Острова архипелага Королевы Виктории ожерельем диковинных камней протянулись по линии перемены дат Холтвистла. Самым большим островом считался расположенный в Северном полушарии Вхету тропический рай площадью почти двести тридцать тысяч квадратных километров. На участке суши размером чуть меньше Великобритании росли раскидистые леса, невероятной красоты цветы, водились диковинные зверушки, спокойно идущие на контакт с человеком, в кронах деревьев вили гнезда фантастически красивые птицы. Неглубокие лагуны вокруг острова, из-за коралловых рифов недоступные для океанских хищников, стали настоящим раем для серферов и дайверов. Здесь граждане Федерального образования отдыхали от трудов и забот, здесь селились пенсионеры – на Вхету приземлялись самолеты с Аккрингтона и Корк Си, на прочие острова ходили паромы, между клочками суши курсировали прогулочные яхты. Последние, впрочем, могли себе позволить только действительно состоятельные люди: водилась здесь рыбка размером с кашалота и прожорливостью с пиранью, проворная тварь, способная перевернуть средних размеров судно, методично заглатывая затем пассажиров, поэтому паромы и прогулочные суда больше напоминали канонерские лодки.
Острова поменьше числились заповедниками в федеральной собственности или со времен Первой посадки переходили из рук в руки как собственность частная. Заповедники – Ули-мол, второй по величине остров архипелага, и Кримсонсби, одинокая скала посреди моря – охраняли уникальную экосистему, сложившуюся в речном бассейне, и берегли покой колонии мясистых птиц с огромными клювами. Частные владения, словно пародия на человеческую цивилизацию, пестрили разнообразием. На Ошере построили небольшой отель для состоятельных гостей – трехэтажное здание красного кирпича, окруженное хижинами на сваях, утопавшими в зелени, фасадом смотревшее на живописную лагуну острова. Кучу денег вбухали, отсыпая дамбу, дренируя болото в центре острова и облагораживая берега получившегося озера – да вот беда, не нашлось на Холте столько богатеев, и теперь свихнувшийся хозяин всего этого великолепия привидением бродил среди ветшающих зданий. Фуццу находился во власти культа Всемилостивейшего Императора Всего Сущего. Император, импозантный старикан, повелел своим последователям носить шкуры животных, готовить пищу на огне и раз в месяц праздновать день единения со Вселенной, каковой день вычислялся Императором по фазам луны, а по сведениям из надежных источников – по степени готовности браги из плодов вьюнка, задушившего все прочие растения на острове. Жизнь культа сводилась к беспробудному пьянству и свальному греху, сам Император когда-то проворовался в снабженцах, умело спрятав свои художества. На орду бухариков с явным неодобрением смотрели представители основных конфессий, власти устраивали регулярные инспекции на острове, беспокоясь о здоровье народившихся детишек. Инспекции сопровождались медосмотром всех желающих, раздачей одежды (Фуццу лежал в умеренном поясе, и зима здесь нет-нет, случалась весьма суровая) и сухих пайков, завезенных еще с Земли – а в общем, никто не мешал людям жить как вздумается.
На островах Св. Агапита, Бро и Пон-де-Ла-Руз стояли частные усадьбы. Владелец острова Св. Агапита недавно отдал богу душу, и его единственная дочь, не найдя ничего лучше, устраивала в огромном доме шумные вечеринки, на зависть Императору. На Бро, холмистом клочке суши с редкой порослью деревьев и обильными пастбищами, расположилось ранчо, названное Анхелита по имени жены владельца. Здесь скрещивали диких жеребцов и кобылок, пытаясь из лошади Туя вывести вьючное животное для Холта, и, по чести сказать, делалось это больше из любви к разной животинке, чем из реальной потребности, но лаборатория при ранчо давала любопытные результаты, привлекавшие внимание Сената Федерального образования.
Когда отец Юджина Дадли купил остров Пон-де-Ла-Руз (очень может быть, что к сделке приложил руку Император Всего Сущего, тогда обычный клерк в Управлении снабжения), клочок суши площадью чуть меньше семидесяти тысяч квадратных километров намертво зарос тропической растительностью. Переплетенные кроны деревьев не давали садиться вертолетам, а к берегу не давали подойти заросли мангрового леса, кишевшие пресмыкающимися и насекомыми, присматривавшимися к странным двуногим существам на предмет съедобно/несъедобно. Вертолеты на поплавках садились в устье реки, стекавшей с заснеженных вершин потухшего вулкана в центре острова, катера с людьми пробирались вверх по течению до тех пор, пока не уперлись в мелководный исток речки, только там и найдя пригодный для временной стоянки участок.
Потом всю живность на острове уничтожили.
Лес корчевали бульдозерами, пресмыкающихся убили, животных вывезли на другие острова или оставили в зоопарке, названном не без претензии «Ноев ковчег». Подобное варварство не могло остаться незамеченным – память о подобных коллизиях на Земле заставляла руководство Колонии спешно отгораживать заповедники, ставить на учет живность на планете, и ректор главного вуза на Холте, Чарльз Симпсон, обрушился на семейство Дадли, клеймя вандалов в Сенате. Сенат колебался. На Пон-де-Ла-Руз прилетали одна за другой комиссии, привозя с острова противоречивые заключения, и несдобровать бы семейке, но тут Симпсон соблазнился смазливой первокурсницей и не сумел скрыть свои похождения. Разразился скандал на всю планету (всей планеты едва-едва миллион человек набирался), после чего ректор, крепкий семидесятилетний мужик, вполне способный прожить еще лет сорок, умер от переживаний. Дело замяли.
Теперь от первозданных зарослей не осталось и следа – редкие деревья высились над полем вечнозеленой травы, расчерченным сеткой гаревых дорожек. Устье реки раскопали, осушили болото вверх по течению, превратив трясину в большую заводь с пляжем и стоянкой для яхт. Здесь швартовалась «Куин Элизабет» – яхта Дадли, настоящий крейсер, способный выдержать переход через неспокойный океан Холта. У мостков стояли несколько моторных лодок, и на пляже валялись брошенные как попало гребные ялики да пара водных мотоциклов. Отсыпанная песком дорожка вела к длинному строению с жильем для прислуги, мастерской, складом и вольерами «Ноева ковчега». Перед усадьбой, огромным строением белого камня с колоннами и огромной лестницей, разбили поле для игры в мяч, отгородили детскую площадку с качелями и веревочным городком. Под ласковым солнышком легкий ветерок шелестел листьями деревьев, высаженных так, чтобы каждый уголок усадьбы согрелся под лучами солнца, а затем отдохнул в теньке.
Идиллия. Рай. Беда в том, что рай, расчерченный по линеечке, – это ад.
Обед подали в Белом зале. Горничные в закрытых коричневых платьях до пят и накрахмаленных передничках споро передавали тарелки, чашки и прочий столовый прибор на белую скатерть стола. Белые тарелки тончайшего фарфора в полной тишине, будто сами собой, заполнялись кушаньями, в высокие фужеры булькало вино для взрослых и свежевыжатый сок для детей. Подавали суп из чальсы, мясо апаи с гарниром из овощей, круглый год растущих на грядках, разбитых у подножья вулкана, салат с мясом угря, десерт. Розеточки с вареньем из темно-красных плодов кустарника барден, служившего живой изгородью в южных широтах, и лепестков тропического цветка жюви стояли по всему столу – это было любимое лакомство обитателей поместья, но дети не смели протянуть руку к посудинкам со сладостью: два мальчика в черных брюках, белых рубашечках и девочка в кринолиновом платьице с кружевами и бантом чинно наблюдали, как заполняются их тарелки, чтобы вслед за хозяином поместья приступить к трапезе.
Их мать, статная молодая женщина в блузке, соблазнительно вздымавшейся на груди, и белых брюках, внимательно наблюдала, как ведут себя дети. Черные волосы женщины удерживала золотая заколка с большим камнем, на груди вились сразу три золотые цепочки, и золотые же кольца тяготили холеные пальцы, нервно сжимавшиеся при каждом движении мальчиков.
Юджин Дадли сидел во главе стола. Задавая тон обитателям поместья, Дадли надел черные брюки свободного покроя, легкие туфли и белую рубашку, позволив себе закатать рукава. Легкий ветерок из полуоткрытого окна за спиной легонько трепал его седые волосы, ничуть не поредевшие к пятидесяти годам. Время выбелило его шевелюру, высекло морщины на лице и отступилось, оставив тело, словно скрученное из тугих жгутов мышц, полным энергии. Его прадед принимал Первую посадку – и умер от лучевой болезни, его дед строил Корк Си и Аккрингтон – и все силы отдал первым поселениям колонистов, его отцу доверили подписать план строительства Москвы и отдали в единоличное владение остров, закрыв глаза на устроенный человеком катаклизм – отец Дадли упал за борт яхты, загнав себе в кровь три кубика дряни, синтезированной из большого красного цветка, растущего на болотах вокруг Корк Си.
Наркотики Дадли презирал, полагая наркоманов законченными эгоистами, из любви к себе променявшими жизнь на дозу. Сквозь пальцы смотрел на шалости Марселя, самого старого ковбоя, любителя экспериментов с самогонным аппаратом, в День посадки надиравшегося в хламину. Напитки Марселя уважали все – даже мадам хозяйка прикладывалась к маленькой бутылочке с «коньяком»… Дадли пил вино. Бокал за обедом, для здоровья – любимым напитком хозяина была вода с ручья в тридцати километрах к западу. Там, среди нагромождения каменных плит, в окружении красавцев-рапангуанов пробивал дорогу бойкий поток с гор. Чистая ледяная вода – Дадли помнил рассказы деда, как на борту Платформы им приходилось отчитываться за каждый глоток воды, как ловили в тарелке с витаминизированным бульоном («Зеленый сойлент», – кривился дед) кусочки овощей и отправляли петицию Капитану, чтобы в жилых отсеках повысили содержание кислорода, потому что работа завода газовых смесей перегружала реактор. Энергию экономили – а в отсеках от недостатка кислорода синели дети. В поместье всегда питались обильно и вовремя. Везде стояли кулеры с бутилированной водой, и кара ждала нерадивую прислугу, если хозяин находил пустую бутылку или автомат оказывался без стаканов.
– Роберт, не вертись, – сказал Дадли ровно за секунду до того, как старший сын поддел под руку горничную с полным подносом и по залу пронесся грохот бьющихся тарелок, кружек, блюдец…
Девушка замерла под внимательным взглядом хозяина. Дадли мог отчитать провинившегося, методично перебирая все прегрешения, тихим голосом будто забираясь в подкорку. Мог наказать, лишив денежного содержания. А мог повелеть Марселю снарядить большую моторку – из тех, что для моря были слишком маленькие, а для реки слишком большие – и вывести несчастного на середину реки. На острове не осталось хищников, ядовитых насекомых или растений, но в реку откуда-то заплывали здоровенные змеи, и никак не получалось вывести маленького такого жучка, к настоящему моменту решившего, что человеческое тело может быть очень неплохим домом. Моторка выходила на середину реки, пассажиру предлагали доплыть до мостков с яхтой, преодолев течение и увернувшись от пресмыкающихся. На памяти девушки, выживших не было.
– Я жду вас вечером, – кивнул Дадли горничной.
Девушка торопливо закивала. Хозяйка поджала губы – Дадли не считал нужным скрывать интрижки со смазливыми девицами из обслуги. Разделение общества, сложившееся еще на Платформе, позволило одним купаться в роскоши и пользоваться неограниченной властью, другим, молчаливому большинству, как семья этой девушки, ставшей женой Юджина Дадли прямо с подиума конкурса красоты, довольствоваться крохами с барского стола. Как это часто бывает, амбиции молодой женщины привели в золотую клетку. Жить в ней противно. Вылететь страшно.
Взгляд Дадли обратился на сына. Мальчик съежился. Он уже видел.
– Встань, – негромко сказал его отец.
– Юджин… – начала было хозяйка.
– Когда я захочу услышать ваш голос – я так и скажу, – оборвал ее муж и продолжил, обращаясь к замершему по стойке смирно мальчику: – Я не понимаю, молодой сэр, почему ваша непоседливость нашла выход за обеденным столом. У нас есть поле для игры в мяч. Есть тренажерный зал. В чем дело?
Мальчик что-то пробормотал.
– Что? Я не расслышал вас.
– Я сожалею, – сказал Роберт Дадли.
– Ах вот как – вы сожалеете. Ну что же. Я не желаю сажать своего сына на хлеб и воду, не имею права подвергать вас истязаниям, поэтому наказание, кроме того, что позволит вам сбросить лишнюю энергию, послужит вашему физическому развитию.
Мальчик бросил взгляд на мать, но та уставилась в тарелку с салатом.
Мальчик бежал по гаревой дорожке. Красновато-коричневый материал, разделенный белыми линиями на участки равной ширины, четырехсотметровым овалом ограничивал поле для игры в мяч и детский городок. Светило солнце. Дул ветер.
– Достаточно, – Дадли пришлось повторить команду, повысив голос: – Достаточно! Перейдите, пожалуйста, к упражнениям. И не останавливайтесь.
Семейство переместилось на детскую площадку. Здесь у стартовой линии поставили стол, стулья, на белоснежной скатерти расставили розеточки с вареньем, конфеты, прочие сладости и графины с соком и вином. Две горничные стояли возле тележки со снедью и посудой.
Мальчик тяжело дышал. От бега, от солнца он раскраснелся, и если бы не съеденное за обедом, легкая пробежка стала для него удовольствием. Но удовольствие в планы Дадли не входило.
– Не останавливайтесь, – повторил Дадли. – Земля не спрашивала своих детей, хотят ли они вступить в борьбу с целым миром, Земля гнала нас вперед, и мы выдержали. Выдержите и вы.
Детский городок представлял собой надувную полосу препятствий – такие часто ставят на улицах и в торговых центрах, чтобы за небольшую плату ребятня побарахталась среди брезентовых столбов не первой свежести. Мальчик скрылся среди лабиринта дутой ткани. Белая рубашка – Дадли не позволил сыну переодеться – замелькала среди толстых труб, компрессор, надувающий конструкцию, взял ноту, вся конструкция заколыхалась.
– Еще, – скомандовал Дадли, едва только запыхавшийся и покрасневший мальчуган остановился подле стола.
– Еще.
– Еще.
– Сэр… – молодой мужчина в высоких кроссовках, джинсах, футболке, с белой бейсболкой на голове, почтительно наклонился к хозяину.
– Да? Еще.
– Прибыл мистер Сингх.
– Хорошо. Просите в кабинет. В чем дело? – спросил Дадли сына.
– Я не могу больше, – с вызовом ответил мальчик.
– Нет, мой милый, не могу – это когда у вас сил нет сказать «не могу». Бегом!
– Он к вам рвется. Говорит, срочно, – работник уставился на собственные кроссовки.
– Ну, давай сюда. Еще.
– Не могу!.. – Слова с трудом вырывались изо рта мальчонки. Его лицо позеленело – печень не справлялась с нагрузкой.
– Бегом!!! – Дадли навис над сыном. – Ни слова больше – иначе я отправлю вас на реку!..
– Юджин…
– Молчать!
После очередного круга мальчик упал. Маленькое тельце тряслось. Полупереваренные куски съеденного за обедом с утробным бульканьем, с хриплыми вздохами исторгались наружу. Смертельная бледность разлилась по лицу.
– Вот теперь вы не можете, – сказал Дадли и велел работнику: – Возьмите молодого человека, покажите доктору. Думаю, ничего страшного не случилось, достаточно бокала вина с водой… Но пусть посмотрит.
Работник подхватил мальчика на руки и рванулся в сторону дома, чуть не сбив при этом высокого мужчину в белом костюме и белых же туфлях.
– Здравствуй, Рам, – сказал Дадли, и ответная улыбка в тридцать два зуба осветила смуглое лицо гостя.
– Здравствуй, Юджин, – мужчины обнялись. Гостя звали Рамакхандр Сингх. Официально его должность называлась президент Федерального образования Холт, политической единицы с юрисдикцией, распространяющейся на всю планету. Должность Сингх занимал, прямо скажем, непыльную: на Земле президент ФО, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, работал в поте лица – от его решения зависела судьба миллиардов. В Колониях и особенно здесь, на Холте, мало кто понимал, зачем нужен Сенат Федерального образования. Вся населенная территория планеты состояла из городских округов Корк Си, Аккрингтона и Москвы, не считая поселков в Туманных горах и Арьяга, столицы Вхету. Городские власти вели учет родившихся и умерших, распределяли ресурсы, сообща решали, где какой завод открыть или какую территорию отдать фермерам под расчистку, сообщая президенту о своих решениях задним числом. А то и не сообщали вовсе: Сингх раздал всем факсимиле и спокойно получал зарплату, посещая увеселительные мероприятия, открывая школы, больницы, стадионы…
Зиц-председатель, Конституцией Федерального образования, привезенной еще с Земли, наделенный полномочиями решать судьбу миллиардов людей. Не было здесь миллиардов. А Сингх был. И миллиарды – будут. Для людей вроде Дадли это означало большие возможности, ведь миллиарды людей будут платить налоги. Налоги сойдутся в бюджете ФО, образованию понадобится строить и перестраивать, производить и утилизировать, учить, лечить и защищать, и все это оплатят из бюджета. Да и необязательно ждать десятилетия – в обмен на хорошие новости из колонии Земля пришлет миллиарды тонн всякого добра, в одно мгновение, стоит только МТ сбросить пузырь варпа в окрестностях звезды, превращающегося в бухгалтерские записи. В электронные деньги на балансе Центробанка ФО. В облигации федерального займа. В криптовалюту – это не очень законно, но пока Земля узнает… В наличные деньги, наконец.
Общий знаменатель здесь – хорошие новости. До определенного момента (определил его Дадли и пока только для себя) каждый сеанс связи должен рассказывать Земле о новых заводах, хорошем урожае, народившихся детках. Земля должна слать межзвездные транспорты, а Холт – принимать грузы и отправлять пассажиров. И здесь возникли сложности.
– Садись, – Дадли широким жестом указал гостю на свой стул. – Сейчас принесут обед.
– Благодарю. Мадам, – Сингх поцеловал руку хозяйке. Потрепал светлые волосы дочери компаньона. Как взрослому пожал руку младшему мальчику.
Политик.
– Мы можем поговорить? – спросил он Дадли.
– Ты даже не поешь?
– Оставить без внимания твою кухню было бы преступлением – но дело срочное. Буду есть и говорить.
– Хорошо. Сильвия, – Дадли кивнул жене.
Женщина торопливо вытащила детей из-за стола и потянула в сторону городка.
– Как Мани? Все хорошо? – спросил Дадли.
– Да, все нормально, – Сингх благосклонно наблюдал, как прислуга меняет посуду на столе, перестилает скатерть. – Он здесь, на Вхету, хотим прокатиться на Ошер.
Дадли кивнул. Углубляться в дебри семейных отношений не стоило – Сингх был гомосексуалистом. На взгляд Дадли, демонстративные объятия двух мужиков выглядели бурлескно, но это был компаньон, человек, достаточно умный, чтобы вести с ним дела… пусть их.
Сингх отдал должное кухне поместья.
– Великолепно! – выдохнул он, вытирая салфеткой тонкие губы. – А у меня робот на кухне. Мани совершенно не умеет готовить.
Дадли молча кивнул.
– Так вот, зачем я прилетел, – сказал Сингх, подвинув к себе розеточку. – У нас проблемы.
– Земля узнала про деньги? – спросил Дадли.
Наличные деньги. Когда в твоем распоряжении целый мир, вовсе не обязательно проводить махинации с финансами. Билеты Центробанка ФО, яркие бумажки с метками дополненной реальности, магнитной полосой, когда одну купюру могут принять несколько раз в общественном транспорте, например. Дети обожают играть с папиным кошельком, раскладывая «денежку» веером и наблюдая через планшет за пляшущими зверушками. С голубых экранов лучшие люди планеты гордо заявляют, как они любят расплачиваться наличными, как им дорога благодарность в глазах официантов, загорающаяся при виде чаевых. Потом все это безобразие заметит Земля. Земные экономисты забьются в истерике, всуе поминая скорость денежного обращения, примутся призывать демонов инфляции, дефляции и стагфляции, и лавочку придется прикрыть, изымая деньги у населения с выгодой для совершенно определенных людей, втридорога продавая залежавшийся на складах товар. Виноватой будет Метрополия, власти Федерального образования белые и пушистые, Юджин Дадли ни при чем.
– Непонятно, – Сингх перестал есть, взглянул на компаньона. – К нам летит аспирант Института гражданской космонавтики – из России.
Дадли кивнул – продолжай.
– Цель визита – археологические изыскания.
– Ну и что?
– Я разговаривал с Вазирани. Думал, он заказал какое-нибудь оборудование – знаешь, у нас до сих пор не производятся какие-нибудь глубоководные аппараты или специальная техника для работы в космосе. Вазирани ничего не заказывал. Он удивлен и обижен на Землю, говорит, не доверяют. Приказывают принять этого парня.
– А кто это?
– Некий Иван Прошин. Фотография и полный профиль будет, только когда транспорт выйдет в зону устойчивого приема. Аспирант, летит к нам один. Что он там будет раскапывать, – Сингх развел руками. Блеснул перстень на левой руке.
– К нам едет ревизор, – задумчиво промолвил Дадли.
– Что?
– Нет, ничего, не обращай внимания.
– Что думаешь?
– Вряд ли они узнали что-то конкретное, – Дадли окинул взглядом колышущиеся верхушки деревьев.
За высаженными против реки исполинами блестела водная гладь. Чуть покачивалась яхта у причала. С городка доносились крики расшалившихся детей и голос матери, звавшей няню.
– Вряд ли, – повторил Дадли. – Надо присмотреться к этому человеку. Выяснить его контакты.
– Может быть, маленькая неприятность при посадке? – спросил Сингх.
– На твое усмотрение, – пожал плечами компаньон.
Марс совершает полный оборот вокруг Солнца за два земных года. Орбита Красной планеты сильно вытянута, поэтому раз в два года Земля обгоняет соседа, планеты сближаются, и это называется противостояние. Зимой Марс приближается до ста миллионов километров, летом, в конце августа, подходит «всего-то» на пятьдесят пять миллионов, но так бывает раз в пятнадцать – семнадцать лет и для сколь-нибудь связного коммерческого сообщения неприемлемо. На момент прибытия космического корабля «Восток» Марс вышел из противостояния, составившего на 2153 год шестьдесят шесть миллионов километров, и «отставал» от Земли на месяц, поэтому «Восток» шел не к планете, а к объекту на орбите Бога войны.
Транспортно-энергетический модуль «Восток» состоял из двух секций, расположенных одна над другой. Верхнюю часть в форме плосковыпуклой линзы полностью занимал пассажирский отсек с рубкой управления и астрокуполом наверху, тридцатиметровая балка сложной конструкции связывала «линзу» с энергетической секцией, состоящей из ионного двигателя, топливных баков и реактора. «Восток» двигался с постоянным ускорением в один «же» до точки перемены тяги, в расчетной точке совершал разворот на сто восемьдесят градусов вокруг вертикальной оси и дюзы двигателя начинали «светить на торможение», поддерживая комфортное для человеческого организма тяготение.
В момент разворота, занимавшего восемь часов, тяготение на корабле отсутствовало.
Они встретились в астрокуполе. Светлана разглядывала экран телескопа.
– Привет, – Прошин завис подле девушки и от души зевнул.
Светили звезды. Сияло Солнце, прикрытое поляризованным щитом.
– Привет. Поможешь? – Светлана улыбнулась.
– Что у тебя?
– Марспорт хочу посмотреть. А телескоп – вот… – девушка кивнула на экран, показывавший болото на Юпитере.
– Фокус гуляет, – Иван покачал головой. – Сейчас… А зачем тебе Марспорт? Прилетим скоро.
– Скучно. Это так просто?
– Да, он же цифровой. – Прошин настроил фокус, поиграл зумом.
Телескопы «Востока» транслировали изображение на шесть сенсорных экранов, собранных в круг посередине астрокупола. Полиметилметакрилатовое полушарие астрокупола не несло никакой начинки, через него просто любовались звездами – и звезды того стоили.
– Это он?
– Да. Это Марспорт. Марс где-то там, – Иван махнул рукой и тут же схватился за поручень. – Ах ты… Отвык от невесомости, представляешь.
– Ты где был вообще? – Светлана посмотрела на Прошина. – Весь заспанный… Сколько можно? И не зевай, а то я начну.
– О-ой… – Иван не сдержался и снова растянул рот, старательно прикрываясь ладонью. – Спал я. Что тут еще делать? Спал.
– Понятно. Это что, северное сияние?! – Светлана недоверчиво уставилась на Ивана.
Маленькая станция на экране озарилась призрачным светом. Всполохи всех цветов радуги почти скрыли из виду диковинную конструкцию, свет вспыхнул еще раз и еще…
– Ну… как бы сказать… – Иван замялся: сложно объяснить человеку несведущему то, что тебе привычно, набило оскомину и сомнений не вызывает. – Северное сияние – это взаимодействие магнитосферы планеты с заряженными частицами солнечного ветра. Поняла?
– Ну да. Солнечный ветер – у меня братишка солнечные парусники собирал, знаешь, такие конструкторы есть?..
– Да-да. «Марс-1» генерирует собственное магнитное поле, чтобы защититься от солнечного ветра, галактического излучения, вот мы и видим, как солнечный ветер «дует», – Иван показал кавычки, – в магнитосферу станции.
– Красиво, слушай… – Светлана смотрела во все глаза. – А это что?
– А это и есть «Поллукс Виктори». Вот он и висит под защитой магнитного поля станции. Иначе его дней десять пришлось бы дезактивировать – космическое излучение накапливается в обшивке корабля, никакой броней не спасешься, только полем.
– Ни фига себе… – удивленный возглас Светланы привлек внимание прочих пассажиров, находившихся в астрокуполе, и вскоре все экраны заняло изображение межзвездного транспорта, елочной игрушкой висевшего в пустоте. В лучах Солнца блестела броня жилого модуля, во все стороны брызгали зайчики пирамиды командной рубки, скупо поблескивали плавники аварийных теплорадиаторов и штанги струйных охладителей. Дополненные надстройками энергоблока и частоколом солнечных батарей, очертания МТ ничуть не напоминали прилизанные формы самолетов или гоночных автомобилей и в то же время наполняли сердце ожиданием скорости.
– Красавец, – сказал кто-то.
– До сих пор не верю, что мне лететь на нем, – вздохнула Светлана. – Как во сне…
– Во сне, – проворчал Прошин.
При виде МТ ему вспомнились все прежние тревоги, тоска по оставленному на Земле требовала выхода, и Прошин, с силой оттолкнувшись от ближайшей консоли, взмыл к самому куполу.
Ровно горели далекие солнца. Снизу громко восхищались небесной колесницей.
– Ваня, все в порядке? – Светлана последовала за ним и не справилась с микрогравитацией: – Ой, лови меня!..
– Держу… – Прошин сделал кульбит, поймав девушку, и тут же мягко уперся ногами в материал купола.
Теперь звезды оказались под ногами. Солнце сияло, освещая их объятия. Глаза. Губы. Прошин смотрел, не пряча взгляда.
Светлана улыбнулась:
– Спасибо.
– Э-э… – опомнился Иван, – да, пожалуйста… Ну… Да пожалуйста.
Он отпустил девушку, и Светлана остановилась рядом, лицом к звездам.
– Как красиво… – девушка осторожно потрогала купол. – А он не расколется?
– Нет, крепкая штука, – Иван ткнул кулаком в звездное небо. – Не бойся.
– Хорошо, не буду. Видишь свою систему? – спросила Светлана.
– Нет, это надо телескоп… Не хочу.
– Понятно, – девушка повернулась к Ивану. – Я все спросить хотела: почему Вася и при чем тут водка?
– Что?.. А-а, Вася… – Прошин заулыбался.
– Ну, он же… афроамериканец, да?
– Нет, он негр. Из Африки. Откуда-то… Берег Слоновой Кости, что ли… В общем, учился с нами, только в аспирантуру не пошел.
– Его не Вася зовут.
– Нет. Зовут его Коджо Адетокамбо Ифе. Мы все путали, запомнить не могли, пока его Васей на третьем курсе не окрестили, – Иван усмехнулся. – А водка… Собираем как-то застолье. Весь курс собрался – девчонки, пацаны… Ну и Васе передают пузырь – разливай.
– Водку пил? – подняла брови Светлана.
– Водку пил, сало ел, все как положено, – заверил ее Иван. – Вася берет пузырь, уж не знаю, что там у него приключилось, но бутылка выскальзывает и хлоп о пол!..
– Пол-литра… – будто не веря своим ушам, сказала Светлана.
Прошин сделал страшные глаза:
– Ноль семь. – Девушка тихонько засмеялась, Иван продолжил: – Гробовая тишина, и тут Парфентий, Славик Парфенов, такой говорит: «Эх ты, Вася».
– Так и прилипло, – кивнула Светлана.
– Ага…
Светлана тихонько засмеялась.
– Света, – Иван смешался под взглядом девушки, но все-таки нашел в себе силы продолжить: – Света, я хотел спросить…
– Да спрашивай, – улыбнулась Светлана.
– На МТ есть возможность выбрать себе каюту.
– Да?
– Ну, – Прошин почувствовал, что краснеет. – Я хотел спросить… не хочешь ли ты… то есть мы могли бы…
– Поселиться вдвоем, – закончила за него Светлана.
– Ну.
– А подумать можно?
– Да, конечно, – зачастил Иван. – Времени полно, дней десять еще – пока прибудем, пока что…
Больше ни о чем таком они не разговаривали, хотя до прибытия к Марспорту встречались в астрокуполе каждый день. Прошину все-таки пришлось посмотреть на систему Девы 61, где вокруг желтого карлика вращалась планета Холт, и освежить знания, полученные в Институте.
Первые колонисты назвали планету Холтвистл. Открыли изобиловавший флорой и фауной кислородный мир в системе звезды Девы 61 ровно пятьдесят лет назад, по какому поводу совсем недавно колонисты и их потомки пышно отпраздновали юбилей. Из суши на Холтвистле наличествовал один суперконтинент, протянувшийся с юго-запада на северо-восток по относительной диагонали между 24° ю. ш. и 63° с. ш. Площадью примерно равный Евразии, суперконтинент со всех сторон был окружен океаном с множеством островов, так что получалось нечто среднее между Землей с ее гигантскими массивами суши и Океаном – планетой земного типа в системе Дельты Павлина, где пресловутая суша была представлена островными архипелагами.
Погодные условия определялись теплым течением вдоль восточной оконечности и вулканической активностью на юго-западе; горные цепи на севере и крайнем юге содержали залежи полезных ископаемых. Громадная река, берущая начало из множества ручейков в северных горах, протянувшая свой бассейн с северо-запада на юго-запад почти через весь материк, обеспечивала жизненную среду множеству живых существ. В бассейне этой реки, названной, кстати, Булл-Ран, колонисты построили первые города.
Как и Земля, Холтвистл имел сложную форму, напоминающую геоид, как и на Земле гравитационное поле вкупе с геологическими и гелиологическими процессами должно было изрядно осушить океаны и разорвать в далеком будущем единственный материк планеты на несколько частей, хотя выражение «разорвать» здесь будет неуместным и послужит лишь приблизительному описанию неспешного перемещения базальтовых, гранитных и осадочных пород, движения вверх и вниз континентальных плит, etc. Колосс, спутник Холта-Холтвистла, предположительно принесло из межзвездного пространства и изрядно поколотило о небесные тела, пока потрепанную планетку не затянуло гравитационное поле кислородного мира.
К настоящему времени колония Холта вышла на полное самообеспечение, разве что не могла строить межзвездные транспорты. После всех усилий Лиги миров планету населяли чуть более четырех миллионов человек, собранных вокруг столицы Аккрингтона, в экваториальной части архипелага Виктория и подле двух промышленных центров. Все города расположились в бассейне реки, пересекавшей континент с северо-востока на юго-запад, так что городок с простым и милым русскому сердцу названием Москва, где в кампусе университета Симпсона Прошина ждал – дождаться не мог профессор Джангулян, располагался между столицей – Аккрингтоном, и портом Корк Си.
Но до этого предстояло преодолеть немыслимое расстояние между солнечными системами.
Станция «Марс-Первый», неофициально именуемая Марспорт, висела на орбите Марса на расстоянии пятидесяти пяти миллионов километров от Земли. Громадный цилиндр технического отсека, целых два колеса жилых модулей, почти два километра в диаметре каждый, Марспорт окружала дымка от регулярно работающих двигателей коррекции, закручивающих жилые отсеки и корректирующих орбиту станции. Здесь принимали грузы с Земли, отправлялись корабли на Марс и к газовым гигантам, проходили обслуживание межзвездные корабли, готовясь отправиться в глубины космоса. Перевалочный пункт, настоящий город в космосе.
Их целью был межзвездный транспорт.
«Восток» полностью выработал запас топлива. Набранная в точке перемены тяги скорость почти двадцать семь километров в секунду, ко времени стыковки со станцией должна быть уменьшена до 8 км/с, скорости «Марса-Первого», и где-то за полмиллиона километров до станции включилась лидарная установка Марспорта, разогревая рабочее тело лазерного ракетного двигателя на борту корабля.
– Внимание, всем занять свои места, – равнодушный голос речевого информатора разогнал пассажиров «Востока» по кубрикам. – Приготовиться к включению двигателя. Прием устойчивый. Начинаю отсчет.
Тормозили ударно – два «же», если не больше. РИТа не объявляет, значения перегрузки известны только пилотам, вот и сиди гадай, то ли два «же» из тебя дыхание выдавливают, то ли все три. Но вот ушла тяжесть. Невесомость властно заявила свои права.
– Внимание, всем оставаться на местах, производится маневр стыковки, – провозгласила РИТа.
«Восток» падал в пустоте. Его баки были пусты, последнее топливо выжжено тяжелым светом. Видеодатчики с обшивки показывали проплывавший мимо гигантский цилиндр, залитый светом звезды. Два колеса жилых отсеков неспешно наматывали круги в безвоздушном пространстве. Стыковочный узел: ТЭМ, поджавший под брюшко жилого отсека энергоблок, орбитальные самолеты ждут подхода Красной планеты, блестящая иголка лихтера с МТ. Транспорт дальше, висит в пространстве, словно Левиафан, дрейфующий по течению.
Магнитная ловушка стыковочного узла МТ захватила корабль, притянула к гибкому рукаву технического коридора.
– Внимание, всем оставаться на своих местах, производится формирование переходного отсека. – Явственный толчок, слышны щелчки замков стыковочного узла, но это иллюзия, переходной отсек отделен от салона несколькими переборками, натянутые нервы перегружают воображение.
– Есть стыковка, приготовиться к открытию шлюза. – Над притолокой (вместо обоев они, не сговариваясь, включили информационное табло) горят цифры, обозначающие давление и температуру.
Прошин открыл рот. Заложило уши.
– Шлюз открыт, давление, температура в норме, всем оставаться на своих местах, эвакуационная команда «Поллукс Виктори», доложить готовность.
Размен посадочными местами, как они хотели в самом начале пути, не задался, по какому случаю Рута нервничала, опасаясь конкуренции со стороны молоденькой медсестры, направлявшейся на Галилео.
Нервничал и Иван Прошин, опасаясь смазливенького оператора, чей путь лежал аж на Ляонин, соответственно провести на «Поллукс Виктори» чубарому красавчику предстояло на полгода дольше, чем Светлане. Теперь Рута рвалась в бой, стремясь захомутать благоверного в уютное семейное гнездышко, Прошин готовился прорываться к Светлане…
Оператор был хорош собой, умен и, кажется, играл на гитаре не хуже Якова, поэтому, едва только четвертому кубрику дали зеленый свет, Алтай с Сашей смогли насладиться зрелищем толкотни, устроенной их соседями около дверного проема (насколько могут устроить толкотню два человека). Прошин, торопливо попрощавшись (в последний момент опомнился), вслед за девушкой проследовал по коридору в шлюзовую камеру.
Проем шлюза с отваленной круглой дверью загораживала эвакуационная команда: двое в скафандрах с переносным терминалом. Зеленый свет на браслете, металлический голос старшего:
– Добро пожаловать на «Поллукс Виктори», Иван Владимирович.
– Здравствуйте, спасибо, – отозвался Прошин.
Коридор – уже МТ. Атриум. Просторное помещение метров пятьдесят в диаметре и пару десятков метров в высоту связывало туннели жилого отсека и рубки управления со стыковочным узлом пилотируемых космических аппаратов. Сюда выходил транспортный коридор, по которому выкатывалась легкая техника, под самым потолком красным горели маркеры туннелей, ведущих к реактору и вычислительному центру МТ. Вышедших из переходной камеры шлюза встречали три человека, волей-неволей притягивающих всеобщее внимание: еще бы, вряд ли кто-то сумел бы так запросто пройти мимо капитана МТ, пассажирского помощника и начальника медицинской службы транспорта.
Трое мужчин смотрели на собиравшуюся подле них толпу, словно желая сказать: «Подойдите на один шаг ближе ко мне!» Белоснежные комбинезоны с нашивками красным у доктора и золотым у капитана с помощником, свернутые маски, гарнитура коммуникаторов, перчатки у пояса – даже парящие в невесомости, они олицетворяли абсолютную власть. Если забыть властные взгляды, короткие жесты, обращавшие на себя внимание присутствующих, портреты руководства межзвездного транспорта выглядели бы так.
Начальник медицинской службы, высокий, сухопарый мужчина на вид тридцати – тридцати пяти лет, с отросшим ежиком совершенно седых волос, правильными чертами лица и голубыми глазами, казался старше, когда принимался двигать желваками на скулах. В руках он держал планшет и постоянно поглядывал то на экран устройства, то на пассажиров, иногда водя пальцами по сенсорному экрану.
Пассажирский помощник ростом несколько ниже доктора, в белом же комбинезоне, расшитом золотом, просто разглядывал подопечных, и прищур его узких глаз придавал помощнику сходство с Буддой. «Китаец или японец? – подумал Иван. – Японец, скорее».
Капитан являл собой контраст с подчиненными. Румяные щеки, нос пуговкой, спортивный животик под тканью комбинезона, ручки, ножки – Колобок, Колобок, я тебя съем…
В глазах сталь. Легированная.
Рута тем временем подплыла к Толику, взяла мужа под руку, победно оглядываясь по сторонам, хотя угроза ее семейному счастью осталась на «Востоке», вместе с пассажирами, отправлявшимися на Марс и к газовым гигантам. Прошин вертел головой. Он не видел Светланы среди собравшихся, а когда увидел, упал духом: девушка появилась из шлюзового коридора вслед за чернявым красавцем, галантно подавшим руку девушке при выходе. Иван отвернулся и не заметил, как Светлана направилась к нему.
– Привет, – Светлана опять не успела затормозить: – Ой, мамочки!..
Прошин схватил девушку.
– Поймал! Не отпущу ведь… – он подмигнул оператору.
– Вот и правильно, – Светлана провела рукой по волосам. – Это Костя. Костя, это Иван, мы летим вместе.
Костя как мог приветливо улыбнулся и протянул руку:
– Будем знакомы, – рукопожатие у него оказалось железным – с досады, наверное.
– Мы сейчас каюты забронируем? – спросила Светлана.
– Нет, – ответил Иван, морщась и растирая кисть, – сейчас брифинг. Капитан, помощник и доктор нам сказки расскажут, потом пойдем к терминалам. Вон они, у трапов.
– А если в каюте несколько человек? – спросила девушка.
– Нет… ну, то есть, насколько я знаю – каюты, как правило, двухместные. Межкосмос любит отправлять в далекие путешествия семейные пары или когда люди заранее решают поселиться вместе.
– Как мы с тобой?
– Ну да, – Прошин не смог сдержать довольную улыбку. – Все, слушай.
– Прошу внимания, – слова капитана эхом затрепетали под сводом помещения. – Команда межзвездного транспорта «Поллукс Виктори» приветствует вас на борту.
Раздались аплодисменты.
– Меня зовут Алексей Жуйков, я капитан корабля, – дождавшись, пока стихнут хлопки, продолжал Капитан, – я отвечаю за каждого поступившего на борт пассажира и обязуюсь доставить каждого из вас к звездам – целым и невредимым. Если, по милости божией, наше путешествие пройдет спокойно, мы увидимся, только когда я буду провожать вас возле Холта, Мурома и Ляонина. В любом другом случае вы можете отправить вопрос или записаться на прием через мессенджер. Вопросы к капитану есть?
Аплодисменты.
– Хорошо, говорит Йосихиро Маэда, помощник капитана по пассажирской части.
– Благодарю, капитан. Здравствуйте, – помощник коротко кивнул. – «Поллукс Виктори» завершает обслуживание. Корабль принял запасы топлива, продовольствия, завод газовых смесей протестирован и сдан в эксплуатацию, гидропонная станция номер один полностью заполнена белковой культурой, гидропонная станция номер два приступила к выращиванию овощей и зелени. Меню будет разнообразным.
По толпе прокатились смешки. Маэда бровью не повел.
– Техническая служба «Марса» проверяет вычислительный центр и заканчивает обслуживание батарей охлаждения. Все работы займут у техников еще десять дней, и в эти десять дней мы должны уложиться с тренировками.
– Тренировками? – удивлению Светланы не было предела.
– Тихо! – Прошин сжал ладонь девушки. – Слушай.
– За ближайшие десять дней, как я уже сказал, мы должны будем провести тренировки по безопасности, а именно: вы должны научиться за кратчайшее время добираться до спасательного корабля и занимать свое место, вы должны знать свои действия во время пожара на борту, действия в случае пробоя сети и замыкания на корпус, а также вы должны знать порядок действий в случае разгерметизации жилого модуля и знать систему оповещения экипажа о неполадках на борту.
Маэда перевел дух.
– Каждому пассажиру по итогам учений выставляется оценка, и пока все не получат «отлично», к следующему этапу учений мы не перейдем.
– А если кто-то не справится – не полетим? – крикнул кто-то.
– «Двоечник» будет отправлен на Марспорт и далее на Землю, – ровно ответил помощник.
– И все? – спросила Светлана Прошина.
– Все, – ответил Иван. – Конец карьеры.
– Жестко, – покачала головой девушка.
– У меня все, – сказал помощник. – В опросы будут?
– Когда приступаем к тренировкам? – спросил кто-то.
– Выберите каюты, позавтракаем, час личного времени, и начинаем, – ответил Маэда.
– А на «Востоке» вечер был, – выкрикнула Рута.
– Да? – Маэда поднял брови и посмотрел на доктора. – Хорошо, два часа личного времени. Еще вопросы? Нет? Удачи нам всем. Доктор, прошу.
– Спасибо. Медицинская служба «Поллукс Виктори» приветствует вновь прибывших, – сказал доктор. – На МТ развернут медицинский комплекс последнего поколения, позволяющий проводить полную диагностику организма и при необходимости проводить операции высокой сложности. Сейчас производится доукомплектование склада медикаментов, диагностический центр готов к приему пациентов. Прошу всех, кто чувствует недомогание и нуждается в какой-либо медицинской помощи, обратиться в медпункт. Напоминаю, сокрытие заболевания на борту корабля влечет за собой уголовную ответственность, поэтому, если вы плохо себя чувствуете, прошу, обращайтесь. Записаться на прием к специалистам во время полета можно через мессенджер. Вопросы будут?.. Хорошо, у меня все.
– Прошу по очереди подходить к терминалам, выбирайте каюты, если возникнут вопросы, пожалуйста, ко мне. – Капитан и доктор ушли, Маэда остался в атриуме.
– А бывает так, что люди скрывают болезни? – спросила Светлана прежде, чем они двинулись к терминалам.
– Да вроде бывает, – пожал плечами Иван. – Я ведь не летал на МТ, только слышал. За перелет ведь зарплата полагается, за каждый день.
– Да? – Светлана подняла брови.
– А ты хотела… Это деньги, и немаленькие. Пошли выберем каюту. Ты со мной? – Иван старался, чтобы голос звучал ровно, хотя внутренне весь сжался.
– С тобой, – улыбнулась Светлана.
Техники кое-как справились за две недели. Запустили вращение жилого модуля, в каютах появилось тяготение, и пассажирский помощник заставил повторить тренировки при силе тяжести в две трети от земной. Перед самым стартом выбрали стюарта – самого опытного из пассажиров, ответственного за связь пассажиров с командой. Действо превратилось в карнавал с угощением, столовую украсили гирляндами, женщины, подвинув кухонных роботов, наготовили кучу всего вкусного с самыми экзотическими приправами; действо посетили капитан и Маэда, пришли ребята из технической службы, и, среди всеобщего веселья, стюартом единогласно выбрали Александра Иванова, именитого планетолога, летевшего на Океан. Сразу после действа шустрые буксиры-туеры отвели транспорт от «Марса-Первого» и отправили гигантский корабль падать примерно в сторону Девы 61 – как только службы слежения Солнечной системы убедятся в безопасности курса корабля и получат множество подтверждений своим запросам, «Марс-1» снимет ограничения с вычислительного центра корабля, реактор выйдет на расчетную мощность, и капитан отдаст команду включить установку привода деформации пространства.
…Каюта пассажира на МТ разделена на жилую часть и капсулу безопасности. За сутки до старта Стюарт потребовал от каждой каюты отчета о готовности, – это значит, что в жилой зоне все должно быть разложено по местам, а пассажиры – занять ложементы в капсуле безопасности и выходить по своим делам только с разрешения старшего. Сидеть так пришлось двадцать часов, пока шли крайние проверки, бесконечные отчеты – рутина, понятная и интересная только для посвященных.
Объявили готовность.
– Внимание, – автоинформатора здесь не было, все объявления делал заместитель пассажирского помощника, вживую, – приготовиться к включению привода деформации.
Разогнать такую махину до скорости света не хватило бы материи всей Вселенной, поэтому привод деформации пространства включался, едва только МТ «Поллукс Виктори» ложился на курс.
– Стюарту провести перекличку. – На плазменном экране, вмонтированном в стену каюты, появилось лицо стюарта.
– Ребята, готовы? – спросил Иванов.
– Готовы, Александр Валерьевич, – отозвался Прошин.
– Готовы, – сказала Светлана.
– Молодцы, – Александр улыбнулся, – все, ждем, сидите, не вставайте.
Изображение погасло. Потянулись минуты ожидания.
– Начинаю отсчет, приготовиться… Три. Два. Один. Реактор: работа устойчивая, температура в норме, запуск установки привода деформации… Есть запуск, начинаем разгон. Работа привода устойчивая, пассажирам оставаться на своих местах, команде приступить к выполнению обязанностей согласно расписанию…
– И все? – Светлана недоверчиво посмотрела на Прошина.
– А чего ты хотела?
– Ни перегрузок, ни… ничего?
– Ну да, – Прошин пожал плечами. – Мы висим в пузыре неподвижного пространства, а мимо нас уже, наверное, Плутон летит. Хотя где он там…
– Так быстро?
– Да скорее медленно. Даже на такой скорости год до Холта переть, а до Мурома так и все полтора – два.
– То есть мы можем хоть в соседнюю Галактику податься?
– Ну… был такой проект, – замялся Иван, – у нас кто-то диплом по нему писал. Топлива не хватит, вот в чем дело.
Межзвездный транспорт «Поллукс Виктори» летел в пространстве со скоростью, намного превышающей скорость света. Энергия, выделенная при этом, свет человеческих сердец, заставляла объект размером с небольшую комету светиться подобно звезде, и, как знать, может, этот свет, чистое пламя, отразившись от поверхности планеты через миллиарды и миллиарды лет, вновь позовет людей к иным мирам под свет новых звезд.
Все прах – дело твое живет в вечности.
Поначалу Прошин и Светлана вообще не выходили из каюты. Занятые друг другом, молодые люди не обращали внимания больше ни на что, и иногда подносы с пищей отправлялись на раздатку нетронутыми, а иногда автоповар получал двойной заказ. Нельзя сказать, что отсутствие двух пассажиров в кают-компании прошло незамеченным, но, в общем, прочие пассажиры и руководство транспорта отнеслись к происходящему с юмором и пониманием, перебросившись только парой фраз навроде: «Эх, молодо-зелено…» или: «Да, были и мы молодыми…» – да таких парочек, уединившихся в каютах, нашлось не две и не три даже, а сколько – то был секрет, охраняемый сторожевым комплексом МТ и репутацией капитана. Звонил стюарт. Спрашивал самочувствие, сообщал самые последние новости – Иван и Светлана делали вид, будто их интересует красивый вид на Альфу Центавра или успехи сборной на Олимпиаде.
Впрочем, долго так продолжаться, конечно же, не могло.
«Виктория» везла множество полезных вещей. На пилонах между жилой секцией и реактором, под многослойной броней контейнеров покоились целый производственный комплекс для Ляонина и флотилия орбитальных самолетов туда же; на Океан везли три транспортно-энергетических модуля и реактор для орбитальной станции; целый контейнер занимала всякая мелочь вроде компьютерных сетей со всей периферией, медицинских комплексов, полевых и стационарных, но самое главное и самое ценное находилось в жилом отсеке МТ: люди. Ни у одного человека на Земле не было таких денег, чтобы оплатить место в каюте межзвездного транспорта; человек, отправившийся к звездам, обладал уникальными знаниями и способностью, а значит, мог улучшить жизнь миллионов людей, руководя целой отраслью медицины, как Светлана Деревягина, наладив энергоснабжение орбитальных сооружений, как Александр Иванов, или принеся новое знание о внеземной цивилизации, как Иван Прошин. Пассажиры МТ не сидели без дела. Кают-компанию постоянно занимали под симпозиумы, проводимые светилами медицины или уникальными специалистами в области астротехники, сама собой сложились рок-группа и квартет, игравший классические произведения, ставил пьесы любительский театр. Приятным дополнением к этому служила библиотека МТ, хранившая миллионы томов специальной и художественной литературы, да бездонная бочка аудио- и видеофайлов.
Прошин учил английский. (Один из языков межпланетного общения в обязательном порядке входил в курс лекций Института, но на Холте сложился собственный.) Тягал железо под руководством видеотренера. Проходил медицинские процедуры: адаптация к условиям планеты, диета (после обжираловки первых дней кашки да компотики принимались как манна небесная) и массаж – ну просто захотелось. Прослушал пару лекций Иванова и Фридкина, главы дипломатического корпуса федерального образования Океан. Впрочем, всяким там умностям Иван предпочитал компанию Светланы, имея на свой счет вполне понятные карьерные перспективы, за-ради которых надо только смотаться в приполярные районы обжитой людьми планеты да составить отписку поумнее о найденной дырке от бублика, в чем Иван не сомневался ни капли.
Еще был Сокэ Адзума. Господин Адзума, первый старший советник посольства федерального образования Океан, маленький сухонький японец, приближавшийся к возрасту, когда в космос уже не пускают, редко посещал лекции, часто – концерты классики, сам лекций не читал, а тренировал желающих в переоборудованном под додзе уголке тренажерного зала и при пониженной силе тяжести творил такие чудеса, что собиравшиеся ценители восточных мордобойств дружно ахали. Прошин заинтересовался. В Институте он занимался рукопашным боем, регалий не приобрел, посещая занятия эпизодически – подобное времяпрепровождение начальство не приветствовало, ибо приобретенная по собственной горячности травма могла навсегда закрыть студенту дорогу в космос. Здесь же – пожалуйста. Нашелся спарринг-партнер: Никита Зайчиков, студент Института на год старше Прошина (они даже пересекались на занятиях), любитель помахать руками-ногами, увешанный регалиями с соревнований, черным поясом подпоясанный (еще и везучий – ни одной серьезной травмы). Сэнсей Адзума преподавал, Никита с Иваном старательно пинали друг друга…
После одной из тренировок молодые люди вышли в кают-компанию. Светился потолок, оттеняя белый глянец стен и мебели. Музыкальный автомат наигрывал мелодию, специально сочиненную, чтобы ненавязчиво звучать из невидимых динамиков, другой автомат выдал витаминные коктейли по индивидуальному рецепту для каждого.
– На дежурство? – спросил Прошин.
– Нет, отдыхаю, – Никита направился к компании, следившей за шахматной партией.
Играли первый секретарь посольства Мурома Илья Чен и Александр Иванов, стюарт. Сэнсей Адзума уже сидел подле них, благожелательно разглядывая окружающее из-под полуопущенных век; здесь же были Толик, Рута, Костя Синяев (тот самый чубарый) и Раб Агнихотри, физик-ядерщик, летевший на Океан.
– Вот они, гвардейцы, – сказал Костя, с удовольствием разглядывая ладных парней, приглядывавших себе кресла поближе к игрокам.
– Красавчики, – улыбнулась Рута. – А где Света?
– А… ну… лекцию, наверное, читает, – замялся Иван. – Нас вот господин Адзума только отпустил.
Первый старший советник тонко улыбнулся девушке.
– Понятно. А я уж думала, вы поссорились, – сказала Рута.
– Как поссорятся, так и помирятся – дело молодое, – сказал Агнихотри.
– Молодое, молодое, молодо-зеленое, – пробормотал Илья Чен, увлеченный партией.
Игра заканчивалась. Слева и справа от доски стояли павшие в бесплодных атаках бойцы, на доске белый ферзь и тура гоняли черного короля вокруг двух пешек на h6 – g7, черные ферзь и ладья, неспособные причинить вред белому королю, прикрывшемуся тремя пешками на противоположном углу доски, в бессильном цейтноте наблюдали за пляской смерти, бессильно замерла на e3 черная пешка, так и не ставшая вторым ферзем. Наконец, белые отдали ладью, заблокировав черного короля меж двух пешек, белый ферзь пошел в кинжальную атаку, и стюарт поднял руки:
– Сдаюсь, коллега. Отличная игра.
– Спасибо. – Игроки пожали руки. – Еще?
– Нет, пожалуй, – Иванов потер переносицу, зажмурил глаза, – разве кто вместо меня поднимет перчатку…
Желающих не нашлось – первый секретарь Чен играл мастерски, и, кроме Иванова, с ним на равных сыграть мог разве что капитан – но такая партия обещала состояться нескоро.
– Кто там, кстати, молодо-зелено? – спросил Иванов. – А, молодежь… Добрый вечер.
– Здравствуйте, – отозвался Прошин.
– Здрасьте, – сказал Никита.
– Вы, молодой человек, из команды? – спросил Никиту Иванов. – А вы… э-э… Иван, да… Вы летите на Холтвистл?
– Да, – хором ответили Никита с Иваном.
– А кто с вами на Холт? Та девушка – ваша жена?
– Нет, – замялся Иван. – Я… один вроде бы… Светлана летит на Муром.
– О, – сказал Чен, – это наш главный педиатр, я так понимаю.
– Да вроде того, – все так же неуверенно сказал Иван.
– А как это вы один? – спросил Илья. – Ради одного пассажира отключать привод деформации… не слишком ли…
Прошин пожал плечами. Он с самого начала считал, что вся эта затея «слишком», но кто его послушает?..
– Что там на Холте? – спросил Иванов.
– Профессор Джангулян собрался в экспедицию по рэнитам, – ответил Прошин. – Я пойду замом.
Чен и Иванов переглянулись.
– Не узнаю Олега, – пробормотал Илья. – Ну да ладно, послал – не зря, значит. Джангуляну привет передавайте…
Прошин кивнул.
– Да пора слетать уже к этим рэнитам, – сказал Агнихотри. – Все черепки ищут…
– Рэн вне досягаемости современных кораблей, – сказал на это Иванов. – Чтобы лететь к ним, необходим своего рода аэродром подскока, полностью оборудованный для снабжения экспедиции. Иван, ваши ребята делали проект?
– Нет, – ответил Прошин, – в Челябинске дело было. Челябинский филиал в сотрудничестве с ДВГУ и Токийским университетом.
– Ну и что решили?
– Дорого обойдется, – Иван пожал плечами.
– Дорого, да, – но кислородные миры, освоенные Рэн, нам бы очень пригодились, – заметил Костя.
– А что нам эти рэниты, когда Марс под боком, – провозгласив это, Никита победно оглядел собравшихся.
– Вам, молодой человек, – сухо сказал Иванов, – как члену экипажа межзвездного транспорта должно быть известно, что Марс имеет очень нестабильную орбиту. Все проекты колонизации заканчиваются на том, что возле Бога войны должно вращаться тело хотя бы в четверть массы самой планеты. Тут тебе сразу и атмосфера, и магнитное поле, только сначала надо воткнуть Фобос с Деймосом в поверхность Марса, а потом привезти из пояса Оорта достаточных размеров каменюку.
– Ну, можно Фобос с Деймосом связать как станцию, вращающуюся вокруг центра масс, – встрял Прошин. – У нас Грицанюк такой проект делала.
– Да, можно, – кивнул Иванов. – По стоимости примерно то же самое.
– То есть к Эдему нам лететь дешевле, чем освоить Марс, – сказала Рута. – Не понимаю.
– Ну, это же романтика, – улыбнулся Иванов. – Вы не помните, а мы наизусть учили динозавров Мурома и Океана. Полный компьютер этих фотографий, фильмов про новые миры, начальство Колоний знали по именам, они ходили по школам, приносили камешки с Холта, один раз принесли жабробрюха с Ляонина, в контейнере таком, герметичном, естественно, – я час стоял, не мог наглядеться на это чудо.
Иванов и Чен заулыбались, погруженные в воспоминания.
– Новые миры – это интересно, под это инвесторы охотно выделяют деньги, народ расхватывает акции Межкосмоса, от добровольцев отбоя нет… А Марс – это рутина, – сказал Чен. – Хотя ваши что-то темнят с Эдемом – то есть планета, то нет.
Иванов пожал плечами:
– Я сам не понимаю. Сначала трубили, что вот она, надежда человечества, кислородный мир с богатейшими запасами ресурсов. Потом вдруг замолчали и Бланкар куда-то пропал. Теперь опять подняли тему и собирают ресурсы для Колонии, восстанавливают тренировочные лагеря, готовят Платформу. Не понимаю.
– Так, может, и правда – Марс? – спросил Чен.
– Марс не загрузит производственные мощности как новая колония, – сказал Иванов. – Как побочный проект – да, может быть, но в том и штука, что новая колония перетянет на себя все, что есть в Солнечной системе.
– Не видать нам яблочек, – вздохнул Толик, разрядив обстановку.
Игроки собрали фигуры, собравшиеся мало-помалу разошлись по своим делам, и, хоть ни с кем из присутствовавших Прошин больше не виделся, этот разговор на борту «Виктории» лег ему на душу.
Долго ли коротко, а время, как-то по-особенному медлительное в начале пути, внезапно зачастило часами, оставшимися до расставания: «Виктория» подошла к точке выключения привода. Обзорные экраны залил белый свет – аннигилировали частицы, принесенные транспортом под пузырем варпа, кусочек пространства из Солнечной системы осваивался в новых границах, и, словно из пламени исполинской кузницы, на свет Божий появилось веретенообразное тело. Покрытая теплоизлучающими элементами композитная броня корпуса «Поллукс Виктори» поблескивала в лучах звезды; корабль слегка покачивался из стороны в сторону: гироскопы и коррекционные двигатели стабилизировали угловой момент корпуса, неизбежный спутник всех кораблей с пассажирским отсеком. Тепловые радиаторы вокруг пакета дюз делали корабль похожим на кашалота – огромное млекопитающее на мелководье звездного океана…
– Мы больше не увидимся? – Светлана смотрела на Прошина.
Иван спрятал глаза.
– Света…
Молчание.
– Свет, я… Да что за блин! – Иван вскочил с ложемента, и тут же взвыла сигнализация.
– Иван Прошин, немедленно вернитесь на место, пристегните ремни! Иван Прошин…
– Да-да, вот он я, – Прошин плюхнулся на сиденье, щелкнул замками.
Сигнализация заткнулась. Иван и Светлана смотрели друг на друга.
– Света, нельзя по-другому. Работа такая… Я… – Иван мотнул головой. – Прости меня.
– Все хорошо, – девушка отвернулась, закусив губу. – Я знала, что так будет. Мы знали, правда ведь?
– Да…
– Иван Прошин, эвакуационная команда ожидает вас в стыковочном узле, – снова раздался голос из динамиков.
Прошин посмотрел на Светлану.
– Иди, – сказала девушка. – Я буду помнить. Поцелуй меня.
– Иван Прошин, эвакуационная команда ожидает вас в стыковочном узле, – повторил голос из динамиков.
Прошин обернулся. Светлана улыбнулась – трогательно и беспомощно, и Прошин вышел из каюты, чувствуя, что там, в полумраке капсулы безопасности, осталось его сердце.
До стыковочного узла Иван добрался на автомате. Его состояние не осталось незамеченным, и старший эвакуационной команды, прежде чем запеленать Прошина сначала в скафандр, а потом в ложемент пассажирского отсека лихтера из флотилии МТ, снял маску.
– Парень, все хорошо?
Прошин поднял глаза:
– Да, нормально.
– Не выглядишь ты нормально. Что произошло? – голос старшего отяжелел металлом.
– С девушкой попрощался, – ответил Иван.
– Так.
– Справлюсь.
Старший внимательно посмотрел ему в глаза. Прошин тряхнул головой:
– Справлюсь, точно.
– Вот, уже лучше, – маска вернулась на место. – Одеваемся, ребят.
Рутина: проверка систем, самочувствие космонавта, снова проверка, снова самочувствие… наконец, планетарная секция дала добро, и лихтер, до того бывший единым целым с громадой корабля, разорвал узы, казавшиеся столь прочными. Словно два обитателя безбрежного Океана, Левифан и маленькая рыбка какое-то время следовали бок о бок, но вот их пути разошлись, а затем в пространстве вспыхнула одна звездочка…
Процессор межзвездного транспорта активировал привод деформации пространства, загруженный в нейронную сеть лихтера, и тот одним скачком покрыл огромное расстояние до цели.
…другая…
«Поллукс Виктори» включил собственную установку привода и набрал скорость, направляясь к следующему освоенному людьми миру.
Огромный корабль несся сквозь пространство, ощупывая путь перед собой лазерными лучами лидарных батарей. За много дней до отключения привода деформации лидары МТ нащупали сигнал станции связи Холта – слабую попытку сказать слово человеческое среди зловещего шипения черных дыр и бормотания квазаров. Сигнал пришел с задержкой: никакое общение невозможно, когда на твое приветствие ответ придет в лучшем случае на следующие сутки, и сам сигнал служил лишь вознаграждением, венцом титанического труда множества людей, позволившего человечеству познать и освоить новые миры.
«Виктория» продвигалась к цели, задержка связи уменьшалась до момента, когда стало возможным поддерживать связный разговор. Тогда кроме приветствий, обычного радиообмена и неуставного балагурства на вычислительный центр корабля стали поступать пакеты данных, содержавших… процессор «Виктории» с оперативной памятью в десять петабайт мог обработать данные целой планетной системы, поэтому список одних только названий переданных папок с файлами мог бы выглядеть как увесистая книга. Ни грузов, ни пассажиров планета не отправляла, и капитан, переспросивший, не возникла ли необходимость в торможении МТ, и услышавший отрицательный ответ, ничуть не удивился и не насторожился, ибо с полным на то правом считал, что, приняв почту на сервер транспорта, сделал огромное дело, связав Холт с прочей Ойкуменой.
«Поллукс Виктори» запросил циклограмму торможения для лихтера с пассажиром. Лихтер отправился. Наведенный с МТ пузырь деформированного пространства понадобился потому, что межзвездный транспорт, отправляя лихтер, сам двигался чуть медленнее скорости света, и чтобы снизить скорость кораблика до приемлемых значений, не хватило бы всей материи Вселенной. Поэтому варп-привод сбросил скорость лихтера до гиперболической скорости Холта и отключился, полыхнув в пространство аннигилирующими частицами.
Прошин сидел в салоне лихтера один-одинешенек. Тесный пенал отсека казался холодным, огромным, мерещились сквозняки и космические пираты, хотелось обратно на «Викторию», теплую и уютную. В конце концов Иван выпутался из ремней ложемента в пассажирском отсеке и выплыл в кабину управления.
– Борт АА-23, ответьте, – раздался в динамиках девичий голосок.
– Борт АА-23, слушаю вас, – Иван улыбнулся изображению девушки-оператора.
– Здравствуйте, с прибытием в систему Холтвистл.
– Здравствуйте, спасибо.
– Я «Холт-Контроль», запускаю циклограмму сброса скорости.
– Борт АА-23, вас понял. Вы уж не уроните меня…
– Можете не беспокоиться.
– Кстати, Иван.
– Мэри… Иван, я… попрошу вас…
– Да-да, конечно, устав и все такое, – Прошин откровенно наслаждался замешательством девушки, пробормотавшей:
– Конец связи. – Изображение сменилось видом с датчиков кораблика: планета размером с бильярдный шар, неспешно плывущая сквозь тьму безвоздушного пространства; светило на заднем плане, блеск звезды приглушен светофильтрами…
Циклограмма сброса скорости – это когда на ниточке сложных математических вычислений висит жизнь человека. Гиперболическая скорость позволяет кораблю долететь до планеты за сутки-двое, а значит, не таскать с собой большие запасы продовольствия и воздуха, но стоит только промахнуться, как утлое суденышко направится к границам солнечной системы, стремясь стать межзвездным странником…
Прошину пришлось коротать трое суток, пока Холт стало возможно видеть в блистере кабины без помощи телескопа корабля. Бело-голубой шарик в лучах звезды, правее торчит Колосс – спутник, безвоздушная луна, бывшая некогда межзвездным объектом и, по последним данным, появившаяся у планеты в результате столкновения со спутником местного газового гиганта.
Лихтер под управлением «Холт-Контроля» грохотнул двигателями (Иван дернулся, ремни впились в скафандр). На экране…
– «Контроль», у меня по курсу…
– «Контроль», слушаю вас.
– Прямо по курсу… это буксир?
– Да, – в голосе оператора нетерпение, – к вам отправлен туер, состыкуетесь и продолжите циклограмму, гравитационный маневр вокруг Колосса… Какие вопросы?
– Но он же прямо на меня летит, – слабо запротестовал Иван.
– Не говорите ерунды, – оператор просто взорвалась раздражением, – выполняется маневр стыковки, перестаньте отвлекать.
Прошин аж голову втянул.
Туер торчал прямо по курсу, маленькой звездочкой, камешком-скрупулом покалывая сознание. Иван врубил музыку. В динамиках загрохотали ударные, под вой гитар местная певичка заголосила, как ей не хватает квалифицированного водителя, потому что она, видите ли, машина со сверхзвуковым мотором…
Иван выглянул в блистер. Звездочка как будто увеличилась в размерах…
Певичка заткнулась.
– «Контроль». «Контроль», вызывает…
– Что у вас?
– Мэри, туер идет на лобовое столкновение, – Прошин плюнул на профессиональную этику… жизнь дороже.
– Борт 23-АА, произвожу маневр стыковки, – задолдонила оператор, – к вам направляется буксир…
– Да он врежется в меня сейчас!!! – заорал Прошин.
– Борт 23-АА… – Иван ткнул кулаком, не попал, ударил сплеча в пульт, выключая связь.
Сам, все сам: клавиатура, меню. Командная строка – почему молчит сигналка, вот вопрос, у корабля собственный лидар, он должен предупреждать об опасных маневрах и курсах соседних небесных тел, орать должен не хуже этой телки, которая водилу хочет…
Командная строка: умолчания. Ой, мама, да у меня периферия выключена, и автопилот исполняет программу стыковки, только кто-то веселый поменял знак в параметрах орбиты, и компьютер думает, что ложится на параллельный курс с туером, а сам шпарит навстречу А еще весельчак, покопавшийся в «башке» лихтера, сдвинул влево запятую, и вместо десятых долей скорость стыковки сменилась на вторую космическую для Холтвистла.
Прошин похолодел. Вот так, простенько и буднично, ему подписали смертный приговор, еще и недотепой обозвали.
А в телескопе корабля уже виден серебристый восьмиугольник с вогнутыми сторонами, крохотный носик миниатюрного пилотажного корпуса туера на сверкающем силуэте его необъятной кормы, блеск усиков параванов стыковочного узла. Завыла сирена, голос РИТы запричитал: «Внимание, опасное сближение, начинаю маневр уклонения…»
Нет! Туер пойдет следом, у него четкая программа: захватить лихтер, а топлива хоть залейся. Выключить автопилот.
Думай, думай…
Сосредоточиться среди звона и бряканья сигнализации получалось плохо, что-то причитала оператор по имени Мэри…
– Да заткнитесь вы!.. – Прошин обесточил все динамики.
Что?! Что делать, я сдохну сейчас!..
Вращение? У туера такой же автопилот, он заметит опасный маневр и прервет программу…
Маневровые двигатели. Готовы сопла кормовой установки – ну конечно, подстройка под гравитационный градиент системы, коррекция перед стыковкой… Пусть будет.
Залп – корабль будто в стену ткнулся. Черт, кровь, что ли, из носа?..
Лихтер закувыркался вокруг центра масс, размахивая жилым отсеком, туер улетел куда-то в сторону границ системы. Кормовые сопла коррекционных двигателей, истратив все топливо, заглохли, попытки автопилота стабилизировать вращение ни к чему не привели, и Прошин, придавленный центробежной силой, попросту потерял сознание.
Так, кувыркаясь, под причитания оператора, лихтер вошел в атмосферу Холта.
На обшивке заполыхало пламя. Вращение стабилизирова лось, корабль, объятый огнем, падал кормой вперед. Раскаленный поток воздуха проник в двигательный отсек, реактор, не предназначенные для полетов в атмосфере (межпланетный корабль в атмосфере планеты – ЧП!), и над ночной стороной Холта расцвел мегатонный взрыв. Лихтер падал. Войдя в атмосферу планеты с ускорением в пятнадцать «же», корабль стабилизировал вращение и тормозил за счет «фары» корпуса.
Огненная колесница проскакала через все ночное небо, догоняя линию терминатора. Компьютер корабля активировал программу спасения космонавта. Скорость превышала допустимую и даже у самой поверхности планеты составляла безумные три Маха, но поверхность планеты приближалась, топлива в двигательной установке не осталось, запасы энергии таяли, и компьютер подорвал пиропатроны.
Блистер кабины диковинной птицей вспорхнул в темно-синее небо. Взревел воздух, сплошной стеной вставший вокруг корабля. Кресло с космонавтом, безвольно обвисшим в ремнях, выстрелило вперед и вверх, спиной к потоку. Ураган жадно подхватил новую игрушку норовя закружить, разорвать железными пальцами взбесившихся зефиров, и ускорители ложемента как могли старались стабилизировать падение, не в силах сопротивляться напору стихии…
…Пустой корпус корабля, охваченный пламенем изнутри и снаружи, падал по пологой траектории. Огненная черта протянулась через темно-синее утреннее небо в сторону города людей, посреди которого гордо высилось строение из стекла и стали: встающее солнце рассыпало зайчики на окнах Рокет Плаза, первого небоскреба Аккрингтона, столицы Федерального образования Холтвистл. Пришелец из космоса ударил точно в центральную башню архитектурного комплекса, отдаленно напоминавшего Мэри Экс и ФАУ-2 на старте, во все стороны брызнуло стекло, и над утренней столицей пронесся страшный грохот. Грохот повторился: обломки лихтера снесли малую башню, «стабилизатор» «ракеты», и подняли столб воды на месте фонтана в парке подле здания. Вослед, в клубах пыли, рушился понтярский небоскреб.
…Прошин упал навзничь, крепко приложившись об асфальт. Мягко осел парашют. В забрале шлема, словно через кровавую пелену, виднелись постройки спального района, деревья, в ушах почему-то стоял не умолкающий грохот.
Полицейская машина затормозила возле фигуры в скафандре, беспомощно лежавшей посреди улицы. Бравые копы неспешно распутали стропы парашюта, старший поднял забрало шлема и аж подался назад от волны непередаваемого запаха. Оглянулся на столб пыли над бывшей достопримечательностью столицы.
– Ну что, сука, приземлился? – поприветствовал Прошина Холтвистл.