Я смотрю, как заканчивается моя жизнь. Это одновременно мука и облегчение. Я не умираю, хотя мое сердце разрывается. В венах бешено пульсирует кровь. Гудит в висках, пока мать поднимается на трибуну. Тянет паузу, как профессиональный дирижер оркестра, ждет, пока утихнут аплодисменты. Она опытный политик, перед толпой во дворе держится спокойно. Смотрит внимательным взглядом в камеру, зная, какое впечатление ее мужество производит на граждан, собравшихся под балконом Дворца Мечей. Материнская жертва разбивает им сердца. Сторонники отобраны специально, чтобы засвидетельствовать историческое событие.
Дуновение утренней прохлады треплет выбившуюся из элегантного узла на затылке прядь каштановых шелковистых волос. Позади матери на ветру полощутся полуночно-синие флаги с изображением золотых мечей. Она прячет улыбку.
– Граждане Мечей и Республики! – начинает она. По территории поместья разносится мелодичный голос, слова, точно камни, обрушиваются на толпу под балконом, заставляя ту умолкнуть. – Сегодня нам угрожает не только внешний враг, но и внутренний. Участь некогда великой нации – в наших руках, особенно в этот день – День Перехода.
Я не могу подавить дрожь. День Перехода. За свои восемнадцать лет я часто слышала эти слова. Кошмар наяву. Люди, желая напугать, говорят: в один прекрасный день ты станешь чужой тем, кого любишь. С ума сойти…
Я всегда знала, что этот день наступит. Думала, буду готова. Я ошибалась.
На затылке выступают крошечные капельки пота. Я стискиваю руки в замок за спиной, чтобы никто не увидел, как они дрожат. Мои длинные каштановые волосы развеваются на ветру.
– За все время существования Республики ни один призыв не был таким жизненно важным, – говорит мать. – Мы втянуты в смертельный бой – кровопролитную гражданскую войну, которую разожгли предатели, поправшие законы Уделов, оспорившие само наше право на существование. Мы, Перворожденные, должны править. Мы жертвуем всем ради защиты Республики. Рожденным вторыми оказана честь поддерживать благородную традицию – отдать жизнь своему Уделу и зову долга.
Она простирает руку в мою сторону, и все взгляды толпы обращаются на меня. Огромные виртуальные мониторы проецируют мое изображение. На экранах я куда больше, чем в жизни. Нужно изо всех сил сохранять спокойствие. Камеры видят все, и позже мое поведение будет тщательно проанализировано. Верность Уделам превыше всего.
Крошечные коричневые голографические мечи выделяются на лацканах моей новенькой формы цвета грязи. Тропо. Стараюсь не морщиться. Это эмблема самого низкого ранга второрожденных воинов. Пехота – расходный материал. Горло сжимается. С трудом сглатываю, стараясь его расслабить. Успокаивает лишь высокая фигура Дюны рядом со мной. Мой ментор, капитан гвардии, проявил упорство и пришел на оглашение. Это значит для меня больше, чем я могу выразить. Он лучше заботится обо мне, чем моя собственная семья.
На лацканах Дюны мерцают серебряные мечи. Всегда надеялась, что в День Перехода надену такие же, хоть я и не перворожденная. Я бы охраняла Просветленного – главу одного из девяти Уделов Республики, – защищала бы от любой опасности. Как мою мать, Оталу Сен-Сисмод, Просветленную Удела Мечей. Одна из самых могущественных лидеров, она руководит вооруженными силами и подчиняется только Верховному командующему, Просветленному Удела Добродетели. Если бы мать присвоила мне звание ионо и назначила своим личным охранником, я бы доказала ей свою ценность. Тогда я бы смогла остаться с семьей и Дюной. Защищала бы их.
Но она этого не сделала.
Теперь-то я знаю, что это были только мечты. Мне никогда не стать одной из них. Я всегда была лишь вторым ребенком, тенью, которая скоро уйдет из их жизни.
Губы матери на морозе – нежно-розовые. Она понижает голос:
– И я не застрахована от страданий. Я не ставлю свои интересы выше интересов граждан истерзанного войной государства. Нет. Жертвы, которые мы все приносим, необходимы для выживания нации. Сегодня я отдаю общему делу свою единственную дочь, Розель. Мое сердце, мою жизнь, мое Второе дитя.
Слезы текут по лицам зрителей. Они думают, что хорошо меня знают. Я выросла на их глазах – прямо перед камерами. Эти люди видели, как я сделала первые шаги, произнесла первые слова, проиграла первый бой, выиграла второй, упорно тренировалась с Дюной, чтобы когда-нибудь встать на защиту Республики и беречь ее суверенитет.
Глаза матери по-прежнему сухие.
– Возможно, Розель молода, – продолжает она, – но вы стали свидетелями того, как она превратилась в солдата. Она готова выполнить свой долг – вступить в ряды Мечей и сражаться с повстанцами Врат Зари, чтобы навсегда изгнать их с нашей земли, из нашего мира, из наших мыслей! – Рев аплодисментов оглушает. Мать прикусывает щеку изнутри. – Это печальный день для меня и моей семьи, но мы справимся. Мы будем счастливы знать, что нас защищает еще одна Сен-Сисмод.
Она поворачивается ко мне и присоединяется к аплодисментам. Я не двигаюсь. Все равно я их не признаю. Я – словно флаги, развевающиеся на ветру позади нас: символ, ведомый силой, которую не могу контролировать.
Мать склоняется к микрофону:
– Я бы хотела провести последние минуты с дочерью. Вы можете проследить путь Розель до Перехода, когда она покинет поместье. Спасибо за поддержку. Да здравствуют Уделы Республики!
– Да здравствуют Уделы Республики! – скандирует толпа, пока моя непобедимая мать сходит с трибуны.
Она расправляет плечи и проходит мимо, не посмотрев на меня.