Дорога убегала далеко, скрываясь за горизонтом, Маня гладила руль своего «жука» и была уверена, что он все понимает и отвечает ей благодарностью. Вчера день был сумасшедший, и телеграмма от тети Марго, родной сестры отца, убила надежду на светлое будущее.
Тетя Марго была первым ребенком в многодетной семье Денисовых. Характер она унаследовала от отца, Ильи Андреевича, стойкий и властный. Выскочив замуж в восемнадцать лет за иностранца, она укатила в солнечную Болгарию, и семья про нее благополучно забыла. Первый раз Марго появилась в 1991 году. Пропитанная духами и туманами, она прилетела из пасмурного Лондона и приказала собрать семью. Честно сказать, после смерти родителей семья Денисовых не дружила. Оставшиеся на родине трое отпрысков, по сути родных, а в жизни чужих людей, почти не общались, а их дети и вовсе друг друга не знали. Марго, поплакав на могиле родителей, велела всем срочно собраться в «родовом гнезде» – на родительской даче, но и тут ее поджидала, как говорится, подстава – дача была благополучно продана. Обматерив всех крепкими русскими словами, которые она не то что не забыла, но такое чувство, что даже немного поднакопила с годами, Марго развила бурную деятельность. На момент первого возращения блудной дочери домой ей было всего сорок три года. Она была молодой трижды вдовой, богатой и полной энергии. Не имея собственных детей, она решила воспитывать племянников, а их, к ее удовольствию, было четверо. Маня, Лёлька, Илья, и попозже появилась Марика. В то время Маня, будучи маленьким тринадцатилетним подростком, восхищалась, как эта энергичная дама умела решать любые вопросы. В наикратчайшие сроки она выкупила родительскую дачу, провела на ней полную реконструкцию, на выходе получив настоящее родовое поместье. Теперь же с периодичностью в пять-шесть месяцев великолепная Марго приезжала навестить родню, телеграммой вызывала в «родовое гнездо» тех людей, которых хотела видеть в данный визит, и никто не мог ей перечить. Можно было подумать, что виной тому деньги, но это было не так. Тетушка Марго имела особый дар – она умела подчинять людей характером. Маргарита Ильинична Бёркс (по последнему мужу) была прирожденным лидером, она была почти мессией.
Вчера мама была особенно расстроена, в телеграмме четко писалось, что за три дня до Нового года Марго требует присутствия в «гнезде» только племянников, без внуков и братьев. Марго будет зачитывать завещание, так как она собралась умирать.
– Не надо туда ехать, у тебя уважительная причина – тебя уволили, или еще лучше – не будем об этом говорить, скажем, что ты работаешь, – мама на ходу придумывала варианты.
– Ты же понимаешь, Вика, – это уже папа вступил в диалог, отойдя от шока, – тогда она приедет сюда и устроит здесь о боже мой. Марго не терпит отказов.
– Подождите, но ведь она благополучно отписала уже все Лёльке. – Маша тоже выходила из состояния «пожалей себя» и начинала обдумывать данное событие. – Еще в прошлый свой приезд та победила по всем показателям в глазах Марго. Умная, пробивная, знает пять языков, окончила МГИМО, работает в МИДе переводчиком, была замужем, одна воспитывает сына. Бинго!
– Это же Марго, – мама не слышала никаких доводов, – у нее семь пятниц на неделе. Проснулась утром и решила все поменять.
– Я поеду, мам, мне как раз надо сменить обстановку, до Нового года работу все равно уже не найду, хоть отвлекусь.
На том семейный совет был окончен, утром, захватив сумку с вещами, Маня выдвинулась в назначенное место.
Находилось родовое поместье в двадцати пяти километрах от города, в бывшем садовом товариществе «Защитник», а ныне коттеджном поселке «Русь». Когда-то давно землю под сады выделили Маниному деду от Высшего общевоинского командного училища, где он преподавал. С тех пор утекло много воды, сменились хозяева, название поселка и даже пропускной режим, но одно оставалось неизменным – большое красивое озеро; круглое, как блюдце, оно располагалось посредине поселка и было главной достопримечательностью. Летом там купались, зимой катались на коньках, ну и, конечно, рыбачили круглогодично. Вокруг озера было всего шесть домов – везунчиков, как их называли в поселке, калитки с заднего двора выходили напрямую к озеру, поэтому эти участки были самыми лучшими. В число везунчиков входило и «гнездо», Маня обожала убегать из дома, когда Маргарита предавалась воспоминаниям о бурной молодости, рассказывала по очереди о своих мужьях или учила глупых племянников этикету, в это время Маня предпочитала гулять вокруг озера, читая вслух свои и чужие стихи.
Ключи от «гнезда» были абсолютно у всех членов теперь уже большой семьи, но ездить сюда без приглашения Марго было табу. Раз в месяц она сама назначала, кто поедет проверять семейное имущество. В этот раз Маня решила бунтануть и, никого не предупредив, поехать пораньше. Мысль о том, что ей придется сидеть еще неделю в своей комнате в городе и жалеть себя, была невыносимой.
«Какая, по сути, разница, приеду я двадцать девятого или двадцать третьего декабря», – думала Маня, складывая продукты в тележку. Супермаркет в десяти минутах от поселка радовал своим выбором и ценами. «Почему я всего в жизни боюсь? Боюсь нагрубить людям и сделать им больно. Боюсь сделать что-нибудь, ошибиться, и тогда надо мной все будут смеяться, боюсь выпить чуть больше вина, напиться и прослыть легкомысленной, да что там, боюсь купить в магазине спиртное, ибо подумают, что я алкаш. Боюсь сделать любую ошибку и услышать осуждение людей. Боюсь, боюсь, боюсь, мне сорок лет, а я все боюсь. Возможно, я прозевала в своей жизни все именно потому, что постоянно боялась», – на этих мыслях Маня положила в свою корзину бутылку красного вина, ощущение, что она способна на бунтарство, повысило настроение и заставило ее улыбнуться. Желая испытать еще раз столь новые для нее чувства, она положила в корзину красивую бутылку шампанского. Через пять минут в ее корзине был целый арсенал разнообразных спиртных напитков, от легкой испанской сангрии до шотландского виски «Белая лошадь», а на лице – счастливая улыбка бунтаря.
Маня понимала, что начинать ломать стереотипы нельзя частями, поэтому направилась в отдел новогодних товаров. Выбрала там самый красивый костюм снегурочки с чересчур для нее короткой юбкой – он стоил бешеных денег, но гулять так гулять, подумала Маня, радуясь, что взяла с собой всю свою заначку. И под конец накрыв уже полную тележку живой маленькой елочкой, растущей в горшке, она направилась к кассе. Улыбка и радостное настроение не отпускали ее, она свято верила, что, меняя отношение к жизни, она изменит и саму жизнь. Позитивный ход мыслей прервал стук ее тележки о другую, бутылки зазвенели на весь магазин, а елка упала и покатилась по полу, оставляя за собой след земли, высыпающейся из горшка.
– Женщина, смотрите, куда вы едете, глаза откройте, – мужской голос прозвучал очень грубо, и Маня оторвалась от созерцания укатывающейся елки и посмотрела на грубияна. Им оказался «лесник – отец Золушки», именно так она его про себя определила. Огромный, лохматый, с густой бородой, но не такой, как сейчас отращивают мужчины-модники, а неухоженной и торчащей в разные стороны. Образ лесника завершали свитер грубой вязки и пуховик защитного цвета.
– Как вы смеете так со мной разговаривать? – Маня никогда в жизни не позволила бы себе так ответить постороннему человеку вчера, в другой жизни, которую она пыталась оставить в прошлом. Вчера Манюня в лучшем случае промолчала бы, вероятнее всего, она принесла бы этому нахалу тысячу извинений, но не сегодня. – Вы невоспитанный хам, могли бы пропустить даму вперед, но в лесу, наверно, манерам не учат! – Маня понимала, что разошлась, но «Остапа уже понесло». – Мало того что вы ударили меня, перевернули мою елку, так еще и орете, как в деревне на базаре, – последние слова Маня произносила уже не так уверенно, потому как по мере ее тирады глаза у «лесника» все больше округлялись.
– Вы что, не в себе? – ответил ей ошарашенный собеседник. – Я здесь стоял, никого не трогал, вы въехали в меня, и еще я остался виноват? – Манин оппонент перевел взгляд на ее корзину и произнес: – Все понятно, вы алкоголичка?
– С чего вы взяли, может, у меня сегодня вечеринка? – почему-то стала оправдываться Маня, одновременно начиная краснеть как рак, которого варили к пиву, постепенно.
– И даже не мечтайте, – засмеялся грубиян и, повернувшись к ней спиной, уехал на другую кассу, после лицезрения ее корзины он быстро потерял к ней всякий интерес.
День был испорчен. Заехав в поселок, Маня даже не пошла гулять к озеру, как планировала ранее. Занеся пакеты в дом, она бросила их у порога, туда же полетели дубленка и сапоги. Схватив огромный плед, который обычно лежал на кресле-качалке, Манюня укрылась им с головой так, чтоб ни одна часть ее тела не выглядывала из мнимого убежища. Затем, расплакавшись, как в детстве, тихо и жалобно всхлипывая и даже немного завывая от жалости к себе, не заметила, как уснула.
Проснулась Маня, когда за окном уже стемнело, дом, погруженный в темноту, казался страшным и пугающим.
«Продукты», – вспомнила она и побежала раскладывать уже потекшие пакеты в холодильник.
«Вот какой дядька-козел сегодня в магазине попался», – Манины мысли опять вернулись к этому хаму.
«А вот и не угадал ты, будет у меня сегодня вечеринка», – как бы назло сегодняшнему оппоненту Маня открыла бутылку красного вина и глотнула. Вино обожгло горло и, как горячая волна, опустилось в пустой желудок. Только сейчас она вспомнила, что ничего сегодня не ела. Настрогав крупными кусками буженину и налив еще вина, Манюня начала праздновать, из телефона лился голос Земфиры, спрашивая весь мир: «Ну почему?» – а в мире все потихоньку вставало на свои места. Маня насладилась вкусной едой и прекрасным вином, и ей в голову пришла шикарная мысль, такие удачные озарения бывают только в моменты дегустации спиртных напитков: «А не пойти ли мне в бассейн?»
Во дворе «родового гнезда» была построена огромная бревенчатая баня с летней террасой, на которой в теплое время года все собирались за круглым столом и жарили шашлык на огромном мангале. Зимой же любили париться в бане и купаться в бассейне. Конечно, Маня понимала, что ни натопить баню, ни растопить мангал и даже разжечь камин она не сможет сама, но вот искупаться в уже готовом бассейне – это же проще простого. Откопав в сумке купальник, Маня переоделась и поняла: надо что-то придумать, не идти же по улице нагишом, ведь там уже ночь, а мороз в последнее время доходил до минус пятнадцати. Но ведь нарушать правила – это так весело, поэтому Маня, ну, или, может быть, испанское красное, обнаглела вконец, решив покуситься на святое. В будуаре Марго, как тетушка называла собственную спальню, имелась ее личная туалетная комната, в которой висел шикарнейший махровый халат. Такого банного наряда Маня никогда не видела и всегда втайне завидовала Марго. И дело даже не в том, что он был очень мягкий, теплый и удобный, он был невероятно красивый, снежно-белого цвета. Зайдя в святая святых – туалетную комнату тетки – и надев халат, Маня почувствовала себя звездой экрана, отдыхающей после трудных съемок в кино. Уже выходя, она прихватила еще и шапочку для душа, чтоб не идти обратно с мокрой головой. Держа в одной руке бокал с вином, в другой телефон, из которого пела все та же Земфира, Маня завязала халат, шапочку натянула на голову и открыла дверь, выходящую на задний двор. Во дворе вьюга поднимала снежинки в небо и кружила их, как в старом мультфильме «Щелкунчик». Манюня залюбовалась. В бане почему-то горел свет. «Неужели кто-то ездил проверять и забыл выключить?» – подумала Маня. Надев на ноги калоши на меху, которые специально предназначались для похода в баню, она выдвинулась вперед. Растопырив руки, чтоб не поскользнуться, Маня доковыляла по сугробам до входа в баню. Дверь была открыта, ключей на тайном гвоздике возле двери не было. «Наверное, Марика последней приезжала проверять», – решила она. Марика была младшая из всех племянников, поэтому была беспечна, несобранна, зато всегда весела. Именно Марика могла допустить подобные оплошности. В бане пахло великолепно – деревом и эвкалиптом, к слову, это было лучшее эфирное масло для сауны, по мнению Марго. Она считала, что даже пятнадцать минут в день в парной с этим ароматом убивают все микробы в организме. Марго любила заботиться о своем здоровье.
Настроение было отличное, а почти сакральный запах бани добавлял предвкушения Нового года.
Маня не сразу поняла, в чем дело. Пройдя мимо закрытых дверей туалета и душевой, она напрямую направилась к бассейну. Свет горел не везде, в полумраке высоких потолков небольшого уютного бассейна было тихо. В воде горела подсветка, и от этого чаша бассейна переливалась голубым светом. Что-то большое и темное плавало посредине, не давая насладиться игрой света.
«Полотенце», – решила Маня и подошла поближе, чтоб убрать оплошность других. Так как бокал уже был третьим, то мысли в голове двигались медленно. Словно несмазанные шестеренки, переходили они от одного понимания к другому. Поэтому только через пять минут пристального вглядывания в бассейн Мария поняла, что это человек, еще минута ушла на понимание, что он в одежде, тридцать секунд на осознание, что одетый незваный гость в бассейне лежит лицом вниз. Будто электрический разряд, осознание ужаса произошедшего пронзило ее тело. Не придумав ничего лучше, Манюня заорала и побежала не разбирая дороги. Страх нес ее туда, где люди, живые люди. Скатываясь с крыльца бани, она увидела свет в соседнем доме. Не переставая орать, Маня бежала по дорожке к калитке. Она совсем не чувствовала холода. Выскочив на дорогу, Маня встала как столб, перед ней в бледных сумерках фонаря показался неподвижный силуэт в огромном тулупе, но не это заставило Маню остановиться, в ступор ее ввело огромное ружье в руках человека. Догадка, что это и есть убийца, пришла к ней быстрее остальных, более продуктивных мыслей. Развернувшись в неудобных калошах на сто восемьдесят градусов, Манюня рванула в обратную сторону, но провидение, видимо, решило доконать ее этим вечером, или калоши были слишком скользкие, возможен, конечно, вариант с перебором вина, но, так или иначе, звезды сошлись: поскользнувшись, Маня упала и, ударившись головой об асфальт, потеряла сознание.
Аугсбург. 21 декабря 1675 г.
Вечер был замечательным, музыканты играли весело и задорно, гости приносили подарки, завернутые в красивую бумагу, а столы ломились от яств. Габриэль была счастлива, она уже почти забыла об утреннем разговоре с отцом, а шкатулка болталась в кармане кружевного платья как забытый трофей. Граф тоже присутствовал на торжестве, он скромно сидел в углу и как-то грустно смотрел на именинницу. Его голову покрывала благородная седина, красивое когда-то лицо – ужасные шрамы, а его костюм – золотая вышивка. К концу вечера отец подошел к Габриэль и на ушко сказал:
– Милая, мы с графом обо всем договорились, осталась одна формальность – ты должна преподнести подарок своему будущему жениху. – Видно было, что отец сильно переживает.
Габриэль, по-прежнему не видя ничего сложного и волнительного в данном мероприятии, абсолютно спокойно достала шкатулку из кармана и подошла к графу.
– Дорогой граф, – сказала она, распахнув навстречу ему свои огромные голубые глаза, – вы примете от меня в подарок эти чудесные запонки?
Граф Питер открыл шкатулку, посмотрел на подарок и произнес:
– Габриэль, ты прекрасна, я приму твой подарок, но давай у нас с тобой будет маленький секрет? – говоря это, он наклонился к девочке, от этого иллюзия настоящего секрета только усиливалась, и Габриэль взволновано улыбнулась. – Пожениться мы сможем только через шесть лет, я не молод и хочу оставить тебе шанс передумать. Одну запонку возьму я, а другую оставь у себя, когда из чудесной девочки ты превратишься в красивую девушку, то сама решишь, состоится этот брак или нет. Это будет только наш с тобой секрет, а знаком пусть является данная запонка. Если в четырнадцатый свой день рождения ты подаришь мне вторую, значит, так тому и быть. Договорились?
Сказав это, граф подмигнул озадаченной Габриэль и протянул ей половину подарка.
– Я очень люблю секреты, и это так здорово, что у нас с вами теперь будет свой личный секрет, у меня еще никогда такого не было, – засмеялась ничего не понимающая именинница и, зажав в руке украшение, еще более довольная побежала танцевать.
Граф тоже был по-своему доволен, помолвка с этой прекрасной девочкой даст ему возможность избираться в ратманы и шесть лет работать на благо родного города, а жениться он и не хотел, ведь он до сих пор безумно любит свою покойную Анну, свою богиню, мать своего любимого чада.
– Если ты видишь меня, прости, – обратился он к ней, подняв глаза к небу, – я все еще верен тебе, – прошептал граф, уходя с детского праздника.