Поезд Аэроэкспресса был вовремя. Куроедов взял билет в бизнес вагон, что бы еще раз подчеркнуть окружающим и, особенно себе (он был в сладком тумане новой для него жизни), что он крут. Расположился в мягком кресле, взял минералку и открыл газету.
– Ну что Степа, – появился голос, – как тебе приключения? Не надоело еще?
– Да нет, с чего мне надоест? Хоть почувствовал себя человеком. Такого со мной еще не происходило. Это напоминает мне два состояния – сначала жил на берегу, а теперь бросился со скалы в море и плыву.
– Плыви… плыви.. Лишь бы не утонул!… Шучу Степа. Но что бы ты действительно проплыл дистанцию и удачно выбрался на берег, я тебе буду помогать. Пока ты едешь в поезде, я тебе расскажу о некоторых вещах. Тебе их нужно усвоить. Вбить в память. Загрузить в мемори, так сказать. Со скорпионами жить, по скорпионьи ходить! И это уже не шутка…. Ладно, приготовься к «ликбезу. Тебе нужна идеология. Не учительская и человеческая, а человека из элиты».
Степан, как примерный ученик из его гимназии (тут он вспомнил гимназию и своих учеников), закрыл глаза и превратился весь во внимание. Однако, у него в голове промелькнула мысль: «А чего это он меня все время учит?».
– Так вот Степан, ты многого не знаешь о деньгах и богатстве; Бог тебя миловал. Но теперь кое – что необходимо понять и этим руководствоваться. Стать на время артистом. Знаешь систему Станиславского? Нет? Хорошо. Так вот Степа, деньги и совесть не совместимы между собой. Потому что, богатые бедных не разумеют и считают себя небожителями; они спускаются на землю только тогда, когда их богатству что – то угрожает. Тебе твои философские книги говорили о самосовершенствовании; у богатых, Степан, самосовершенствование происходит на гольф полях, кортах и в клубах…
Жадность у них прогрессирует быстро, как инсульт. Нужно отметить, что неправедно нажитые деньги открывают ящик Пандоры в человеке. Со временем, человек меняется кардинально (посмотри на себя внимательно, ты уже заражен бактериями вседозволенности, источник которых спрятан в деньгах). Это как, чем дальше в лес – тем больше хочется. Постепенно души богатеев желтеют от золота и все их пороки, вылезают как тараканы из всех щелей. Скупость жжет! Отсюда возникает вопрос – можно ли стать богатым честно? Ответ – в нашей стране это сделать сложно. Тебе придется столкнуться со спесью, наглостью и вседозволенностью, так называемой элиты. И это будут еще цветочки. За свою делянку они пойдут на многое, даже на преступления. Посмотри на меня, бывшего, – захохотал Верещагин, – думаешь, меня подстрелили просто так. Нет. Все кем – то хитро спланировано и исполнено очень профессионально….
Куроедов открыл глаза. За окном все быстро двигалось, по кругу, ближние деревья и постройки летели вправо, за спину, дальние поля и лески влево. Поезд летел с большой скоростью. За окном совсем распогодилось; солнце было ярким; зелень блестела и искрилась дождевой влагой. Степан улыбнулся.
Он осмотрелся. Рядом в кресле сидела женщина лет тридцати, с распущенными волосами, шатенка. Одета модно, как подумал Степан (в силу своих знаний о женской моде). Деловой костюм соседки скрывал длинные ноги в серых чулках. От нее тянуло свежестью и приятными духами. «Наверное, бизнес леди или… – Степан не мог быстро определить социальную принадлежность дамы, еще не было навыка. Женщина заметила интерес Степана и повернула к нему голову:
– Молодой человек. Нельзя вот так неприкрыто заинтересовано смотреть на женщин. Это не цирк. Могу ведь возмутиться и нагрубить.
– Извините. И не думал вас рассматривать под микроскопом. Просто я удивлен и поражен. Вы сильно похожи на Гала, женщину легенду, жену Сальвадора Дали (недавно он рассказывал своим ученикам о творчестве Дали).
– Степа, а ты просто бабник. Вот еще одно качество, которое нас объединяет. Умеешь подъехать к женскому полу и его удивить. Хороший комплимент!…Странно, как ты жил со своей женой столько лет.
– Спасибо! Не думала, что меня можно удивить комплиментом. Да еще в поезде. Меня зовут Эльвира.
– Степан.
– Вы кто и куда направляетесь?
Куроедову показалось, что наступает его звездный миг. Он уже представлял себе, как раздевает новую знакомую, и… Мечты развеялись, нужно было что – то соврать. Хотя, в свете нового своего положения, он уже стал привыкать к мысли о себе, как миллионере и значительной личности. Как знаток литературы он быстро вообразил себя положительным литературным героем.
Эльвира смотрела на Степана и видела, как тот приподнял голову и подбородок, сощурил немного глаза и значительным тоном ответил: «Из миллионеров мы. – Еду по делам в Москву. Нужно решить пару вопросов по нефти и газу, – что я несу, промелькнуло у него в голове, – ну а поездом, так это рекомендации службы безопасности, – а, все равно ни черта не поймет, – подумал Степан и спросил:
– А вы куда, и зачем, если это не секрет.
– Из командировки. Работаю в IT компании. «Он мало похож на миллионера. Хотя среди них лохов пруд пруди. Нужно познакомиться. Может, удастся раскрутить мальчика?». – Скоро приедем. Давайте, я вам оставлю визитку, – она ласково смотрела на Семена, чуть улыбаясь красными губами, в виде нарисованной красной чайки.
– Так Степа! Можно констатировать, что ты уже входишь в образ. Получается, ты любитель девушек и врун. Это хорошо. Теперь скорректирую план. Будешь клеить мою бывшую жену. Изобразишь из себя влюбленного юношу. Для нее, это станет экзотикой… Подъезжаем. Походи по Москве, пообедай в ресторане и на встречу.
Семен попрощался с Гала. Ее встречал какой – то господин, с длинными усами, черной шевелюрой и с кольцом в ухе.
Как уже говорилось, в Москве Куроедов не был с начала девяностых. И то, что он увидел сегодня, для него стало полной неожиданностью. Грязное метро прошлых лет зарождения капитализма, превратилось в игрушку. И светло и чисто. Он с удовольствием потолкался в потоках граждан, посидел на лавках перед путями и поездил со станции на станцию.
Поток людской его завораживал, он чувствовал себя единым с толпой. «Все – таки мы стадные животные, – подумал Степан, давая оценку своим новым ощущениям. Там, откуда он приехал, не было такого ощущения быстроты и полноты жизни, которое вам дает большой город. Он почувствовал его громаду. И этот город был для него другой планетой.
Он вышел из утробы метро на улицу. День был светел и чист. Майское небо синело, и было чуть подернуто белесыми, во все небо, полосами. Автомобили всех марок мира плотно двигались по глубоким улицам (дома без просветов тянулись вверх); потоки пешеходов как реки плыли во всех направлениях. Все это смешивалось и представляло грандиозную картину всеобщего движения. Мириады звуков сливались в один великий гул.
«Вот это город, – удивлялся Куроедов, – все, что я раньше видел просто детские забавы. Он похож на большой каменный вулкан, наполненный кипящим составом из звуков, сигналов, шума, цвета и света». Степан был поражен.
Мысли путались. Он понял, что Москва искажает его мысли, рассеивает сознание и все время давит своим величием. Этот город как черная дыра, которая высасывает сознание и делает человека маленьким и никчемным. Тут все поставлено на простую игру – или ты или город. Чей характер сильнее. Многие приезжают сюда как во времена золотой лихорадки на Аляске. Жаль, что везет только единицам. «Москва есть Третий Рим!». И она воплощение божественного замысла, в отличие от Петербурга (в Питере Степан был пару раз). Там все замешано на строгом планировании – великий Петр все задумал и привел план в исполнение. Москва же, чудо на семи холмах, не была произведением человеческого разума и воли. Так думал Куроедов, вспоминая все, что когда – либо читал о Москве.
Степа вышел на Пушкинской. Пошел к площади. Но на площадь не попал, на ней проходил митинг. Кто митингует, спросил его гражданин с седой бородой и плохими зубами. Не знаю, ответил Степан. Да это оппозиция, говорили зеваки. Вон смотри, собралась пара убогих и не слышно о чем говорят. Степан смотрел на всю площадь, в конце которой возвышался кинотеатр. На длинных ступеньках стояла человек сто. Возвышалась голова говорившего. Вокруг площади стояли металлические ограждения, полиция и несколько полицейских машин. У фонтана украшающего площадь скопились полицейские. Все это напоминало сюрреалистическую картину: столбы с белыми розетками фонарей, зелень деревьев, блестевший на солнце фонтан, задумчивый Пушкин, движение машин, полиции и людей, высокое небо и знак NOKIA под самым небом. «Да, – восторг охватил Степана, – вот это жизнь! И зачем мне возвращаться?
Он постоял еще полчаса, пока митингующие не стали расходиться.
– Видишь Степа, – появился голос Верещагина, – в какую интересную жизнь я тебя отправил? Эта новая часть твоей жизни в корне отличается от прошлой. Что было там – обыденщина и поденщина. Серое существование безденежного учителя литературы… Да, метаморфозы жизни… Не угробили бы меня, ты не поменял бы свою жизнь на более насыщенную и динамичную. Не знаю, что там решают на небесах, но если все что происходит с нами это не единичный случай, то стоит только удивляться замыслу Его.
– Мне уже это все нравится! – ответил учитель, – думаю, что обратно домой я попаду не скоро.
Степан пошел на Тверской бульвар, мимо МХАТа, нашел ресторан «Твербуль». «Модная штучка, – мелькнуло в голове». Было время ланча. Осмотревшись в зале, он увидел еще несколько гостей. Показалось, что кого – то из них он видел по телевизору. Он понял, что не зря его сюда отправил Верещагин. Здесь средоточие нового московского бомонда. Интерьер располагал к нирване. Старые кирпичные стены с горящими лампами, как глаза дракона, портрет царицы в круге, мягкие диваны с полосатыми подушками; темный пол и стол, деревянные перекрытия, стекло и старинные канделябры. Все это, как уже не в первый раз, сильно подействовало на Степана и опять направило его мысли на обдумывание его нового положения и на то, что он теперь владеет все этим, и что он теперь новый покоритель московских просторов. Он понял, что становится другим. И становится другим уж слишком быстро.
«Похоже на курс молодого бойца, – подумалось ему, – меня специально проводят по „медным трубам“. Правда, славы я еще не заслужил. А вот огонь и вода меня ждут точно! Тут нет даже никаких сомнений». Он осмотрел кухню ресторана, которая была посреди большого зала, развалился на мягком диване и заказал себе «стейк рибай» (понравилось название). Официант, мужчина лет тридцати, с ироничной улыбкой и спрятанным пренебрежением, как и у всех официантов, независимо где они – в Нью —Йорке, или Москве, принял заказ и ушел неторопливой походкой.