Лорда Черчилля сами «исполнители» не заинтересовали. Он с интересом вглядывался в глаза простых солдат, стоявших в почетном карауле, охотно говорил с летчиками уровня командира звена и эскадрильи. Два генерала его не интересовали от слова «вообще». Мне повесили на шею какую-то цепь, сказали, что в декабре я приглашен на вручение остальных атрибутов ордена, но звание «почетный» перечеркивало всякое рыцарство напрочь. Не смешно! Ну, Михаил, ну, Георгий, ну, рыдель. Кто ж меня, с моими «нулями», туда отпустит? Пусть Георг сам летит сюда и вручает. Гораздо важнее были заключенные договоры по поставкам сюда коллиматорных прицелов, оптики, фотоаппаратов для разведывательных самолетов и тяжелых бомбардировщиков. От строительства завода для производства «мерлинов», от «Роллс-Ройса», мы отказываться не стали. Но перед визитом произошли довольно важные события на нашем советско-германском фронте. Во-первых, направили в Балбасово еще два полка: 174-й и 184-й ШАП из Монино, где была устроена «переучка» с тренажерами, как для летчиков, так и для штурманов-стрелков. Вместе с полками вылетел генерал-лейтенант Григорий Кравченко, который из двух кадрированных дивизий сформирует 1-ю ИВА, истребительную воздушную армию. Самолетов там достаточно. А командир 11-й САД подполковник Петр Ганичев, отличившийся в боях у границы, сформирует 1-ю ШАДОН – штурмовую дивизию особого назначения в составе пяти полков. Двадцать третьего июня пополнили 213-й и 214-й полки еще двенадцатью ТИСами и 64 Пе-3, часть которых была оснащена локаторами. Но ночных прицелов у «пешек» не было. Их за год выпустили сорок штук, двадцать четыре стоят на ТИСах, а шестнадцать на СПБ-2. Есть двести сорок почти готовых прицелов, но каскадно-усилительных ламп в оптическом усилителе нет. Все забракованы. Без этой лампы прицел не работает. Но РУ ГШ предупредило, что 1-й ночной полк люфтваффе поднят по тревоге и барражирует Балтику. Прорываться к цели придется с боем. Цель – пятнадцатиметровые радиолокаторы, которые использует этот полк и ракетный полигон в Пенемюнде, и аэродромы и казармы самого большого в рейхе авиационного училища Грайфсвальде. Причем РУ прислало аэрофотоснимки этих объектов, обозначив важнейшие из них. Отдельно выделено здание института Макса Планка. Этот объект подлежит полному уничтожению. В его лабораториях готовят образцы UF5 и UF6 для отделения U235 от его неделимого собрата физико-химическим способом.
Первые BF.110.D1 были обнаружены еще у мыса Хобург, юго-восточной оконечности острова Готланд. Четверка Пе-3, форсируя моторы до предела, догнала три из четырех «мессершмитта» и сбила их, но ведущий сбросил «даккельсбаух» и на пологом пикировании ушел от звена Пе-3, которым пришлось сбросить ПТБ, чтобы нагнать разведчиков немцев. Вся наша четверка повернула назад. Радист немца сыпал в эфир морзянку, предупреждая своих о появлении крупного соединения врага.
На траверзе мыса Дуеодд острова Бронхольм радиолокаторы обнаружили 48 отметок целей на высоте 10 230 метров. Разбитые на пары немцы ожидали подхода группы. Вперед выдвинулись Пе-3 и ТИСы. Немцы не прореагировали на перестроение, видимо их локатор такие «мелочи» не замечал. Немцы осторожничали, они были в курсе, что восемь из девяти их товарищей открыли купальный сезон. Один не выпрыгнул. И ждали, когда погаснут последние лучи зари. Считали, что их «каммхуберы» лучше сработают. Пара ТИСов рванула к берегу, отрываясь от группы и пытаясь выставить немцев на фоне слабенького полярного сияния на севере. Немцы разгадали маневр и пошли за ними. Затем кто-то из их командования заявил, что их уводят от основной группы, и это западня. Они развернулись, и последовала первая атака ТИСов. Один «мессер» вспыхнул, второй объявил о повреждениях, группа опять развернулась, но их атаковали в хвост остальные русские истребители. Но атака была отбита, и немцы ушли наверх с переворотом. Ночью на таком маневре преследовать цель очень тяжело. Немцы были очень слетанны и действовали грамотно. Просто наших было много больше. С разворота немцы пошли в лобовую на бомбардировщики, но те их встретили мощным и точным огнем. Пришлось отворачивать, теряя машины, и запускать истребители в хвост. В этот момент первая девятка СПБ-2 свалилась в пике, вспыхнули осветители, и вниз пошло большое количество ракет. Меньше чем через минуту стало понятно, что бой немцами проигран, они лишились наведения на цель. Вторая девятка ударила по зданиям у канала, где находилась сама радиолокационная станция и трансформаторы, снабжавшие полигон и аэродромы в Парове и Пенемюнде. Через шестнадцать километров осветитель, шедший на недоступной для BF.110.C5 высоте, выбросил две серии осветительных бомб, и остальная часть бомбардировщиков свалилась в пике, стирая с лица земли ангары, казармы, штабы и даже столовые, под которыми находились бомбоубежища для личного состава. Одна девятка вывалила 14 тонн бомб на здание института Планка и небольшой склад, где лежала урановая смолка в бочках. Попытки немцев атаковать оканчивались выходом им в хвост нескольких «пешек» или ТИСов. Русские ушли, оставив у себя за спиной кучу развалин, шесть самолетов-бомбардировщиков и один истребитель они потеряли от действия ночников и зенитчиков.
Самое большое приключение случилось в Тукумзе! Первым на аэродром приземлился «мессер», из которого вылезли гауптман люфтваффе, женщина и старик. Старик предъявил «шелковку», на которой было написано, что он – третий секретарь ЦК компартии Германии. Как и когда «немец» пристроился к группе, никто не видел. Он был командиром того самого полка, с которым дрались ночью. Сказал условные фразы и сообщил, что имеет «воздух» для Москвы. Москва подтвердила, что ожидает этих людей, и их отправили туда. В этот же день вечером его привезли обратно, он сел в «мессер» и его сопроводили до Балтики. «Мессер» растворился в темноте над самой водой.
Я в тот день чуть пораньше закончил дела на заводе и в институте. Непосредственного участия в разработке этого задания я не принимал и ничего об этом не знал. Только о том, что еще двенадцать машин ушло в Тукумз, и все последующие будут выпускаться без ночных прицелов. Те лампы, которые выпускались в Питере на «Светлане» – работали, а вся партия новосибирских ламп забракована. Ругался с Авдеевым, главным инженером Новосибирского электролампового завода. Валентин оправдывался, что «химики» нахимичили, и катоды на заданной температуре «не парят». Холодный катод чувствителен к химическому составу сырья напыления. Плюс разбирались с большой партией Ил-10, 18-й завод наконец-то освоил их выпуск в заданном дневном объеме, хотя больше подходит «суточный». Сталин на них «наезжал» ежедневно, и две недели назад заводчане вышли на стабильные 32 машины в сутки. Но полезли мелкие недоделки в ночные смены. Их не принимала военная приемка, и приходилось выходить между сменами днем и устранять недочеты, а потом упаковывать машины или отдавать перегонщикам. В основном пока машины идут без упаковки в Монино. Я знаю, что через некоторое время и упаковывать машины перестанут. Будут грузить на платформы, без крыльев, крылья под фюзеляж и накрывать брезентом. Потом крылья будут путаться, а войсковые ПАРМы писать длиннющие бумажки о некондиционной сборке. Заводские бригады будут мотаться по всей линии фронта и устранять недостатки. Обычные проблемы крупной серии.
В этот раз перегонщики (кстати, среди них был самый большой процент потерь среди летного состава, почему после войны и состоялся суд над Новиковым и Шахуриным, «дело авиаторов») доставили сразу 72 машины, которые садились в Монино все утро. Заполнены формуляры, техника официально встала на вооружение двух полков. Время на освоение машин здорово подрезали, но и сами летчики, в основном очень значительная их часть, рвутся обратно. Они прибыли из Белоруссии почти три недели назад, а тут война, а там, в Лиде и Молодечно, остались семьи, девушки, друзья. И всему этому грозят гусеницы немецких танков, а они здесь безлошадными в «шариках» катаются, тем более что половина этих полков уже переместилась в Витебск. Они же не знают, что те тоже сидят во втором эшелоне и только утюжат полигоны. Как замкомандующего, ставлю подпись в книге приказов о комплектации полков и в приказе на перелет. Проводив взглядом крайнюю пару и увидев, что самолет Ганичева вышел из виража и лег курсом на запад, сел в машину и поехал домой. Есть, спать и помыться. Это тоже необходимо, иначе здоровье может подвести. Катерина еще отсутствовала, у нее смена в 16.00, а потом курсы санинструкторов, еще два часа, иногда три, в школе в городке. Поэтому принял душ, в ванну лезть не рискнул, могу уснуть запросто, поел, отвечая на вопросы о положении на фронте со стороны Карины, затем забрался под одеяло, сняв с себя всё. Впервые за пять суток. Через некоторое время меня немного и очень ласково потревожили. Легкие поцелуи и поцелуйчики переросли в нечто большее, и тут в соседнем кабинете позвонил ВЧ! Он, наверное, на это дело специально настроен! Я так пожалел, что автоответчики остались в другом времени: «К сожалению, мы не можем подойти к телефону! Но мы вам перезвоним, говорите, пожалуйста, после сигнала!» Снимаю трубку, Поскребышев.
– Святослав Сергеевич, вас просят подъехать, срочно.
– Есть! – «Сатрап! Такой момент испортил!»
– Ты надолго? – спросила Катя.
– Не знаю. Срочно… Я поскакал.
Какая к черту семейная жизнь? Война, что-то случилось. Завтра прилетает Черчилль, скорее всего, из-за него. Москва стоит без огней, светомаскировка на окнах, аэростаты заграждения. Над Берлином их тоже много. Во всех парках и скверах стволы 85, 76 и 57-мм пушек. На крышах счетверенные и строенные пулеметные и пушечные установки. Где-то высоко в небе невидимые с земли дежурные самолеты. Противник далеко, но дальние Ju-86R у него имеются. И противник долго с ответом задерживаться не будет. А что у него есть? Из готовых только «Кондор», и их выпущено совсем чуть-чуть. Сложный и неповоротливый самолет, несмотря на мощное вооружение, просто мишень для Пе-3 и И-180. Что-то было у Юнкерса, Ju-90, который не пошел по прочности, и из него сделали потом Ju-180. «Хейнкель-177» трех модификаций, из которых «Гриф» строился серийно, но первый полет 1942 год. Причем Хейнкель – это Варнемюнде, Росток и Ораниенбург. Этот маршрут мы уже опробовали. Дорнье… Бюро расположено в красивейшем месте Германии: на берегу Боденского озера, на самой границе со Швейцарией. Там в местечке Зеемос и расположен большой авиазавод. Там строили знаменитые цеппелины и летающие лодки. Это одна площадка. Вторая непосредственно в городе, занимает примерно четверть «старого» города в юго-западной оконечности аэродрома. Далеко забрались. Достать их можно, конечно, но добираться туда тяжко!
Вот с такими мыслями я ехал в Кремль, готовясь отвечать на неудобные вопросы.
В кабинете, как обычно, полно народу, в основном все знакомые. Смушкевич у Жукова, видать, личным пилотом подрабатывает. Шапошников. Так, вот этого человечка я помню по фотографиям, это – Мехлис. Такая одиозная фигура: начальник ГПУ, Главного Политуправления РККА и РККФ. Или у РККФ было свое управление? Не помню! Но это и не важно. А этих трех вижу точно в первый раз. Один из них в гражданке и одет странновато. У нас так не одеваются. И девушка, молодая и симпатичная. Прислушиваюсь к разговору, а мне даже доложиться о прибытии не позволили, Поскребышев лично проводил в кабинет и посадил за стол. Со знакомыми мы просто кивком головы поздоровались. Выступал генерал-майор, танкист, и рассказывал о положении в Германии. Откуда он это знает? Обсуждается, сколько наземных сил имеет люфтваффе в Берлине. А нам какая разница? Много, все зенитчики – это люди Геринга. И тут до меня доходит, о чем идет речь! Твою мать! Они революцию в Германии хотят замутить! Там же сплошные нацики! Их мордой по столу возить надо, и большую часть просто расстреливать за принадлежность к СА и СС. Их только могила может исправить! Да, ситуация, когда их бабам за кусок хлеба и нейлоновые чулки придется обслуживать черных членов общества оккупационной американской армии. По-другому – не дойдет! Во влип! Щаз ведь ляпну чего… Нету во мне ни капли пролетарской солидарности! Из разговора и вопросов становится понятна тема заседания. Компартия Германии, разгромленная и растерзанная Гитлером и Герингом, но законспирированная и все еще достаточно мощная, опираясь на часть командования люфтваффе, наиболее одиозные фигуры которого погибли или находятся в госпиталях, и на значительную, по их словам, часть генералитета вермахта подготовили вооруженный мятеж в Берлине с целью отстранить Гитлера от власти. В Берлине после наших ударов сложилась уникальная ситуация: более 80% процентов гарнизона города – силы ПВО, командиры которых готовы поддержать выступление. А куда деваться? Налет прохлопали они, и отвечать за то, что сделано – придется. А гестапо и полиция, которыми ведал тот же Геринг и погибшие Гиммлер и Гейдрих, пока находятся в легком ауте от произошедшего. Немцы просят поддержать их мощными ударами, чтобы показать остальным частям вермахта, что катастрофа неминуема. Командование люфтваффе предоставило справку об остатках топлива, вооружения и запасных частей в составе действующих на Восточном фронте флотов. И карту с основными и полевыми аэродромами. Кроме этого подробную оценку морального и технического состояния большинства гешвадеров и группе. Места базирования штабов авиационных областей. Филин передал мне эти бумаги. Справку готовил профессионал. Даны координаты и места расположения радиостанций с частотами. Бей, на выбор! Я черкнул на листочке вопрос и передал его Филину: «А если это липа?» Тот отрицательно покачал головой. Ни хрена себе! Вот это номер! Быстренько посчитав в уме «сумму от этого деления на ноль», начинаю прикидывать силы и средства. А их должно хватить! Ну, скажем прямо, Сталин развернуться нам сильно не дал, ограничив наши желания одним участком: фон Бок, группа армий «Центр», но в качестве запасных целей – пункты управления фон Лееба. Бить все равно придется оттуда, а по ходу пьесы перемещаться в центр. Во втором эшелоне там у нас 750 истребителей, 11 полков на И-180, которые в боях участия еще не принимали. 3600 тонн топлива в 168 цистернах на ходу, и незадействованные полки «арочек», ДБ и ТБ. Общим числом более 2000 машин. После пяти дней боев на «ходу» в первой линии 3236 «долгоносиков», часть сбита, часть повреждена, часть разбита при посадках, остальные во втором и третьем составе полков на складах дивизий и корпусов. И 1280 «капелек», которые потерь и повреждений не имели. Остальные 60 машин в резерве.
Жуков уже подтянул к своему левому флангу две армии: 21-ю, генерала Ефремова, и 13-ю, генерала Филатова. Удар направлен во фланг 4-й армии фон Клюге, который «забуксовал» у Пинского УР, в направлении Бреста, на соединение с частями четвертой и десятой армий. И на Ковель, против шестой армии Рейхенау и 1-й танковой группы Клейста.
Разбор сил и средств не занял много времени, но когда возник вопрос о перемещении группы АГОН, пришлось попросить слова.
– Генерал Никифоров, – представился я остальным, кто меня не знал, – считаю, что решение о перемещении ОГОН преждевременно. Их необходимо переместить в Гомель или Бобруйск, но не раньше, чем нынешней ночью. Целесообразно выполнить налет на Варшаву с подходом с запада. Но мне и генералу Сакриеру необходимо вылететь в АГОН, чтобы подготовить самолеты для работы по варшавским мостам. В случае успеха этого налета всему вермахту будет понятно, что афера Гитлера и надежда на легкую победу – лопнула. При атаке с востока и северо-востока внезапный налет невозможен. В Новогеоргиевске и в Варшаве стоят немецкие локаторы, направленные на восток и северо-восток.
– А вам туда зачем лететь? – спросил Сталин.
– Так будет быстрее, у меня двухместный «долгоносик». А инженер-генерал Сакриер на сегодняшний день единственный специалист по подвеске спаренных бомб.
– Обсудим после совещания, товарищ Никифоров. У меня к вам еще несколько вопросов, а Сакриера может доставить любой пилот. – «Вот те хрен, товарищ Никифоров. Сиди в Чкаловске!»
Впрочем, вылетать в Тукумз все-таки пришлось. Спасибо Филину, что поддержал, да и немецкие гости, из-за которых меня не хотели отпускать из Москвы, сослались на то, что валятся с ног от усталости, и сами перенесли свой визит в институт на следующий день. Не привыкли они работать, как мы: ночами. Эту ночь АГОН пропустил и не летал в тыл ночью, чтобы не поднимать по тревоге самолеты немцев. Но перед этим Сталин озадачил меня одним «небольшим заданием». Он именно так мне и сказал.
– Мы с вами говорили на эту тему, товарищ Никифоров. Товарищи из ЦК Компартии Германии направили к нам на работу двух специалистов по работе с ураном. Они предлагают для этой цели использовать так называемую газовую центрифугу. Вот взгляните, что предлагается.
Старший из немцев вытащил хорошо сделанный чертеж. Ну, да, я этот чертеж как-то видел и хорошо помню, что сделанная по нему центрифуга имела очень малый срок работы. Все упиралось в подшипниковые узлы. Во-первых, гигантский размер – 10 метров в длину, во-вторых – подшипники, и третье – она была горизонтальной. Я читал когда-то статью Власова, Козлова и Колесникова и представлял себе сложность поставленной задачи, но если с этим справились тогда, а остальные методы разделения еще более дорогие и затратные с точки зрения потребления электроэнергии, а делать ее все равно придется, то деваться было некуда. Тем более что мощные магниты у нас уже имелись, так что задача по созданию надкритичной центрифуги – решаемая, причем со значительной скоростью вращения. Тонкостенные стальные трубки нужного диаметра мы используем для наших ракет.