Глава 1 Новая жизнь


– Мистер Рэджинальд! Мистер Рэджинальд! – спросонья услышал я и попытался спрятаться под одеяло от зовущего голоса, но одеяло слетело с меня. Я испуганно открыл глаза и сонно заморгал.

Испуганная Ирма и Дик стояли возле моей кровати, и горничная судорожно пыталась меня дозваться. Управляющий коренным образом решил проблему моей побудки.

– Мистер Рэджинальд. – Дик тоже выглядел встревоженным. – Нужно срочно собираться, иначе мы опоздаем на экзамен!

Я понял, о чем они говорят, и сразу же вскочил с кровати. Бестолковые метания по комнате были пресечены Диком. Он заявил, что мои вещи можно привезти и потом, а сейчас важно вовремя прибыть в колледж. Мы с ним пулей выбежали из здания, сели в заведенный и подготовленный пароцикл и помчались по кварталу. Хорошо, что на улицах было мало народа. Пугая одиноких пешеходов звуками визгливого клаксона, мы быстро двигались куда‑то на север.


– Фух, успели. – Когда мы прибыли на место, Дик, вытирая рукавом пот со лба, успокаивающе мне подмигнул. – Проходи внутрь и ничего не бойся. Привезу твои вещи через пару часов, так что никуда не уходи.

Судорожно кивнув ему, я огляделся, прежде чем зайти внутрь арки с большими воротами, которая была единственным входом, а влево и вправо от нее тянулся высокий глухой забор. Я видел, когда мы подъезжали, что здание находится практически на пустыре. До ближайших домов было не меньше пятисот ярдов, и складывалось впечатление, что этот комплекс просто вынесли за черту квартала, словно опасаясь чего‑то. Еще раз оглянувшись, я приметил вдали шпили зданий центра квартала.

– Входишь или так и будешь стоять словно статуя?

Раздавшийся рядом скрипучий голос заставил меня подпрыгнуть от испуга. Только потом я увидел, как в арке появился старик, затянутый в серый костюм, и, недовольно хмурясь, жестом велел мне подойти к нему.

– Мистер Рэджинальд? – Прежде чем спросить, он вгляделся в мое лицо, а увидев мой утвердительный кивок, лишь довольно хмыкнул и показал рукой на вход: – Вы последний, проходите быстрее.

Ворота скрипнули и плотно закрылись за мной, словно отрезая путь к прошлой беззаботной жизни. Я был в полном недоумении и прострации. Сначала долгая поездка и великолепное обслуживание в доме отца, потом холодный прием и какие‑то непонятные требования. Теперь же мне не дали выспаться, а просто притащили неизвестно куда, и неизвестно что придется делать. Единственное, что я помнил отлично, – это необходимость хорошо учиться, иначе меня накажут. Уцепившись за эту мысль, я направился по мощенной камнем узкой дорожке к двухэтажному зданию, которое скрывалось в тени деревьев. Странное ощущение охватило меня: только что я был в темном и подавляющем меня своими высокими строениями городе, как внезапно переместился в уютный сад, где несколько однотипных одноэтажных домов окружали главное здание.

Тянуться к ручке двери мне не пришлось: двери мягко раздвинулись в стороны, уходя влево и вправо на хорошо смазанных направляющих. Я начинал привыкать к тому, что в столице есть множество высокотехнологичных вещей и устройств, которых нет в нашем захолустье. Комната, куда я попал, была маленькой, не больше сорока футов в длину и столько же в ширину, но целиком набитой подростками. Внутри было настолько тесно и жарко, что я хотел оставить двери открытыми, но они закрылись с той же скоростью, что и открылись. На меня лишь зыркнули десятки глаз, но никто не проронил ни слова, все смотрели только в одном направлении – туда, где над дверью в другой стороне помещения сейчас горела красная лампа. Причину такого сосредоточения на ней я понял пару минут спустя, когда она стала зеленой и невидимый для меня человек выкрикнул фамилию. Услышав ее, один из подростков встал и, вжимая голову в плечи, зашаркал к двери. Лампа снова стала красной.

С каждым следующим вызываемым в комнате становилось свободнее и прохладнее, и если вначале мне пришлось стоять, поскольку все места были заняты либо девицами, либо крепкими подростками, которые дерзко посматривали на окружающих, то уже через час я мог свободно сесть. В нашу комнату никто не возвращался – видимо, выход имелся и в той комнате, куда все уходили.

Еще через полчаса в комнате остался я один. Долгое ожидание начало нервировать меня, и коленки ощутимо потряхивало.

– Рэджинальд ван Дир! – Голос вызывающего заставил меня подпрыгнуть и засеменить к двери.

Нетвердой походкой, чтобы скрыть дрожание ног, я зашел в кабинет. Передо мной оказался стол с сидящими за ним пятью людьми. На темной столешнице стояла только зеленая пирамида размером с кулак, и больше ничего.

– Сын сэра Грюнальда? – поинтересовался у меня один из них, на секунду посмотрев свои бумаги и потом обратившись ко мне.

– Да, сэр. – В горле пересохло от волнения, но я смог протолкнуть нужные слова наружу.

– Что тебе известно о ремесленниках?

– Нужная профессия, служит для работы различных механизмов, мой отец и братья – ремесленники. Вот, пожалуй, и все.

– Ты знаешь, что если солжешь нам, то чистых результатов не получишь и можешь вылететь отсюда? – спросил меня неприятного вида старик, сидящий с правого края стола.

– Да, сэр. Мне об этом говорят с детства.

– Хорошо, тогда подойди и возьми пирамиду в руки, затем сожми и посмотри на нее.

Я выполнил все, что от меня требовалось. Каменная на ощупь, она охладила мне руки и чуть сбавила волнение.

– Ну же! – прикрикнул на меня старик. – Делай!

Я непонимающе уставился сначала на пирамиду, затем на него.

– Что делать, сэр?

– Смотри на пирамиду, вглубь смотри, бестолочь!

Я еще больше заволновался, но как ни пытался смотреть вглубь, ничего не происходило. Пирамида оставалась неизменной.

– Зачем ван Дир его притащил? – возмутился все тот же противный старикашка. – По последнему видно же было, что его кровь вырождается. Теперь вообще бесталанного пропихивает в цех!

– Сэр Ньюрвик, спокойнее, анализ крови показывает максимум содержания аниловатрилинина. Это подделать невозможно.

– Вы точно, мистер Рэджинальд, не знаете ничего о ремесле? – спокойным тоном поинтересовался седовласый человек, сидящий во главе стола.

– Да, сэр! Я уверен в этом! – Пирамида выскользнула из моих внезапно вспотевших ладоней и упала на пол. Я судорожно наклонился, чтобы поднять ее. Сердце в груди бухало так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди.

– Мистер Траст, принесите, пожалуйста, из моего кабинета тот нож, – обратился он к привратнику.

– Сэр ван Рональд! – воскликнули двое из комиссии. – Вы в своем уме? Он же ребенок!

– Я думаю, нам нужно принять решение, брать его в цех или нет, – спокойно ответил седобородый, – а если наш артефакт не может этого сделать, то остается последний вариант проверки.

Они продолжали спорить, совершенно не считаясь с моим присутствием, а я старался успокоиться и не обращать внимания на прозвучавшее слово «нож».

Привратник вернулся, неся стеклянную колбу с лежащим в ней куском камня, только отдаленно напоминающим по форме нож. Сэр ван Рональд поднялся со своего места, подошел ко мне и, забрав у меня пирамиду, повернулся к своему слуге. Поставив колбу на стол и обмотав тканью своего длиннополого одеяния, он разбил ее пирамидой, аккуратно стряхнул осколки и подошел с ножом ко мне.

– Руку, юноша, – спокойно произнес он. От безысходности и переживаний, что меня могут не взять, я просто протянул ему руку. Пусть даже он ее отрежет… Как возвращаться к отцу, если меня не возьмут, я себе не представлял.

Тупой на вид каменный нож легко рассек кожу, закапала кровь. Я посмотрел на орудие, которое седовласый расположил так, чтобы кровь попадала на него. Сначала ничего не происходило, но внезапно каждая капля стала вызывать внутри его свечение, и чем больше крови на него попадало, тем сильнее он светился.

– Думаю, вопросов к мальчику больше нет? – Сэр ван Рональд довольно улыбнулся и повернулся к комиссии, которая так же, как и я, завороженно смотрела на светящийся в его руке артефакт. – Мистер Рэджинальд ван Дир, – обратился он ко мне, убедившись, что ни у кого нет возражений, – вы зачислены. Пройдите в комнату к остальным поступившим, мистер Траст все вам объяснит. Поздравляю!

– Спасибо, сэр, – поблагодарил я его и, взяв протянутую привратником ткань, наскоро перехватил рану, собираясь заняться ею позже и подальше от этих странных людей. Выйдя из комнаты, я только услышал, как между ними разгорелся спор, и последними словами противного старикашки были:

– Раньше она не допускала ошибок! – Разговор явно шел о пирамиде.


В комнате находилось всего пять человек – три девушки и два парня, – слишком мало по сравнению с той толпой, которая присутствовала в комнате ожидания. Видимо, отсев был действительно серьезным. Я удостоился более внимательных взглядов, чем в первый раз, поэтому посчитал нужным представиться.

– Добрый день, меня зовут Рэджинальд ван Дир.

Две девушки и парень тоже представились, а остальные даже не повернулись в мою сторону.

– Так, господа, я – мистер Траст, – прервал наше знакомство вошедший в комнату привратник. – Идите за мной и внимательно все запоминайте, повторять не буду.

Он повел нас на улицу, на ходу выдавая информацию.

– Теперь вы студенты нашего цеха. Жить и учиться будете тут. Цех оплачивает ваше обучение. У нас есть общежитие и индивидуальные домики. Если хотите занять домик – доплачиваете за проживание. Завтрак в шесть утра, обед в час, ужин в восемь, если опоздали, останетесь голодными. Занятия начнутся завтра в семь утра: первый раз я вас встречу у входа в общежитие и проведу к учебным корпусам. Опоздавшие не допускаются до занятий. Десять опозданий в год, и вы исключены. Деньги за обучение будут затребованы с ваших семей. Постельные принадлежности и все нужное для учебы вы получите за счет цеха.

– Можно вопрос? – перебила его девушка, которая выделялась среди остальных своей одеждой, прической и манерой речи.

– Минус балл по сумме экзаменов, Матильда дер Гранд, – сразу же отреагировал он. – Наберете еще девять и не перейдете на следующий курс.

Она тут же закрыла рот, а все остальные притихли. Про систему штрафов нам никто не говорил, а проверять ее на себе совершенно не хотелось.

Привратник наконец привел нас к длинному деревянному зданию, в окнах которого был виден свет.

Мистер Траст толкнул дверь и вошел внутрь. Мы сгрудились и поспешили за ним, и почти сразу я услышал, как гомон голосов внутри затих.

– Мистер дер Вайнц, мисс ван Ленд, – позвал он.

Сначала я услышал топот башмаков, и только потом перед нами появился взлохмаченный огненно‑рыжий парень примерно двадцати лет, запахивающий сюртук и старающийся вытянуться перед привратником. Нам пришлось подождать еще немного, пока к нам быстрым шагом, но не сильно торопясь, подошла еще и девушка. Миниатюрная брюнетка в пышном платье светло‑голубого цвета. Я таких и не видел у себя в городе. Ее голубые глаза, осмотревшие всех и на секунду задержавшиеся на мне, заставили мое сердце биться сильнее и смутиться – я не привык к вниманию таких красивых леди.

– Господа и леди, принимайте новеньких, – обратился к ним мистер Траст. – Разведите их, пожалуйста, по комнатам и покажите тут все. Утром я их встречу.

– Да, мистер Траст, – ответил парень.

Привратник, прежде чем уйти, обернулся к нам.

– Думаю, не нужно напоминать, что вас ждет, если вы ослушаетесь своих наставников?

Вся наша группа, помня недавний урок с Матильдой, молча закивала головами, боясь произнести и слово.

Когда он ушел, наши провожатые выдохнули и улыбнулись нам.

– Дэрик, как обычно? – Девушка сморщила носик, глядя на нас. – Не хочу якшаться с простолюдинами.

– Для тебя, Элиза, все, что угодно. – Парень поклонился ей и, тыкая пальцем в меня и парня с девушкой, одетых хуже остальных, сказал: – Следуйте за мной.

Мы переглянулись, но вопросов задавать не стали. Мне был непонятен такой выбор, ведь Дэрик явно выбрал двух детей простолюдинов, но ведь я был сыном аристократа.

«Хотя, – я оглядел себя и тех, кто остался с мисс ван Ленд, – они одеты явно дороже и лучше, чем я».

Я сначала хотел сказать парню, что он ошибся, но, вспомнив слова мистера Траста, решил лучше промолчать – не хватало еще, чтобы меня выгнали из‑за непослушания наставнику.

Он вывел нас из здания и привел в небольшой одноэтажный дом напротив. У входа он зажег газовый фонарь, и я увидел, как по всему коридору стали зажигаться огоньки.

– Дом поделен на две половины. – Дэрик повел нас за собой, объясняя по ходу: – Одна половина для девушек, вторая для юношей. Соответственно, ванная и туалеты разные. Недавно выпустился пятый курс, так что дом освободился – вам повезло. К тому же вас в этом году мало, так что каждому достанется по личной комнате.

Он открыл одну из дверей и пропустил вперед Эмми – так представилась мне девушка ранее – и отдал ей ключ.

– Устраивайся, ванная налево, туалет направо. Твою одежду привезут завтра. Письма о зачислении уже отправили родителям пневмопочтой.

– Мне страшно тут одной, – слабым голосом остановила нас девушка, выглянув из своей комнаты, когда мы собрались уходить.

Он засмеялся.

– Привыкайте, мисс, здесь вы надолго, если продержитесь на обучении.

Оставив девушку, он открыл дверь посередине дома и повел нас дальше, показывая две комнаты: одна напротив другой.

– Это ваши комнаты, ребята. Выход на улицу есть еще и с этой стороны, просто я решил показать вам весь дом.

Мы переглянулись между собой и пошли в ту сторону, которую выбрали.

– Да, парни, – внезапно остановил он нас, – я если увижу вас на женской стороне или кто‑то из девушек на вас пожалуется, пеняйте на себя.

Мы замотали головами, показывая, что «ни за что и никогда».

Он отдал нам ключи и, подмигнув напоследок, тихо сказал:

– Продержитесь три года, и кое‑какие правила насчет девушек можно будет нарушать, если вы понимаете, о чем я.

Я в недоумении пожал плечами, а второй парень покраснел и быстро ретировался в свою комнату.

– Святая простота, – посмеялся надо мной Дэрик и, посвистывая, пошел к выходу.

Я постарался быстрее зайти в комнату и, закрыв ее на ключ, впервые за день присел, перевел дух и осмотрелся.

Комната была не очень большой, но больше того закутка, который был мне выделен дома. Узкая кровать, стол с газовой лампой над ним, два стула, гардероб и вместительный сундук – вот, пожалуй, и все, что в ней было примечательного. Я подумал о том, что неплохо было бы умыться перед сном, поэтому разделся до кальсон и, осторожно выглянув из комнаты, направился в сторону двери, на которой висела медная табличка с изображением ванны.

– О, чудеса! – воскликнул я, увидев и тут два заветных латунных крана. Я думал, что такое бывает только в домах богатых людей, а тут обычным студентам была выделена такая же роскошь. Быстро умывшись, я пожалел, что не положил в карман свои туалетные принадлежности: хотя бы зубной порошок и щетку. Для обтирания тут же висели четыре полотенца. Захотелось взять одно в комнату, но я передумал – решат еще, что я вор.

Вернувшись в комнату и расстелив постель, я понял, что в комнате нет такой важной вещи, как часы.

– Как же я встану завтра вовремя?! – испугался я. – Лучше тогда лягу пораньше – раньше и проснусь. Хотя по‑хорошему надо было сходить и познакомиться со своим соседом.

Решив, что проснуться завтра вовремя важнее налаживания отношений, я лег в кровать, и когда двадцать минут спустя кто‑то робко постучался в дверь, я не стал вставать, а замер и притворился спящим. Стук больше не повторялся, поэтому я смог быстро уснуть.

Напрасно я волновался о побудке, поскольку даже сквозь сон услышал, как громко и ясно где‑то рядом забил колокол.

– Дин! Дон!

Его было так хорошо слышно, что я испуганно вскочил и стремглав побежал в ванную, стараясь успеть умыться и одеться, чтобы быть готовым к походу в колледж. В дверях я столкнулся со вторым парнем и протянул ему руку, здороваясь.

– Рэджинальд, можно просто Рэдж.

– Приятно познакомиться, – дружелюбно улыбнулся он. – Роберт. Я едва не проспал, хорошо, что есть колокол.

– Это точно, – согласился я, и мы, по очереди сделав все дела, быстро оделись и вышли из дома.

К нашему удивлению, мы были одни, только густой туман наползал на дома, и не было видно ничего дальше десяти шагов.

– Может, нужно ждать с другой стороны дома? – испуганно предположил Роберт.

– Давай, ты пойдешь туда, а я подожду тут, – предложил я. – Если явится наставник, я скажу, что ты пошел ждать там.

– Отличная мысль! – обрадовался он. – Только дождись меня обязательно!

– Конечно!

Стоять одному в густом тумане было страшновато, но выбора не было: я боялся, что если зайду в дом или пойду за Робертом, то наставник, явившись за нами и не найдя никого, уйдет. Время шло, а никого так и не было, я уже отчаялся и собирался пойти за ним, как вдруг увидел, что он, девушка и Дэрик дер Вайнц направляются ко мне.

Вскрикнув от радости, я побежал навстречу.

– Оказывается, колокол будит всех за час до прихода наставника, – радостно сообщил мне Роберт, когда я поздоровался со всеми.

– Да, я как‑то забыл об этом сказать. – Дэрик весело мне подмигнул. – Ну что, завтракать и на учебу?

Мы согласно кивнули.

– Запоминайте дорогу, завтра пойдете сами, – напомнил он второй раз, когда мы подошли к зданию, где были вчера. Я узнал очертания длинного дома и дверь с медной табличкой «21б». Едва мы подошли, как рядом из тумана вышли незнакомые нам парни и, раскланявшись с нашим провожатым, скрылись внутри.

– Подождем Элизу. – Дэрик не стал заходить внутрь и сразу же поправился: – Для вас – мисс ван Ленд.

Ждали мы недолго, и уже через пять минут девушка в сопровождении двух спутниц и парня подошли к нам.

– Мисс Элиза. – Дэрик прикоснулся двумя пальцами к полям своего цилиндра.

– Дэрик, хватит. – Она недовольно посмотрела на него. – Давай быстрее. Пусть поедят и отведем их на занятия. У меня своих дел полно.

Мы зашли внутрь и увидели, что зал, в котором стояли два длинных стола со скамьями, по обе стороны частично заполнен студентами обоих полов.

– Так, вы, – Элиза обратилась к своим подопечным, – получаете еду вон там. – Она показала рукой на окошко в углу комнаты. – И садитесь за этот стол. Ну а вы, – она посмотрела на нас, – за другой.

– Еда общая, но простолюдины сидят отдельно, – добавил Дэрик.

Я открыл рот, чтобы сказать ему, что я не простолюдин, но мисс Элиза строго на меня посмотрела, и я осекся.

Получив поднос со вкусно пахнущей едой, я направился с Робертом и Эмми за их стол, и мы сели одной кучкой. Нужно отметить, что людей вокруг было не так уж и много, поэтому места хватало с избытком.

– Обожаю бекон! – Роберт накинулся сначала на него и только потом на хлеб с маслом и яйца с кашей. Он не пользовался ножом и брал вилкой то с одного блюда, то с другого.

Девушка скромно отрезала маленькие кусочки и ела, понемногу набирая в ложку. Я решил вспомнить о манерах, которым обучала меня мама, и тоже стал есть понемногу.

– Поели? – Мы допивали чай, когда рядом появился наш провожатый. – Поторопимся, мне еще за учебниками для вас нужно будет зайти.

Мы подскочили с мест, быстро отнесли пустые подносы и пошли за ним. Он показывал тропинку, по которой шли и другие студенты в направлении двухэтажного здания, где еще вчера мы сдавали экзамен.

Проведя нас через знакомую комнату, он завел нас в кабинет с табличкой «1a».

– Вот, в общем‑то, и все, – заключил он, когда мы расселись в двух разных половинах зала. – Если будут вопросы, подходите. Вечером я зайду, проведаю вас, и так будет в течение всего первого года, в остальное время вы предоставлены сами себе, наслаждайтесь.

При этом он как‑то странно усмехнулся, словно в его словах была какая‑то шутка, но почти сразу вышел, не давая даже задать вопросы.

Мы сидели и молчали, когда снова раздался звон колокола, только в этот раз он звонил шесть раз вместо трех, как утром. На шестой удар в класс вошел тот старик, что сомневался во мне на экзамене. Он мне тогда еще сразу не понравился. Крючковатый нос и большая залысина, показавшаяся на свет, когда он снял цилиндр и поставил его на стол. Оглядев помещение, он удивленно спросил, обращаясь ко мне:

– Мистер ван Дир, почему вы не на своей половине?

Тут настала пора удивляться всем вокруг. Мои новообретенные друзья посмотрели на меня и отодвинулись, словно стена упала между нами.

– Простите, сэр, так вышло. – Смущаясь и извиняясь, я встал и прошел на половину аристократии, которая не очень‑то была рада меня видеть после того, как я побывал на стороне простых людей.

– Хорошо, теперь давайте знакомиться. Меня зовут сэр Энтони Ньюрвик, и вам, наверное, интересно, почему человек без приставки «дер» или «ван» является аристократом.

Все внимательно смотрели на него, особенно та часть класса, которая являлась простолюдинами, да и мне это тоже было интересно.

– Именно поэтому в нашем колледже учатся, как вы заметили, представители всех сословий, без различий. – Он прошелся вдоль стола и подошел к половине, где сидели Роберт с Эмми. – Если вы закончите учебу и прослужите в цеху семь лет, отработав потраченные на вашу учебу деньги, то получите звание подмастерья и титул шевалье. Так что есть большой стимул хорошо учиться, поскольку вас приняли именно из‑за хороших показателей экзамена. Теперь что касается вас, господа. – Он перешел на нашу сторону. – Вы также вправе после окончания учебы отработать потраченные на вас цехом деньги, если ваши семьи не заплатят выкуп и не заберут на семейное предприятие. Стимул учиться у вас сейчас только один: все семьи подписали обязательство, что ваше поведение в стенах нашего колледжа будет ровно таким, каким его требуют наши правила. Вам не нужно напоминать об этом?

Все промолчали, а я хоть и не видел того обязательства, о котором говорил учитель, все равно не собирался об этом спрашивать.

– Отлично. Если нет вопросов, тогда перейдем к истории. Рассказывать буду всем одинаково, и если кто‑то знает больше, может пройти к доске и говорить за меня. – Старик оглядел зал. Конечно, никто и не пикнул. А я представил себе, что же могло быть в подписанном соглашении для аристократии, если сидящих рядом со мной подростков так запугали, что они молчали наравне с простолюдинами.

Учитель подошел к доске, нарисовал контур, похожий на неровно разрезанную грушу, и разделил его на две неравные половины.

– Это наша империя, наша любимая родина Британия, которая, как вы знаете, управляется императором Вильгельмом Первым, а это наши враги, – тут он едва не зашипел, – проклятые республиканцы, которые своим тлетворным влиянием совращают умы людей, и те бегут из империи, думая, что там им будут рады. На самом деле налог на души там вдвое, я подчеркиваю это, вдвое выше, чем у нас, а порог сбора налога снижен до одиннадцати лет. Если бы вы сейчас пошли учиться в колледж республиканцев, то первое, что вас ожидало бы, – это сдача эссенции. Как вы знаете, наш добродетельный император не берет налог с детей и запрещает под угрозой виселицы брать налоги с лиц младше пятнадцати лет и беременных женщин. В Республике таких ограничений нет, и часто бывает, что их дети рождаются мертвыми по причине полностью откачанной души. Их женщины – исчадия порока и жестокости, они беременеют, как крысы, только с одной целью – сдачи душ своих нерожденных детей, так как эссенции из них можно получить больше. Непрекращающаяся война вот уже двадцать лет идет за то, чтобы искоренить это гнездо порока. Но, к сожалению, война выродилась лишь в локальные стычки по всей границе, поскольку, имея меньшие ограничения на налоги, чем мы, республиканцы могут позволить себе строить больше кораблей, дирижаблей, машин и оружия. Совет лордов предлагал императору снизить возрастной ценз налогооблагаемых граждан до тринадцати лет, но наш милостивый император отказался, сказав, что у детей должно быть детство. Так что вам несказанно повезло, что вы родились, выросли и живете в нашей замечательной стране, – надеюсь, вы оцените это, если господь занесет вас на войну.

Сэр Ньюрвик продолжал урок еще два часа, и для меня все было очень интересно и необычно, поскольку всего этого я не знал.

– И напоследок… – Он сделал передышку и несколько раз прошелся перед рядами. – Сегодня на обеде вы получите жетоны в нашу библиотеку. Те, кто получит жетон с одним отверстием, будут иметь доступ к общей секции, те, кто с двумя, – к секции цеха. Помимо этого ваши наставники принесут вам домашние задания по всем сегодняшним предметам, и к следующему уроку вам нужно быть готовыми к опросу. За каждый ответ вы будете получать баллы. Чем больше наберете, тем лучше закончите год. Соответственно, за неправильные ответы или молчание будете получать минусовые баллы. Наберете минус десять баллов – и мы с вами попрощаемся.

Девушка, сидящая передо мной, подняла руку.

– Да, мисс Матильда?

– А сколько всего отверстий в жетонах, сэр?

– Три, леди. Всего их три, но доступ в третью секцию позволен только пятому курсу или подмастерьям, так что не беспокойтесь, даже доступ во вторую секцию вы получите не скоро.

– Дин! Дон! – Невдалеке громко забил колокол.

– На сегодня урок закончен. – Учитель вернулся за свой стол, взял цилиндр и вышел из кабинета.

Мы остались сидеть в помещении, и я заметил, что на меня пристально смотрит парень слева от меня.

– Ван Дир? – произнес он. – Сын главы цеха?

– Да.

– Чего же ты якшался с простолюдинами?

– Я недавно в городе. – Этот допрос меня чрезвычайно смущал.

Что еще хотел спросить у меня парень, я не узнал, поскольку в класс зашел тот человек, благодаря которому я попал сюда. Только сейчас я лучше рассмотрел его благородные черты лица, волевой подбородок, длинные седые волосы и сухощавое телосложение.

– Добрый день, господа, леди. – Он сел на стул и снял цилиндр, но не положил его на стол, а удержал его в руках. – Меня зовут сэр Пэрри ван Рональд. Я – ваш учитель ремесла и по совместительству директор этого колледжа. Так что, надеюсь, у нас установятся добрые отношения, не только потому что я директор, но и потому что по результатам моих уроков вас будут оценивать как кандидатов на принятие в цех. Неумехи или лодыри не пройдут дальше первого года, я вам это обещаю. У вас есть вопросы ко мне?

Класс молчал.

– Если вопросов нет, тогда я перейду к вводному занятию и приоткрою вам тайну, которую от вас так тщательно скрывали родители и все остальные, чтобы вы смогли успешно поступить.

Тут дверь открылась, и два парня занесли в класс деревянный ящик примерно пяти футов длиной и четырех в ширину и высоту. Они аккуратно поставили его на стол и стали снимать деревянные панели со всех сторон. Вскоре показался прибор, знакомый всем нам, – такие стояли почти в каждом приличном магазине или разменном пункте, может быть, только меньше размером. Несколько колб соединялись между собой шестеренками и поршнями, а небольшая серебряная пластина с рельефной формой ладони с одной стороны была сильно потерта, говоря о том, что ее явно очень часто использовали. Поблагодарив помощников, он обратился к нам:

– Думаю, сэр Ньюрвик рассказал вам о налогах и душах, так вот то, чему мы будем вас учить, – это передавать эссенцию душ от человека в этот прибор и наполнители. И чтобы было проще вам понять, что происходит за черной ширмой в магазинах или обменных пунктах, покажу на своих помощниках.

Один из парней подошел к устройству, достал из кармана пустую монету (внутри ее не было видно зеленоватого свечения), положил на другую сторону устройства, подсоединив к ней медную трубку, и нажал рычаг. Прибор слегка загудел, но шестеренки и поршни остались неподвижны. Директор положил на пластину с отпечатком ладони свою руку, а другой взялся за руку своего помощника: прибор тут же пришел в действие, поршни задвигались, а шестеренки тихо зашелестели, начав перегонять внутри устройства белый дым, который неизвестно откуда там появился.

– Собственно говоря, вот так появляются деньги определенного достоинства, – прокомментировал он, закрыв глаза, – ремесленник должен «потянуть» на себя ровно то количество души, которое он высчитал или договорился с человеком. Вам нужно выступить передаточным звеном между человеком и аниматроном. Поскольку простые люди не могут передавать напрямую свои души, для этого‑то нужны мы. Передать энергию души от человека к машине и аккумулировать ее в прибор.

Почти сразу после его слов белый газ внутри колб стал окрашиваться в бледно‑зеленый и передаваться из одной колбы в другую, становясь все более насыщенным темно‑зеленым. Через секунду он выпустил руку своего помощника, и газ внутри устройства снова стал белым. После этого он выключил устройство и достал монету, которая стала достоинством в десять пенни, или равняться одной кроне. Это было видно по полоскам наполненности монеты, которые сейчас были зелеными до десятой отметки.

Я сидел открыв рот, как, впрочем, и все мои одногруппники. Делать деньги оказалось так просто!

– Вот так деньги приобретают свои свойства, и дальше вы можете подсоединять их к любым устройствам, чтобы зарядить.

Он достал часы из кармашка жилетки и поднес монету к заводному устройству, а затем показал нам, что монета стала достоинством в восемь пенни, потратив на подзарядку его часов две единицы души.

– Вам кажется, что все очень просто, но за этой простотой стоит не одно столетие изучений, научных прорывов и технологий. Чтобы аниматрон приобрел те размеры и качество, что вы видите сейчас, потребовались усилия сотен ученых и инженеров, хотя все началось с одного человека – сэра Уинстона ван Червиваля. Этот ученый еще в юношестве выделялся среди своих сверстников умом и гениальностью, поэтому, закончив университет в Коссе, он занялся собственными исследованиями, которые и привели его к пониманию человеческой души. Всю информацию о нем и о его работах вы прочитаете сами в качестве домашнего задания, а я продолжу урок с рассказа о настоящем.

Я затаив дух слушал его. Информация, которая была мне прежде недоступна, сейчас лилась полноводной рекой, и я впитывал и впитывал ее, боясь пропустить хоть слово.

– Чем ремесленники отличаются друг от друга, почему одних возносят до небес, а другие вынуждены ковыряться в мастерских, зарабатывая несколько десятков крон в неделю? Все просто – те, кто может передать душу человека, пропустив ее через себя, не подвергнув влиянию собственной, добьются очень многого в нашем обществе. Вы видели, что за пять секунд моего влияния на Генри, – он показал рукой на парня, который ухмыльнулся, – я взял у него одну сотую души. Ему это не повредит, поскольку душа у человека, в зависимости от его возраста, личных качеств и физического состояния, имеет разный объем и со временем регенерирует. На следующем уроке мы с вами начнем изучать таблицу ван Червиваля, где подробно указаны сроки восстановления души человека в зависимости от его общих особенностей. Знание этих данных наизусть – основа вашего обучения! Если вы ошибетесь и продлите влияние на человека больше положенного – он умрет, и тут уж вы предстанете перед законом не только как никудышный ремесленник, но и как убийца!

Его голос становился все громче, и в конце он едва не кричал, запугав нас до смерти, но внезапно успокоился и продолжил прежним тоном:

– Так вот, возвращаясь к качеству передачи души… Лучше показать это вам наглядно.

В этот раз он вложил свою ладонь в руку парня, а тот включил прибор и положил новую пустую монету и вторую руку на пластину. Даже мне было понятно, что газ, заполняющийся эссенцией души, в устройстве менее насыщен, как на входе в первую колбу, так и в самой последней, маленькой колбе.

– Спасибо, Генри. – Директор подошел и взял монету, которая стала достоинством в три пенни.

Он показал ее нам и улыбнулся.

– Вот этим и отличаются мастера, подмастерья и ученики. Причем, чтобы вы не думали, что мой ученик плох, я скажу вам, что любой из вас, кто сейчас попытается передать душу другого человека, не наполнит монету ни на единицу. Более того, повредит собственную душу. Спасибо, господа. – Он обратился к своим помощникам. – Можете быть свободны.

Парни стали собирать устройство и вскоре покинули класс, а директор продолжил свой рассказ:

– Вы еще не скоро перейдете к контакту с человеческой душой. Вначале будут долгая учеба и тренировки на животных, и только по истечении третьего года, в зависимости, конечно, от ваших способностей, вас допустят к людям.

Он помолчал, а затем посмотрел на наши напряженные, серьезные лица и засмеялся.

– Не переживайте, сегодня у вас всех вводные занятия, поэтому нет даже письменных принадлежностей, а вот с завтрашнего дня наступит настоящая учеба, и тут уж никому не будет спуска, не важно, кто он – сын графа или простого пекаря.

Он посмотрел на свои часы.

– До конца урока есть еще десять минут, я могу ответить на ваши вопросы. Уверен, у вас их масса, поэтому постарайтесь мне понравиться, не задавая откровенно глупых.

Конечно же, первой руку подняла девушка, которая хотела все знать.

– Да, мисс Матильда?

– А люди разве не против, что у них отбирают часть души? Ведь Библия нас учит, что душа – самое ценное, что есть, и она бессмертна!

– У вас целых два вопроса, юная леди. – Он улыбнулся. – Но поскольку они оба хорошие, то вы получаете балл к сумме годового экзамена, а я отвечу на оба. Никто не может насильно забрать у человека ни крохи души. Он должен захотеть, чтобы его душу взяли. Хотя, конечно же, есть и редкие случаи, когда у человека, как бы вы ни старались, нельзя эту душу отнять. И редчайшие случаи, когда ремесленники могут силой отнимать души, но, к счастью, такое действительно необычайно редко, и вам лучше принять за данность, что отнятие у человека души без его согласия – это прямой путь на виселицу. Ну и второй ваш вопрос, мисс, простителен, поскольку вас ограждали от научной информации и пичкали религией. Наука доказала, что душа вовсе не бессмертна и в зависимости от личности человека даже имеет свой вес. Последние исследования на преступниках, которые выбрали вместо казни помощь своим родственникам в виде посмертной сдачи души, говорят о том, что полный вес человеческой души равен примерно десяти‑двенадцати гинеям. Опять же, повторюсь, – каждый человек уникален, и прежде чем производить отбор души, особенно в таких больших количествах, нужно, во‑первых, иметь соответствующую лицензию, ну а во‑вторых, провести подробное анкетирование и расчеты.

– Поэтому обменных пунктов так мало? – поинтересовался с места Роберт.

– За неуважение к учителю с вас, мистер Вариан, минус балл, – невозмутимо ответил директор. – Вопросы нужно задавать, подняв руку и спросив разрешения. Берите пример с мисс дер Гранд.

Парень сразу же побледнел и замолчал.

– Но на ваш вопрос я отвечу. Да, чтобы получить лицензию на обмен душ на деньги, нужно состоять в нашем цехе, иметь звание не ниже подмастерья и получить рекомендацию от трех мастеров ремесла.

Руку поднял мой сосед.

– Да, мистер ван Гор?

– Зачем нас ограничивали в информации о ремесле? – прямолинейно спросил он. – Ведь во всем том, что вы нам сейчас показали и рассказали, нет ничего тайного или сложного.

– Все просто, мистер ван Гор. – Директор сложил руки на груди. – Вы бы просто не поступили сюда, если бы знали больше. Причина этого феномена неизвестна, но влияние на артефакт человека, который знает очень много про души и ремесло, крайне мало, а нам нужно установить и пропустить дальше именно тех, кто покажет в будущем выдающиеся результаты, а для этого артефакт должен показать ваши способности выше средних. Как вы видите, в последнее время таких неинформированных подростков становится все меньше, поэтому те родители, что нарушили основное правило и привели на экзамен детей, которые не смогли даже подсветить пирамиду, уверен, сейчас горько сожалеют об этом.

Руку протянула моя соседка.

– Да, мисс Эмми?

– Как работает аниматрон, сэр?

Директор повеселел.

– Отличный вопрос, мисс, плюс два балла вам.

Девушка покраснела и опустилась на место.

– Как я уже сказал ранее, ремесленники выступают проводниками людских душ к машинам. Сами же приборы очень просты, если знать всю теорию сэра Червиваля. Если правильно соотнести все размеры деталей, нужные для точной работы прибора, то можно заказать его практически в любой инженерной мастерской. Но насколько он получится точным и сможет ли передавать душу без искажений, будет зависеть целиком от вас. Этот прибор был сделан по моим чертежам и вносит искажения порядка одной сотой процента, что, уверяю вас, является очень и очень хорошим результатом. Но не переживайте, мисс, полное устройство прибора, а также свой первый его чертеж с воплощением в металле и стекле вам предстоит выполнить в качестве дипломной работы на третьем курсе. Так что не стоит пока забивать себе голову этой информацией, ваша голова еще неоднократно поболит, когда будете осуществлять свой проект.

Руку поднял я.

– Мистер ван Дир?

– Почему налог собирается с людей, сэр, не проще ли разводить и собирать его с животных, ведь все равно их пускают на убой?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Отличный вопрос для студента первого курса! С радостью на него отвечу, мистер ван Дир. Тот, кого отчислят из колледжа за неуспеваемость, отправится прямиком на скотобойню и будет работать забойщиком, вытягивая души у животных. Сходите как‑нибудь на экскурсию – в нашем квартале есть такая, и ваша успеваемость, уверяю вас, сразу повысится. Что же касается основного вашего вопроса, то полная душа животного в тысячу раз менее энергоемка, чем та малая часть человеческой, что сдается в качестве налога. Так что хоть ими и не пренебрегают, но души животных – не тот ресурс, ради которого стоит их выращивать в огромных количествах.

– Дин! Дон! – прогремел колокол, означающий конец урока.

– До встречи, господа, леди. – Сэр ван Рональд склонил голову в знак уважения и вышел за дверь.

Все молчали, переваривая информацию. Я, как и все, был в полнейшем шоке. Оказывается, так просто – по крайней мере, выглядело со стороны – делались монеты различного достоинства. Ведь если я выучусь на ремесленника, то смогу сам это делать!

«Что значит «если»! – оборвал я сам себя. – Никаких «если». Я обязательно выучусь и постигну все науки!»

Заглушенная молчанием родителей и сверстников тяга к знаниям всколыхнулась во мне с большой силой. Я хотел изучать, читать и запоминать все, до чего только дотянусь.

Следующие два урока не были такими же интересными, как два первых, поскольку мы изучали арифметику, чистописание и другие науки, которые, по словам сэра Ричарда, развивали нас всесторонне.

– Без арифметики не бывает ремесленника, – говорил он.


Обед запомнился мне только тем, что я сел за стол аристократов и пожалел об этом. Мои недавние знакомые, Роберт и Эмми, сразу же отдалились от меня и стали общаться между собой и с другими ребятами за своим столом, а когда я, мучимый непонятным чувством и нежеланием терять новых друзей, пошел к ним, стало только хуже: они склонили головы и стояли так, пока я не отошел, а когда я вернулся за стол аристократов, все отодвинулись от меня. Хорошо, что начались занятия и я перестал думать об этом. Я не был виноват в том, что меня из‑за плохой одежды причислили к простолюдинам и поселили не в тот дом, а теперь получается, что я изгой.

Вечером нас встретил наставник и раздал жетоны. Мы, конечно же, сразу устремились в библиотеку и получили не только кипу огромных блокнотов из желтой бумаги для своих записей, но и все нужные студенту письменные принадлежности. Больше всего я радовался глобусу и циркулю – такие вещи были только у состоятельных людей в нашем городе, а здесь их выдавали обычным студентам.

Нагруженные добром, мы проследовали по своим домам, и я совершенно забыл попросить Дэрика переселить меня в дом аристократии. Только положив вещи на стол и несколько раз восхищенно дотронувшись до глобуса, я понял, о чем забыл ему сказать. Исправлять ошибку было поздно, поскольку нужно было возвращаться в библиотеку и подготовиться к следующему дню занятий, так что я решил отложить разговор на потом, тем более что в моей нынешней комнате мне все нравилось.

На следующий день учеба закипела, и мне совершенно некогда стало думать о том, где жить или обедать. Нам задавали столько, что я корпел и корпел над всеми заданиями и пытался выполнить их максимально полно. Так что когда неделя подошла к концу, я так и жил в своей старой комнате, а за обедом и на учебе сидел за столом аристократии. А еще я встречался с Диком, который привез мои вещи и еще раз напомнил, чтобы я не появлялся в доме отца, пока не достигну успехов в учебе.


– Дин! Дон!

Я стал привыкать к ударам колокола, и они не вызывали у меня панической реакции вскакивать с места и куда‑то бежать. Настало время обеда, мы стали собирать свои книги и блокноты, как вдруг в класс зашел директор. Все вытянулись в струну и вернулись на свои места.

– Господа, леди! – Он улыбнулся, как всегда, когда был в хорошем настроении. – Первая ваша неделя обучения закончилась, поэтому после обеда вы свободны. Вашим родным были разосланы уведомления об этом, и вас ждут за воротами колледжа экипажи или родители. Так что поторопитесь отнести свои вещи и пообедать, утром в понедельник занятия начнутся или с вами, или без вас, так что решать, когда вернуться, только вам. Не смею вас больше задерживать, молодые люди.

Он улыбнулся нам напоследок и вышел – и тут же гурьба подростков, взбудораженных новостью, рванула из класса. Каждый хотел оказаться дома и похвастаться всем, что с ним случилось за эту неделю. Я поначалу тоже поддался этому настроению, но почти сразу вспомнил слова Дика и погрустнел. Мне нечем было похвастаться перед отцом, так что все выходные я проведу тут.

«Зато хорошо подготовлю домашние задания, – решил я. – И заодно смогу почитать что‑то для себя. Библиотека большая, так что, уверен, мне найдется чтение по душе».

Буквально через два часа помещение колледжа словно вымерло, только три или четыре окна светилось в ночи, подбадривая меня своим светом, – не я один остался на все выходные.

Взяв задания и блокнот, я направился в библиотеку, показав свой жетон скучающему парню‑старшекурснику, который был, видимо, за что‑то наказан дежурством, и прошел к столу аристократов. Не представляете, каково было мое удивление, когда я увидел за столом мисс Элизу ван Ленд. Она что‑то увлеченно переписывала из толстой книги в свой блокнот, поэтому, когда у меня случайно выскользнул пенал и с шумом упал на стол, она вскрикнула и обернулась на шум. Увидев меня, она тут же успокоилась.

– А, это ты, первогодка. Места для простолюдинов направо.

Не знаю, что на меня нашло, но, набравшись храбрости, я выпалил одним духом:

– Я сын сэра Грюнальда!

– Да?! – Она снова повернулась, и я почувствовал, как застучало мое сердце, едва наши глаза встретились. – Почему же тогда ты не сказал об этом сразу?

К сожалению, на этом моя храбрость иссякла, и я, ненавидя себя всей душой за эту слабость, лишь пожал плечами и, устроив свои вещи на другом краю стола от нее, пошел за нужной литературой. Целый час мы занимались молча, каждый делал свое, но я изредка поглядывал из‑за книги, чтобы лучше запомнить ее образ. Сегодня она была одета в темно‑синее платье, которое оттеняло ее глаза, а светло‑русые волосы, которые она теребила пальчиком, пытаясь завить локон, были заплетены так, что шляпка, сдвинутая на одну сторону, дополняла корзинку из волос на другой стороне головы. У меня было мало подходящих слов, чтобы описать девушку, ведь я общался только со своими ровесницами, а с такими красавицами я никогда даже заговаривать не смел.

– Элиза, ну скукота же смертная, давай поболтаем?! – снова проныл из своего угла парень‑дежурный.

– Генрих, – ее голос с каждым новым предложением развлечься становился все холоднее, – ты не видишь, я занимаюсь! Мне еще два минуса устранять, по твоей вине кстати!

– Все, молчу. – Генрих сразу же закрыл рот. Но хватило его ненадолго, через некоторое время он начал все сначала и с тем же результатом – девушка еще больше обозлилась на него.

– Эй, как там тебя! – Я не сразу понял, что зовут меня. – Парень!

Когда она подошла ко мне и я вдохнул аромат, который от нее исходил, я понял, что она все это время обращалась ко мне.

– Простите, мисс, я задумался, – промямлил я, не в силах поднять на нее глаза.

– Я вижу, – язвительно заметила она и продолжила: – Ты можешь поискать мне вот эту книгу? Я не хочу лазать по верхним полкам в этом платье!

Она протянула мне список литературы и ткнула своим аккуратным пальчиком в одного из авторов.

– Да‑а‑а, к‑к‑онечно, мисс. – Это все, что я смог выдавить из своего горла, прежде чем взять листок, ее жетон и пойти в нужную секцию.

– Эй, эй, Элиза, ему запрещено входить во вторую секцию, почему ты у меня не попросила?! – возмутился дежурный.

– Потому что, Генрих, ты зануда и прилипала, – отрезала она. – Мальчик найдет книгу и отдаст ее мне, и все.

Я довольно долго искал нужный том, поскольку еще слабо освоился в своей‑то секции, а тут нужно было пройти по жетону ученицы старшего курса в более обширную секцию и не потеряться там. Это уже само по себе было подвигом. Книга нашлась, как и сказала Элиза, на самой верхней полке. Чтобы ее достать, пришлось подвинуть передвижную лестницу.

– Прошу вас, мисс. – Я протянул книгу и жетон, когда вернулся.

– Спасибо. – Она наморщила носик. – Напомни, как тебя звать?

– Рэджинальд, мисс.

– Спасибо, Рэджинальд, – поблагодарила она и улыбнулась так, что я был готов перетаскать все книги из библиотеки, лишь бы это еще раз повторилось. Но, к сожалению, получив нужный фолиант, она погрузилась в учебу, и мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру.

Поздно ночью, когда дежурный объявил, что библиотека закрывается, я помог ей разнести книги по шкафам и был ошеломлен, что она дождалась меня, и мы пошли вместе. Когда я повернул к своему дому, она сначала недоуменно посмотрела на меня, а потом сказала:

– В понедельник нужно напомнить Дэрику, чтобы тебя переселил!

Я попрощался с девушкой и, чувствуя себя окрыленным, поскольку душу мне наполнила невообразимая сладость, направился к себе. Я тут же забыл, что несколько часов назад сильно переживал, что не еду домой, – сейчас я был безумно рад этому!


На следующее утро, позавтракав вместе с еще тремя парнями, я сразу же направился в библиотеку. Но Элизы не было, и пришлось заняться только учебой. Иногда я прерывался и пробовал, как звучит ее имя у меня на губах.

«Элиза. Э‑ли‑за. Элиз‑а».

Девушка появилась только через два часа, и мы с ней молча раскланялись, что подлило мне в сердце еще как минимум один кувшин сладости, а когда она спокойно обратилась ко мне за помощью, я тут же бросился выполнять ее просьбу.

Так и закончились мои первые выходные, которые принесли новые непонятные чувства и смятение.

В понедельник я не видел девушку, так что не стал напоминать своему наставнику о необходимости переселения, ведь я знал, что каждый курс живет в отдельном здании, а дом старшекурсников, а именно половина девушек, как раз находится рядом с тем домом, в котором я сейчас жил. Так что когда во вторник Дэрик предложил мне переехать, я отказался, объяснив это тем, что уже привык. Его мое объяснение полностью устроило, и мы к этой теме больше не возвращались, зато теперь я каждое утро мог видеться и здороваться с Элизой, словно мы давние знакомые, вызывая поначалу всеобщее недоумение.


Вот так, в заботах и волнениях, незаметно пролетел учебный год, и настала пора экзаменов. В моей жизни ничего не изменилось, друзей среди своего года обучения я так и не завел из‑за того, что был все время в двусмысленном положении. Сидел и обедал с аристократами, а жил в доме с простолюдинами, зато я превзошел всю группу во всех науках, кроме ремесла. Непонятно, по какой причине, но все, что было связано с теоретической частью, у меня было превосходно, а как только дело касалось мышей – все шло наперекосяк. Я никак не мог добиться хотя бы результата Джеймса ван Гора, самого отстающего ученика класса. Хорошо еще, что практическая часть экзамена по ремеслу не являлась обязательной на первом году обучения, – это меня радовало, а непонимание, почему у меня ничего не получается с практикой, заставляло просиживать в библиотеке почти все свободное время.

Но вскоре и это закончилось: мы сдали все предметы и в томительном ожидании разбрелись по своим комнатам. Результаты обещали огласить только через два часа. Страдающими и томящимися мы были не одни. Я с усмешкой наблюдал, как студенты всех без исключения курсов в волнении расхаживали туда‑сюда. Везде царило молчание, так контрастирующее с гомоном в обычные учебные дни. Краем глаза я заметил Элизу, с которой мы практически не встречались, – это была вторая моя печаль после плохих практических работ. Зародившееся чувство, о котором я не мог и не хотел никому поведать, тлело у меня в груди, но я не понимал, что это, лишь твердо знал, что только рядом с нею оно становится теплым и сладостным.

Загрузка...