Контролёр-координатор номер 0041 Пограничного Участка 611, или же просто КК 0041 ПУ 611, был бы обескуражен, удивлён и даже ошарашен, не пройди он шестьдесят лет назад биомодернизацию. Теперь же в его психоконтурах подобных терминов не было, их заменял чёткий и сухой термин «дезориентирован». Именно этот термин он был готов написать в отчёте об этом деле.
Ему поступила Директива Первого Уровня, то есть приказ, который нужно выполнить незамедлительно и неукоснительно. Но приказ этот был совсем непонятен, в нём была всего одна строчка:
«Обеспечить испытание объекта в условиях максимально приближённых к боевым».
И всё! Ни пояснений, ни аннотаций, ни инструкций. Разве ДПУ так формулируют? Нет, никогда.
За всё время его функционирования это был первый такой случай.
Он не понимал, почему нет чёткой и развёрнутой директивы.
Ему требовались дополнительные данные. КК 0041 ПУ 611 посмотрел на прибывший объект ещё раз, и ещё раз не смог определить его функции. Ноги коленями назад, длинные голени, длинные бёдра, длинная стопа всё как у разведчика или, как его чаще называют, у «бегуна». Но у «бегунов» широкая грудь для мощных лёгких и двух сердец, а у этой модели грудь неширока. Зато заметно брюхо. Непонятно, зачем его сделали. Лицо маленькое, челюсть мелкая, слабая, неопасная. Глаза большие сетчатые, скорее ночные, нос – рудимент. Уши небольшие, неподвижные. Явно это была не поисковая модель, это и близко не «нюхач». У того нос в пол лица, открытый, без ноздрей, похожий на бурые жабры протухшей рыбы, и большие, подвижные уши, которые слышат на тысячи метров. Круглосуточные глаза, которые видят и днём, и ночью, и в пыль, и в туман.
Тут такого и в помине нет. Конечно, эта модель и близко не была поисковой.
И уж тем более не была она и двухсоткилограммовой моделью стандартного «солдата». Моделью с тяжеленными крепкими костями, с дублированными системами жизнеобеспечения, серьёзным твёрдого жира для высокоуровневой системы регенерации и с почти пустой, маленькой головой, так как у «бойцов» мозг был утоплен в крепкой грудной клетке.
Ни один из модулей, что был в распоряжении КК 0041 ПУ 611 и близко не походил на то, что прибыло.
У модели, что сидела перед ним почти неподвижно, голова была огромна, вернее, она была длинной, с вытянутым затылком. Передние конечности слабые, да и вся конструкция казалась какой-то хлипкой, не способной к большим перегрузкам. Она явно не была приспособленная к службе на границе.
Тем не менее КК 0041 ПУ 611 понимал, что перед ним не модернизация, не переделка из аборигена, как он сам. Это была серьёзная работа дизайнеров. Что называется: от начала. В этом не было сомнений. Но КК 0041 ПУ 611 и понятия не имел о предназначении этой модели.
Он ещё раз, с надеждой, заглянул в коммуникатор, но там ничего не изменилось:
«Обеспечить испытание объекта в условиях максимально приближённых к боевым».
Никаких новых данных не поступало. И тогда он спросил:
– Твой номер-регистр?
– Секретная информация, – сухо и скрипуче ответил объект.
Для КК 0041 ПУ 611 почему-то это уже не было неожиданностью. Он начинал привыкать к необычности этого задания.
– Твой позывной?
– Ольга. – Ответил объект.
– Ольга? – КК 0041 ПУ 611 замер, теперь он опять был дезориентирован и ожидал пояснений.
– Ольга, – подтвердил объект, ничего не поясняя.
– Кто дал тебе такой позывной?
– Я выбрала сама, – скрипела модель.
Несколько секунд системы анализа КК 0041 ПУ 611 перерабатывали эту удивительную информацию прежде, чем он спросил:
– СаМА? ВыбраЛА? У тебя что, есть органы размножения?
– Секретная информация.
«Секретная информация». Вся эта модель была сплошной секретной информацией. Модель выбрала себе позывной сама! Как такое могло произойти? Нет. Он ничего не понимал.
И никаких указаний по поводу операции! Всё нестандартно. И если анализировать, то это задание без всяких сомнений выходит за рамки его протоколов.
Может случиться, что в рамках выполнения подобного задания он возьмёт на себя функции не своего ранга. И зачем это ему?
И в случае ошибки или неудачи Старший Контролёр ни секунды не задумываясь, отправит его в Биоцентр на переработку. А ему вовсе не хотелось стать «нюхачём» или «бойцом».
Он долго обрабатывал все данные, что получил. Не спешил, не хотел совершить ошибку. Ольга сидела пред ним на корточках, колени назад, как у саранчи, передние конечности сложены на узкой груди, и по-прежнему не шевелилась. Он мог бы сказать о ней, что она уродлива, то есть на вид нефункциональна, но он не знал её задач.
КК 0041 ПУ 611 решил не рисковать и сделал запрос. Он запросил дополнительной информации по этому заданию.
Конечно, в центре это могли растолковать как некомплектность, но лучше некомплектность в начале операции, чем её провал. Додумать эту мысль он не успел.
И секунды не прошло, как пришёл ответ:
«Первоначально отправленная информация окончательна. Приступить к выполнению задания немедленно».
Приступить к чему? Нет ни плана, ни, тем более, алгоритма решения поставленной задачи. Опять секреты. И опять дезориентация. Всё это дело каждым новым шагом ставило его в тупик.
Всё было неправильно. Во всём сквозил нестандартный протокол. Вернее, полное его отсутствие. Он не привык получать приказы, в которых не было чётко сформулированных задач и поэтапных шагов их выполнения. У него оставался только один способ выяснить, что делать. Единственный способ. Он обратился к модели:
– Что тебе нужно для выполнения задания?
– Укажите координаты ореола обитания оппонентов. – Заскрипела необычная модель.
– Ближайший населённый пункт аборигенов отсюда в пятидесяти двух километрах на северо-северо-восток. В пойме реки Турухан, это сплошные болота. Ты можешь функционировать в болотах?
– Я приспособлена к болотам. Но пятьдесят два километра это далеко, долго. Изыщите возможность контакта в пределах десяти километров.
«Изыщите возможность». Это легко сказать. КК 0041 ПУ 611 запустил систему анализа. У него были мысли на этот счёт. Он конечно болота знал хуже леса, но болта доходили до края вверенного ему участка, и он частенько соприкасался с болотными аборигенами. И после недолгого размышления он произнёс:
– Так далеко оппоненты не заходят. Смогу выманить их на дистанцию в двадцать километров отсюда.
– Приемлемо. – Сразу согласилась модель.
– На это потребуется пять-шесть дней.
– Приемлемо.
– Я укажу тебе квадрат, где они будут через пять-шесть дней.
– Сколько их будет?
– Шесть-восемь.
– Приемлемо. – Ответила Ольга.
Приемлемое! Это было глупое, высокомерное заявление. КК 0041 ПУ 611 чуть подумал и решил предупредить её:
– Оппоненты будут высоки степени опасности.
– Приемлемо. – Беспечно скрипела она.
– Высоки степени опасности.– Повторил он.
– Для тебя,– высокомерного заметила модель, даже не взглянув на него.
Жаль, что она не была его подчинённой, для такого поведения у него был специальный протокол. Сейчас он бы с удовольствием воспользовался им.
Впрочем, он не стал настаивать, и развивать тему, но про себя подумал, что она ещё пожалеет о своей заносчивости:
– Нужна ли будет группа сопровождения? Огневая поддержка?
– Я рассчитана на автономную работу.– Всё так же беспечно говорила она.
КК 0041 ПУ 611 всё меньше и меньше понимал, что происходит, и это начинало его тревожить.
– Связь? – Спросил он, поднимая планшет и полагая, что и тут будет что-нибудь необычное.
Так они и оказалось.
– Стандартный внутренний коммутатор. Диапазон волн стандартный. Режим радиомолчания.
«Радиомолчание». Этого следовало ожидать.
– Связь односторонняя. – Продолжала Ольга. – Инициатор контакта – я. В случае, если я не выхожу на связь в течение трёх суток, и вы не видите моего индикатора, отправляете поисковый отряд. Остатки моей структуры должны быть возвращены в Центр. Пеленг – мой внутренний маяк.
Она ткнула когтем в экран его планшета.
– Я выгляжу так.
И тут же на планшете появилась серая точка.
– Ясно. Это всё? – Спросил КК 0041 ПУ 611
– Всё, – ответила Ольга. – Приступайте.
Последнее слово было одной из форм протокола директив. По сути, она ему приказывала. КК 0041 ПУ 611 не удивился и решил не оспаривать протокол. Только сделал пометку в записях для будущего отчёта. Она брала всю ответственность на себя. У него сохранилась запись их разговора. И это его устраивало. Это было единственной вещью во всём этом деле, которая его устраивала.
Ночь, двадцать пять градусов, звёзды. Удивительно, как хорошо бывает в степи. Ни пыльцы тебе, ни мошки, ни зноя. Саблин отключил электрику и скинул шлем, он болтался на затылке. Респиратор тоже стащил с лица, дышал полной грудью, этим замечательным прохладным воздухом. Только саранча стрекочет вокруг, летает в свете фар БТРа, её так много, что стрёкот множества крыльев сливается в нудный, непрерывный гул. Она летит к дороге, вместе со степным пухом, со всех окрестных пыльных барханов, привлекаемая тучами пыли и шелестом электроприводов. Если бы не саранча, можно было бы думать, что ты в раю. Впрочем, Саблин так и думал, сидя на броне, облокотившись на ствол двадцатимиллиметрового орудия и покачиваясь в такт неровной дороге. Под ребристыми колесами скрипят пыльные наносы, маленькие барханичики, что за ночь собрал на дороге ветерок. Безмятежность. Движение и звуки убаюкивают. Так можно и заснуть, но спать нельзя, свалишься с брони. Такое бывало. Не с ним, конечно.
И вдруг зашелестели колёса, инерция качнула его вперёд, бронетранспортёр встал. Сразу, сзади его догнала пелена мелкой пыли. Саблин натянул респиратор.
И секунды не прошло, как остановились, а со второго БТРа уже кричат:
– Аким, чего встали-то? Приехали?
– Сейчас, – кричит Саблин в ответ и стучит прикладом по броне. – Вася, чего стоим?
– Пост, – орёт водитель из кабины через открытый люк.
– Пост, – кричит Саблин назад в пыль.
– Сотника на пост просят, – орёт мехвод Вася из БТРа.
– Сотника на пост, – кричит Саблин назад.
«Сотника на пост, – отзываются дальше, и ещё дальше, и ещё, – сотника на пост».
А из темноты в свет фар выходит солдат в пыльнике, с винтовкой, в шлеме, открыто подходит к БТРу и говорит:
– Товарищи сапёры, у вас сигаретки не будет, второй караул без сигарет.
Солдат молодой вроде совсем, и Юра ему отвечает с брони:
– А где ты, балда, тут сапёров увидал?
– А, так вы казаки, – солдат приглядывается к эмблеме на броне, – товарищи казаки, дайте сигаретку.
– А где ты, балда, тут казаков увидел, – кричит Зайцев.
Все на броне смеются, солдат стоит растерянный, светит фонариком на броню, а там и вправду две эмблемы казачья и саперная, смотрит молодой солдат на них и не понимает, с кем говорит.
Юра лезет в карман пыльника достаёт смятую, почти пустую пачку сигарет, протягивает её солдату:
– На, и запомни, мы не просто казаки, пластуны мы.
– Спасибо, пластуны, – говорит солдат, заглядывает в пачку, – что, все мне?
– Бери-кури, до боя не помри, – говорит Юра.
Все опять смеются. Юрка балагур.
– Зря, Юрка, ты его балуешь, – говорит старый казак-урядник Носов.
У Носова это двадцатый призыв, он всё знает.
– Сигареты у него офицер отобрал, чтобы в карауле не курил.
– Да ладно, пусть покурит, – говорит Юра.
Тут из клубов оседающей пыли в свет фар выходит подсотник Колышев. Идёт, разминая шею и плечи на ходу, подходит к солдату.
И вдруг далеко на юго-западе небо осветил всполох. Яркий. А потом ещё один. И ещё. И через шелест саранчи докатилось тяжкое: У-у-м-м-м. У-у-у-у-м-м. У-у-у-у-у-м-м-м-м.
– Двести десятые, – говорит Зайцев, с каким то неопытным злорадством.
Все смотрят в ту сторону.
Все на броне знают, что это значит. Так при взрыве освещают небо тяжёлые двухсот десятимиллиметровые снаряды.
– Они, «чемоданы». Век бы их не слышать. – Говорит Юра, он встал на броне, смотрит на юго-запад, туда, где всполох за всполохом взрывы освещает небо.
– Вот туда и поедем, – говорит, наконец, Юра.
– Ну, а то куда же, – подтверждает его слова урядник Носов. – На аэропорт пойдём.
Все молчат, всё веселье сразу как-то кончилось. Все только смотрят на юго-запад. Но взрывы прекратились.
Здоровенная, в полтора пальца саранча со шлепком плюхнулась на шею Саблину, едва в панцирь не упала, он тут же прихлопнул её и с хрустом прокрутил меж шеей и ладонью, скинул её вниз с омерзением. Потрогал шею, нет, вроде, цапнуть не успела.
Подсотенный с солдатом стоят и разглядывают что-то в планшете, и солдат рукой машет как раз на юго-запад. Офицер понимающе кивает, и они расходятся.
– Господин пдсотник, куда нас? На аэропорт? – Спрашивает Юра. Он так стоит на броне, не сел ещё.
– На аэропорт, – сухо отвечает Колышев и уходит к грузовикам, в конец колоны.
– Эх, жизнь казачья, – Юра усаживается на своё место.
Солдатик так и стоит, курит у обочины, как БТР тронулся, он стал махать им рукой, но тут же пропал в темноте, как только выпал из света фар.
Колона сворачивает на юго-запад. Идёт туда, где опять в чёрное небо рвутся огромные оранжевые всполохи. Колонна идёт на аэропорт.