Пролог Притворяться
Конечно, паршенди захотели играть на своих барабанах.
Конечно, Гавилар им разрешил.
И конечно, он не подумал предупредить Навани.
– Вы видели размеры этих инструментов? – спросила Маратхэм, проводя руками по своим черным волосам. – Куда их поместить? Мы и так уже на пределе, после того как ваш супруг пригласил всех иностранных сановников. Мы не можем…
– Мы рассадим избранных в верхнем зале для торжеств, – сказала Навани, сохраняя внешнее спокойствие, – и поставим барабаны там, возле королевского стола.
Все остальные на кухне были близки к панике: помощники поваров носились туда-сюда, кастрюли гремели, спрены предчувствия колыхались над полом, как знамена. Гавилар пригласил не только великих князей, но и их родственников. И всех до одного великих лордов в городе. И он хотел двойной Пир нищих. А теперь… барабаны?
– Мы уже заставили всех работать в нижнем пиршественном зале! – воскликнула Маратхэм. – У меня нет столько людей, чтобы устроить…
– Сегодня ночью вокруг дворца слоняется вдвое больше солдат, чем обычно, – сказала Навани. – Мы попросим их помочь тебе со всем разобраться.
Выставить дополнительную охрану, продемонстрировать силу? В этом смысле на Гавилара всегда можно было положиться.
Для всего остального у него была Навани.
– Да, это может сработать, – согласилась Маратхэм. – Будет славно заставить этих грубиянов потрудиться, а то они только под ногами путаются. Значит, у нас два главных пира? Ладно. Дышим глубже.
Невысокая дворцовая распорядительница поспешно удалилась, едва не налетев на поваренка с большой миской дымящихся моллюсков.
Навани отступила в сторону, пропуская будущего повара. Юноша благодарно кивнул; слуги уже давно перестали нервничать, когда она появлялась на кухне. Навани ясно дала им понять, что если работаешь честно и усердно, то можешь никого не бояться.
Несмотря на скрытое напряжение, они, казалось, хорошо держали себя в руках – хотя раньше все перепугались, обнаружив червей в трех бочках с зерном. К счастью, Навани удалось выцарапать у светлорда Амарама припасы, сделанные для его людей. Прямо сейчас при помощи поваров, позаимствованных в монастыре, они и впрямь могли бы накормить всех гостей Гавилара.
«Нужно будет дать указания, как распределить приглашенных по пиршественным залам», – подумала Навани, выскальзывая из кухни в дворцовый сад. И надо оставить в обоих немного свободных мест. Как знать, сколько народу явится без приглашения?
Через сад Навани прошла к боковым дверям дворца. Здесь она будет меньше путаться под ногами, и ей не придется уворачиваться от слуг. На ходу она огляделась, чтобы убедиться, что все фонари на месте. Хотя солнце еще не село, она хотела, чтобы дворец Холинара ярко сиял сегодня вечером.
Так, стоп. Неужели это Эсудан – ее невестка, жена Элокара, – стоит возле фонтанов, болтая с двумя пожилыми ревнителями? Она должна встречать гостей внутри. Длинные волосы Эсудан были собраны в пучок и украшены самосветами всех оттенков. Такая пестрота смотрелась вычурно – Навани предпочитала несколько простых камней одного оттенка, – но действительно выделяла стройную Эсудан.
Бури яркие и дерзкие… это же Рушур Крис, художник и мастер-артефабр. Когда он приехал? Кто его пригласил? Он держал в руках коробочку с нарисованным на ней цветком. Может быть, это… один из его новых фабриалей?
Навани почувствовала, что ее тянет к этой группе, и прочие мысли вылетели из головы. Как он сделал нагревательный фабриаль, заставляя температуру меняться? Она видела рисунки, но поговорить с самим мастером…
Увидев Навани, Эсудан широко улыбнулась. Радость ее казалась неподдельной, что было необычно – по крайней мере, по адресу Навани. Она старалась не воспринимать неприязнь Эсудан к ней как личное оскорбление; всякая невестка опасается свекрови, это дело обычное. Особенно если девушка не может похвалиться никакими талантами.
Навани улыбнулась в ответ и хотела вступить в разговор, надеясь получше рассмотреть коробочку, но Эсудан взяла ее за руку:
– Мама! Я совершенно забыла о нашей встрече. Я иногда такая легкомысленная! Мне ужасно жаль, ревнитель Крис, но я вынуждена покинуть вас.
С нешуточной силой Эсудан потянула Навани через сад, назад к кухне.
– Спасибо Келеку, что вы появились, мама. Этот человек – самый ужасный зануда в целом мире.
– Зануда? – переспросила Навани, через плечо оглянувшись на ревнителя. – Он говорил о…
– Самосветах. И опять о самосветах. А также о спренах, о ящиках со спренами и бурях! Ну понимать же надо. Я встречаюсь с важными людьми. Жены великих князей, лучшие военачальники страны – все явились поглазеть на диких паршунов. И тут я застреваю в саду, втянутая в разговор с ревнителем? Да будет вам известно, что ваш сын меня там бросил. Когда я его найду…
Навани высвободилась из хватки Эсудан.
– Кто-то должен развлекать этих ревнителей. Почему они здесь?
– Не спрашивайте меня, – отрезала Эсудан. – Гавилару они для чего-то понадобились, но он заставил Элокара развлекать их. Невежливо – вот как это называется. Честное слово!
Гавилар пригласил одного из самых известных в мире артефабров посетить Холинар и не потрудился сказать об этом Навани? В душе ее всколыхнулась ярость, которую женщина тщательно скрывала и держала взаперти. Шквал бы его побрал! Как… как он мог…
Спрены гнева начали собираться у ее ног в виде лужицы кипящей крови. «Успокойся, Навани», – одернула она сама себя. Может быть, он собирается преподнести ревнителей в подарок. Усилием воли она прогнала гнев.
– Светлость! – позвали из кухни. – Светлость Навани! О, пожалуйста! У нас проблема.
– Эсудан, – сказала Навани, не сводя глаз с ревнителя, который побрел к монастырю. – Не могла бы ты помочь на кухне? Мне бы хотелось…
Но Эсудан уже спешила к другой группе в саду, в которой присутствовало несколько великих лордов-генералов. Навани глубоко вздохнула и подавила очередной приступ разочарования. Эсудан утверждала, что заботится о приличиях и манерах, но собиралась вмешаться в разговор мужчин, не имея при себе мужа, чье присутствие хоть отчасти оправдало бы такое поведение.
– Светлость! – снова позвал повар, помахав ей рукой.
Навани бросила последний взгляд на ревнителя, затем стиснула зубы и поспешила на кухню, стараясь не зацепиться юбкой за декоративный сланцекорник.
– А теперь что случилось?
– Вина не хватает. У нас нет ни «Клавенды», ни «Рубиновой скамьи».
– Как? – изумилась она. – У нас же есть запасы…
Они с поваром посмотрели друг на друга: ответ был очевиден. Далинар снова нашел их винный погреб. Он стал почти виртуозом в деле тайного опустошения бочек, чтобы угощаться вместе с друзьями. Если бы он хоть половину этого усердия направил на нужды королевства!
– Еще есть моя личная коллекция. – Навани достала из кармана записную книжку и сжала ее защищенной рукой через ткань рукава, чтобы написать записку. – Я храню ее в монастыре, под присмотром сестры Таланы. Покажи ей это, и она тебя пропустит.
– Благодарю, светлость. – повар взял записку.
Но не успел он выйти за дверь, как Навани заметила управляющего дворцом – седобородого мужчину с бесчисленными кольцами на пальцах. Нервно теребя кольца на левой руке, он топтался на лестнице, ведущей во дворец. Похоже, опять проблемы!
– Что случилось? – спросила Навани, решительно направляясь к нему.
– Прибыл великий лорд Райн Хатам и просит аудиенции у короля. Вы помните, его величество обещал поговорить с Райном сегодня вечером о…
– О пограничном споре и неправильно нарисованных картах, да, – вздохнула Навани. – А где же мой супруг?
– Неясно, светлость. В последний раз его видели с светлордом Амарамом и некоторыми из этих… необычных личностей.
Так дворцовый персонал называл новых друзей Гавилара – тех, кто появлялся без предупреждения или объявления и редко называл свои имена.
Навани стиснула зубы, прикидывая, куда мог скрыться Гавилар. Он рассердится, если она ему помешает. Ну и хорошо. Ему следовало бы позаботиться о своих гостях, а не полагать, что она справится со всем и со всеми.
К сожалению, в данный момент она… ну, ей придется справиться со всем и всеми.
Она позволила встревоженному управляющему проводить ее до парадного входа, где гостей развлекали музыкой, напитками и поэзией, пока готовился пир. Некоторых старшие слуги повели поглядеть на паршенди – истинную новинку этой ночи. Не каждый день король Алеткара подписывает договор с группой таинственных паршунов, которые умеют говорить.
Она извинилась перед великим лордом Райном за отсутствие Гавилара: может быть, она сама посмотрит карты? После этого ее остановила вереница нетерпеливых мужчин и женщин, которых привело во дворец обещание аудиенции у короля.
Навани заверила светлоглазых, что их заботы были услышаны. Пообещала разобраться с несправедливостью. Успокоила смятенные чувства тех, кто думал, что личное приглашение от короля означает, что они действительно увидят его, – редкая привилегия в эти дни, если только вы не из числа «необычных личностей».
Гости, конечно, все еще прибывали. Этих не было в обновленном списке, который раздраженный Гавилар предоставил ей ранее в тот же день.
Золотые ключи Вев! Навани заставила себя сделать приветливое лицо. Она улыбалась, смеялась, махала рукой. Тайком сверяясь со своим блокнотом, спрашивала о семьях, новорожденных и любимых рубигончих. Интересовалась их торговыми делами, делала заметки о том, кто из светлоглазых кого избегает. Короче говоря, вела себя как королева.
Это занятие очень выматывало, оставляя без душевных сил, но таков ее долг. Возможно, когда-нибудь она сможет проводить свои дни, возясь с фабриалями и притворяясь ученой. Сегодня она выполнит свою работу, пусть и чувствуя себя самозванкой в глубине души. При всей древности своего происхождения Навани не могла заставить замолчать внутренний голос, с тревогой шептавший, что на самом деле она всего лишь провинциалка из захолустья, одетая в чужое платье.
В последнее время неуверенность усилилась. Спокойно. Спокойно. Здесь не место для подобных размышлений. Навани обошла комнату, с удовольствием отметив, что Эсудан нашла Элокара и в кои-то веки беседует с ним, а не с посторонними мужчинами. Элокар действительно выглядел счастливым, руководя началом празднества в отсутствие отца. Адолин и Ренарин тоже были поблизости, одетые в строгие мундиры, – первый очаровывал стайку молодых женщин, второй рядом с братом казался неуклюжим и неловким.
И… там был Далинар. Стоял, выпрямившись во весь рост. Почему-то он был выше любого мужчины в комнате. Он еще не опьянел, и люди кружили близ него, как у костра в холодную ночь, – нуждаясь в тепле, но боясь обжечься. Эти его затравленные глаза, пылающие страстью…
Бури полыхающие! Навани извинилась и быстро поднялась по ступенькам туда, где ей не будет так жарко. Удалиться было плохой идеей; короля нет, и если королева тоже исчезнет, возникнут вопросы. Но пусть уж какое-то время они все потерпят без нее. Кроме того, здесь, наверху, она могла бы проверить одно из укрытий Гавилара.
Пробираясь через похожие на темницы коридоры, она разминулась с паршенди: они несли свои барабаны и переговаривались на непонятном языке. Почему в этом месте нельзя добавить естественного света, сделать еще хоть пару окон? Она говорила об этом с Гавиларом, но ему нравилось как есть. Так у него больше мест, чтобы спрятаться.
«Здесь, – подумала она, останавливаясь на перекрестке. – Голоса».
– То, что я могу возить их с Брейза и обратно, ничего не значит, – сказал один. – Это слишком близко, какое уж тут расстояние!
– Всего несколько лет назад такое было невозможно, – произнес глубокий, мощный голос. Гавилар здесь! – Это доказательство. Связь не разрывается, и ящик позволяет путешествовать. Пока не так далеко, как вам хотелось бы, но надо же с чего-то начинать.
Навани выглянула из-за угла. Дверь в конце короткого коридора впереди была приоткрыта, пропуская голоса наружу. Да, Гавилар устроил встречу именно там, где она и ожидала: в ее кабинете. Это была уютная комнатка с красивым окном, спрятанная в углу второго этажа. Сама она редко бывала в кабинете, но люди вряд ли стали бы искать там Гавилара.
Она медленно приблизилась и заглянула в приоткрытую дверь. Гавилар Холин был достаточно велик, чтобы заполнить собой всю комнату. Он носил бороду, но та придавала ему вид не столько старомодный, сколько классический. Он был словно ожившая картина, воплощение старого Алеткара. Некоторые думали, что он может стать законодателем моды, но мало кому подобный стиль был бы к лицу.
Кроме того, вокруг Гавилара все… искажалось. Ничего сверхъестественного или бессмысленного. Просто… ну, кто угодно признал бы, что Гавилар может поступать как вздумается, вопреки любой традиции или логике. Для него это сработает. Так было всегда.
Король разговаривал с двумя мужчинами, которых Навани вроде бы уже видела. Высокий макабаки с родимым пятном на щеке и воринец ниже ростом, с круглым лицом и маленьким носом. Их называли послами с Запада, не уточняя, от какого же королевства они посланы.
Макабаки с каменной физиономией прислонился к книжному шкафу, скрестив руки на груди. Воринец ломал руки, напоминая Навани дворцового управляющего, хотя этот человек казался намного моложе. Лет двадцать пять? Может, тридцать с небольшим? Нет, он мог быть и старше.
На столе между Гавиларом и мужчинами лежала горстка сфер и самосветов. При виде их у Навани перехватило дыхание. Они были распределены по цветам и яркости, но некоторые казались странными: светились обратным светом, как будто были маленькими ямами фиолетовой тьмы, впитывающими цвет вокруг себя.
Она никогда не видела ничего подобного раньше, но самосветы со спренами, запертыми внутри, могли иметь самые разные причудливые проявления и эффекты. Эти… наверное, они предназначены для фабриалей. Что общего у Гавилара со сферами, странным светом и выдающимися артефабрами? Почему он никогда с ней об этом не говорил?
Гавилар внезапно выпрямился и посмотрел в сторону двери, хотя Навани не издала ни звука. Их взгляды встретились. Она толкнула дверь, как будто собиралась войти. Она не шпионила, она была королевой, хозяйкой этого дворца. Она могла войти куда хотела, особенно в свой кабинет.
– Супруг мой, – сказала она. – Гости скучают без тебя. Ты, кажется, потерял счет времени.
– Господа, – обратился Гавилар к послам, – я должен извиниться.
Нервный воринец провел рукой по своим жидким волосам:
– Гавилар, я хочу побольше узнать о проекте. Кроме того, ты должен знать, что сегодня здесь еще кое-кто из нас. Я успел заметить следы ее пребывания.
– У меня скоро встреча с Меридасом и остальными, – сказал Гавилар. – Они мне еще кое-что расскажут, и сможем поговорить снова.
– Нет, – резко ответил макабаки. – Сомневаюсь, что мы это сделаем.
– Это еще не все, Нейл! – возразил воринец, хотя и последовал за своим другом, когда тот вышел. – Это очень важно! Я хочу уйти. Это единственный способ…
– Что это было? – спросила Навани, когда Гавилар закрыл дверь. – Это не послы. Кто они на самом деле?
Не отвечая, Гавилар принялся неторопливо собирать сферы со стола и складывать в мешочек.
Навани бросилась вперед и схватила одну.
– Что это? Откуда ты взял сферы, которые вот так светятся? Это как-то связано с теми артефабрами, которых ты пригласил?
Она посмотрела на него, ожидая какого-то ответа, какого-то объяснения.
Вместо этого он протянул руку за ее сферой:
– Это тебя не касается, Навани. Возвращайся на пир.
Она сжала сферу в кулаке:
– Чтобы продолжать прикрывать тебя? Ты обещал великому лорду Райну, что будешь посредником в его споре именно сегодня? Знаешь, сколько людей тебя ждет? И ты сказал, что до начала пира должен принять участие еще в одном совещании? Собираешься просто проигнорировать наших гостей?
– Знаешь ли ты, женщина, – тихо проговорил он, – как я устал от твоих постоянных вопросов?
– Тогда попробуй ответить разок-другой. Это был бы новый опыт – обращаться с женой как с человеком, а не как с машиной, созданной для подсчета дней недели.
Он взмахнул рукой, требуя сферу.
Навани инстинктивно крепче сжала ее.
– Почему? Почему ты продолжаешь отгораживаться от меня? Умоляю, скажи.
– Я имею дело с секретами, с которыми ты не справишься, Навани. Если бы ты знала масштабы того, что я затеял…
Она нахмурилась. Масштабы чего? Он уже завоевал Алеткар. Объединил великих князей. Неужели речь о том, что он обратил свой взор к Ничейным холмам? Несомненно, заселение клочка дикой пустоши, где обитает всего лишь странное племя паршунов, не идет ни в какое сравнение с тем, чего он уже достиг.
Он взял ее за руку, разжал пальцы и вынул сферу. Она не сопротивлялась – это было бы уже опасно. Он никогда не применял к ней силу, но еще в его арсенале имелись замечания. Угрозы.
Гавилар взял странную, приковывающую внимание сферу и спрятал в мешочек вместе с остальными. Туго затянул завязки, словно подводя конец спору, затем сунул кошель в карман.
– Ты наказываешь меня? – спросила Навани. – Ты же знаешь, как я люблю фабриали. Ты специально дразнишь меня, потому что знаешь, что это будет больно.
– Возможно, ты научишься думать, прежде чем говорить, Навани. Возможно, ты узнаешь опасную цену слухов.
«Опять?..»
– Гавилар, ничего не было.
– Думаешь, меня это волнует? Или, по-твоему, это волнует придворных? Для них ложь ничем не хуже истины.
Навани поняла: это правда. Гавилару было все равно, изменяла ли она ему, – а она не изменяла. Но то, что она сказала, породило слухи, которые трудно было остановить.
Гавилара заботило только его наследие. Он хотел, чтобы его запомнили как великого короля, великого вождя. Это стремление всегда подталкивало его, но в последнее время переросло во что-то другое. Он все спрашивал: запомнят ли его как величайшего короля Алеткара? Мог ли он соперничать со своими предками, такими людьми, как Солнцетворец?
Если королевский двор решит, что он не справляется с собственной женой, разве это не запятнает его наследия? Что толку в королевстве, если Гавилар знает, что жена тайно любит его брата? Эти мысли были все равно что досадный скол в мраморе его монумента на самом видном месте.
– Поговори со своей дочерью, – сказал Гавилар, поворачиваясь к двери. – Кажется, мне удалось успокоить гордость Амарама. Он может принять ее снова, а то ведь ее время истекает. Мало кто из других претендентов обратит на нее внимание; мне, вероятно, придется отдать половину королевской казны, чтобы избавиться от девчонки, если она снова откажет Меридасу.
– Вот сам с ней и говори, – фыркнула Навани. – Если то, чего ты добиваешься, так важно, стоит в кои-то веки сделать это самому. Кроме того, я не люблю Амарама. Ясна заслуживает лучшего.
Он замер, потом оглянулся и проговорил медленно и тихо:
– Ясна выйдет замуж за Амарама, как я ей велел. Она отбросит эту мечту прославиться, отрицая церковь. Ее высокомерие пятнает репутацию всей семьи.
Навани шагнула вперед, и ее голос стал таким же холодным, как и его.
– Ты понимаешь, что девочка все еще любит тебя, Гавилар? Они все тебя любят. Элокар, Далинар, мальчики… они поклоняются тебе. Уверен, что хочешь открыть им, кто ты на самом деле? Они – твое истинное наследие. Относись к ним с осторожностью. От них зависит, каким тебя запомнят люди.
– Меня запомнят великим, Навани. Никакие усилия посредственностей вроде Далинара или моего сына не сумеют этому помешать. И лично я подозреваю, что для Элокара слово «посредственность» – это комплимент.
– А как же я? Я могла бы написать твою историю. Твое жизнеописание. Что бы ты ни сделал, чего бы ты ни достиг… это эфемерно, Гавилар. Для будущих поколений чей бы то ни было образ создают слова на странице. Ты отвергаешь меня, но я держу в руках то, что тебе дороже всего. Толкни меня слишком сильно – и я сожму кулаки.
Он не ответил. Ни криков, ни ярости, но холодная пустота в его глазах могла поглотить королевства и оставить только черноту. Он поднял руку к ее подбородку и нежно обхватил его – это была насмешка над былыми знаками любви.
Она оказалась больнее пощечины.
– Знаешь, Навани, почему я не впутываю тебя в это? – мягко спросил он. – По-твоему, ты сможешь принять правду?
– Попробуй хоть раз. Это было бы живительно.
– Ты недостойна этого, Навани. Называешь себя ученой, но где же твои открытия? Ты изучаешь свет, но сама – его противоположность. Вещь, которая уничтожает свет. Ты проводишь время, барахтаясь в кухонных отбросах и размышляя о том, распознает ли какой-нибудь ничтожный светлоглазый правильные линии на карте. Великий человек так не поступает. Ты не ученая. Тебе просто нравится быть рядом с ними. Ты не артефабр. Ты всего лишь женщина, которая любит безделушки. У тебя нет собственной славы, достижений или способностей. Все, что отличает тебя от остальных, пришло от кого-то другого. У тебя нет власти – ты просто любишь выходить замуж за мужчин, у которых она есть.
– Да как ты смеешь…
– Отрицай это, Навани, – отрезал он. – Отрицай, что любила одного брата, но вышла замуж за другого. Ты притворялась, что обожаешь человека, которого ненавидела, – и все, поскольку знала, что он станет королем.
Она отпрянула от него, вырываясь из его хватки и отворачиваясь. Зажмурилась и почувствовала слезы на щеках. Это было сложнее, чем он предполагал: она любила их обоих, но сосредоточенность Далинара ее страшила. Она выбрала Гавилара, надеясь, что жизнь с ним будет спокойнее.
Но в обвинениях Гавилара была доля правды. Она могла бы солгать себе и сказать, что всерьез думала о Далинаре, но все они знали, что в конце концов она выберет Гавилара. Так она и поступила. Из них двоих он был более влиятельным.
– Ты отправилась туда, где больше денег и власти, – продолжил Гавилар. – Как заурядная шлюха. Пиши обо мне все, что хочешь. Говори, кричи, провозглашай. Я переживу твои обвинения, и мое наследие сохранится. Я открыл вход в царство богов и легенд; и как только я присоединюсь к ним, мое владычество станет вечным. Ему никогда не будет конца.
Затем он вышел, с тихим щелчком закрыв за собой дверь. Даже в пылу спора он контролировал ситуацию.
Дрожа, Навани на ощупь добралась до кресла у стола, где бурлили спрены гнева. Спрены стыда порхали вокруг нее, как белые и красные лепестки.
Ярость заставила ее задрожать. Ярость на него. На себя – за то, что не дала сдачи. На мир – потому что она знала: он сказал правду, по крайней мере отчасти.
«Нет, не позволяй его лжи стать твоей правдой. Борись с ней».
Стиснув зубы, она открыла глаза и начала рыться в столе в поисках масляной краски и бумаги.
Она начала рисовать, с каллиграфической точностью проводя каждую линию. Гордость, словно в доказательство его правоты, заставляла ее быть дотошной и безупречной. Эти действия обычно успокаивали. То, как аккуратные, упорядоченные линии превращались в слова; то, как краска и бумага обретали смысл.
В конце концов у Навани получился один из лучших охранных глифов, которые она когда-либо создавала. Он содержал три простых символа: «смерть», «дар», «смерть». Она нарисовала каждый в форме башни Гавилара или геральдического меча.
Рукотворная молитва быстро сгорела в пламени лампы, ярко полыхая. И как только это произошло, ее душевный подъем сменился стыдом. Что она делает? Молится о смерти мужа? Спрены стыда нагрянули с новой силой.
Как до этого дошло? Их ссоры становились все отвратительнее. Мужчина, с которым Навани сталкивалась в последнее время, не был ее Гавиларом. Он вел себя иначе, когда разговаривал с Далинаром, Садеасом или даже с Ясной.
Гавилар был выше подобного. Она подозревала, что и ему это известно. Завтра она получит цветы. Никаких извинений в придачу, но какой-нибудь подарок – обычно это был браслет.
Да, он знал, что должен стремиться к лучшему. Но… каким-то образом она пробуждала в нем чудовище. А он каким-то образом пробуждал в ней слабость. Она хлопнула защищенной рукой по столу, другой рукой потирая лоб.
Бури. Казалось, не так давно они сидели и обсуждали королевство, которое им предстояло создать. Теперь ни один разговор не обходился без того, чтобы схватиться за самые острые ножи и вонзить прямо в самые больные места с точностью, приобретенной только благодаря давнему знакомству.
С усилием она взяла себя в руки, поправила макияж, пригладила волосы. Может быть, Гавилар и прав насчет нее, но сам-то он всего лишь головорез из глухомани, чересчур удачливый и наделенный способностью дурить хороших людей, заставляя следовать за ним.
Если такой человек мог притворяться королем, то она могла притворяться королевой. Во всяком случае, у них было королевство.
Хоть кто-то должен попытаться им править.
Об убийстве Навани ничего не слышала, пока оно не свершилось.
На пиру они, словно образцовая королевская пара, возглавляли каждый свою трапезу и друг с другом общались сердечно. Потом Гавилар ушел, сбежал под первым попавшимся предлогом. По крайней мере, он дождался окончания ужина.
Навани отправилась попрощаться с гостями. Намекнула, что у Гавилара не было намерения кого-то оскорбить, он просто устал от длительных разъездов. Да, она уверена, что скоро он устроит аудиенцию. Они с удовольствием приедут, как только пройдет следующая буря…
Это продолжалось до тех пор, пока ей не стало казаться, что от улыбок лицо вот-вот пойдет трещинами. Она вздохнула с облегчением, когда за ней прибежала посыльная, и отошла от уходящих гостей, ожидая услышать, что разбилась дорогая ваза или что Далинар храпит за своим столом.
Вместо этого посыльная привела Навани к дворцовому управляющему. Лицо старика было искажено горем, глаза покраснели, а руки тряслись. Он потянулся к ней и взял за руку – словно для устойчивости. Слезы текли по его лицу, застревая в клочковатой бороде.
При виде столь бурных чувств она осознала, что редко думает о нем как о человеке – даже не всегда помнит, как его зовут. Для нее он был просто частью дворцовой обстановки, почти как статуи перед входом. Почти тем же, чем сама она была для Гавилара.
– Герех, – сказала она, смущенно беря его за руку. – Что случилось? Вы хорошо себя чувствуете? Мы слишком вас заездили…
– Король, – выдавил старик. – О светлость, они забрали нашего короля! Эти паршуны. Эти варвары. Эти… эти чудовища.
Навани сразу же заподозрила, что Гавилар нашел какой-то способ сбежать из дворца и все решили, что его похитили. «Ну что за человек!» – подумала она, представляя его в городе с теми необычными посетителями, обсуждающим секреты в темной комнате.
Герех крепче прижал ее руку к себе.
– Светлость, они убили его. Король Гавилар мертв.
– Не может быть, – сказала она. – Он самый могущественный человек в стране, а то и во всем мире. Окруженный осколочниками. Ты ошибаешься, Герех. Он…
«Он вынослив, как буря», – хотела она сказать. Но, конечно, это было не так – он просто хотел, чтобы люди так думали. «Моему владычеству никогда не будет конца…» Когда он говорил такие вещи, ему трудно было не верить.
Лишь увидев труп, Навани осознала правду – та начала просачиваться в сознание, одевая холодом, как зимний дождь. Тело Гавилара, изломанное и окровавленное, лежало на столе в кладовке; охранники отталкивали испуганных слуг, когда те просили объяснений.
Навани стояла над мертвым мужем. Даже видя его с кровью в бороде, в разбитом осколочном доспехе, бездыханным и с зияющими ранами на теле… даже теперь она задавалась вопросом: не уловка ли это? То, что лежало перед ней, было невероятно. Гавилар Холин не мог просто взять и умереть, как обычный человек.
Она попросила показать обрушившийся балкон, где Гавилар был найден без признаков жизни после падения. Они сказали, что Ясна все видела. Обычно невозмутимая, девушка сидела в углу, сжатой в кулак защищенной рукой закрывая рот, и плакала.
Только тогда вокруг Навани начали появляться спрены потрясения, похожие на треугольники изломанного света. Только тогда она поверила.
Гавилар Холин мертв.
Садеас отвел Навани в сторону и с искренней печалью объяснил свою роль в этих событиях. Она слушала, оцепенело и отрешенно. Она была так занята, что даже не заметила, что большинство паршенди тайно покинули дворец – бежали в темноту за мгновение до того, как их приспешник напал. Их вожди остались, чтобы прикрыть отступление.
Словно в трансе, Навани вернулась в кладовую, к хладным останкам Гавилара Холина. Его бесполезному телу. Судя по взглядам слуг и лекарей, они ожидали от нее проявлений горя. Возможно, рыданий. Конечно, в комнате толпами появлялись спрены боли, даже несколько редких спренов страданий, похожих на растущие из стен зубы.
Она чувствовала что-то похожее на эти эмоции. Печаль? Нет, не совсем. Сожаление. Если он действительно мертв, тогда… выходит, это конец. Их последний настоящий разговор оказался очередной ссорой. Пути назад не было. Раньше она всегда говорила себе, что они помирятся. Что они проберутся сквозь тернии и найдут обратную дорогу к тому, что было. Если не к любви, то хотя бы к спокойствию.
Теперь этого никогда не будет. Все кончено. Он мертв, она вдова, и… вот буря, она же молилась об этом! Осознание пронзило Навани. Она надеялась, что Всемогущий не прислушался к глупым мольбам, написанным в минуту ярости. В тот миг она возненавидела Гавилара, но на самом деле не хотела его смерти. Ведь так?
Нет. Нет, все должно было закончиться совсем иначе. И тогда она почувствовала еще кое-что. Жалость.
Труп Гавилара Холина, лежащий на столе в луже крови, казался непревзойденным оскорблением в адрес его грандиозных планов. Он думал, что вечен, не так ли? Он жаждал воплотить в жизнь какую-то великую мечту, слишком важную, чтобы поделиться ею с Навани? Что ж, Отец Бурь и Мать Мира равнодушны к желаниям людей, какими бы грандиозными те ни были.
Чего она не чувствовала, так это горя. Его смерть была важным событием, но для нее она ничего не значила. Важным казалось одно: теперь ее дети никогда не узнают, кем он стал.
«Я не пойду на низость, Гавилар, – подумала она, закрывая глаза. – Во имя того, кем ты когда-то был, я позволю миру остаться в заблуждении. Ты получишь свое наследие».
Потом она застыла. Его осколочный доспех – точнее, доспех, который был на нем, – сломался около пояса. Она сунула пальцы в его карман и коснулась свиной кожи. Вытащила знакомый мешочек со сферами, но обнаружила, что тот пуст.
Бури! Куда он их положил?
Кто-то в комнате кашлянул, и Навани вдруг осознала, как это выглядит со стороны: она роется в его карманах. Навани вынула сферы из волос, положила их в мешочек, затем сунула ему в ладонь, потом коснулась лбом его сломанного нагрудника. Пусть решат, что она возвращает ему дары, и ее свет в символическом смысле становится его светом в смерти.
Затем, чувствуя его кровь на своем лице, она встала и сделала вид, что взяла себя в руки. Несколько часов после этого, сражаясь с хаосом, в который погрузился перевернутый вверх дном город, она беспокоилась, что приобретет репутацию бессердечной. Вместо этого люди, казалось, находили ее стойкость утешительной.
Короля больше нет, но осталось королевство. Гавилар покинул этот мир так же, как жил в нем: устроив грандиозную драму и предоставив Навани собирать черепки.