Только что они собирались идти обратно, на запад, Аким хотел идти в том направлении хотя бы до темноты. Но как только он смог поднять голову над верхушкой бархана, он увидал двух даргов. Ему пришлось увеличить зум камер до максимума, чтобы понять, что это пустынные дикари. Они были почти в тысяче метров от него, стояли на бархане спиной к нему, смотрели на север. Их легко было узнать, они не носили одежды, и их кожа была темной, почти чёрной.
– Видишь? – Спросил Саблин у пулеметчика, когда тот лёг на песок рядом с ним.
– Вот паскуды, а, – сказал Саша, приглядываясь к фигурам, он был озадачен, дарги стояли почти на западе от них, как раз там, куда они собирались идти. – И что теперь будем делать?
Аким думал, а Сашка продолжал:
– Ты глянь, а, стоят во все красе, не прячутся даже, жаль, степняков тут нет. Или снайпера.
Да, степных казаков тут не было, не было ни хороших квадроциклов с ёмкими аккумуляторами, ни быстрых дронов с мощной оптикой. А по-другому с дикарями в барханах совладать не просто.
– Ну, так что делать будем? – Донимал Акима пулемётчик.
Прежде, чем Аким успел ответить, дарги спрыгнули с бархана и исчезли.
– К реке пойдём, – сказал Саблин и скатился с бархана.
– К реке? – Удивлялся Каштенков, скатываясь за ним. – А может, назад двинем? На запад.
– Найдут следы – догонят. Не хочу я с ними в степи воевать, шансов мало будет. Не будем знать, откуда ждать выстрела. А у реки всегда тыл будет, по воде эти заразы ещё не бегают. Так что до реки пойдём, а там – на север, по берегу.
– А прижмут к реке? – Сомневался пулемётчик. – А отрежут?
– Мы пластуны, на гранатах пройдём. Мы в броне, они голые, им любой осколок либо смерть, либо рана. Гранаты-то взял?
– Четыре «единицы», четыре «подствольных».
– А мины?
– Две противопехотных.
– А «направленных» не брал?
– Нет, тяжёлые они, пулемётчики их не берут. – Оправдывался Сашка. – У нас и без них тяжестей хватает.
Сейчас никаких тяжестей у него не было, пулемёт они оставили на Ивановых камнях, мог бы и взять пару штук, целый ящик в могилу казакам положили. Да, теперь они точно бы не помешали бы, очень хорошая вещь эта ППМНД, Противопехотная Мина Направленного Действия.
– Значит, к реке? – Переспросил Сашка, он, в принципе, уже был согласен, но ещё сомневался.
– К реке.
– А если даргов много будет?
– Вопросов у тебя много, – разозлился Саблин, – а если даргов много, а если там китайцы, а если жарко будет… Пошли, у реки всяко лучше, чем в степи, если совсем тяжко станет, на тот берег приплывём.
– Ну, может, и так, – соглашался Сашка.
– Главное, темноты дождаться.
– Верно-верно, да, – сказал Каштенков, вставая с бархана, – главное – темноты дождаться.
И они двинулись опять на восток. К реке. Каштенков опять шёл первым, он указал рукой в сторону. Саблин взглянул, увидал следы, следы китайских ботинок, а на бархане стреляные гильзы. У китайцев металлов навалом, у гильз, что они производят, металлическое дно, и закраина заметно крупнее, чем у русских гильз. Их не перепутаешь.
Тут шёл бой, может, вчера, может позавчера. Пластуны шли, на ходу разглядывая следы, что оставили босые ноги и тяжёлые бронированные ботинки. Они чуть пригибались, чтобы их шлемы не торчали над чёрными верхушками барханов. Оба собранные, оба готовые, у обоих оружие снято с предохранителей. Саблин шёл вторым и каждые пять шагов косил глаза в угол панорамы, туда, куда подавала изображение затылочная камера. По сути, он часто «оборачивался» назад. Только головой не крутил. А ещё они опять поставили внешние микрофоны на максимум. Так и шли.
Всё ближе подходили к трупу, лежавшему между двух барханов.
Это, кажется, был китаец, волосы совсем тёмные. Лежал он на животе, лицом в песок. Голый. Когда подошли ближе, всё разглядели. Тут был бой, всё в китайских гильзах. А труп был и вправду китайский, на плече были иероглифы и цифры: «6» и «171».
– Кажись, вояка из Шестой дивизии. – Сказал Сашка негромко, вставая коленом на склон бархана. Он оглядывался. – Прикончили его дарги, а он отстреливался.
Саблин сделал то же самое, тоже встал коленом на песок, хоть немного отдохнуть хотелось. Замереть, не идти. И он тоже оглядывался.
Наверное, так и было, гильз вокруг было навалено немало. Тут же валялись грязные тряпки, видно окровавленное бельё китайца. И больше ничего. Всё остальное: и оружие, и броню, и снарягу – дикари, наверное, унесли с собой. Следов босых ног тут было много.
– А труп-то несвежий, – сказал Сашка.
Это радовало.
– А что у него со спиной? – Спросил Аким, проглядываясь к длинной ране, что тянулась вдоль позвоночника от затылка до крестца.
– Куражились сволочи, кажись, вырезали куски ему со спины ,– ответил пулемётчик. – Думаю, что жрать взяли, там же самое хорошее мясо у свиней, может, и у людей тоже.
Саблин в детстве, как и все остальные дети, читали страшные книги про смелых казаков, которые воюют с пустынными дикарями-людоедами. Про людоедов им говорили и степняки, но те все рассказы были как сказки из книг: то ли правда, то ли вымысел. А тут вон он, лежит труп с изрезанной спиной.
– Слышь, Александр, – Акиму вдруг очень захотелось знать, правду говорят про людоедство даргов или нет, – переверни его.
В книгах писали, что первым делом дикари вырезали печень и сердце. И глаза.
Сашка обернулся и зло глянул на него:
– Давай-ка ты сам, урядник, была мне охота падаль ворошить.
Саблину тоже не хотелось возиться с трупом:
– Ну, тогда пошли дальше.
– К реке? – На всякий случай уточнил Каштенков.
– Восток ровно.
Сашка тяжело поднялся и пошёл, так же с трудом встал с песка и Аким. И когда проходил мимо мёртвого солдата НОАК, глянул на него, левого глаза у солдата не было. А правая сторона была в песке. Так и не узнал Саблин: правда, что дарги людоеды, или нет?
Усталость. Усталость приходит не тогда, когда мышцы уж не могут выполнять свою работу, настоящая усталость приходит, когда свою работу уже не может выполнять мозг. Сутки непрерывной ходьбы выматывают не только мышцы. Кровь ещё приносит им кислород и питание, сервомоторы и приводы берут на себя значительную, большую часть нагрузки, но вот у мозга помощников нет, и через сутки он начинает сдавать. Только опасность, только хорошие выбросы адреналина поддерживают его в рабочей форме, но адреналин не может стимулировать его работу всё время. Через некоторое время он не реагирует и на адреналин. Да и адреналина у уставшего человека совсем чуть-чуть. И человек начинает тупеть, он не замечает того, что легко бы заметил, если бы отдохнул, если бы выспался. Его глаза видят, его уши слышат, но вот реакции мозга ни на увиденное, ни на услышанное нет. Мозг устал. И тогда человек может надеяться только на них. Рефлексы, остаётся надежда только на рефлексы. У людей, которые провели значительную часть своей жизни на войне, рефлексы обязательно есть. Иначе они не выжили бы.
Аким слышал шорохи, это были шаги, больше ничто в пустыне таких звуков издавать не может, но он никак не отреагировал на них. Сам не знал почему. Наверное, просто привык к постоянному, притупляющему внимание фону в наушниках, эти новые звуки были очень похожи на те, что издавали ботинки Каштенкова, который шёл впереди. Обычный скрип песка. Поэтому он их и пропустил, что называется, мимо ушей, а вернее, мимо мозга. И пулемётчик на них тоже не среагировал, хотя должен был. Звуки приближались с его стороны. С фронта.
В общем, из-за бархана вышел дарг. Шёл он прогулочным шагом и сам не готов был ко встрече. Китайская винтовка в левой руке. Всё, что успел разглядеть Саблин, так это то, что он голый, корме пояса и старой разгрузки на нём ничего нет. И что он мал ростом, едва ли выше плеча Акима, и что кожа у него не чёрная, а серая и в пятнах, а лицо и живот так и вовсе светлые, не темнее, чем у китайцев. А дальше дарг неприятно взвизгнул и поднял винтовку к плечу.
Сашка, что шёл первым, только и успел голову наклонить, ни забрала не закрывал, ни оружия не поднимал. Может, это его и спасло, дарг целился ему в лицо, но пулемётчик наклонил голову лицом к земле и выжил. Негромко хлопнул выстрел, и пуля скинула ему шлем на затылок, не пробив его.
Каштенков упал, а Саблин уже левой рукой тянул со спины щит, а правой поднимал дробовик. Секунда, вторая, и он, закрыв забрало и выставив вперёд щит, уже готов был стрелять… Но стрелять было не в кого. Дарг испарился.
Ох и был рад Саблин, видя, как поспешно Сашка вскакивает с земли, как судорожно он пытается натянуть на голову шлем и закрыть забрало, как он озирается и водит стволом винтовки вокруг, ожидая появления дикаря. Это было почти счастьем, ведь сначала Аким думал, что дарг убил пулемётчика. А тут такое счастье. Жив Сашка, жив. От сердца отлегло. Но теперь не до радостей, теперь начался бой.
Аким тут подумал, что дарг сзади появится, оббежит бархан и выскочит с другого его конца. Да, видно, слишком долго Саблин радовался, что пулемётчик жив, повернулся, и так оно и есть… Дарг был сзади и уже целился, ну очень он был быстрый, сволочь.
Как так быстро тут оказался? И дикарь вытсрелил.
Только вот пластуны – это тебе не степняки. Тут так легко тебе не будет, пятнистый друг. Саблин, как положено, как учили ещё в учебке, присел немного, щит чуть вперёд, чуть под углом. И держал его так, что бы у щита ход был, то есть не упирал его ни во что, чтоб часть энергии пули на люфт, на массу ушла. Он всё умеючи сделал. Естественно, с десяти метров винтовочная пуля из китайской винтовки щит насквозь бьёт. Только так же естественно, что много энергии она на этом теряет да ещё и деформируется. В общем, пробив щит, она попадет Акиму в кирасу, в левую часть. Но дальше даже пыльника пробить уже не может.
А дарг второй раз стреляет, и ещё одна дыра в щите, но результат тот же. Теперь и Саблину черёд стрелять, он поднимает дробовик и… Вот такого болотные казаки никогда не видали.
В три шага это ловкач взлетает на верхушку бархана: раз… два… три… И на вершине… И исчез. Спрыгнул вниз. Бархан два метра песка, как ему удалось?
Саблин, закрывшись щитом, бросается за ним на эту здоровенную кучу песка. Только смешно всё это, глупо. Его тяжёлые ботинки, утопают в песке, песок под ними осыпается, он съезжает вниз, ему пришлось сделать пятнадцать шагов, пока он вылез на вершину бархана. Конечно, дарга на той стороне уже не было. Следы вели к следующей куче песка.
– Ты видел, а? – К нему наверх вскарабкался и Каштенков. – Раз, два и нет его.
Хотел он сказать пару ласковых пулемётчику, ведь дарг вышел на него, а тот его проспал. Но не стал, Сашка всё-таки спал на шесть часом меньше, чем Аким. Саблин, стараясь не сильно высовываться, огляделся. Всё было очень плохо, очень. И не то было плохо, что они дикаря проспали, и не то было плохо, что всадил он им три пули и все в цель, а то, что они ему ни разу даже не ответили. Даже не выстрелили вслед. Даже с опозданием.
Да, вот это было действительно плохо.
– Пошли, – сухо сказал Аким, – сейчас этот уродец остальных позовёт, надо до реки добежать. Или будешь, как тот китаец, тут валяться.
Теперь он говорил в рацию, забрала не открывал, режим радиомолчания закончен. Если китайцы рядом, сто процентов запеленгуют. Но делать было нечего, они сползли с бархана и пошли, пошли так быстро, как только могли. На восток, к реке.
– Давай, Александр, шевелись, – подгонял Саблин.
Он сам опять шел вторым, всё время оборачивался, держа дробовик в специальной выемке в крае щита, что специально сделана для того, чтобы класть туда оружие и вести из-за щита огонь. Они знали, что этот дарг их не отпустит, что он по следам идёт, и поэтому торопились. Он мог следить, конечно, и в камеру за тем, что происходит у него за спиной, но появись там враг, ему потребовалось бы много времени, чтобы развернуться и прицелиться. Поэтому он шёл больше боком и спиной вперёд и ждал, когда враг появится.
И враг появился, только он не со спины выскочил. А выстелил в него с верхушки бархана. Тоже сглупил, тоже торопился, нужно было ему в Сашку стрелять, а он опять в Саблина бил. И как раз с той стороны, что щит. Третья дыра в щите, не мог вспомнить Аким, когда ему так ловко щит дырявили. Три минут – три дыры.
И вполне ощутимый удар в левый «локоть». Так и механику «локтя» разобьёт, сволочь.
Саблина начало корёжить, и не от того, что опасен враг, это было не причём, а от того, что бьёт их он, играючи, как над малолетками куражится: «А если я так вам врежу, а если вот так, а если отсюда зайду. А это вам как? А вот это?»
А они только могут бежать да озираться, ведь ни пули в ответ не выпустили. Стыдоба!
А как с ним вообще воевать? Вот только что получил он пулю в щит и в «локоть», сразу развернулся, ствол только вверх повел, а пятнистого уже и нет на бархане. Куда стрелять?
Степняки кичатся своей стрельбой, такие они расчудесные стрелки, ну как они считают, что болотным казакам и рядом не стоять. Только даргов они по степи гоняют дронами и квадрациклами, а потом уже стрельбой. А что бы они делали, не будь у них ни того, ни другого? Вот как сейчас у пластунов, Саблин не знал.
Но была одна вещь, в которой не было равных болотным казакам, в этом никто их превзойти не мог. Особенно бойцов штурмовых рот.
Аким догнал Сашку, пошёл почти вплотную за ним, командуя:
– Правее, Саня, прибавь шаг.
– Куда уже прибавлять-то, – пыхтел пулемётчик, – бежим уже.
– Правее, за тот бархан.
– За высокий?
– Да, быстрее, Александр. – Говорил Аким, оборачиваясь назад.
Он уже закинул щит за спину, пусть пятнистый стреляет, щит лежит на ранце, нипочем пулей в десять миллибаров не пробить щит и ранец одновременно. А он, заливаясь потом, думал, как им двоим убить одного дикаря. И в голове у него был только один способ.
Сами собой вспомнились слова старого казака, что учил его в учебке: «Пластуну и штурмовику первый друг не дробовик, а граната. Ею и работай».
Так он работать и решил.