В назначенное время к мастеру подошел мужчина тучного телосложения – дворецкий графа Совменти:
– Твое время вышло, – обратился тот к молодому парню.
– Все готово, господин, – ответил мастер, плотно закрутив последнюю гайку.
Дворецкий бегло окинул взглядом проделанную работу, достав из кармана своего сюртука кожаный кошель, и высыпал в руку мастеру пять железных ржавых монет настолько низкого достоинства, что они не имели даже герба и, тем не менее, составляли недельный заработок мастера. Заходить в Суммум мастерам запрещено и может караться смертной казнью, однако, обслуживать личные машины элиты очень выгодно. В положении мастеров выбора толком нет.
Вормера вывели из поместья через черный ход, а оттуда уже, прячась в тенях и закоулках, до ближайшего канализационного люка. Этими подземными туннелями и коллекторами усеян весь остров, и мастера подобные Вормеру знают их вдоль и поперек. Ведь, именно благодаря им и некоторым лазейкам, они могу перемещаться между Суммумом и Лутумом, районом мастеров, незаметно.
Сам Лутум похож на один большой промышленный комплекс, где нет нормальных домов для проживания, но сплошь усеян заводами, которые работают в унисон и обеспечивают проживающую в Суммуме элиту. Это беднейший район, в котором проживают около полутора тысяч мастеров: от чахлых стариков до совсем «молодых-зеленых». У них всех одна обязанность – служить и работать на благо Канцлера Ягенрада, ведь именно он ведет народ к светлому будущему. Но, к сожалению, это будущее доступно только аристократии Суммума. Ежели это не так, тогда почему мастеров вынудили выживать в нищете и не поднимать головы, а после прошедшей попытки восстания в 1495 году и вовсе сравняли с рабами. Отцы нынешнего поколения мастеров боролись за свободу и жизнь, но, увы, создали им жизнь совершенно бесправных людей служащих своему хозяину. А при попытке бегства мастеров настигает смерть, ведь вокруг острова, на воде, в неизвестных для обычных людей местах, стоят турели, открывающие огонь, если вдруг нарушиться порядок со стороны Лутума. Но нельзя отрицать, что из сотни убитых беглецов нескольким все-таки удалось сбежать. Эти мастера прячутся в разных уголках мира и живут спокойной жизнью. Они наверняка вспоминают свою родину не самыми приятными словами. Это огромная система, в которой, по умолчанию, всегда будут существовать нищие и бесправные и хозяева жизни, построившие этот мир и считающие, что вправе распоряжаться судьбами каждого человека и решать, кто выживет, а кто нет.
Эта система жизни и существования расположена на Магнуме, небольшом затерянном островке, окруженном Атлантическим океаном, перпендикулярно Ирландии. Эта земля никому не принадлежит и никто из внешнего мира не знает о его существовании, беглецы и «предатели» не заикаются о своем месте происхождения, для них это как страшный сон, людям остального света нет причины, по крайней мере пока, заплывать в глубь океана. Хотя даже если бы и проплывали мимо, вряд ли заметили бы Магнум, настолько он мал и к тому же, можно сказать, спрятан. Ведь этот остров с довольно необычной местностью.
Сырые болота и торфяники переходят в темный густой лес, а за ним расположена долина окруженная холмами и горами. И со стороны океана видны только те самые трясины, а они почти всегда погружены в дым от горящего торфа, из-за чего их и не видно. Увы, так и получается, что мастера, простые люди, живут буквально внизу, в этих отвратительных условиях. А город людей высокого происхождения как раз расположен в той долине.
На территорию своего района Вормер пришел уже ночью. Стоило парню вылезти из подземного хода наружу, как в нос ударил запах гари смешанный с сырым противным воздухом. Вечно пасмурное небо часто изливалось на Лутум ржавыми дождями с кислотным запахом. В тот день еще и на узкие улочки опустился тот самый туман, который прячет их город. Вот только не нормально то, что он бурого цвета. Его цвет говорит о наличии каких-то примесей. Это природное явление опасно – это знают все мастера, потому стараются как можно быстрей спрятаться у себя. К слову, мастера живут под землей в «улье» – это небольшие убогие жилища, связанные небольшими коридорами и имеющие 20 входов в разные сектора. Воздух туда поступает через вентиляционные отверстия находящиеся в лесу, там, где более – менее чистый воздух, на поверхности нормально существовать невозможно.
К одному из таких входов спешно пошел Вормер, стараясь лишний раз не шоркать ногами по земле, чтобы не поднимать сантиметровый слой железной пыли и сажи – и так дышать не чем. По дороге к своему жилищу он не заметил ничего особенного для своего города. Все те же молчаливые люди, с усталыми серыми лицами и пустыми глазами. Те же паровые машины, исполняющие свои функции. Из-за них в городе постоянно стоял гул, грохот скрежет шестеренок – они ходят наравне с мастерами, такие же рабы.
Рядом с «ульем» их, как правило, нет, а вот на территориях заводов или недалеко от них частенько можно встретить целые картежи медных «фермеров», которые, скрепя колесом, на грязных от сырой земли культяпках, похожих на костыли, несут в корзинах свежесобранный урожай с полузатопленных полей в комплексы пищевой промышленности. Или как паукообразные оловянные «шахтовики» со стальными бурами вылезают из пещер с полными клешнями руды и после выкладывают ее в небольшие вагонетки, которые доставляют их на предприятия по обработке. И эти два примера вообще ничто. Лутум производит огромное количество разнообразных паровых машин и механизмов, с которыми мастера сталкиваются еще с младенчества. Невозможно найти человека, чье детство было бы без воспоминаний о запахе машинного масла и горячего антрацита. Когда ребенок ходил по узким улицами, то наблюдал проходящие мимо него огромные и совсем крошечные, механические, пневматические и гидравлические машины со стальными эндоскелетами, медными шестеренками, поршнями и приводами, чугунными паровыми печами, латунными трубами, и алюминиевыми и бронзовыми корпусами. От них исходил обжигающий пар, а сплавленные маски лиц оживлял желтый свет от ламп накаливания, которые работали на самых простецких паровых турбинах. По истине, открытие такого источника энергии как электричество – огромное достижение мастеров, жаль только, что не поддавшееся дальнейшему развитию. В маленьком возрасте это и вовсе воспринималось, как чудо. В общем, их детство насквозь пропитано изучением паровых механизмов и плотным контактом с необыкновенными машинами. Там серьезно оживало воображение. Была составлена даже большая энциклопедия со всеми ними. Это главная книга мастеров, которую они все выучивают до четырнадцати лет. Но уже около века не происходит никакого развития, все встало. Да и чем старше становишься, тем сильнее начинаешь воспринимать все это, как великое мастерство и гениальность чьего-то ума. Сейчас максимум, что могут сделать мастера, немного усовершенствовать то, что уже давно создано, хотя и сейчас этого больше не делают. Они истощены как никогда.
Вскоре туман начал сгущаться, образовывая непроглядные стены, сквозь которые тяжело было увидеть даже свет немногочисленных фонарей, стоявших рядом со входами в «улей». Токсичный туман сопровождался едким, кислым запахом, обжигающим и высушивающим носоглотку.
Во избежание получения львиной дозы яда, Вормер закрыл нос и рот высоким воротником своего старого потертого кожаного плаща. Тот был ему не по размеру и после революции чудом достался молодому мастеру еще даже от деда. В его семье все мужчины были могучими и широкоплечими, однако Вормер унаследовал лишь высокий рост. Сам по себе он довольно худощавый, а карие глаза и светло-каштановые растрепанные волосы – единственное, что выделялось на его белесо – бледной коже. Такой внешний вид не был необычным у мастеров. Эти люди всегда имели болезненный вид, особенно нынешнее поколения. Это обусловлено плохим климатом, ужасными условиями для выживания и голодным детством.
Подойдя ко входу в свой сектор, Вормер увидел как мастера, образовав небольшие столпотворения, спешно выходят из своих жилищ, также пряча нос и рот от тумана в воротники. Эти стеклянные глаза, смотрящие в никуда, заторможенные действия и полное отсутствие реакции на окружающий мир. Эти люди больше похожи на тех сёрвусов, которые беспрекословно служат элите и одного из которых ремонтировал сегодня Вормер. Это мастера, работающие ночью, но, не смотря на то, что отсыпаются целый день, все равно постоянно уставшие, увы, эти люди даже живут недолго, но власть это не волнует, их никогда не волнует.
Они даже не заметили рядом проходящего Вормера, и никак не отреагировали: «Бедные люди. Можно ли им еще помочь?» – подумал про себя парень, окинув их сочувствующим взглядом.
Войдя в нужную дверь, снизу лестницы, из глубины «улья», повеял сквозняк, и парня окутало холодом, но здесь хоть более-менее дышать можно. Все подземные ходы освещались тусклыми масляными лампами, создавая некоторую игру теней на сырых земляных стенах, покрытых глиной в некоторых местах. Там, где была хрупкая порода, встречались деревянные подпорки, однако, это не всегда спасало от обвалов, особенно в дождливые дни. Подобные завалы разгребали дети до 12 лет, которые еще не могут работать с машинами и только учатся. Это главное правило, вбитое мастерам в голову «сверху», каждый должен работать и заниматься делом, все во благо светлого будущего. В этих ходах, безусловно, есть некоторая пугающая атмосфера, но в то же время, уют и тишина, все-таки это их дом, в котором выросло не одно поколение. А когда «улей» полон народу, создается ощущение безопасности, этих людей много что связывает, поэтому они живут довольно дружно и сплоченно, помогают друг другу. Здесь Вормер смог спокойно отдышаться, идя в свою ветхую комнату.
Однако туда мастер так и не дошел, ведь завернув за угол, его резко одернул человек. От неожиданности Вормер вздрогнул и обернулся, но испуг тут же испарился, когда он увидел мастера стоявшего позади – молодой парень в плаще и цилиндре, с черными кудрявыми волосами до плеч, небольшими усами и короткой бородой. Это Ноки, старый верный друг Вормера. Вместе росли, учились на заводах и выживали в тяжелое время без родителей. Очень энергичный и оптимистичный человек, в любой ситуации старается искать плюсы. Но иногда, бывает безрассудным, в отличие от постоянно серьезного и расчетливого, хотя и вечно сомневающегося, Вормера.
– Давно не виделись, друг мой, – улыбаясь поздоровался Ноки. Его голос, как в большинстве случаев, звучал расслаблено и тихо, как будто сел, хотя это всего лишь его особенность.
– И тебе добрый вечер, – ответил Вормер своим все время равнодушным и монотонным голосом.
– Как поживаешь, как день прошел?
– Как обычно, ничего нового.
– А вот у меня есть кое-что новое.
Ноки тут же достал из внутреннего кармана плаща две небольшие и всячески украшенные бутылки, по форме похожие на фляги, наполненные каким-то напитком. Было сразу понятно, что это попало сюда из Суммума.
– Что это, вернее, где ты это взял? – поинтересовался Вормер.
– Сегодня к нам в ремонтный цех поступил сёрвус от аристократии, я его начал разбирать и осматривать, а там за корпусом нашел эту заначку. До сих пор самому не вериться, – говорил он, рассматривая содержимое одной из бутылок на свет, – не знаю что это, но явно что-то дорогое, уж точно для нас.
– И ты их, конечно же, взял. Не боишься, что заметят хозяева.
– Я тебя умоляю! Если бы они помнили о своем, то забрали бы, а так им все равно. И, если что, скорей всего все повалят на смотрителей с перевалочного пункта.
Ноки без труда вытащил пробки из бутылок, и из их горлышек повалили небольшие газовые облака.
– Бери, не стесняйся, – сказал мастер, протягивая напиток другу.
Вормер не стал отказываться от угощения, но и не торопился его пить, хотя Ноки уже сделал два добрых глотка этого темно-фиолетового пойла. Судя по ягодному запаху, это было какое-то вино.
– Это алкоголь, но не крепкий. Только расслабишься, не опьянеешь.
Вормера позабавило высказывание этого горе – сомелье, но он решил довериться его мнению.
Вскоре они разговорились, и Ноки рассказал, что после обвала в «улье», появилось огромное свободное пространство похожее на зал. Он хотел показать это место другу. Вормер не понимал зачем, что там может быть такого особенного, но Ноки сильно на этом настаивал, поэтому мастер согласился.
– Далеко еще? – поинтересовался Вормер.
–Нет, почти пришли. Слушай, я смотрю ты не особо много выпил, не понравилось?
–Я просто хочу немного оставить. Не каждый день такое все-таки, – сказал парень, закрыв бутылку пробкой и аккуратно убрав ее в свою сумку с инструментами.
–Ну да, понимаю…. А вот было бы хорошо, если бы нам не приходилось экономить, иметь возможности и жить спокойно.
Эти слова заставили Вормера встрепенуться и начать серьезно вслушиваться в каждое предложение друга. Но по дороге к тому месту мастера шли в тишине, хотя Ноки явно что-то не договаривал и сгорал от нетерпения, это было видно по его постоянно меняющемуся выражению лица.
– Мы пришли, – сказал Ноки.
Впереди был вход, больше похожий на проем в шахту, ведущий в отдельное помещение.
– Слушай, Вормер, я там повесил пару масляных ламп. У тебя же есть зажигалка, зажги.
Мастер достал из кармана старую потертую зажигалку, на который был изображен герб Суммума. Она ему досталась несколько лет назад в качестве оплаты у одного жадного барона. Зажигалка неразборная – заправить ее нельзя, поэтому работает она уже еле – еле, но Вормер не из тех, кто разбрасывается вещами, даже уже неработающими, так что вскоре найдет ей применение.
Когда несколько десятков самодельных ламп были зажжены, можно было в полной мере оценить масштаб подземного зала. По размерам он схож с каким-нибудь крупным цехом, от каждого слова раздается эхо, а от земляных стен веет холодом и сыростью.
– Вау! Выглядит многообещающе, – удивленно сказал Вормер, – без преувеличений, сюда бы поместились все мастера!
– И я о том же, – вмешался Ноки, – это место могло бы идеально подойти для каких-нибудь собраний или…
– Хватит, – резко перебил его Вормер, с первой же фразы заподозрив его намерения.
– Ты чего?
– Сам знаешь, и вообще, у нас договор. Мы зареклись не поднимать эту тему еще 10 лет назад.
– Я знаю, и я терпеливо жил эти 10 лет и молчал. Жил по законам и правилам, навязанным теми, кто загнал всех нас, обычных людей, сюда в трущебы и нищету, сделал рабами и лишил всего, даже наших семей! – его возмущенный и озлобленный голос эхом разнесся по залу. Тяжело отдышавшись, выпустив пар, он продолжал. – И знаешь что самое странное, почему об этом говорю я и тем более тебе. Ты, сын Фортиса Цертамена – предводителя революции, ведущего за собой народ. И ты, обладатель такой фамилии, продолжаешь служить этой кровожадной знати?!
– Ты не смеешь осуждать меня за то, что я не такой горячей крови как мой отец! То восстание привело лишь к огромным жертвам и к полному бесправию нового поколения…. Я может очень хотел бы быть похожим на него, но я еще тогда смог понять, что эта победа нам не по зубам. Ни ты, ни я, никто не в силах пережить это все снова, все последствия, сопровождающие революции. А ведь мы еще тогда, в силу возраста, видели малую часть…
Этот разговор ввел мастеров в тупик. В тишине подземного зала были слышны лишь собственные мысли, и в памяти всплывали, как фотографии, моменты из их, особенно послереволюционной, жизни. Это время, когда человеческая жизнь ничего не стоит, когда восприятие важнее правды, не знаешь чему и кому верить, и когда люди показывают свою настоящую «смелость», тогда появилось очень много беглецов. Революция – время больших и страшных потерь. И особенно страшно становиться, когда приходиться выбирать между целью, ведущей к всеобщему благу, и своим близким или родным, который вдруг оказался предателем и трусом. Это было тяжело и физически и морально, те годы стали самыми суровыми. Но еще хуже были дела после революции. Сотни сирот, оставшихся без средств к существованию и видевших настоящий кошмар и смерть. Для их поколения осталось очень мрачное наследие. Многие обвиняли свои семьи в том, что они устроили гражданскую войну и тем самым бросили своих детей на произвол судьбы, хотя в глубине души понимали, что их родители хотели как лучше, за них же боролись, за их будущее и свободу. Никто не знал, что получиться вот так. Очень много ребят не пережили голода и холода, кто-то же вообще загнулся от горя и безысходности и сгинул под давлением Суммума.
– Ладно…. Свидимся еще, – пробормотал Вормер.
В ответ Ноки лишь ему кивнул, и Вормер спешным шагом пошел к своей комнате, потупив взгляд. Настроение полностью испортилось, и в голову лезли навязчивые дурные мысли. Глупо было отрицать все эти проблемы и это полное состояние безысходности и отчаяния, в которое удалось вогнать всех мастеров. Люди росли с этой мыслью, что они всего лишь «обслуживающий персонал», и любые попытки что-то решить приведут к еще большей крови.
На стороне Суммума не столько людей сколько машин. Парадокс: творения мастеров теперь идут против своих создателей и служат их заклятым врагам. За безопасность Суммума и ее элиты во главе с Канцлером отвечают Боевые сёрвусы:
«Стражники» – бипедальные четырехметровые паровые машины с человекоподобным эндоскелетом, сносящие все на своем пути огромной физической силой, именно ими были снесены все базы и постройки повстанцев. Они также являются сторожами границ Суммума. Об их приближении свидетельствует трясущаяся земля, грохот трущихся друг о друга шестеренок и оглушительных вой, создаваемый паром, вырывающимся под огромным давлением из труб.
«Пехота» – паровые сёрвусы, ростом 1.8 метра, созданные для сражений непосредственно с людьми. На их плечах, чуть выше головы, расположены два двуствольных ружья для дальнего боя, а вместо кистей рук – острые длинные кинжалы для ближнего боя. Их приход изначально можно принять за роту солдат, бегущих в бой. Но по мере приближения уже становиться понятно, кто это. Появляется запах горелого, вдали начинают виднеться огоньки теплого желтого света, а с каждым их шагом все громче становиться лязг ножей, и над головой начинают свистеть пули.
Разумеется, в борьбе человека с машиной, победят машины. Это еще не считая турелей, расставленных по всему городу.
Повернув старый ключ по часовой стрелке, дверь в лачугу мастера, с неприятным скрипом, открылась. Его комната была небольшой и поделена на две части самодельной ширмой. Проходя к себе, Вормер краем глаза заглянул в часть комнаты сестры.
– Снова…, – раздраженно прошипел Вормер.
Печальное настроение мастера сменилось злостью, ведь в очередной раз его младшая сестра целый день прохлаждалась без дела. Вормер взглянул на часы – второй час ночи, и про себя пообещал дождаться и серьезно поговорить с ней.
Пока что, он снял с себя верхнюю одежду и сел за рабочий стол. В его часть комнаты входят: стол с масляной лампой, небольшой покореженный шкаф, полки и старая скрипучая тахта. Мастер начал полировать и собирать в единый механизм все найденные им ненужные детали и металлолом. В этом занятии нет какой-либо цели, здесь важен процесс – если он доставляет удовольствие, то и результат в виде аккуратно собранных красивых механизмов будет на лицо. Одним словом, мастер вкладывает в эти простецкие детали настроение и душу. Все его творения аккуратно сложены на полках в углу. Он часами может рассматривать их. Казалось бы, абсолютно бесполезные движки и шестерные механизмы, но Вормер, глядя на них, может вспомнить, что испытывал и чувствовал когда собирал их, это как медитация. У каждого человека есть свои странные увлечения, вот у него такое, к тому же, не требующее денежных затрат.
Через полчаса раздался хлопок входной двери, и послышался звук торопливого закрывания замка. Вормер, только услышав это, сразу встал из-за стола и направился к источнику звука. Выглянув из своей каморки, он увидел сестру, заходившую в свою часть комнаты.
– Кассель, – позвал ее Вормер.
Она остановилась и развернулась лицом к старшему брату. Это была девчонка шестнадцати лет с зелеными глазами и светло-русыми волосами, убранными в хвост. Она была ниже Вормера чуть больше чем на голову – уменьшенная копия их матери. Кассель унаследовала ее форму лица с острыми выпирающими скулами и угловатую худую фигуру.
– Привет, Вормер, – сказала она.
Девушка неспешно подошла к брату, старательно пряча за спиной инкурват и смычок – это музыкальный инструмент с четырьмя струнами, напоминающий скрипку, который был создан самой девушкой. Также из ее наплечной сумки торчали тонкие деревянные дощечки, на которых углем были написаны ноты.
– И тебе добрый вечер, ты где была?
– Дела у меня были…