Мастер, бывало, высказывал подмастерью все, что наболело: ну никак не мог он смириться, что тот тратит силы и деньги на бессмыслицу! Обидно было мастеру за своего работника и даже стыдно перед людьми. Сам-то он отказался от житейских благ ради великого дела. Это было так понятно – он созидал вечное. Но ради чего страдал подмастерье?
– Зачем ты закапываешь руки в грязный песок? – он горячился. – Почему не выстроишь себе настоящий дом и не женишься?
Подмастерье либо смущенно отмалчивался, либо бормотал невнятное, что-то вроде «людям радость – себе награда». И ведь не дурак он был, совсем наоборот!
– Пусть ты ставишь град маленький, на потеху бездельникам и ребятне, – продолжал мастер. – Но почему он у тебя так неразумно устроен?
– Я ставлю град волшебный, во снах виденный, – отвечал подмастерье, улыбаясь чему-то.
– Почему стену не возводишь, чучело ты огородное?! Что за град без стены?!
– Граду не нужна стена.
– А ежели враги насядут?
– Не насядут. Не будет никаких врагов.
– Кто ж их разобьет, врагов твоих?
– Так ведь, хозяин… мир – на то и мир. Людям враждовать – оно ведь несподручно.
– Тьфу, дурень! – свирепел мастер. – Золотые у тебя руки… и так их поганить?!
Он возвращался на скалу рубить надменный камень. Ибо вразумлять и совестить большого ребенка – попусту тратить время…
Песчаный город, между тем, ширился, превращался в опасное нагромождение несуразностей, и хвала Миротворцу, что весть о том не дошла пока до храмовников.
Потому что город без защитной стены – конечно, вздорная мысль, но безвинная. И угловатые, неразумно высокие дома могут кому-то показаться уродливыми, но в них также нет крамолы. И широкие прямые улицы способны вызвать лишь ухмылку. Все это не больше, чем забавы. Но вот то, что подмастерье и храмы лепил в новых обличьях, было очень подозрительно, если не сказать – кощунственно. А ведь люди имеют языки, чтобы доносить… Время шло; слуги богов не появлялись. То ли они были слишком умны, чтобы принимать дурь всерьез, то ли зеваки были слишком глупы, чтобы подмечать и делать выводы.
Мастер ждал, ждал стражников… нет, никого не тревожило поругание святынь…
Мысли и чувства его метались.
Никчемные домишки, появлявшиеся у подножья скалы, решительно не вязались с памятником! Казалось бы – чепуха, не стоившая внимания. Но… Эта дрянь постепенно покрывала берег, как плесень. И когда Покоритель Красоты родится, она могла испортить всё.
Иногда мастер с ужасом представлял, как нелепый город разрастается, обступает скалу, перекидывается на берег противоположный…
Это был плевок в лицо Совершенству.
…Так и жили они, мастер и подмастерье: прилежно трудились бок о бок в мастерской, а потом расходились по любимым тропинкам – один к скале, другой к речному берегу.
Однажды вечером, когда подмастерье делал отвар из трав, к костру вышел незнакомец, одетый, как монах. Накидка скрывала голову гостя. Отблески костра плясали по его лицу; впрочем, видны были только нос и борода.
– Берешь ли заказы, мастер? – спросил незнакомец.
– Не мастер я. А что надо?
Нужна была могильная плита. Причем, вот странность, заказчик желал, чтобы плиту украшало потешное сооружение – наподобие тех, что стояли на берегу.
– Вылепишь звонницу, – распорядился он.
– Зачем вам это? – удивился парень. – Звонницу – на могилу?
– Красиво, – ответил заказчик. – Плачу вперед.
Он хорошо заплатил, со щедростью, достойной князя. Давно подмастерье не держал столько серебра сразу.
Ни на какие иные вопросы незнакомец не пожелал отвечать – скрылся во тьме…
Подмастерье управился за неделю. Звонница из песка и яиц получилась – на загляденье.
За заказом, однако, никто не пришел. Так и стояла чуднАя могильная плита на дворе дома, понапрасну пугая гостей…