Педро Диас был коренастым коротышкой. Его мускулистое тело, казалось, было создано из стали и бетона. Оно внушало ощущение мощи и жестокой силы. Черты лица Диаса были правильными. Он был красив мужественной красотой, высокомерен и необычайно смугл для мексиканца.
Когда Кейд вошел в большую безвкусную гостиную в номере Диаса, он увидел, что Диас стоит у открытого окна, мрачно глядя на стену находящейся на противоположной стороне дороги арены для корриды, явно позируя для вошедшего Кейда. С Диасом был Реджино Франоко, его оруженосец, который суетился, занятый четырьмя шпагами в ножнах и мулетами, разложенными на изъеденном молью диване.
Реджино Франоко, невысокий и худой юноша, отличался какой-то порочной красотой. Его взгляд был беспокойным и подозрительным, движения – преувеличенными, напоминающими жесты суетливой, невротичной женщины.
Крил предупредил о нем Кейда:
– Он помогает Диасу и хорош в своей работе, но он опасный сплетник. Диас его бог. Но между ними ничего нет: все знают, что Диас отъявленный бабник.
В кресле сидел, улыбаясь, мужчина, рослый, с огромным животом и длинными усами, куривший ароматную сигару. Это и был знаменитый Ренадо, менеджер тореро. Он встал с кресла, пожал Кейду руку и сказал, что горд и счастлив познакомиться с таким известным фотохудожником. На ломаном испанском Кейд ответил комплиментом на комплимент.
Затем Ренадо подвел Кейда к Диасу, который ждал у окна, как король, дарующий аудиенцию. Кейд хорошо научился ломать самые сложные барьеры, и уже через пять минут Диас расслабился и улыбнулся. Кейд понял, что этот человек падок на лесть, и беззастенчиво этим воспользовался.
Крил, ожидавший в дверях, распаковал снаряжение Кейда. Через несколько минут Кейд уже принялся за дело. Он всегда был готов потратить впустую много пленки. Кейд знал, что рано или поздно человек забудется, прекратит позировать и предстанет в истинном свете. Вот и теперь, без конца щелкая затвором фотоаппарата, он получил кадр, которого ждал.
Сперва Диас с удовольствием принялся позировать. Его идеи о том, как лучше всего показать себя, не представляли интереса для Кейда, но он соглашался со всем, что предлагал Диас. И вдруг Франоко, все это время наблюдавший за фотосессией с насмешливо-враждебным выражением лица, с каким неудачники переживают минуту славы своих более удачливых коллег, случайно коснулся прислоненных к стене шпаг, и те с грохотом попадали на пол. Диас повернулся к нему. Его лицо пылало яростью, он закричал: