«Однажды Ангел откроет глаза» Феликс Латунский
Стопки черновиков Майи на столе и подоконнике. Однокомнатная квартира. Старый письменный стол. Печатная машинка.
Феликс Латунский поднялся по ступеням многоквартирного дома. Пятый этаж, квартира под крышей. Помялся. Робость просыпалась на пороге этой квартиры.
Стройная женщина открыла дверь и посмотрела на незваного гостя. Феликс стушевался. Каждый раз, когда она открывала дверь и вот так на него смотрела, ему казалось, что она может не узнать его. Или просто захлопнуть дверь. Что-то внутри съёживалось под первым пронзающим взглядом железной дамы/леди.
– Майя… – то ли позвал, то ли поприветствовал Феликс неуверенно, с надеждой.
Она шагнула внутрь дома, приглашая его за собой:
– Проходи.
Глядя на подтянутую женщину, сложно было понять её возраст: со спины – подросток. Лицо – с мимическими морщинами, неглубокими, делающими лицо мягче, делающими лицо позитивнее.
Отёкший, опухший, с брылями, холёный, с лишним весом. Рядом с хозяйкой квартиры смотрелся старше, мрачнее. Кто бы мог подумать, что она старше Феликса на тринадцать лет. Его железная леди. Майя Девятая. Девятая Майя. Как она любила повторять, фамилия не склоняется.
Феликс чувствовал себя богомолом на спине огромной самки. Чтобы она тобой не отужинала, ей нужно подношение от крохотного мужа.
Ровно тринадцать лет назад, когда Майе было столько лет, сколько ему сейчас, они познакомились. Он – кассир в продуктовом. Его первая смена. Она – покупательница.
Густые сумерки за окнами-витринами. Обшарпанная улочка. Грязь, въевшаяся в оштукатуренные светлым дома.
Писк пробитого на кассе товара. Резко тронувшаяся чёрная лента с продуктами, липкая от разлитого в полдень сока.
Женщина в невзрачном свитере под горло. И в очках с толстой роговой оправе. Она безучастно наблюдала за дрогнувшими бутылками на поехавшей к кассиру ленте. Могло показаться, что в чёрных зрачках мелькнуло злорадство – за бутылки, разбившиеся до кассы, покупатель ответственности не несёт. Или просто её сосредоточенный колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. И от этого у случайного зрителя могли появиться мысли о злобном коварстве посетительницы магазина.
Но перед ней стояли три рослых щетинистых подростка. А на кассе девочки-малолетки в рваных чёрных колготках пробивали чипсы и газировку.
Кассир с внешностью пухлощёкого херувима балагурил, метая бисер острот перед робеющими малолетками. Парни-подростки гоготали, подтрунивая девчонок.
– Ещё что-то? – поинтересовался кассир услужливо, отщёлкав товары девиц.
– Эмм… – замялась одна.
– Пачку «Кэмела», – влезла вторая, побойчее.
Женщина поправила очки и переступила с ноги на ногу. Как же долго. Но её лицо продолжало оставаться безучастным, как отлитая маска.
Кассир чекнул одну пачку, а девушкам протянул две и заговорщицки подмигнул:
– В подарок.
И добавил назидательно:
– Курите по две в день. Тогда уже через год никому не придёт в голову спрашивать у вас паспорт, вот как мне не пришлось.
Девочки залились краской, глупо и смущённо хихикая, засеменили к выходу.
Женщина метнула острый взгляд на кассира.
Кассир в этот момент провожал девочек романтическим вздохом.
Двери за юными нимфами в рваных колготках съехались. И кассир посмотрел на парней. Потом на пиво на ленте. Опять на парней. И сказал строго:
– Паспорт.
– Эй, дядь, да у нас права в машине остались. Ты пробивай, а мы метнёмся сейчас.
– Паспорт, – упёрто.
Недолгий диалог, как штрих-пунктиром пробиваемый чеканным «паспорт», и раздосадованные парни ушли.
Лента скрипнула и двинулась вперёд.
Две бутылки вина. Дешёвый портвейн. Плитка горького шоколада. И пакет развесных апельсинов.
– Романтично, – проворковал кассир сладко. – Вечер на одного?
Женщина только вскинула бровь.
– Хотите исправить? – промурлыкал. – Будет на двоих, – заговощицки подмигнул.
– Не боитесь, что соглашусь? – женщина усмехнулась и посмотрела поверх очков. Её голос оказался неожиданно низким, а в глазах сверкнули искры холодного веселья.
– Как же в гости и без подарка? – ангельский балагур протянул ей лотерейный билет. Но она не торопилась брать.
– Подарок, – кивнул кассир.
– При покупке, насколько помню, заполняют номер телефона, – возразила она.
– Раскусили, – печально вздохнул он и потянулся за апельсинами, пробил шоколадку. – Алкоголь – только по паспорту, – добавил он строго.
Женщина несколько секунд смотрела на него, что-то обдумывая. А потом протянула паспорт.
– Майя Девятая! – воскликнул кассир, куражась. – Не женщина – победа! Девятая Майя. Мечта филолога! Не ожидал встретить победу на кассе, – затем он внимательно и не торопясь зачитал адрес, поднял глаза и воскликнул, хватаясь рукой с паспортом за сердце. – Майя! Я влюбился! Как и положено содержанцу, в женщину с пропиской, – одной рукой кассовый херувим держался за сердце и паспорт, другой пробивал алкоголь.
– Складно, – тяжёлый взгляд Майи неспешно облизнул его от макушки до пояса и обратно, достала наличные и пачку сигарет. Подцепила одну зубами из пачки и попросила прикурить.
– У нас не курят, – строго сказал он, щёлкая зажигалкой и глядя, как тонкая струя дыма тянется к потолку.
Майя закусила сигарету, подхватила покупки, пошла на выход, но остановилась в разъехавшихся дверях: к ней подлетел один из подростков, тех, что стояли перед ней на кассе.
– Тёть, дай прикурить.
Майя посмотрела на него строго и фыркнула:
– Паспорт.
Подростка как ветром сдуло.
Майя обернулась и кинула через плечо кассиру:
– Составишь компанию на одну сигарету, а то молодёжь проходу не даёт.
И тот просто вышел из-за кассы.
Она курила на углу магазина. Он стоял рядом и перебивался мелкими нервными затяжками. Тишина между ними звенела. Маю этот звон пустоты не смущал. А вот новый знакомый нервничал. Но не мог вытолкать из себя в эту плотную, наполненную звоном тишину, ни звука. И каждый раз затыкал обеззвученный рот сигаретой.
Он смотрел, как тает её сигарета, как облачко за облачком вспархивает дым из её рта.
– Вы мне снились, – выдал он, наконец. – В пещере изо льда. Расправляли кожистые крылья. И пили мою кровь.
С десяток быстрых затяжек.
– Романтично, – процедила Майя, перемешивая слово с дымом. – Не только же кассе из тебя кровь пить. Пусть и прекрасная дама полакомится.
Помолчали.
– Феликс, – она скользнула взглядом по бейджу. – Адрес мой, надеюсь, запомнил. – Кивнула на виднеющуюся меж домов крышу пятиэтажки. – Романтический ужин и вправду лучше проходит в компании.
Майя взяла из его рук сигарету и поцеловала парня. Оторвавшись, посмотрела на него, обескураженного. Развернулась. И ушла. Чтобы в сгустившейся за окнами ночи сбросить шкуру старого свитера и сверкнуть в бледном свете, падающем от уличных фонарей, змеиной кожей, чтобы упругое плотное тело извивалось кольцами под пальцами парня, которому она снилась. Чтобы услышать тонкий, похожий на писк, голос утренних птиц. И уснуть до полудня на липком постельном белье.
***
Грязная сумка с его вещами опустилась на глянцевую поверхность комода вечером того же дня.
Майя смотрела странно, когда Феликс сбивчиво и путано рассказывал печальную историю о потере работы.
Историю, в который его увольняли из-за неё, Майи, по её вине.
Историю, в которой его увольняли из-за их страсти.
Историю, в которой Феликс героически терял работу во имя их неземной любви.
Майя слушала. Внимательно.
Лицо её ничего не выражало. А глаза смотрели сквозь него и силились зацепиться так, как если бы перед ней стоял не человек из плоти и крови, а сгущались в еле различимый силуэт тени. Так, как будто он говорил не ей в лицо, а она вслушивалась в отрывки слов, доносящихся из другого измерения.