Не помню, как я добралась до дома. Вроде Валерий довел меня до крыльца и, кажется, Евгений открыл дверь. Дальше провал. Очнулась я на кровати в своей комнате, на тумбочке стояла чашка с остатками чая, лежал детектив Смоляковой. Я была в джинсах и свитере, только носки с меня заботливо сняли и прикрыли пледом. В первую секунду я не поняла: сейчас утро, вечер? Почему я одета так, словно собралась на улицу? И тут мне вспомнился поход в лес. Я села. Как сохранить в тайне от Манюни все, что произошло? Нельзя нервировать девочку, которая готовится стать матерью. А поскольку Юра мог проболтаться жене, то мы с Александром Михайловичем в тот момент, когда полковник уезжал со своей бригадой, решили ему тоже ничего не сообщать. Но ведь в поселке есть охрана, которая может рассказать местным шоферам и горничным о происшествии. Есть соседи, например, не страдающая излишней деликатностью Нина Косова, она может остановить Машу и Юру, когда те пойдут погулять, и поинтересоваться: «А кто у вас в доме умер?»
Я потрясла головой. Труп в лесу! Надо срочно позвонить Дегтяреву! Я схватила трубку. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Я вскочила, вышла из спальни и побежала по лестнице с криком:
– Женя! Ни в коем случае не говорите никому про труп в холле, Маша не должна знать…
Договорить я не успела, потому что очутилась в столовой, где увидела Манюню, Юру, Дегтярева и всех собак вместе с вороном Гектором.
– Труп? – воскликнула Маша. – Чей?
– Э… э… э… – пробормотала я, – ну… случайно… я увидела на кухне…
И тут, на мое счастье, из зоны кухни в столовую выплыл Женя. Вид Коробко меня потряс. На нем красовался бирюзовый сюртук с синими лацканами, бриджи цвета спелого баклажана заканчивались чуть пониже колен, далее шли белые чулки и ботинки того же цвета на толстой подошве и каблуке. Штиблеты украшали блестящие пряжки. На голове парня сидел парик с буклями.
– Просто реклама шоколада «Французский шик», – неожиданно заявил Юра, из которого обычно слова не вытянешь.
– Лапен с микроглобато в андалузском соусе, с ягодами червленой сливы, – объявил Коробко и водрузил на стол блюдо, закрытое никелированной крышкой.
– Ух ты! У нас есть такая посуда, – изумилась Маша. – Мусик, а где она хранится?
– Впервые вижу эту утварь, – призналась я. – Женя, где вы нашли ее?
– В дальних кладовках, – доложил Коробко.
– Звучит, как в сказке, – хмыкнула Манюня, – в дальних кладовках, за тридевять земель, у самого синего моря.
– У нас есть дальние кладовки? – поразилась я. – Где вы их нашли?
– Потом выяснишь, что в особняке хранится, – остановил меня Дегтярев. – Уважаемый… э…
– Женя, – подсказал Коробко.
– Что такое папен? – осведомился полковник.
– Лапен, – поправила я, – что на суахили французов означает кролик, а вот про микроглобато я ничего не знаю.
– Не хочу червивую сливу, – встрепенулась Маша, – фрукты с паразитами отнюдь не любимый мною гастрономический изыск.
– Микроглобато – тефтельки из рисовой муки и грибов, – объяснил Женя и поднял крышку, – к ним чернослив, тушенный в сливочном масле.
– Ух ты! – пришел в восторг Юра. – Те, кто до вас в Ложкине работал, умели только картошку варить.
– Причем до полуготовности, – пробурчал Дегтярев и взял вилку, – снаружи она разваливалась, а внутри походила на бильярдный шар по вкусу.
– Ты грыз шары? – засмеялась Маша. – Теперь понятно, куда они подевались со стола, включая кии.
Полковник нацелился на кусок кролика, но Женя взял блюдо, обошел стол и положил Дегтяреву выбранную им ножку, потом подошел к Маше с вопросом:
– Какую часть лапена желаете?
Спустя пять минут в столовой воцарилась полная тишина, прерываемая лишь чавканьем домочадцев. Потом я воскликнула:
– Вы гениально готовите!
– Благодарю за чрезмерно положительную оценку моих скромных стараний, – потупился Коробко, – и прошу прощения за простое блюдо к ужину, для создания настоящего изыска мне не хватило времени.
– Восхитительно! – протянул Дегтярев.
– Невероятно, – подхватила Манюня.
– Зачетно, – заметил Юра.
Женя метнулся на кухню со словами:
– Теперь пирог «Мария Антуанетта».
– Он в меня точно не влезет, – вздохнула Маша.
– Заварной крем, малина, меренги и шоколад, – пропел Коробко, водружая в центре стола подставку с тортом.
– Фарфорина на ножке в виде ангелочка тоже из дальних кладовок? – поинтересовалась Манюня.
– Нет, из средних, – совершенно серьезно ответил Коробко, – я нашел там прелестные скатерти с ручной вышивкой. Если Дарья разрешит, постелю их завтра.
Я опешила. Скатерти с ручной вышивкой? Средние кладовки? Где это все Евгений обнаружил? Совершенно не помню, когда приобретала эти вещи. Хотя, наверное, нам их дарили на дни рождения или Новый год. До сих пор никто из домработниц не использовал эту красоту.
– Мусик, – простонала Маша, орудуя ложкой, – такие меренги я даже в Париже не ела. И в Милане их хуже делают. Где Женя?
– Куда-то делся, – ответила я.
– Мы его оставляем, – отрезал Дегтярев, – хочу лапена вкушать каждый день. И торт. И червивые сливы.
– Червленые, – поправила я, – это слово давно устарело, оно означает: красный, багряный. Сливу, похоже, в духовке приготовили.
Через полчаса я поднялась в свою комнату и снова лишилась дара речи. Кровать была разобрана, и я не узнала постельное белье. Оно оказалось нежно-бежевым с золотистой каймой. На одном «ушке» наволочки был вышит вензель «ДВ». Одеяло походило на облако, подушки взбили, на тумбочке лежал новый детектив Смоляковой, стояли очаровательная чашка, разрисованная зайками, и матерчатая грелка в виде кошки. Я подняла ее, под ней был маленький чайничек. Женя заварил мне напиток из мелиссы, ромашки и еще чего-то такого, что французы называют «тизан» и пьют на ночь от бессонницы.
Не успела я осмотреть свою спальню, как ко мне вошла Маша в халате.
– Мусик! У нас с Юрой какая-то оргия порядка. В ванной банки, флаконы, бутылки с шампунями выстроены по ранжиру. В гардеробной брюки-рубашки-юбки-платья висят комплектами. Следует признать, что мне до сих пор не приходило в голову надеть вместе с бордовой юбкой свитер с принтом в виде зайца. Но получилось хорошо.
В комнате появился Юра и, как всегда, ничего не сказал.
– Какой у тебя красивый пеньюар, – восхитилась я. – Сегодня купила? Прелесть!
– Он в ванной у нас висел, – объяснила Маня, – я решила, что Коробко перепутал, сказала ему: «У меня такой шмотки нет, это мамина». Женя возразил: «Я нашел в дальней кладовке чемодан, на него наклеена этикетка: «Мария». Представляешь? Начисто про пеньюар забыла!
Я взяла телефон.
– Сейчас позвоню Ирке, пусть она объяснит, что за чуланы такие в Ложкине имеются. Алло!
– Бонжур вам, – нараспев произнесла наша домработница, которая теперь прочно обосновалась во Франции, следит за домом, обзавелась подругами и совсем не хочет возвращаться в Москву, – парле муа кеске ву ве? Манже из буланжери? Или йогур авек фруи?[1]
Несмотря на ужасное произношение, Иру можно было понять.
– Спасибо, не откажусь от еды из булочной и йогурта с фруктами. Но боюсь, доставка много времени займет, – вздохнула я.
– Так вы наша, – обрадовалась Ирка, – не сомневайтесь, все привезут в течение получаса. Если только вы не в Лондоне. Хи-хи. Шутка.
– Живу неподалеку от Москвы в Ложкине, – серьезно уточнила я. – Управитесь за тридцать минут?
И я включила громкую связь.
– Ой, здрассти! Не узнала вас сначала, – затараторила Ира, – богатая будете. Мы тут с Ваней подумали, чего без дела куковать, ждать, когда вы прилетите и работать придется. Договорились в лавках нашего района, сделали сайт в интернете. Народ звонит, заказы делает, Ваня доставляет, он на табуретке быстро ездит.
Перед моим взором мигом появилась картина: совсем не худенький и не маленький Иван, сев на кухонную табуретку, катится по узким парижским улицам с воплем: «Разойдись, народ, срочная доставка жрачки клиентам». Ирка кое-как научилась объясняться на языке Гюго и Бальзака, а вот ее супруг на редкость бездарен в лингвистическом плане.
Наверное, на моем лице появилось выражение недоумения, потому что Юра быстро пояснил:
– Табуретка не из кухни. Это такая штука с рулем и колесами вроде мопеда. Хотите расскажу, чем она отличается от мотоцикла?
Чтобы не обижать зятя отказом, я, бормотнув: «Конечно, но не сейчас», спросила у нашей «француженки»:
– Ира, в Ложкине есть помещение, куда не ступала нога человека?
– Уточните чья, – потребовала Ирка, – хозяйка и горничная по разным маршрутам бегают. Зачем вам в постирочную? А ей за каким чертом в библиотеку? Разве только пыль смахнуть!
– Не занудничай, – велела Маша, – назови закоулки, куда никто не заглядывал сто лет!
– Манюнечка! – обрадовалась Ирка. – Как ты себя чувствуешь? Тошнит?
– Очень редко, только все воняет, – пожаловалась Маша.
– Ну ничего, скоро постоянно наизнанку выворачивать будет, – пообещала Ирка.
– У нас есть чуланы, в которых неизвестно что лежит? – остановила я Ирину.
– Да везде хлам, – ехидно доложила та, – даже в Париже ухитрились кавардак устроить. А я и не разбираю. Смысл? Приедете и снова все расшвыркаете. В Ложкине просто атас! А почему вы спрашиваете? Чего потеряли?
– Наоборот, нашли, – сказала я и поведала про Коробко, посуду и вещи.
– Знаю, в каком месте больной аккуратностью рылся! – заголосила Ирка. – Дальние, средние кладовки! Вот же придумал фигню. Он набрел на сараюшки, которые застройщик по договору поставил.
– Точно! – обрадовалась я.
Когда мы покупали дом, владельцы поселка пообещали не только нам, но и всем жителям Ложкина бесплатные помещения для хранения разной белиберды. И устроили чуланы в административном здании.
– Когда заселялись, вы туда уйму всего спрятали, – ворковала Ирка, – сначала забили дальний отсек, потом тот, что ближе. Никто понятия не имеет, чего там заховано. Вы туда лет пятнадцать носа не совали. Интересно, зачем этот Шкатулко в хранилище лабудени попер?
– Завтра спрошу у него, – пообещала я, – надо мне там порыться. Похоже, в чулане много интересного.