, я точно знаю. Пойдем братика твоего искать, а то ночь скоро.
Таня взяла девочку за руку и пошла медленно прочь с моста. Маленькую ледяную ручку в своей теплой ладони она сжимала крепко-крепко, чтобы не потерять эту последнюю ниточку к жизни.
А то можно упасть и больше никогда не подняться.