Аркадию не везло с детства – можно сказать, с самого рождения. По крайней мере, сколько себя помнил. В семье любовь, как говорят в народе, и не «ночевала». В доме давно воцарился мрак «нелюбви», в котором всё доброе, светлое, радостное мгновенно растворялось, угасало, умирало, едва переступив порог.
Цветы на окнах увядали, прожив несколько дней – иногда несколько недель – но не больше. Один раз за много лет собаку завели, которую Аркадий очень любил, потому что хоть кто-то в доме умел любить и радоваться жизни. Членом семьи считал! Да только однажды, вернувшись из трёхдневной поездки, привычного радостного лая Аркадий не услышал. И навстречу никто не выбежал… Отец сказал, что убежала любимица сына во время прогулки – и найти её не смогли. Да только Аркадию не верилось. Сами, наверное, и постарались, чтобы «найти её не смогли»! Просто избавились от лишних хлопот – потому что любить, заботиться, отдавать душевные силы, не ожидая выгоды, – такие понятия в сознании родителей, особенно отца, явно, «не помещались». Бывает, что у человека совершенно отсутствуют способности к живописи или математике. А у этих не было никаких «задатков» доброты. Отца даже чужие собаки «ненавидели». Безгрешных созданий не обмануть! …
С исчезновением собаки угас последний лучик любви и радости – остался только беспросветный мрак ненависти – а уйти некуда…
А мать!!! И сейчас, и раньше она словно «отыгрывалась» на сыне за то, что лет до шести много болел – и потому пришлось ей оставить перспективную работу. Непонятно только, чем же он виноват, что болел?! Специально что ли, на зло?! Другие матери для детей не меньше делали – да со свету их за это не сживают…
Что же касается отца, то Аркадий никогда не мог понять, зачем тот вообще женился! Понять, зачем ему сын! Ещё же было совершенно непонятным, непостижимым, зачем эти двое столько лет вместе в созданном ими же «аду»! Ведь и родителями-то стали не в восемнадцать – по глупости, а в двадцать семь! Эти мучительные, неразрешимые «зачем» постоянно преследовали Аркадия…
Когда читаешь «Войну и мир», не может не вызывать недоумения, не возмущать, что у графини Ростовой старшая Вера была «нелюбимой дочерью»! Да разве вообще- «по природе» возможно не любить своих детей, сколько бы их ни было?!
И уж тем более, как «нелюбимым» ребёнком может быть единственный?! Оказывается, может – и вот живой тому пример! В безблагодатных душах нет места любви – это уже ясно. Ну так и жили бы без детей, упиваясь своей злобой, ненавистью и гордыней!…
Уже будучи взрослым, произнёс с болью Аркадий, разговорившись с одной из сотрудниц: «Да лучше никакого отца не надо, чем такого!». Хоть и пьяницей отец не был, и вроде бы не гулял. Да только сына за человека не считал – троечник, неумеха, недотёпа, невезучий и т.п. А обмануть сына – договориться и не сделать – было словно само собою разумеющимся…
И вообще, то, что все кругом плохие, что доверять никому нельзя, что каждый только свою выгоду ищет, Аркадий слышал, кажется, с тех пор, как начал понимать суть родительских «бесед».
Никого из родных ни отца, ни матери Аркадий почти не помнил – родители их тоже никогда не «жаловали» – всех, без исключения. Давно со всеми перессорились – а из-за чего, наверное, уж и сами не помнили. Злоба и обида на весь мир, непомерная гордыня, казалось, были для родителей естественным состоянием – другого они просто не знали. (А чем гордились, до сих пор непонятно). И друзей никаких давно уже не было. А, может быть, не было никогда. Видеть родители Аркадия никого не хотели, чтобы душевные силы не тратить, которых, к тому же, и не было. Перессорились со всеми глупо, пошло, из-за каких-то нестоящих мелочей. Впрочем, когда никем и ничем, кроме вещей, не дорожишь, когда в душе пусто, когда нет желания любить и заботиться, причина, вернее, – повод найтись не замедлит. Про таких, как эти двое, только и можно сказать, что – безблагодатные!…
Аркадий и на киномеханика учиться пошёл по настоянию матери – по её «стопам». А чего сам хотел, так, наверное, и не понял – во мраке «нелюбви», неуважения таланты не расцветают. Да и кого станет интересовать мнение нелюбимого «отпрыска»?!
И ещё: ни сам Аркадий, ни те немногие, что вынуждены были общаться с его родителями, не могли понять, откуда такая злоба, такая ненависть ко всем и ко всему, что рядом; откуда такое самодовольство; откуда такое желание унижать…
Но училище всё же, хоть и не без проблем, «нелюбимый» сын закончил и стал работать, мало задумываясь о том, что дальше…
Как ни странно, Аркадий таким же безблагодатным не был. Нередко душа стремилась к чему-то светлому, к пониманию смысла жизни. Было у него и желание помогать – хоть кому-то. Скорее, как-то неосознанно, эмоционально. Нередко тянуло к хорошим людям – таким, как, например, та сотрудница, которой однажды душу излил. И дружить хотел – только настоящих друзей найти не получалось – во многом, конечно, из-за родителей.
Не умел, наверное, дружить – научиться не от кого было. А уж найти любовь…
Однажды в гости приехала соседка по даче, с которой просто дружил, которую родители, конечно же, знали. А после её ухода услышал от матери, что такие посещения крайне не желательны! Почему?! Никому непонятно…
А после, когда было уже под тридцать, появилась девятнадцатилетняя Алёна, с которой хотел Аркадий свою жизнь связать. Познакомились случайно около Музея Древнерусского Искусства, носящего имя Святого Иконописца, создавшего зримый Образ Пресвятой Троицы. Аркадий в Музей не собирался – но послушно пошёл за этой удивительной девушкой…
Алёна – Алёна Дмитриевна – как в «Песне о купце Калашникове» даже внешне походила на свою знаменитую литературную «тёзку». А ещё была Алёна очень похожа на бабушку – мамину маму – красавицу Марину Николаевну – сестру милосердия. Словно молодой портрет её «срисовала». О бабушке Марине Николаевне разговор впереди. Эта удивительная, достойная преклонения женщина сыграла очень важную роль и в жизни Алёны, и в жизни всей большой семьи, с которой мы познакомимся позже …
Алёна – настоящая русская красавица, студентка-отличница, мечтающая посвятить свой «живописный» талант реставрации икон, любящая литературу и музыку. И очень добрый человек. Все удивлялись выбору Алёны – ведь поклонники всегда были – и более достойные.
И сама Алёна, и вся её семья заслуживают, чтобы рассказать о них подробнее. А потому пока оставим безрадостную картину человеческого бытия в доме родителей Аркадия и посмотрим на иную. Слава Богу, такие есть.
Сердобольная девочка Алёна не раз подбирала и приносила домой попавших в беду котят. И умные, добрые родители никогда не говорили дочке убивающей душу ребёнка фразы: «Уноси, откуда принесла». Иногда пристраивали несчастных в добрые руки, кого-то оставляли в своём доме. Один раз принесла Алёна сразу двух – одного оставили – другого отдали лучшей подруге. В доме всегда было две кошки – иногда даже три. Первый этаж – потому больших проблем не было. Жили «братья наши меньшие», конечно, и в семье старшего брата, и в семье старшей сестры – о них тоже несколько позже – и у всех, с кем Алёна была знакома. (Искренне полагаю, что «людей», подобных родителям мальчика из повести «Белый Бим, Чёрное ухо», обрекших на смерть собаку, которая тогда только чудом спаслась… «Людей», подобных убившему котёнка «папаше» из фильма Сергея Образцова «Кому нужен этот Васька?»… «Людей», подобных пожелавшему затравить мишку Сганареля собаками барину из рождественской истории Н.С.Лескова «Зверь»… Должно априори хотя бы ограничивать в родительских правах, чтобы детей своих уродами не сделали)…
Как было уже сказано, училась Алёна на художника и мечтала спасать от разрушающего забвения русские святыни. И потому невозможно не сказать об удивительных рисунках девочки! Были они не только талантливыми и не по возрасту глубокими. В каждом из них словно «светилась» душа – и было оттого каждое творение преисполнено добра и радости. Цветущий сад, в котором поют разноцветные птицы. Высокое небо с «живыми», как на Иконе Успения, облаками. Или спасение кого-то из беды. А иногда какие-то фантастические животные – очень красивые и обязательно добрые! А потом и удивительно одухотворённые лица людей, напоминающие иконописные лики.
Нередко, будучи уже старшеклассницей, а потом и студенткой, ездила Алёна с друзьями в детские дома, стараясь принести обездоленным хоть лучик радости. И рисовала для детей, и обучала тех, кто пожелает. Даже целую композицию в игровой комнате создали. И для племянников своих сказки сочиняла, сопровождая рисунками…
В те годы, когда встретилась Алёна с Аркадием, многие после десятилетий атеистического бреда, атеистического «ада» стали разными путями приходить, вернее, – «возвращаться» к Богу, искать забытую дорогу к Храму.
Искали дорогу и юная Алёна, и вся семья её. Хотя, по сравнению с большинством, были они к дороге этой гораздо ближе. Богатыми не были, но никогда от чужой беды не отворачивались, стараясь помочь по мере сил. Были в семье Почётные Доноры – и Москвы, и России. И восемнадцатилетняя Алёна, когда объявили День донора в училище, самая первая пошла – а за ней и другие. И потом ещё сдавала для детского онкоцентра …
Однажды, почти случайно, прочитала девушка строки, которые навсегда запали ей в душу:
Талант без Бога у себя в плену.
Он словно цепи на груди острожной.
С ним хорошо нырять, идти ко дну,
Ну а взлететь – взлететь, увы, не можно.
Имя автора узнала позже – Иеромонах Роман. Теперь знают его, наверное, даже те, которые и в храм почти не ходят, – а в то время только начинали узнавать.
Именно тогда и укрепилась юная Алёна в своём желании посвятить жизнь возрождению святынь. Словно обещание дала…
А вскоре – в самый, наверное, страшный «постперестроечный» год была в Москве грандиозная выставка, посвящённая Преподобному Сергию – шестисотлетию со дня его преставления. Порою кажется, что молитва к Преподобному, возносимая тысячами, миллионами уст, удержала тогда Россию на краю пропасти, на последнем «уступе». Только не «кажется», а так и есть!
Почему мы вспомнили сейчас об этом судьбоносном событии? А потому, что нескольким лучшим студентам – будущим художникам дарована была великая милость – на выставку эту труды свои представить. И среди «избранных» была восемнадцатилетняя Алёна – самая младшая из участников – за её удивительные работы…
Думаю, понятно, что в семье Алёны никогда не было никаких ярых богоборцев. И храмы всегда любили за их неземную красоту. И ходили в храм, хоть, может быть,
непостоянно, но ещё до того времени, которое после назовут Вторым Крещением Руси.
И Алёна, конечно, любила. И изображать святыни на холсте или бумаге тоже очень любила. А «полное возвращение» к вере для этой семьи походило на то, как возвращаются из дебрей, из зарослей, из болот на ненадолго потерянную в тумане дорогу недалеко с неё ушедшие. Ушедшие нечаянно, не специально! Крещёными были все…
Сама же Алёна была поздним – третьим ребёнком – мы уже упомянули вскользь старших брата и сестру. Итак, брат Артём был старше на четырнадцать лет – в детстве и юности разница огромная! Был он адвокатом для «бедных». Нет, конечно, не жила в нищете семья его, но и баснословных гонораров, как многие его коллеги «по цеху», Артём не имел. Совесть не позволяла «торговать» правосудием и «спасать» в зависимости от размера «кошелька».
Ещё в детстве услышала Алёна от брата, что есть профессии, в которых непорядочность особенно недопустима, – учитель, врач, юрист и военный. Теперь можно сказать и «языком духовным»: учить, лечить, судить и воевать без Бога невозможно, чтобы душе не навредить. Артём и его супруга Даша – учитель литературы Дарья Михайловна об этом всегда помнили и не допускали в свою жизнь лжи и фальши. Так и детей – Ивана и Прасковью воспитывали. Имя девочки многих удивляло, хоть и начинали мы тогда уже постепенно возвращаться к корням своим. Удивляло, конечно, по-хорошему. А имя это хранило светлую память. О ком? Тоже узнаем позже…
Ваня, хоть и учился ещё в третьем классе, во всём старался походить на отца и о четырёхлетней сестрёнке заботился, даже из детского сада забирал. Доверяли ему. И маленькая Прасковья – Поля, как называли её дома, брата слушалась почти как маму с папой.
«Ваш сын – уже личность», – говорили учителя родителем девятилетнего Вани…
Кажется, никто уж и помнил, что Даша ушла от первого мужа с двухлетним Ваней, не простив измены. И настоящим Ваниным отцом стал Артём…
За несколько лет до встречи с Дашей Артём, окончив институт, женился, но вскоре супруги развелись – жена от нерождённого ребёнка избавилась – причём, избавилась тайно. «Надо для себя пожить», – заявила она ошарашенному этой «новостью», убитому горем мужу. Артём «жить для себя» – тем более, ценою загубленной жизни младенца, не хотел и предательства не простил. Он вообще не понимал, как можно продолжать жить под одной крышей, будучи связанными кровью невинной жертвы. После развода с бывшей женой никогда он больше не виделся. А потом встретил Дашу и как сына принял Ваню. К тому же, Ване было столько же лет, сколько было бы тому – загубленному первой женой младенцу…
Был всегда Артём примером, защитником и для младших сестёр – Алёны и Ани, когда росли. Да и потом тоже… Как же удивились девочки, узнав однажды, что у Артёма, оказывается, другое отчество! Их мама с редким, прекрасным именем Евфросиния – Евфросиния Александровна, ушла от мужа, не простив равнодушия, небрежного отношения к ребёнку, к семье как таковой. Артёма она родила через несколько дней после получения диплома (с отличием) Математического факультета МГУ. Только у мужа радости ни по поводу отличных успехов жены, ни по поводу рождения сына почему-то не наблюдалось. И вообще с появлением младенца семья стала для него «обузой» – потому что поступаться своими интересами, разделять невольные тяготы забот о новорождённом «новоиспечённый папаша» готов, явно, не был. Наверное, таким жениться вообще незачем. (Кстати, семью он больше не создал. Всю жизнь вступая в ничего не обязывающие, кратковременные связи, спился и умер в одиночестве через несколько дней после пятидесятилетия). А родители его? Т.н. «бабушке» и «дедушке» внук был тоже не в радость, потому что уж очень походил лицом на маму невестки – бабушку Марину… Нормальному человеку понять это невозможно! …
Да не нужны они – такие, которые любят лишь своё «отражение»!
И разве девочки, обо всём узнав, перестали считать Артёма старшим братом и защитником?! Что за глупый, праздный, никому не нужный вопрос?! Преподаватель военной академии Дмитрий Иванович – отец Алёны и Ани воспитывал Артёма с полутора лет – и всем говорил, что у него трое детей…
До встречи с Евфросинией Александровной был выпускник юрфака Дмитрий женат – сразу после получения диплома женился – да только брак оказался «непродолжительным». Дмитрий Иванович хотел детей – и вот через год – оттого, видимо, что уж деваться было некуда, супруга кое – что ему «поведала».
До Дмитрия Ивановича встречалась она с одним – весёлым, красивым – такой бурный роман был! Только, как потом оказалось, был этот весёлый красавец крайне легкомысленным и безответственным. Когда сказала она, что ждёт ребёнка, то заявил «избранник», что «не ко времени» и что «быть отцом он пока не готов». От ребёнка «избавились». (Именно так – ведь грех-то на обоих). А потом, как часто бывает, отнял Господь дар материнства…
Как ни странно, Дмитрий Иванович готов был простить… Многим, наверное, сразу же невольно вспоминается старый, добрый фильм «Евдокия». Да только в жизни финал был другим – супруга оказалась совсем не «Евдокией»…
Когда сказал Дмитрий Иванович, что раз уж такое случилось, надо усыновить ребёнка… наслушался он от супруги, что в детских домах «одни уроды» – «один генетический мусор» и что им и «вдвоём неплохо»! …
Молодой супруг ни с одним из подобных «утверждений» согласен не был. И ещё: «Почему же тогда она от «генетически нормального» избавилась?! О каких «благородных корнях» детоубийцы может вообще идти речь?!» … С этими словами вышел Дмитрий Иванович, хлопнув дверью, – и больше не возвращался. Ради чего жить вместе с таким человеком?! Что их теперь соединяет?! Он сразу же подал на развод. С бывшей супругой больше никогда не встречались…
А через несколько месяцев увидел Дмитрий Иванович на улице Евфросинию Александровну с маленьким сыном…
Родители Дмитрия Ивановича, конечно же, приняли Артёма как ещё одного внука. Да и не могло быть иначе – особенно для людей, так много выстрадавших и давно научившихся видеть главное. (Об их жизни мы узнаем о таких позже – грех людях вскользь говорить).
Ведь «ближними» и «дальними» вовсе не по кровному родству становятся. В Евангелие об этом позже прочтут, а сердцем ощущали всегда…
Когда пошла Алёна в первый класс, за руку вела её старшая сестра – десятиклассница Аня, а родители и брат шли следом. Теперь Аня – детский врач – и дети её очень любят. С первым мужем, за которого вышла ещё на втором курсе, не повезло. Он оказался безответственным и легкомысленным, возможно, потому, что был единственным сыном «влиятельного» отца и считал, что весь мир должен вокруг его персоны «вращаться». И Аня, разобравшись, очень скоро ушла, несмотря на уговоры и на «предупреждение», что «локти себе кусать будет»…
Не стала – потому что человек нужен, мужчина, а не самодовольный, инфантильный хвастун…
А вскоре встретила будущего супруга, отца двух своих сыновей – преподавателя истории Михаила. Встретились в возрождающейся в те годы Даниловской Обители. Был тогда День Памяти Великого Благоверного Князя – «Хозяина» Обители, да и всей Москвы, как его называют. И Михаил, и Анна пришли помочь в восстановлении Самого Древнего Московского Монастыря. Михаил пришёл ещё и как историк…
Сыновей назвали в честь Святых Благоверных Бориса и Глеба – только старшего Глебом, как было на самом деле. Родила его Аня в ночь после получения красного диплома…
Позже прочтут Михаил и Анна об убиенном врагами Святом Благоверном Князе Михаиле Тверском и супруге его – Святой Благоверной Анне Кашинской. (Сами ведь тоже Михаил и Анна). Эти Святые особенно почитаются в семье – не раз помогали они преодолевать трудности, нестроения, противоречия. И Святой Благоверный Князь Даниил Московский, конечно…
Через два года после изображаемых нами событий Михаил пошёл работать в только что восстановленную Николо-Перервинскую Обитель – преподавать философию в семинарии.
Две супружеские пары – Артемий с Дарьей и Михаил с Анной обвенчались в той самой восстановленной Обители Святого Благоверного Князя Даниила. Анна уже носила под сердцем младшего сына Бориса. Произошло это судьбоносное для обеих семей событие в год Тысячелетия Крещения Руси…
А несколькими годами раньше в Новодевичьем Монастыре обвенчались, прожив вместе больше двадцати лет, родители – Дмитрий Иванович и Евфросиния Александровна. Думали об этом давно – а прочитав житие Преподобной Евфросинии Московской и Святого Благоверного Князя Дмитрия Донского, окончательно утвердились в своём решении…
Конечно, все очень хотели, чтобы и Алёна встретила достойного человека. И молились за неё…
Аркадий пришёл домой вместе с Алёной. Сначала всё было, как говорили в старину, «чинно – благородно». Только вскоре почувствовала Алёна, что рядом с родителями жениха трудно даже просто рядом находиться – особенно, рядом с отцом. Не покидало ощущение, что говорящий с тобой держит за спиной палку или камень – и в любой момент готов ударить.
Оставлял желать лучшего и весь словарный запас отца, и его уровень культуры. Да и матери, впрочем, тоже. А ещё невольно хотелось спросить: «Вы когда-нибудь хоть о ком-то по-доброму отозвались?! Ну хоть в ранней юности!». Алёна не могла дождаться, когда закончится этот мучительный визит, – потому что понять такое отношение к жизни, к людям не могла и не хотела…
А вечером дома вылился на Аркадия ушат грязи, услышал он, что его невеста – «лицемерка, желающая захватить квартиру», хоть и Алёна, и её брат с сестрой родились и выросли в Москве. И «избалованная» она, хоть было слишком ясно, что это не так. И «слишком молодая, ничего не умеющая по хозяйству», и «что это за профессия такая». И «делать ей что ли нечего, что в детский дом ходит, – наверное, хорошей казаться хочет, а что у неё на уме, неизвестно», и «наверное, хорошую карьеру хочет сделать – ведь сейчас «модно» заниматься благотворительностью, и т.п. А Аркадий – «не знающий жизни и людей дурак». Всё, конечно, сочинялось на ходу – и было очевидно, что лишено всякой логики, что одно слово противоречило другому. То, что добрые дела могут быть просто душевной потребностью, таким «людям» объяснить невозможно.
Аркадию уже не в первый раз казалось, что мать делает всё, чтобы он вообще никогда ни на ком не женился, чтобы не был счастлив, чтобы умер в одиночестве. Такая «агрессия» против каждой потенциальной «соперницы» обычно свойственна матерям, вырастившим сына в гордом одиночестве – хотя и это, конечно, оправданием служить не может. А уж «при наличии» мужа?!… Видимо, безблагодатность, «помноженная на два» создаёт ещё больший духовный «вакуум». «Вакуум», в который просто «необходимо» кого-то «затянуть», чтобы там и «уничтожить». А иначе существовать «невыносимо»!… Потому что соединять могут только любовь и доброта…
Родителям (честно говоря, очень трудно так их называть) словно доставляло «радость» – нет некое «удовлетворение», что прозябает сын рядом с ними – с этой безблагодатной, безрадостной супружеской парой, которой изначально не нужны никакие новые люди – и самое страшное – не нужны даже внуки. Что живёт сын рядом с людьми, обречёнными на ненависть, на отсутствие будущего, которые и с окружающим миром общаются только в силу необходимости! С теми, которые давно забыли, что значит любить и радоваться…
Наверное, снова хочется спросить Алёну, почему сделала она такой странный выбор – ведь чтобы увидеть, насколько разными, насколько «несовместимыми» были их семьи, не надо обладать чрезмерной проницательностью! Именно «несовместимыми»!
Говорить о какой-то неземной страсти было бы в данном случае неразумно – девушка была не из таких. А ещё более неразумно путать любовь и страсть, изначально означающую «страдание».
Чистая душою Алёна была чуть-чуть наивной – что в её возрасте более естественно, чем искушённость и прагматизм. Аркадий про свой домашний «ад», конечно, кое-что рассказать невесте успел, но представить глубину этой «бездны» Алёна не могла. А самого Аркадия она считала добрым, что истине в целом не противоречило.
Нравилось ей и то, что Аркадий любит животных. А главное, – нравилась его скромность по отношению к женщине – на плотской близости до свадьбы жених не настаивал. Последнее для Алёны было чрезвычайно важным…
А ещё нравилось ей быть для Аркадия «лучиком света», как он сам не раз говорил. Для этой девушки помогать, спасать от беды было само собою разумеющимся, как и для всей семьи. Даже, наверное, некой душевной потребностью. Конечно, не была Алёна и наивным ребёнком, думающим, что в мире нет зла – ведь ходила же с друзьями в детский дом – только в такой близости, как в доме Аркадия, зла, ненависти, разумеется, не видела…
А сам Аркадий, искренне желавший жениться на этой прекрасной девушке, заботиться о ней и будущих детях, обвенчаться и даже усыновить ребёнка, если у Алёны родить не получится, в свои двадцать восемь понятие о настоящей семье имел весьма отдалённое. Неоткуда было «узнать»! И духовно, к сожалению, был, явно, слабее своей девятнадцатилетней избранницы. Не случайно сказал однажды батюшка: «Духовно она старше».
После случившегося в доме Аркадия к батюшке специально пошли – в любимый Алёнин Храм Воскресенья Христова в Сокольниках. Молились перед Матушкой Иверской, пред Всеми Святыми Русскими, перед Образом Святителя Николая, перед проникающим взглядом в душу Образом Спасителя. (Однажды Алёнина мама рассказала, что по молитве в этом чудом уцелевшем в годы беснования Храме соединил её Господь с Дмитрием Ивановичем)…
Священник долго беседовал с Аркадием – только погружённый в свои переживания молодой человек совету мудрого батюшки не внял. Видимо, оказался слишком слабым духовно, чтобы что-то изменить. Чтобы одолеть этот духовный «вакуум»…
После «приговора» родителей несчастный жених от невесты, конечно, не отказался, но отношения их «помрачнели». И вовсе не из-за невозможности совместного проживания – Алёна жить с родителями Аркадия никогда и не собиралась – вопрос этот худо-бедно, но решался. Вместо того, чтобы попытаться преодолеть то, что сам же считал злом, несправедливостью, впал Аркадий в депрессию, отдалившую его от невесты. (Унынье, как ни называй, – грех). В депрессию Аркадий впадал не раз – ещё с юности, даже, в детстве – но за весь период знакомства с Алёной впал впервые.
А ещё всё чаще стал он вести себя так, словно на весь мир обижен! В первый раз, сославшись на болезнь, не пошёл с невестой в храм…
А ещё через несколько дней вдруг сказал Алёне, что гадал на картах!… Что они «показали», невеста не слушала – просто в ужас пришла – Боже мой, как можно, христианину! Аркадий пообещал больше такого не делать, но в глазах Алёны стал всё более «проигрывать».
Как ни сочувствовала Алёна жениху, в душу её стало закрадываться сомнение – ведь Аркадий на девять лет старше, а «укрепляться», «закаляться» духовно словно и «не спешил». А так ли нужна ли ему в таком случае поддержка невесты, так ли нужен ему их общий путь?! И самое главное: неужели человеку, называющему себя христианином, всё равно, к чьей «помощи» прибегать?! …
Алёна, конечно, молилась – и за всех своих близких, и за Аркадия. В тот день, преодолевая себя, пред Иверским образом стала молиться девушка и за так несправедливо обидевших её родителей жениха …
Вдруг словно ощутила она пред собой «бетонную стену», сквозь которую не пробиться, которую не обойти! Да неужели такое бывает?!
До службы было часа полтора – и никто из священников ещё не вышел. Но уйти, не получив хоть какого-то ответа, Алёна не могла – потому подошла к женщине в церковной лавке и всё рассказала. К тому же были они немного знакомы.
Поражённая услышанным женщина посоветовала написать имена на молебен, но ни в коем случае самой за этих людей не молиться – потому что это, наверное, так же опасно, как приближаться к буйно помешанным или входить без защиты в туберкулёзное отделение. И посоветовала поговорить со священником, что вскоре Алёна и сделала…
И родители советовали дочери ещё и ещё раз подумать, нужен ли ей этот союз, нужен ли этот человек. А тот самый батюшка, который недавно беседовал с Аркадием, произнёс очень мудрые слова, над которыми Алёна всерьёз задумалась: «Вы сделали для него всё, что могли»…
В тот день – во время беседы подошёл к батюшке его племянник – семинарист выпускного курса. С разрешения дяди и с согласия Алёны он тоже присоединился к беседе – и постарался как мог помочь девушке добрым словом…
Перед Алёной стоял очень непростой, можно сказать, – мучительный выбор – и приближающийся разрыв становился всё более очевидным. А вскоре произошло такое, после чего стал он неминуемым.
Нет, дело было вовсе не в семинаристе, которому Алёна сразу же приглянулась – и совсем не только внешностью литературной героини. То, что случилось, потрясло всю семью. А чтобы понять, ощутить глубину потрясения (никому такого не пожелаешь, хотя никто и не «застрахован») снова вспомним замечательных родителей, удивительных предков Артёма, Анны и Алёны.