Дождь застал Григория в пути. Ночь была тёмной и холодной, Григорий проезжал на своём коне, который уже выбился из сил, по долготе пути. А проезжал он мимо небольшого домика, в окнах которого виднелся мерцающий свет горящей свечи. Григорий был молодой человек двадцати семи лет, приятной наружности, воспитанный и грамотный, коих было не много в то время. Шёл конец XIX века, Григорий ехал по просьбе одного химика из Т—ой губернии в К—ю губернию, и вёз с собой важные бумаги, чертежи и всякие таблицы. Он был в пути уже несколько недель, останавливаясь в разных местах, иногда даже с риском для жизни. От последнего пристанища он уже не ел три дня и почти не спал.
Привязав коня, он постучал в дверь дома, который стоял в лесной глуши странный и одинокий. Открыл человек в одеянии схимника, с чёрной, густой бородой и со свечой в руках.
– Проходи, что ж ты на пороге-то?! – сказал схимник; – Жилище у меня убогое, что и должно схимнику, а поесть и отдохнуть с дороги – это ради Бога.
Он достал хлеб и кашу перловую, сваренную на воде похоже ещё утром или вчера, и пошёл на улицу, взяв с собой какой-то мешок.
– Ну, милок, ешь, а я лошадку твою заведу под кров и вот, овса дам немного, – говорил схимник. – Лошадь, благородное животное, да и устала, поди, с трёх дней.
– Откуда Вы знаете, что я еду три дня? – не понял Григорий.
– А ты разве не слышал, что таким людям как я прозорливость является? Вот и тебя я с твоей лошадкой видел и ждал, каши приготовил, – ответил тот и вышел в ненастье.
Пока схимник отсутствовал, Григорий, наученный своей разнообразной жизнью, решил проверить остальные владения и пошёл в комнату, что была слева.
Войдя, он увидел мрачную и странную картину. Против двери большое распятие с предстоящими Богоматерью и Евангелистом Иоанном. Лампада, тускло освещавшая комнату, щёлкала, освещая всё бывшее убранство в вечернем свете в чёрном цвете, скамейка тоже чёрного цвета стояла справа стола, на столе крест и раскрытое Евангелие. В тёмном левом углу зиял чёрный дверной проём, занавешенный войлоком. Григорий открыл его и увидел чёрный гроб на столе, а в нём схима, свечи, ладан, всё для погребения. Жилище этого схимника было похоже на жилище смерти.
– Что сынок потерял? – прозвучал голос сзади, напугавший Григория. – Это всё моё имущество, к мирскому я чужд, да и зачем мне оно, богатство там, в Царствии Отца Нашего.
Григорий лёг на скамейке у стола, так как в этом доме не было приготовлено для сна ничего. Утром Гриша засобирался в путь, и седлал коня, серого в чёрное яблоко, когда подошёл к нему старец.
– Вот, сынок, возьми, пригодится, – схимник дал ему листок бумаги, на котором была молитва «Отче Наш». – Времена нынче тяжёлые и тёмные, ты заучи её и всегда повторяй вслух.
– А ты не укажешь путь мне короткий на К—ю губернию? – спросил Гриша, – А в Бога я не верю.
– Да, до реки поезжай, через неё переберёшься, да по левой тропке, до дивного города доберёшься, а там тебе подскажут, – ответил старик. – Запомни и не ищи путей лёгких, ибо они тёмные. По левой тропке. Храни тебя Бог!
Старик перекрестил Гришу, погладил коня и вывел из хлева под уздцы. К вечеру по болотной и грязной дороге, размытой дождями, он добрался до реки, нашёл место уже и переплыл на коне. Течение было тихим, что и поспособствовало успешной переправе. Перебравшись, он увидел столб, на котором были указатели, влево, как и говорил старик, была К—я губерния, вправо была тоже К—я губерния, но цифра километров была много меньше.
– Эх, старик, – говорил вслух Гриша, – либо давно не был здесь, не выбираясь из своего жилища, либо обманул. Ну, поехали, а дождь снова прекратится, гляди, через три дня буду по месту назначения.
Уже темнело, а дождь не прекращался над этими местами и сопровождал всю нелёгкую дорогу Гришу. Вот он увидел окраину какого-то селения и обрадовался, что наконец-то отдохнёт, поест и спросит дорогу. Въехав в село и двигаясь по размытым улицам, он не увидел ни души, что показалось очень странным путнику. Наконец он подъехал к кирпичному, искусно возведённому двухэтажному дому. В красивых полукруглых окнах, занавешенных шторами не из дешёвого материала, виднелся свет мерцающей свечи. Григорий не стал дожидаться, когда хозяин увидит его и соизволит выйти, а сам открыл конюшню и завёл коня, расседлал и кинул сена.
Поднявшись на деревянное крыльцо, не высоко поставленное от земли, он постучал в дверь. Тишина. Он постучал снова и сильнее. Увидев, как в дальнем окне кто-то отодвинул штору и смотрит на него, Гриша стал махать рукой. Наконец, дверь отворилась, перед ним стояла худая, высокая старушка с керосинкой, в ветхом одеянии, седая и с впавшими глазами. Он вошёл, повесил сюртук на гвоздь и прошёл в дом, она молча указала ему на стол. Стол был накрыт, курился борщ, лежал в лычной корзине хлеб, стояла солонка, ещё кое-какие яства и подсвечники, выполненные из бронзы в виде трезубца.
– Вы тоже знали, что я к вам приду? – спросил вдруг Гриша.
– Нет, – сухо ответила старуха, – сюда всегда приходят те, которые потерялись. А откуда ты, милок, и куда путь держишь?
– Везу ценные бумаги в К—ю губернию, – ответил Григорий. – А у вас в деревне вообще люди есть, я проехал вдоль и поперёк, но не встретил ни души, и что это за пункт?
– Это деревня Тёмные рощи, – людей здесь немного, все сидят по домам. Ох, время-то уже, одиннадцать, засиделась я с тобой, – она спешно засобиралась. – Баня вон там, полотенец и бельё на лавке.
Старуха в спешке пошла по лестнице наверх, и вскоре шаги её стихли. Григорий достал свою кожаную сумку, в которой с бумагами лежала карта времен войны с Наполеоном. Всю карту он пересмотрел от и до, но никакой деревни с названием «Тёмные рощи» не нашёл.
– Странно! Карта новая, река есть, а деревни нет. Должно быть ошибка или недосмотр. Ладно, пойду в баню, все дела потом, – говорил Гриша, вставая из-за стола.
Сидя в ароматном пару смородины, наслаждаясь этим прекрасным душным очистителем тела и души, он услышал скрип двери, схватил полотенце и подвязался.
– Бабушка, это Вы?! – крикнул Григорий.
Стояла тишина, лишь вода в котле бурлила на камнях. Снова скрипнула дверь, и он увидел сквозь пар, как кто-то вышел из сеней бани. Он бросился вслед и, выйдя во двор, никого не увидел. «Показалось», – подумал Гриша, – «мало ли, что привидится с долгой дороги».
Поднявшись наверх, он шёл на цыпочках и проходил мимо дверей комнат. Из-под одной двери в щель лился мигающий свет свечи. «Вероятно, тут живёт старуха», – предположил Григорий. Он встал у двери и слушал, но за ней была гробовая тишина. Внезапно забили часы час ночи и напугали Гришу. Он аж выругался.
В конце небольшого коридора приоткрыта дверь, из-за которой был виден свет, туда Григорий и отправился. Постель была постелена, всюду горели свечи. Он лёг в кровать и только стал погружаться в сон, как дверь в его комнату открылась. Гриша встал и закрыл её, лёг, взбив подушку, только начал гасить свечи, как дверь снова открылась. Он снова встал и закрыл её уже на щеколду. Внезапно, свет оставшейся гореть свечи, потух. Гриша резко обернулся и сказал шёпотом: «Что за сквозняк в этом доме?»
Дождь бил в окно и по крыше, нагоняя унынье, стояла тишина и лишь доски поскрипывали, будто переговариваясь между собой, пока все спят. Под этот скрип и заснул Григорий, и ничто не тревожило его до утра.
Утром его разбудила старуха и позвала к столу. Позавтракав, они ещё долго беседовали, после чего Гриша пошёл в конюшню, накормить и расчесать своего коня. Потом пошёл оглядеть окрестности и снова не встретил ни души, за исключением одного старика, который поспешил скрыться в доме. Возвращаясь, ближе к одиннадцати, к дому, Григорий споткнулся и упал в грязь. Дождь лил мелкими, но частыми каплями. Внезапно Гриша поднял взор наверх и увидел на крыше женскую фигуру в чёрном саване и с растрёпанными волосами. Она стояла на шпиле крыши. Встряхнув головой, он снова посмотрел на крышу, но там уже никого не было.
Утро впервые было без дождя, когда Григорий проснулся, и у него сразу же поднялось настроение. Спустившись вниз, он застал старушку за столом пьющей кофе.
– Доброе утро, бабуль! – сказал он на радостях. – Ну вот, если дождя не будет ещё денёк, то можно трогаться в путь.
– Вечером снова пойдёт – ответила она, – а через реку не пройти, она вышла из берегов и войдёт неизвестно когда. Садись, поешь и не забивай себе головы, я тебя не гоню, мне наоборот, одной скучно, а ты как раз мне хороший собеседник. Расскажи лучше, чем молодёжь наша сейчас увлекается.
– Скажите, а с Вами в этом доме не происходило ничего странного? Такого, что не объяснишь? – спросил Григорий.
– Да нет, дом как дом, – старуха заметно занервничала, и было видно, что она что-то недоговаривает. – Ничего, сынок, ничего.
– Я смотрел карту и, знаете… я не нашёл деревни с названием «Тёмные рощи». И где Вы были вчера, с одиннадцати до полуночи?
– У себя в комнате была, – ответила старуха, и фарфоровая чашка затряслась у неё в руке. – Что за расспросы в моём доме, в конце концов?!
К вечеру, как и сказала старуха, пошёл дождь. Часы пробили десять, и старуха удалилась к себе, а Гриша остался сидеть на кухне. Свечи потрескивали в подсвечниках, роняя парафиновые слёзы, часы тикали и нарушали тишину. Григорию показалось, что за окнами кто-то пробежал, он вскочил с кресла и отдёрнул штору. От дома быстро удалялся чёрный силуэт человека, а потом скрылся во тьме. Вдруг сверху Григорий услышал чёткие шаги и побежал наверх. Дверь, где жила старуха, была заперта изнутри, а за ней была немая тишина. Гриша пошёл в свою комнату и увидел, что в ней кто-то был; когда он выходил из неё, закрыл дверь на крючок, а сейчас дверь была настежь. Войдя в комнату, он лёг на кровать и тихо уснул.
В тонком сновидении он видел, как лежит на этой самой кровати, окна нараспашку открытые, и шторы отлетают от окна, подымаемые ветром. Гриша поворачивается и видит, как к нему двигается старуха и обнажает свои плечи. Он пытается отпрянуть от неё и оттолкнуть. Внезапно её лицо исказилось страшной гримасой – он проснулся. Окно было и на самом деле открыто, и ветер поднимал шторы. «Но я ведь не открывал его», – подумал Григорий и закрыл окно, наступив в лужу на полу, налитую дождём. Он снова лёг на кровать и думал над всеми странностями, происходящими с ним за последние дни. Уставившись в потолок и размышляя, боковым зрением он увидел в щель между шторами какое-то движение. Повернувшись и разглядев, он вскочил с кровати; кто-то или что-то с чёрными глазами и ртом, с растрёпанными волосами висело вниз головой над окном и смотрело в комнату. Увидев бежавшего Григория к двери, оно исчезло.
Гриша выбежал в коридор, взял керосинку и пошёл к двери старухи, стал тарабанить, но там была тишина. Он прошёл вниз, к столу, и взял у камина кочергу и снова пошёл наверх, но остановился с керосинкой у лестницы. На лестнице были водяные отпечатки ступней, ведущие наверх, которых только что не было. В панике он собрал вещи, заседлал коня и поехал прочь от этой деревни, обернувшись, он увидел, что кто-то смотрит на него из окна дома.
Плутав два дня по лесу и тропам и выбиравшись из леса, Григорий вновь и вновь приезжал к этой деревне, как будто все дороги ведут к ней, или он ходил кругами. Он взял себя в руки и вернулся в дом. Он пролежал в постели более суток в простудном жаре, и проснулся лишь к вечеру следующего дня. Дождь не прекращался до сих пор.
Сидя на кухне, Григорий пил горячий бодрящий кофе, когда услышал шаги по грязи на улице. Вскочив и подбежав к окну, он взглянул из-за шторы – никого. Снова шаги, только теперь ближе, Гриша побежал к двери и резко открыл её. Вечернюю дождливую тишину нарушил крик его самого от испуга и крик женщины лет тридцати, которая стояла на пороге, промокшая и дрожащая.
– Кто Вы? – пришёл он в себя.
– Мы сбились с пути, и нам нужно всего лишь погреться и переночевать, – ответила женщина. – Мы не будем стеснять Вас.
– Конечно, заходите, – ответил Григорий. – А кто это «мы»? и вообще, я сам тут гость.
Из-за стены выскочила маленькая девочка лет шести, тоже промокшая до нитки. Её жалобно смотрящие глазки, полные усталости, смотрели на Григория и трогали до глубины души и, резали сердце состраданием, словно ножом.
Он накрыл им стол и показал, где можно переодеться в сухую одежду. Гости переоделись и вышли к столу.
– Я Гриша, – представился он.
– Я Мария, а это моя дочь, Настя, – ответила женщина вполне привлекательной наружности.
– Откуда вы держите путь и как сюда дошли? – снова спросил он.
– Мы из деревни Щ—и, пришли сюда по дороге, что в лесу.
– Странно! – сказал Гриша. – Я недавно был там и не смог найти дороги.
– А где же хозяйка столь роскошного дома? – спросила Мария.
– Спит у себя в комнате, – ответил с улыбкой Гриша. – И выйдет только утром. Вообще она очень странная, как и вся эта деревня и этот дом – очень странные.
– Чем же? Полы скрипят? Сквозняк гуляет? – спросила, смеясь, Мария.
– Полы-то скрипят. Вы, Мария, когда-нибудь слышали лай собак, хоть раз, с того момента, как появились в этой деревне? – встал Гриша из-за стола. – Нет?! И я не слышал их, когда ходил по улицам и даже людей не видел, не считая старика, который скрылся в дом, и какого-то вора, который пытался забраться сюда. А в доме этом происходят странные и совсем необъяснимые вещи. Ну, спокойной ночи, Мария, и тебе пушистых сновидений, Настенька. Идите наверх, прямо по коридору, там я поселился, но пока хозяйка не проснётся, спите там, а я тут, на кресле как-нибудь переночую.
В доме было тихо, полы, как обычно, поскрипывали, дождь шумел за окном каплями с крыши. Свеча тянулась огнём вверх, Гриша накрылся пледом и с неудобством улёгся на кресло. На него уже нападала дрёма, когда дверь в гостиную открылась. Зашла Мария и тихо закрыла её за собой.
– Мария? Что-то нужно? – спросил спросонья Гриша.
Она молча подошла к нему и стала стягивать с Григория плед, стянув, бросила на пол и стала развязывать пояс платья. Гриша глотал слюну и не знал, что делать и тем более говорить. Она распустила волосы и Гриша совсем обольстился, но в это время в окно ударился ворон. Григорий вскрикнул, резко повернувшись к окну и увидел ворона. Когда же вновь повернулся к Марии, то никого уже не было.
– Чёртова птица, а эта женщина, приснилась мне что ли… но плед на полу. Наверное, я его сам скинул во сне. Эх, и чего только не приснится.
Гриша попытался уснуть, но его разбудили шорохи на верхнем этаже, он пошёл туда. Тихо поднялся по ступеням и встал за углом. Дверь его комнаты была приоткрыта. Сзади раздался голос и кто-то коснулся его плеча. Сердце Гриши заколотилось.
– Мария? – вскрикнул повернувшись он.
– Что Вы здесь делаете? – задала она встречный вопрос.
– Я…я хотел, я хотел… убедиться, всё ли хорошо у вас. А куда это Вы ходили посреди ночи? – сменил тон с оправдательного на разоблачающий Гриша.
– Я ходила за водой, Настя простыла, у неё кажется жар. И я, вот, ходила, но не нашла воды.
– А зачем Вы приходили ко мне на… ну, в гостиную, и когда Вы успели переодеться? – спросил Гриша, трогая Марию за манжеты рукавов платья.
– Что? Да что с Вами? У Вас тоже горячка? – она оттолкнула его и прошла в комнату.
Гриша спустился вниз и вернулся с горячим чаем и засахаренным мёдом. Поставил всё на стол и сказал поднять Настю, что Мария и сделала.
– О, Библия, – он увидел Библию, лежащую на столе. – А не рано ей ещё?
– Я читаю ей Библию, – ответила Мария. – Настя принимает её как сказки, её любимая книга «от Матфея». Она всегда носит её с собой. Ей шесть лет, а она иногда мыслит, как взрослая.
– Что у тебя на шее? – спросил, отодвинув густой, роскошный волос, Гриша. – Это синяк? Так откуда вы пришли? Знаешь, мне сегодня ночью, там внизу, когда ты приходила, показалось, что…
– Так, Гриша, послушайте, я не была у Вас внизу, не знаю, что за приведение Вам являлось, но точно не я. Спокойной ночи.
Григорий вышел из комнаты, когда раздался крик Марии и плачь девочки. Гриша поспешил назад, дверь была заперта.
– Мария! Мария! Что с Вами, откройте мне дверь, прошу Вас, Мария! – кричал Гриша, стуча кулаками и плечом в дверь.
– Гриша, я не могу открыть её, – кричала Мария.
– Отойдите, я сейчас выбью её, – сказал Гриша и выбил дверь ногой.
На столе горел огонь, Гриша снял с себя рубаху и затушил пламя. Убрав рубаху, он размёл остатки сгоревшей бумаги. Это была Библия.
– Что случилось? – спросил он.
– Не знаю, это ужасно. Она загорелась сама собой, просто лежала, а потом вспыхнула, как сено, – ответила испуганная Мария.
Утром все собрались на кухне и вели беседу с хозяйкой. Пили горячий кофе с сахаром, только маленькая Настя пила чай с мёдом.
– Вы слышали что-нибудь вчера ночью? – спросил Гриша старуху.
– Нет. А что я должна была слышать? – не понимая, ответила она.
– Хватит делать такой вид, как будто ничего не происходит, – повысил голос Гриша. – Или Вы в таком возрасте, когда сон чуткий, не слышите призраков? Вы что-то скрываете, это я вижу не вооружённым глазом. Что это за дом, и это место… – его тон повышался. – Отвечайте! Что Вы делаете в своей комнате, что закрываетесь там до утра?
– Гриша! – крикнула Мария. – Гриша, хватит! Замолчите! Вы как хотите, а я, как только Настенька поправится, ухожу. Не знаю, что это за место и дом, но я хочу покинуть его как можно скорей.
Наступил вечер и все разошлись по комнатам. Гриша сидел за столом у керосинки и писал письмо своей сестре в В. Перед ним лежал листок бумаги с молитвой, который дал ему странный схимник. В открытую дверь Григорий увидел, как кто-то прошёл и встал посмотреть. Мария шла вниз по лестнице, он пошёл за ней, посмотреть, куда она идёт. В Григории проснулось какое-то недоверие к этой женщине, не смотря на то, что она с ребёнком. Она явно что-то тоже скрывала, казалось Грише. Как и зачем они пришли сюда ночью одни, в такое ненастье.
Гриша стоял и смотрел, как Мария спустилась и пошла в гостиную. Тихо крадучись по стенке он спустился за ней. Она направлялась к двери на выход.
– Ну и куда же Вы, Мария, под дождь и без накидки? – окликнул её Гриша, но она промолчала и не обернулась, а вышла из дома. – Странно! Можно предположить, что Мария лунатизмом страдает, но это абсурд, луны нет, – говорил он сам с собой по пути наверх.
Через несколько секунд он пришёл в ужас, наверху ему встретилась Мария.
– Что это ещё такое? Как Вы… разве Вы сейчас не выходили на улицу? – возмутился Гриша.
– Послушайте, Григорий, Вы хотите обратить моё внимание на себя, я понимаю, – говорила с милой улыбкой Мария. – Но Вы бы не могли придумать более простой и неординарный способ, нежели такой – с привидениями.
– Может Вам положить пирожное под дверь? – съехидничал Гриша.
– Не поняла?!
– Это старый ирландский обычай, мужчина кладёт даме под дверь пирожное и, если она его ночью берёт, значит она принимает его ухаживание, а если нет, то значит нет, – объяснил Гриша. – Но это здесь не причём, я говорю Вам, в этом доме что-то происходит. Как Вы объясните ситуацию с Библией? Вы замечали, что в доме нет ни одной иконы и креста?
– Ну, знаете, в мире много вещей, которые не поддаются объяснению, – ответила Мария. – Идите спать.
Их привёл в себя страшный и громкий крик девочки, которая пищала, словно мифическая Сирена. Они побежали в комнату. Девочка сидела на полу и зажимала глаза, окно было открыто.
– Что случилось, Настя, тебе приснился кошмар? Ну, всё, всё, мама здесь.
– Это был не сон, мама, – плакала девочка. – Это страшная…
– Что? Что ты говоришь такое, доченька?
– Это страшная женщина с большими, чёрными глазами и встрёпанными волосами… – закончил Гриша за девочку, и она подтвердила, кивая головой.
– Послушайте, перестаньте нести этот бред, – закричала Мария дрожащим голосом. – Нет ничего такого. Ложись, Настя, тебе надо отдохнуть, утром мы уходим.
– Не глупите, Мария, как дождь кончится, мы уедем, а сейчас мы не выйдем, дороги, если и есть, то размыты, – говорил Гриша. – Если это бред, то кто тогда открыл окно? Девочка спала, а мы были там.
Григорий подошёл к окну и вглядывался в непроглядную темноту. Дождь шёл стеной, ничего не было видно. Вдруг Гриша рассмотрел какое-то движение на улице перед домом. Приглядываясь, он увидел женщину, вышедшую из-за дерева. Потом появился мужчина в шляпе и в руках его был чётко виден топор, за ним шёл ещё один с серпом. Через мгновенье их была уже сотня.
– Мария? Мария, бегите в подвал, скорей…
– Что это за люди? – спросила она, увидев всех их.
– В подвал, быстро… – закричал Гриша.
Мария схватила девочку и выбежала вон из комнаты. Гриша закрыл окно и бросился к двери, но дверь перед ним захлопнулась и не поддавалась на попытки открыть её. Внезапно, невидимая сила отбросила его в угол к окну. Он открыл глаза и увидел ту страшную женщину, которую он видел до этого, и которую видела девочка. Её лицо было страшно искажено, глаза чёрные и большие, волосы как солома, кожа рук сморщенная и сухая с чёрными рубцами, ногти длинные и грязные. Она надвигалась на него, он снова предпринял попытку прорваться к двери, но страшная женщина отбросила Гришу в другой угол, ударив сильно о стену. Григорий увидел на полу листочек с молитвой, данный ему схимником, выпавший из кармана. Он взял его и стал читать: «Отче наш, иже еси на небесах, да святится имя Твое, да придёт царствие Твое, да будет воля Твоя, как и на небесах, так и на земли. Хлеб наш насущный дай нам днесь, и остави нам долги наши, яко же и мы их оставляем должникам нашим. И не веди нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко твоё есть царство и сила и воля Отца и Сына и Святага Духа. Аминь».
И напоследок зажмурил глаза, и когда открыл, то её уже не было. Григорий встал и побежал из комнаты, забежал в подвал и заперся изнутри. Повернувшись, он увидел горящую керосинку, но Марии и Насти не было. Они выбежали из дома с чёрного хода, в надежде скрыться от этого места подальше. Но удалось ли им – он сейчас не знал. В дверь стучали и скребли, страх поселился в неверующее до этого момента в ничто подобное сердце, он горячо и с верой молился. Настало утро, страх отступил.
Выйдя из подвала, грязный и сырой Гриша, пошёл прямо в таинственную комнату хозяйки. Взяв в руки топорик, который стоял на кухне, он отправился наверх. Не стал стучать Гриша, исполненный злости пережитого и ярости, и выбил дверь. Что он там увидел, поистине привело его в замешательство. Вся комната старухи была в образах святых, всюду стояли свечные огарки, на полу начерчен круг мелом на защиту. Все стены были исписаны молитвами, а на столике лежал Псалтырь. В углу стояла кровать, убогая с подстилкой из соломы у изголовья, на стене висел крест восьмиконечный православный.
– Прости меня, ради Бога, – упала лицом перед ним старуха. – Прости меня, грешную! Прости, что сразу не сказала, ибо ты случайно забрёл сюда. Не суждено тебе было, а им.
– Что? Кому им, Марии и Насте? – спросил Гриша.
– Да, – ответила рыдавшая старуха.
– Что здесь происходит, и почему им суждено было прийти сюда? – снова задал вопрос Гриша.
– Проклято это место, сынок, – сказала старуха. – Проклято, милый, живу я сорок лет в этом страхе. Вот эти стены хранят меня по Божьему попущению, и смерть щадит по Его велению. Девочка нужна им, кровь невинная, чтобы грехи всех и проклятье снять. Прокляты все люди здесь, они живые, но мёртвые давно. Нечистая сила живёт и правит здесь.
Давно это было, люди ведьму сожгли на костре, да она не ведьма была, а нормальная девушка. Она больна была, ни с кем не зналась и всегда по ночам на погост ходила. Что она там делала, никто не знал, люди суеверные и злые сочли её за колдунью и предали огню. А она отца посещала своего, любил он её очень, и она его. Мать умерла и отец сам растил дочку. Она разговаривала с ним по ночам и ей, видимо, легче от этого было.
Когда же привязали к столбу её, смеялась она, как будто Сатана был в ней, будто боли от огня и жара совсем не чувствовала. Священник наш выбежал в народ и бранил за глупое суеверие их, и за то, что они наделали. Но никто не слушал его, все радовались и гордились, что такое дело сделали, ведьму сожгли. Ударили священника, и тот упал в грязь. Но была сестра у той девушки, она, говорят, с нечистой зналась, они ведь были как две капельки похожи, даже отец их путал. Но она была нелюдима совсем, и как ей шестнадцать годов-то исполнилось, она и пропала. А все думали, что это сестра её, ведьма, убила из-за ревности к отцу. Он-то ей больше внимания уделял. Хорошая жила при отце, а та, что с нечистой зналась, наоборот – в отшельниках жила. Даже отец не знал, что она жива.
И вот, когда все ликовали, из толпы вышла сестра её тёмная, и все стихли как один. А она смотрела на них из под своей чернявой чёлки. И плакала она по сестре, хоть и с тьмой дружила, а сестру любила родственной любовью. А сожжённая скрывала от людей, что знает, где сестра, и никто не знал, что она навещала её иногда и поесть носила.
Тогда достала тёмная сестра из мешочка, висевшего у неё на поясе из конопляной верёвки, пепел какой-то и произнесла проклятье своё на всех и раздула его. И, не разбираясь, всех прокляла (кроме священника и маленькой девочки), потому что все принимали участие в сожжении и ликовании и в сердцах умилялись. Вот так, сынок…
– А что потом случилось с ведьмой? – спросил Гриша.
– Никто не знает, сынок.
– А маленькая девочка – это Вы? – спросил он.
– Догадливый ты, милок… – сказала, зажигая свечи, старуха. – Уходи отсюда скорей.
– Почему она Вас не прокляла, и где священник тот? – спросил Гриша.
– Я не обижала её сестру, я была сиротой, а она часто меня звала к себе, и покормит, и вышивать научит. Я полюбила её как мать, а священник умер давно, – заплакала она. – Каждый год в это время идут дожди, всё как тогда. Уходи, сынок, Бог поможет тебе.
– Я не позволю этим людям, кто бы они ни были, убить невинную девочку, которой ещё семи лет нет, – вознегодовал Гриша. – Я должен найти их, а Вы так и будете жить в страхе этом? Они и Вас хотят убить, потому что Вы любили сестру ведьмы, и она не прокляла Вас? А что будет, когда они сделают, что хотят?
– Я привыкла так жить, и жду, когда Господь призовёт меня, – ответила старуха. – Когда они прольют невинную кровь, здесь всё обратится в прах, люди обретут покой, а деревня сгорит. Ведь деревня сгорела в ту ночь. Я бежала по лесу и к утру прибежала к деревне, плача от ужаса, пережитого мной, но потом поняла, что это та самая деревня, в которой я жила раньше.
– Я не смогу выйти из деревни, я уже пробовал, и Вы это знаете, – ответил Григорий, полный героического отчаяния. – Я найду Марию, и мы уйдём вместе. А Вы, хотите, оставайтесь и живите здесь в страхе. Как мне найти их?
Старуха ничего не ответила, а только заплакала и пошла, готовиться к ночи. Гриша заседлал коня и поскакал на поиски Марии и девочки. Дождь моросил редкими каплями. Смеркалось. Он заехал в лесок на окраине деревушки, покричал Марию, но в ответ лишь шумела листва под небесным барабанщиком. Он заехал глубже, и стало уже совсем темно, но на такой случай он приготовил керосинку.
Слезши с коня, он привязал его под деревом, чтобы дождь как можно меньше попадал на него, зажёг лампу и пошёл дальше. Осторожно пробираясь сквозь сырые сучья, Григорий покричал ещё немного, но безрезультатно. Услышав шум реки, он направился на него, в надежде найти там Марию и Настю, которые, вероятнее всего ищут какой-нибудь способ перебраться. Идя сквозь чащу, он стал подниматься на небольшой бугорок, вдруг под ногами что-то заскрипело и заходило. И с грохотом и шумом Гриша провалился под землю.
Придя в себя от такого падения, он нащупал лампу, которая погасла. Вновь зажегши, он увидел, что это было что-то вроде землянки под завалом земли. Григорий лёг и увидел проход, разгрёб всё и пролез туда.
Там было очень низко, но сухо. Стояло что-то вроде стола, а на нём свечи и книги. Он зажёг свечи, и свет озарил странное подземное логово. В углу, на земляном топчане, покрытом соломой, лежали останки человека. Скелет был сухой, но на нём ещё остались ветхие фрагменты одежды, вероятнее всего, это была женщина. На груди у неё был кулон на серебряной цепочке, а в руке, странным образом уцелевший, мешочек с каким-то содержимым. Всё было покрыто многолетним слоем пыли. У топчана стояли стопы чёрных книг без оформлений и инициалов авторов. Кинжал прекрасной средневековой работы блестел в свечном свете на столе, а в меже, исполненной равномерным квадратом в стене, стояла ваза, с какими-то надписями на языке, понятном только колдунам.
Гриша сразу понял, кто это. Да, это была та самая ведьма, сестра сожжённой, проклявшая деревню и людей быть мёртвыми до скончания веков, и искать жертвы, чтобы искупить грехи и ошибки свои. Этот земляной дом стал ей и гробницей, она умерла в тёмном одиночестве.
Внезапно глаза Гриши остановились на какой-то книжечке карманного размера, которая торчала из под подушки у скелета. Он осторожно взял её и открыл. Первые страницы были чисты, и все остальные тоже. Лишь на последней был странный рисунок, полустёртый и непонятный, и слово «Прощение». Гриша не смог ничего понять и просто положил книжечку в карман сюртука, задул свечи и вышел из этой гробницы, завалив за собой выход, чтобы никто не смог осквернить сон мертвеца. Выходя к реке, он услышал далёкий женский крик. «Мария»: подумал он и быстро, заплетаясь о вереск, пошёл на крик.
На выходе из леса его ждали три человека с оружием в руках. Гриша бросился от них бежать и, споткнувшись, упал. Вставая, опираясь руками в грязь, которая поглощала его руки, он увидел книжечку, которую он взял в подземной гробнице. Она была открыта. Кое-как он встал и, подобрав книгу, оторвался от людей.
Крики Марии были всё ближе и ближе, на них и бежал, задыхаясь и спотыкаясь, Гриша. Он пробежал по улице мимо ветхих околиц и выбежал на небольшой пустырь. Там были все жители деревни, они толпились вокруг высокого столба, что там происходило, Гриша не видел. Он подбежал к сборищу и стал проталкиваться к центру, и, протискиваясь сквозь мёртвые, высохшие, жуткие лица, наткнулся на ужасную картину.
Девочка была привязана к столбу, под ней был расположен хворост, брёвна и солома. Они хотели сжечь невинную девочку. Принести тем самым жертву и освободить свои души от этих проклятых, тёмных оков. Мария была привязана к другому, маленькому столбу. Она плакала и кричала. Всем этим заправляла старая женщина с клюкой. Она ходила и что-то бормотала, как будто заклинание, и указывала этим мёртвым людям, что и как делать.
– Стойте, что вы делаете, – закричал Гриша, завидев приближающегося мужчину с факелом к Насте. – Остановитесь, она же ребёнок. Это убийство невинного дитя только усугубит ваше положение.
– Да что ты об этом знаешь? – сказала мерзким голосом эта женщина, которая управляла всем. – Я знаю о тёмных силах больше любого здесь. Моя мать научила меня всему, что я могу, а она была ведьмой. Эта кровь, обращённая пеплом, смоет наше проклятье и освободит от его оков души этих людей.
– Вы ошибаетесь, – снова сказал Гриша. – Послушайте меня и отпустите их.
– Схватите и убейте его вместе с ними! – гаркнула она, и Гришу тут же схватили и привязали спиной к спине с Марией. – Не лез бы ты сюда. А сейчас ты умрёшь с ними, а мог бы уйти, как всё закончится. Ты мне начал мешать с самого начала, – она подошла к нему и поцарапала щёку длинным чёрным ногтем. – Мы сорок лет хотим вытащить из дома женщину, у которой ты жил, но она слишком умна, а тут ещё ты появился.
– Зачем вы хотели вытащить её? – спросил Гриша.
– Она хранит свою невинность, и её кровь не меньше крови этой малютки могла смыть проклятье ещё много лет назад, – отвечала ведьма, и на глазах у Гриши приняла облик той женщины, у которой он жил. – Зажечь огонь!
Мария забилась в истерике, Гриша тоже пытался вырваться из верёвок, но бесполезно, узлы были крепкими. Люди, подчинявшиеся этой злой ведьме, все вместе произносили какое-то заклинание. Вот старик с факелом подошёл к столбу, где была привязана Настя, и стал уже подносить факел к соломе, как раздался крик. Это была женщина, у которой жил Гриша. Она шла, и все перед ней расступались.
– Отпустите сию девочку и принесите меня в жертву, вот я, – сказала она. – И этих людей тоже отпустите, они здесь случайно.
– Марфа сама явилась на костёр, – сказала ведьма. – Долго мы ждали тебя. Отвяжите его, – она указала на Гришу.
Он упал на сырую грязь и снова увидел книжку, она снова выпала. Гриша пополз к ней и взял. В мерцающем свете факелов он увидел, что его руки были в крови, вероятно, он обо что-то поранился. Коснувшись листа открытой книжечки, он оставил кровавый отпечаток. И вдруг на пустых страницах стали чётко проявляться надписи, как будто кто-то писал их невидимой рукой. Подчерк с умеренным правым наклоном, надписи разборчивы, и он читал их. Там были заклинания, рецепты всяких снадобий, рисунки, которые понять могла только составившая эту книгу. Самое главное, проявился текст перед словом «Прощение». И чёрным по жёлтому было ясно написано о том, что «ни одна кровь, ни одна жертва человеческая и не человеческая не сможет смыть проклятье сие и освободить души проклятые от оков. Никакое зелье и ничего на свете, только лишь Прощение». Дальше было написано, что простить может близкий человек и горе тем, не прощённым, если умрёт этот человек, и будут они вечно прокляты.
– Ну конечно! – крикнул Гриша. – Стойте, стойте. Послушайте, вы должны попросить прощения у этой женщины. Она единственная, кто остался из знавших и любивших девушку, которую вы сожгли. Вопрос лишь в том, сможет ли она простить вас. Просите.
– Не слушайте его, – кричала ведьма. – Поджигайте, поджигайте, если хотите освободиться от проклятия.
Толпа разделилась на две стороны. Половина продолжала произносить заклинание, и старик с факелом уже делал то, что должен, как внезапно другая половина пала на колени перед женщиной. В их лицах она увидела мольбу и сожаление и, заплакав, простила их в сердцах и сказала «я прощаю», хотя и не держала зла ни на кого. Столько лет прожив в страхе, она лишь думала, как дожить свои дни в смирении.
Ведьма билась в истерике, но это было уже не важно и не имело больше влияния на остальных, которые тоже встали на колени.
Вокруг царила неземная тишина, дождь прекратился. Лица и руки людей стали обугливаться медленным огнём. Сначала они не понимали, что происходит, но после поняли, что свободны, и на их мёртвых лицах появились улыбки. Кожа отслаивалась кусочками и отлетала как искорки от костра в ночи. Гриша обернулся назад, дома точно так же расщеплялись на миллионы светлячков, которые подхватывал, взявшийся ниоткуда ветер. Ветер разносил прах обуглившихся по земле, на многие мили. Книга вспыхнула огнём в руках Гриши и сгорела совсем без следа, ни уголька не осталось от неё.
Отвязав Марию и Настю, он подошёл к старухе и обнял её.
– Нам пора уходить отсюда, – сказал он, – хотите пойти с нами?
– Нет, сынок, мне идти некуда, – ответила она с искренней улыбкой. – Здесь я родилась, здесь и помру, а вы идите. И спасибо вам, без вас я бы жила в страхе и по сей день. Храни вас Бог! Мне осталось немного, чувствую, скоро призовёт меня Он. За меня не беспокойтесь, ну, ступайте с миром.
Они направились по дороге к реке, угли летали вокруг них, и вскоре за их спинами остался лишь пустырь. Дома исчезли, как будто их и не было никогда. Горизонт уже светился тонкой полоской света, тучи разошлись, а навстречу им шёл, со стороны восхода, человек с лошадью. Встретившись с ним, Гриша узнал в нём того самого схимника.
– Не хорошо это, сынок, коня-то бросать в лесу одного, да ещё и привязанного, – промолвил схимник. – А конь добрый, мы с ним поговорили по душам дорогой. Да, добрый конь, добрый, а вот сахарок-то я забыл. Ну, ничего, он простит. Ты, Мария, к мужу-то не вертайся, а то снова терпеть побои и оскорбления будешь. Иди, дочь, вон той стежкой, там найдёшь остров свой, там ждут тебя в монастыре, ступай и не оглядывайся.
– Вы что, знаете его? – спросил Гриша Машу, но она лишь пожала в недоумении плечами. – Откуда он Вас знает? И почему Вы молчали, что бежите от мужа? – недоумевал Гриша.
– А Вы сами догадаться не могли, – ответила Мария. – Откуда ещё появляются такие синяки на теле женщины.
– Ну, ступайте, девочки, – снова заговорил монах. – А нам с тобой ещё нужно многое успеть.
– Скажите, Вы всё это знали? – спросил Гриша монаха, когда они шли по дороге.
– А что именно? – переспросил монах.
– То, что так будет.
– Не понимаю, о чём ты, – говорил монах. – Я просто гулял у реки и увидел знакомого коня.
– Ну, да, конечно, а как Вы через реку перебрались? – не верил Гриша.
– По мосту, – ответил спокойно схимник.
– Ну, конечно, а я-то и не догадался, ведь я ночью проездил весь берег этой реки, – кривлялся Гриша.
– Всё ещё не веришь, Гриша? Ты ведь однажды уже не послушался меня, и что из этого вышло. Ты прельстился лёгким путём. Не ищи лёгких путей в жизни. Не ходи через широкие ворота, а теснись всегда в узкую дверь. Сложный путь надёжней, – к нему на плечо внезапно сел ворон.
– Монах с вороном? – спросил Гриша.
– Да, а что? Ты знаешь, что пророка Илию кормил ворон, когда тот прятался от гнева Иезавель.
Они пришли к схимнику в домик и говорили по душам. Гриша собрался ехать, но старик задержал его, сказав, что он покинет этот дом, но не сейчас. Через два дня Гриша понял, зачем он его задержал. Старик умер ночью с молитвой на устах, он догорел, как свеча.
Гриша приготовил тело его к погребению, одел его в приготовленную им самим схиму и положил тело в чёрный гроб. Гриша зажёг лампаду, висевшую на кресте, которая как-то потухла, а потом, через некоторое время, зажглась сама. Так монах дал знать о себе из вечности, и что жизнь после смерти тела не прекращается.
Лампада горит всегда, лампада, которая зовёт нас и освещает путь туда, где сияет правда вечная и Бог всяческая и во всех.
2008 год.