Что-то вырвало Дженни из объятий тяжелого, мучительного сна, и она открыла глаза. Сердце колотилось в бешеном темпе, легким не хватало воздуха, а мысли слегка путались. В голове прокручивался страшный сон о том, как издатель берет написанные ею страницы и одну за другой скармливает огромной тестомешалке.
Дженни лежала на спине, раскинув руки и ноги, словно кровать была плотом, а она – единственным спасшимся с потонувшего корабля. Некоторое время Дженни бессмысленно смотрела в потолок, с которого свисала чужая люстра, потом осторожно села.
На ней была серая футболка в тонкую белую полоску – настолько большого размера, что соскальзывала с плеча, – и пара толстых хлопчатобумажных носков, тоже больших. А еще… Дженни подняла вверх край футболки… мужские боксеры в клетку.
Она сидела посреди кровати Рурка Макнайта – его огромной кровати, застеленной ужасно дорогим постельным бельем. Дженни посмотрела на ярлычок подушки. Кто бы мог подумать, что Рурк Макнайт так любит комфорт?
В дверь тихо постучали и, не дожидаясь приглашения, вошли. Рурк нес по кружке кофе в каждой руке и утреннюю газету под мышкой. Он был одет в линялые джинсы и обтягивающую футболку с надписью. У ног Рурка крутились три лохматых пса.
– Мы попали на первую полосу, – сообщил он, поставив кружки с кофе на столик возле кровати, и развернул «Авалонский трубадур».
Дженни туда не смотрела. Не сейчас. Она все еще пребывала в растерянности и в плену сна, удивляясь, почему же она так быстро проснулась?
– Который час? – спросила она.
– Чуть больше семи. Я старался не шуметь, чтобы дать тебе поспать.
– Я удивлена, что вообще заснула.
– А я нет. Черт, ну и длинный вчера выдался денек.
Это еще мягко сказано. Полдня Дженни смотрела, как пожарные борются с пламенем, до самого последнего уголька. Стоя под тяжестью серого зимнего неба, она наблюдала за тем, как ее родной дом превращается в черную груду обуглившегося дерева, разрушенных труб, креплений и сгоревших вещей.
Посреди обломков стоял камин, единственный выживший при пожаре предмет. Кто-то объяснил Дженни, что, как только следствием будет установлена причина пожара и работник страховой службы съездит на место происшествия, члены спасательного общества разберут руины и найдут сохранившиеся вещи. Потом обломки будут утилизированы. Дженни дали пакет с формами, которые необходимо будет заполнить, и попросили оценить стоимость сгоревшего имущества. К формам она так и не прикоснулась. Разве непонятно, что самое ценное не может быть измерено деньгами?
Дженни просто стояла там с Рурком, слишком потрясенная произошедшим, чтобы что-то говорить или планировать. Дрожащей рукой она подписала несколько бумаг. Ближе к вечеру Рурк заявил, что везет ее к себе домой. У Дженни не было сил даже возразить. Рурк накормил ее куриным супом быстрого приготовления, крекерами и предложил лечь спать. По крайней мере, это у Дженни, которая валилась с ног от усталости, получилось легко.
Теперь Рурк сидел на краю кровати, и его профиль очерчивал слабый утренний свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные белые занавески на окне. Рурк еще не побрился, и золотистая щетина сглаживала линии его нижней челюсти. Футболка, истончившаяся и выцветшая от многолетней стирки, четко обрисовывала мускулистую грудь.
Собаки лохматой кучей плюхнулись на пол. А Дженни показалось, что во всей этой ситуации есть что-то нереальное. Она сидела на кровати Рурка. В его комнате. Рурк принес ей кофе. Читал с ней газету. Что-то здесь не так.
Ах да, вспомнила Дженни. Они же спали вместе.
По сравнению с тем, что вообще произошло, эта мысль показалась Дженни маловажной. У нее умерла бабушка, сгорел дом. Пусть она спала с Рурком в одной постели, сейчас это не самое главное. Но все окончилось лишь дурным сном, и это казалось Дженни нечестным.
«Ну-ка, посмотрим». Она потянулась к газете, придвигаясь к Рурку. Так обычно вели себя влюбленные: сидели вместе на кровати и, попивая кофе, читали газету. Только потом Дженни увидела перед глазами эту фотографию. Большую, цветную, на первой полосе. «О боже, – подумала Дженни. – Мы смотримся…»
Как пара. Дженни никак не могла отделаться от этой мысли. Фотограф поймал тот момент, когда Рурк обнял ее сзади и приблизил губы к уху, как будто наклонился прошептать что-то. Пылающий огонь сзади добавлял драматичности. На самом же деле в этот момент Дженни била такая дрожь, что у нее стучали зубы, а Рурк шептал ей на ухо вовсе не нежности, а просто объяснял, что теперь у нее нет дома.
Дженни ничего не сказала, надеясь, что романтичность снимка – это всего лишь плод ее фантазии. Она отпила кофе и просмотрела статью.
– Поврежденная электропроводка? – удивилась Дженни. – Откуда им известно, что это из-за поврежденной электропроводки?
– Это лишь предположение. Мы все узнаем после расследования.
– И почему у тебя такой прекрасный кофе? – спросила Дженни. – Он же просто великолепен.
– Ты что-то имеешь против?
– Я и представить не могла, что ты так хорошо варишь кофе. – Дженни сделала очередной глоток, наслаждаясь вкусом.
– У меня много талантов. Некоторые люди обладают даром хорошо варить кофе, – добавил Рурк шутливо-серьезным тоном. – Они известны как кофейные маги.
– А как ты узнал, что мне нравится, когда в кофе добавляют много сливок?
– Я изучил все твои вкусы, начиная с того, как ты пьешь кофе, какими полотенцами вытираешься после душа и заканчивая твоей любимой радиостанцией. – Рурк сидел уперев локти в колени и держал в руках кружку.
– Ах-хах! Отличная шутка, Макнайт!
– А я думал, тебе понравится. – Он допил свой кофе.
Дженни подтянула колени к груди и натянула на них футболку.
– Я знаю, это просто слова, но чашка хорошего кофе делает самые тяжелые жизненные ситуации не столь ужасными. – Закрыв глаза, Дженни отпила еще, наслаждаясь приятным вкусом и стараясь как следует прочувствовать настоящий момент. Учитывая все произошедшее, это было единственное безопасное место. Здесь. С Рурком. На его кровати.
– Что смешного? – спросил он.
Дженни открыла глаза. Только сейчас она поняла, что смеется.
– Я всегда думала, каково это – провести ночь в твоей постели.
– Ну и каково?
– Ну… – Дженни поставила кружку на столик. – Постельное белье из разных комплектов, но ткань чудесная. И все чистое. Не просто постиранное, а чистое. Такое бывает, когда белье меняют часто, а не раз в год. Четыре подушки и очень удобный матрас. Что же еще нужно?
– Спасибо.
– Я не уверена, что это был комплимент, – предупредила Дженни.
– Тебе понравилась моя кровать: постельное белье чистое, матрас удобный. Как же это может не быть комплиментом?
– Потому что я не могу решить, как это тебя характеризует. Как замечательного человека, который ценит хороший ночной сон, или как мужчину, который привык водить домой женщин, поэтому много внимания уделяет кровати.
– Так что из этого?
– Я не знаю. Мне нужно подумать. – Дженни откинулась назад на кровать и закрыла глаза. Были вещи, о которых она могла сейчас сказать, но решила к этому не возвращаться. Не возвращаться к прошлому. В конце концов, раньше они были друг для друга не чужими, и этого не изменить.
– Хотела бы я остаться здесь до конца своих дней, – сказала Дженни, стараясь придать голосу непринужденный тон.
– Так оставайся.
Дженни открыла глаза и уперлась локтями в колени.
– Я хочу кое о чем спросить тебя, и с моей стороны это очень искренне. Кого я разгневала? Неужели я нарушила какой-то космический баланс во Вселенной? Из-за этого меня преследуют неудачи?
– Возможно, – ответил Рурк.
Дженни кинула в него подушку.
– Ну, спасибо!
Рурк кинул ее обратно.
– Кто первым пойдет в душ? Ты или я?
– Иди первым. А я пока допью кофе и подумаю о своей невероятной судьбе. – Дженни посмотрела вниз. – Как зовут собак?
– Руфус, Стелла и Боб, – ответил Рурк, показывая на каждую. Он объяснил, что каждую из собак он когда-то спас. – А кота зовут Клоренс.
Спас. Ну конечно же, подумала Дженни.
– Они очень дружелюбные, – добавил Рурк.
– Я тоже. – Дженни почесала за ухом Руфуса, голубоглазого, густошерстного пса, метиса лайки.
– Рад это слышать, – сказал Рурк. – Если захочешь чего-нибудь поесть, не стесняйся. Хотя даже если ты не голодна, поесть все равно нужно. Впереди еще один тяжелый день.
Рурк пересек комнату, и через мгновение Дженни услышала радио вперемешку с шумом льющейся воды.
Она бросила взгляд на часы. Еще слишком рано звонить Нине. И только потом вспомнила, что Нина уехала в Олбани на съезд мэрии. Дженни поднялась и подошла к окну. Она с трудом переставляла ноги, как будто только что пробежала марафон, и это было странно, потому что вчера она целый день ничего не делала. Только стояла и в полном шоке глядела на свой сгоревший дом.
Мир за окном оставался удивительно неизменным. У Дженни вся жизнь разваливалась по кускам, а город Авалон спокойно дремал. Зимнее небо сплошь покрывали густые белые облака. Вдоль дороги росли голые деревья, а горы вдалеке были полностью укутаны снегом. Из окна дома Рурка Дженни видела, как городок постепенно просыпается. Несколько машин отважились проехать через огромные сугробы, нанесенные вчерашним снегопадом. Авалон был местечком, которое обладало легким шармом старого городка. Мощеные улицы и регулярно реставрируемые старинные здания его центра, городской парк, покрытые снегом газоны и игровые поля, расположенные на берегах реки Шуйлер. Река протекала, образуя небольшой водопад среди покрытых льдом скал, и уносила в своих волнах сорвавшиеся сосульки.
В этом городке жители мегаполисов снимали стресс. Некоторые даже покупали клочок земли, чтобы жить здесь в старости. Летом и осенью пригородные дороги, по которым ездили лишь грузовики фермеров и телеги, запряженные лошадьми, наводняли иностранные внедорожники, рычащие «хаммеры» и спортивные автомобили заезжих пижонов.
Здесь все еще оставались места нетронутые, где природа была такой же девственной, как и сотни лет назад. Леса, озера и реки скрывали бесконечные горы. Стоя на вершине Дозорного холма – на котором теперь возвышалась башня мобильной связи, – можно было представить, что внизу расстилается тот самый лес, где охотился Натти Бампо из «Последнего из могикан». И Дженни всегда поражало, что при этом Авалон находился всего в нескольких часах езды от Нью-Йорка.
Дженни отвернулась от окна и окинула взглядом комнату. Никаких личных вещей, ни фотографий, ни сувениров – никаких признаков, что у Рурка Макнайта была своя жизнь, свое прошлое или – упаси боже! – семья. Несмотря на то что Дженни знала Рурка еще с детства, между ними зияла пропасть молчания длиною в несколько лет. А еще Дженни никогда не бывала в его спальне. Рурк никогда не приглашал ее, а даже если и приглашал, она бы все равно не пришла. По крайней мере, по доброй воле. Просто они с Рурком не такие. С ним сложно. А их история еще сложнее. Они не подходят друг другу. Быть вместе для них слишком рискованно.
Потому что Рурк Макнайт – настоящая загадка. И не только для нее. Трудно что-то увидеть в этом угловатом лице и пронзающем взгляде.
Рурк был многослойным, хотя Дженни подозревала, что немногие могли бы это понять. Определенно он интересовал людей. Сведущим в политике было известно, что Рурк приходится сыном сенатору Дрэйтону Макнайту, который вот уже тридцать лет является представителем одного из самых процветающих округов страны. И люди недоумевали, почему человек из такой богатой семьи, человек, который мог бы иметь все, что захочет, живет в крохотном городке среди Катскиллских гор и, подобно простым смертным, сам зарабатывает себе на жизнь?
Дженни знала, что Рурк – хотя сам он никогда бы в этом не признался – поселился в Авалоне отчасти из-за нее. Когда-то она была помолвлена с его лучшим другом, Джоуи Сантини. Это были времена, когда каждый из них мечтал поселиться в маленьком очаровательном городке, мечтал о дружбе, которая длилась бы всю жизнь, о доверии, которое никто бы не обманывал. Неужели они и правда были такими наивными?
Конечно же ни Рурк, ни Дженни никогда не говорили о случившемся. Каждый из них поверил в то, что лучше оставить это в прошлом и не трогать.
Но естественно, они не забыли. И доказательством тому было неловкое напряжение между ними и намеренное избегание друг друга. Дженни была уверена, что никогда об этом не забудет, даже через сто лет. Она редко была в чем-то уверена, но насчет этого – совершенно точно. Она всегда будет помнить ту ночь, но никогда не сможет понять Рурка.
Шум воды прекратился, и через пару минут Рурк вошел в комнату с мокрыми волосами и полотенцем, низко обмотанным вокруг бедер. Он был необыкновенно красив: высокий, широкоплечий и узкобедрый. Ради его лица девушки выкидывали телефонные номера своих приятелей. Лучшая подруга Дженни, Нина Романо, всегда говорила, что Рурк слишком привлекателен, чтобы быть полицейским в каком-то захолустном городишке. С его точеными скулами, ямочкой на подбородке, поволокой в голубых глазах и – о боже! – этим незабываемым шрамом на правой щеке Рурк скорее походил на актера из рекламы элитного алкоголя или дорогих автомобилей. Дженни почувствовала волну страсти, накрывшую ее так внезапно и так неистово, что не могла не рассмеяться.
– Тебе смешно? – поинтересовался Рурк.
– Извини, – ответила Дженни, но справиться с собой никак не могла. Ситуация была настолько ужасной, что Дженни пришлось смеяться, чтобы не расплакаться.
– Должен сказать, что женщины на этой кровати частенько плакали.
– Я бы спокойно пережила этот день, даже не узнав столь ценной информации, – съязвила Дженни.
Она украдкой вытерла проступившие слезы и пристально посмотрела на Рурка. Дженни никогда не встречала мужчину, сочетавшего так много противоречий. Рурк выглядел как греческий бог, но не был тщеславен. Он, выходец из богатой семьи, жил как представитель рабочего класса. Рурк притворялся, что ему наплевать на всех и вся, но все свое время тратил на служение обществу.
Он находил хозяев для бродячих кошек и собак. Он относил раненых птиц в приют для животных. Если кому-то было плохо, Рурк тут же появлялся рядом. Он делал это уже несколько лет. Он многое повидал. Был нерадивым школьником, студентом без гроша в кармане, государственным служащим, которому приходилось принимать решения вразрез со своим мнением.
Рурк был очень скрытным. Дженни подозревала, что это как-то связано с Джоуи, с тем, что случилось. Случилось с ними троими.
– …смотришь на меня так? – спрашивал Рурк.
Дженни только сейчас поняла, что ушла в свои мысли, и тряхнула головой.
– Извини, – сказала она. – Мы так давно не разговаривали. Я думала о твоей истории.
Рурк нахмурился:
– Моей истории?
– У каждого она есть. История. Череда событий, из-за которых ты оказался здесь и сейчас.
Рурк улыбнулся.
– Я люблю закон и порядок и хорошо обращаюсь с оружием, – сказал он. – Вот моя история, и я ее придерживаюсь.
– Даже то, что ты шутишь, укрывая настоящую историю, мне тоже интересно.
– Если это так интересно, то тебе нужно писать фантастику.
Ага. Он притворился, что ему все равно.
– Ты отлично умеешь переводить разговор на другую тему, – заметила Дженни.
– В смысле?
– Вся моя жизнь превратилась в дым, и я думаю о тебе.
Похоже, это начинало его нервировать.
– И что ты думаешь?
– Ну, я просто подумала…
– Не надо, – перебил ее Рурк. – Не думай обо мне и моей истории.
«Как я могу не думать? – пронеслось в голове у Дженни. – Это же наша история». И этот пожар что-то изменил между ними. От простого игнорирования друг друга они пришли к… этому. Чем бы «это» ни оказалось. Руководствовался ли Рурк своим инстинктом защитить, или у него были более серьезные причины оказаться рядом с ней? Мог ли пожар быть катализатором к тому, чтобы столкнуть их лицом к лицу с тем, чего они оба избегали? Быть может, в конечном счете они поговорят о том, что произошло.
Не сейчас, подумала Дженни. Она не могла сделать этого сейчас. Не после этого разговора. В данный момент проще всего ограничиться ничего не значащим флиртом, избегая наболевших проблем. За годы Дженни преуспела в этом.
– Схожу в душ, – сказала она. – Где моя одежда?
– В стирке, еще не высохла.
– Ты постирал мою одежду?
– А что? Ты хотела сдать ее в химчистку?
Дженни ничего не ответила. Она знала, что вся ее одежда пропахла дымом, и была благодарна Рурку. Сама мысль о том, что у нее теперь только один комплект одежды, приводила Дженни в ступор.
Рурк выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда толстый бумажный пакет, помеченный ярлыком прачечной.
– Тут кое-какая одежда. Может, найдешь что-то подходящее. Держи.
Снедаемая любопытством, Дженни нахмурилась, вскрыла пакет и принялась за изучение его содержимого, по очереди извлекая вещи наружу. В пакете лежала модная кофточка, лифчик с эффектом пуш-ап и несколько миниатюрных женских трусиков. Еще Дженни обнаружила дизайнерские джинсы, шорты и вязаные кофточки с глубоким декольте.
Дженни выпрямила спину и посмотрела на Рурка:
– И что это? Военные трофеи? Подарки за секс? Оставшиеся вещи бывших подружек?
– А что? – спросил Рурк, но лицо ее выражало смущение. – Я сдавал их в прачечную.
– И ты считаешь, что это нормально?
– Послушай, я не монах.
– Это точно. – Дженни держала на указательном пальце тонкие прозрачные трусики. – А ты бы надел такое?
– Надеюсь, ты не считаешь меня извращенцем.
– Я остаюсь в твоих боксерах, – заявила Дженни.
Она направилась в ванную и остановилась возле Рурка. Ее лицо находилось всего в нескольких дюймах от его обнаженной груди. От его кожи исходил влажный жар, который пах мылом.
– Мне лучше поторопиться. Как ты уже сказал, впереди еще один трудный день.
Дженни зашла в ванную. Оказалось, что радио настроено на ее любимую станцию. На полке лежали три чистых, аккуратно сложенных полотенца. Именно так, как она любила. Именно того размера: одно большое для тела и два маленьких для рук.
Конечно, было бы лестно представить, что она нравится Рурку. Но все осталось в прошлом. За все эти годы Рурк не сказал ей и десяти слов. До этого времени он вообще едва ли ее замечал. Не замечал, пока она не стала уязвимой. Дженни скорбела по бабушке, осталась без дома, ей некуда было идти, не к кому обратиться. Рурк не замечал ее, пока ей не потребовалась помощь. Очень интересно.
Чтобы застегнуть дизайнерские джинсы, Дженни пришлось лечь на кровать и втянуть живот. Согласно ярлычку на поясе, джинсы были ее размера. Возможно, они раньше принадлежали девушке по имени Бэмби или Фэнни, которой явно нравились вещи словно измазанные малярной кистью.
Лифчик, как ни странно, подошел Дженни идеально, хотя ей никогда не нравился пуш-ап. Дженни надела бело-малиновый обтягивающий свитер с треугольным вырезом.
Потом она зашла на кухню. Носки, которые дал Рурк, были велики и шлепали по линолеуму. Когда Рурк посмотрел на Дженни, в его лице появилось кое-что, чего раньше она никогда не замечала. И это выражение моментально исчезло, но Дженни все равно успела заметить. Это было невероятное, безудержное желание. Господи, подумала Дженни, а стоило всего-навсего разодеться, как модели Виктории Сикрет.
– Ну и ну! – сказал Рурк.
– Эй, между прочим, это одежда из твоего шкафа, – разозлилась Дженни.
Рурк нахмурился.
– Нет, я имел в виду: хочешь «Ну и ну!»?
Он протянул Дженни упаковку шоколадного печенья подозрительного вида. Она тряхнула головой.
– Может быть, ты и кофейный маг, но это, – Дженни кивнула на пачку печенья «Ну и ну!», – отвратительно.
Рурк оделся на работу и выглядел великолепно. Самый молодой начальник полиции Ульстерского округа. Обычно для достижения этой должности требовались годы работы, опыт и искусная агитационная кампания в поддержку своей кандидатуры, но в городке Авалон не требовалось ничего, кроме согласия на необычайно низкую зарплату. Несмотря на это, Рурк подходил к работе со всей серьезностью, чем заслужил у жителей уважение.
Дженни взяла большой апельсин и села за стол.
– Ты работаешь в воскресенье?
– Я всегда работаю по воскресеньям.
Дженни об этом знала, но не хотела признаваться.
– Что дальше, шеф? – спросила она.
– Мы едем к твоему дому, встречаемся со следователем. Если нам повезет, выясним, какова была причина пожара.
– Повезет? – Дженни вогнала ноготь в шкурку апельсина и принялась его чистить. – И почему мне кажется, что везение меня покинуло?
– Ладно, это все пустые разговоры. Я хотел сказать, чем быстрее расследование закончится, тем быстрее ты получишь спасенное имущество.
– Имущество. Это как-то нереально. – Внезапно Дженни кое-что вспомнила, и ее охватило беспокойство. – Ты сказал, что постирал мои вещи?
– Ага. Я только что слышал, как стиральная машина остановилась.
– О боже. – Дженни вскочила на ноги, бросилась в небольшую комнату, которая прилегала к кухне, и открыла дверцу стиральной машины.
– Что случилось? – спросил пришедший следом Рурк.
Дженни вытащила поварские штаны и, проверив карманы, достала маленькую пластиковую коробочку. Этикетка все еще держалась, но внутри была мыльная вода. Дженни отдала коробочку Рурку.
Он взглянул на этикетку.
– Похоже, все таблетки растворились.
– Ты стал обладателем самой спокойной и безмятежной стиральной машины в Авалоне.
– Я не знал, что ты принимаешь успокоительное.
– Ты считал, я смогу пережить смерть бабушки просто так, без помощи?
– Ну да.
– Почему ты так думал?
Рурк положил коробочку на кухонный стол.
– Сейчас и все утро… я не заметил, чтобы с тобой было что-то не так.
Дженни задумалась. Она оперлась вытянутыми руками о край стола. Но потом сообразила, что такая поза подчеркивает ее грудь, обтянутую узким свитером, и согнула руки в локтях. В ночь, когда умерла бабушка, доктор спрашивал, насколько тревожно она себя чувствует по десятибалльной шкале? Он посоветовал задавать себе этот вопрос каждый раз перед тем, как принять таблетку, чтобы избежать зависимости.
– Сейчас я на пятерочку, – тихо сказала Дженни, чувствуя едва различимый шум в ушах и небольшое напряжение в мышцах. Ни потливости, ни усиленного сердцебиения, ни гипервентиляции легких.
– Я понимаю, это не твоя одежда, – сказал Рурк, – но в ней ты выглядишь самое меньшее на семерочку.
– Ха-ха. – Дженни взяла еще один апельсин. – Доктор сказал, мне следует оценивать свою тревожность по десятибалльной шкале, чтобы решить, нужно ли принимать лекарство.
Рурк поднял одну бровь.
– Так если у тебя пятерка, не означает ли это, что мы должны немедленно бежать в аптеку?
– Нет. Только когда я почувствую себя на восьмерку и выше. Не понимаю, почему я не тревожусь сильнее. Вообще удивительно, как у меня не случился нервный срыв после вчерашнего.
– А ты что, этого хочешь?
– Конечно нет! Но это было бы нормально, разве не так?
– Я думаю, когда дело касается смерти дорогого человека, понятия «нормальности» не существует. Сейчас ты просто чувствуешь себя относительно неплохо. Пусть так и будет.
Дженни догадывалась, что за этими словами что-то кроется. Какая-то мудрость или знание, словно у Рурка был опыт в этом вопросе.
Когда они вышли на улицу, лицо Дженни освежил приятный утренний холодок. Рурк удостоверился, что у собак достаточно еды и воды и что калорифер в гараже работает на случай, если они захотят там погреться. Потом он с рыцарским видом открыл для Дженни дверь автомобиля, обошел его и сел на место водителя.
– Пристегнись, – сказал Рурк, заводя мотор.
Он заметил, что Дженни смотрит на него, а она подумала, знает ли он о том, какой загадкой для нее является? Он – первый, кто смог отвлечь ее от скорби по бабушке. Рурк вел себя как рыцарь, потому что был начальником полиции, напомнила себе Дженни. То же самое он сделал бы для кого угодно.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Рурк. – Ты снова на меня странно смотришь.
Дженни почувствовала, как ее лицо запылало, и отвела взгляд. Она же должна быть в отчаянии из-за смерти бабушки и сгоревшего дома, а вместо этого ее посещают мысли о начальнике полиции.
– Непривычно в этой одежде, – ответила она. – Я в порядке.
Рурк набрал в грудь воздух.
– Хорошо. Сосредоточимся на сегодняшнем дне. Будем разбираться со всем по очереди.
– Я тебя внимательно слушаю. Знаешь, я в этом дилетант. Понятия не имею, что нужно делать после того, как у тебя сгорел дом.
– Начинать жить заново, – ответил Рурк. – Вот что.
Его слова неожиданным образом подействовали на Дженни. Впервые со смерти бабушки она начала видеть все в ином свете. Утопая в горе, Дженни сосредоточилась на мысли, что она теперь совсем одинока. Но слова Рурка изменили ее точку зрения. Не одинокая, а независимая. Дженни еще никогда себя так не чувствовала. После смерти дедушки в пекарне требовалась ее помощь. Когда у бабушки случился удар, Дженни была нужна дома. И она никогда не следовала своей собственной дорогой… до этого момента. Но сейчас случилось нечто страшное. То, что Дженни хотела бы спрятать от самой себя: страх перед независимостью. Ведь если она что-то испортит, то будет виновата в этом сама.
Дженни выбралась из машины и, увидев свой сгоревший дом, снова почувствовала шок, несмотря на то что все видела еще вчера и даже ощущала жар от пожарища. Дом походил на покрытый сажей черный скелет, окруженный застывшей на морозе грязью со следами ботинок.
– А что с гаражом? – спросила Дженни.
– Пожарная машина дала задний ход и врезалась в него. Хорошо, что мы вчера забрали твою машину.
Потеря гаража не показалась Дженни такой уж трагичной. По сравнению со всем, что случилось, это было такой мелочью. Она лишь тряхнула головой.
– Сожалею, – сказал Рурк и неуклюже потрепал ее по плечу. – Следователи скоро приедут, а пока можешь походить, посмотреть.
Дженни ощутила неприятный холодок.
– Думаешь, кто-то устроил пожар специально?
– Просто таковы правила. Сначала нужно узнать причину возгорания. Скоро приедет оценщик страхового убытка. Сначала он даст тебе банковскую карту, по которой можно получить минимальную выплату.
Дженни вздрогнула и кивнула. По периметру дом был окружен черно-желтой лентой.
Вид черного остова солью разъедал душевную рану Дженни. На фоне светлого утреннего неба остов дома казался грубым наброском, начерченным углем.
Когда-то красивое белое крыльцо покрылось пузырями и почернело. Через отверстия в стенах во двор проникали лучи света. Двери не было. На земле лежало битое оконное стекло.
Обгоревшие трубы походили на скелет Терминатора. Среди руин Дженни могла различить кухню, самое сердце дома. Ее бабушка с дедушкой были людьми экономными, но они гордились своим дорогим холодильником и большой микроволновкой. Более пятидесяти лет назад бабушка пекла свои первые изделия прямо на этой кухБолыпая часть лестницы со второго этажа провалилась на первый, лестница с первого этажа лежала в подвале. Через дыру в стене виднелась изгородь заднего двора, за ней – покрытые снегом садовые клумбы, дальше – сплошное белое поле. Сад всегда был радостью и гордостью бабушки. Когда с ней случился удар, Дженни усердно трудилась, чтобы поддерживать сад во всем его великолепии.
В ночь пожара струи из пожарных шлангов заливали двор, образуя большие арки, и теперь вода на изгороди и воротах застыла сосульками, превратив задний дворик в сад ледяных скульптур.
По всему периметру снег был утоптан тяжелыми ботинками. Повсюду стоял резкий запах гари.
– Я даже не знаю, с чего начать, – призналась Дженни. – Интересно, не правда ли? Что купить прежде всего, когда сгорело абсолютно все?
– Зубную щетку, – посоветовал Рурк так, словно это было очевидно.
– Надо будет запомнить.
Мимо медленно проезжали машины. Из их окон на сгоревший дом глазели любопытные. Люди всегда смотрят на несчастья других со вздохом облегчения и благодарят Бога за то, что это произошло не с ними.
Дженни собралась с силами и прошла за следователем и сотрудником страховой компании по доске, хлюпающей в грязи у порога дома, вместо сгоревшей лестницы. Дженни улавливала планировку комнат, видела остатки мебели и знакомых вещей. Все стало каким-то чужим.
Она была чужой. Дженни безучастно отвечала на вопросы о том, что делала прошлым вечером. Она отвечала на вопросы, пока не почувствовала, что ее голова сейчас взорвется. Следователь и страховщик действовали по обычной схеме. Она не засыпала в постели с сигаретой. Дженни постаралась отвлечься, представить, что это кто-то другой рассказывает, как она работала за компьютером поздно ночью, как вздрагивала от каждого шороха, поэтому отправилась в пекарню, зная, что там будет кто-то из утренней смены. Дженни отвечала на вопросы со всей честностью. Нет, она не оставляла включенными какие-либо приборы, ни кофеварку, ни фен и ни тостер. Она не забыла выключить плиту, не оставляла гореть свечу и даже не помнила, где хранила спички. (Следователь сообщил, что под раковиной.) Бабушка Дженни обычно брала свечи в церковь, ставя их в несколько рядов перед иконой святого Казимира, покровителя Польши[3].
– О нет, – прошептала Дженни.
– В чем дело, мисс? – переспросил следователь.
– Я это сделала, – ответила Дженни. – Пожар случился по моей вине. У моей бабушки была жестяная коробка с вещами из Польши: письмами, рецептами, вырезками из газет. В ночь пожара я… я не могла уснуть и искала материал для своей статьи. Я вытащила эти вещи наружу и… о боже!
Дженни замолчала, подавленная чувством вины.
– И что? – спросил следователь.
– Тогда я использовала фонарик. В нем сели батарейки, и я взяла их из детектора дыма на кухне, а потом забыла вставить обратно. Поэтому пожарная сигнализация и не сработала.
– Не ты первая, – спокойно заметил Рурк.
– Но получается, что пожар произошел по моей вине.
– Пожарная сигнализация полезна тогда, когда в доме есть кто-то, чтобы ее услышать, – пояснил Рурк. – Даже вопи она всю ночь, дом все равно бы сгорел. Тебя не было дома, и ты не могла услышать сигнализацию. Так что это не в счет.
Как же Дженни хотела, чтобы Рурк оказался прав. Слишком тяжело быть виноватой в гибели собственного дома.
– Мне приходилось слышать эту сигнализацию, – сказала Дженни. – Она достаточно громкая и могла разбудить соседей.
– Это не твоя вина, Джен.
Дженни думала о жестяной коробке с незаменимыми документами и рецептами на старой бумаге. Теперь они утеряны. Навсегда. Дженни чувствовала себя так, словно потеряла бабушку во второй раз. Стараясь держать эмоции под контролем, Дженни рассматривала камин, вспоминая рождественские вечера в этом доме. С тех пор, как бабушка умерла, она не пользовалась камином.
Бабушка часто мерзла и говорила, что ее может согреть только пламя очага.
– Я пеленала ее, словно колач, – произнесла Дженни, вспоминая, как они с бабушкой смеялись, когда она кутала хрупкое тельце в шерстяной плед. – Но, что бы я ни делала, она все равно продолжала трястись от холода.
В следующую секунду Дженни прижалась лицом к плечу Рурка. Ей было больно вдыхать воздух, как будто что-то царапало легкие.
Дженни почувствовала, как Рурк неловко погладил ее по спине. Наверное, он не предполагал, что сегодня утром в его объятиях окажется полная отчаяния Дженни. Ходили слухи, что Рурк знает, как обращаться с женщинами, но она считала, что это касается лишь привлекательных и легкомысленных особ. Насколько Дженни могла судить, только с такими Рурк и встречался. Не то чтобы она отслеживала его пристрастия, просто это было сложно не заметить. Дженни частенько видела, как утром Рурк провожает на остановку какую-нибудь пышногрудую фифу.
– …Пойдем, – тем временем говорил Рурк ей на ухо. – Мы можем перенести все на другое время.
– Нет. – Дженни выпрямилась, взяла себя в руки и даже сумела улыбнуться. И с чего вдруг она стала обо всем этом думать? Дженни похлопала Рурка по плечу, которое показалось ей твердым, как скала.
– На твоем плече можно здорово выплакаться, шеф.
Рурк поддержал Дженни в попытке разрядить обстановку:
– Служить и защищать. Так написано на моем значке.
Вытирая слезы, Дженни повернулась к следователю:
– Извините. Наверное, мне было необходимо выплеснуть накопленный стресс.
– Я понимаю, мисс. Потеря дома – это такая травма. Советую вам решить вопросы с юристами как можно скорее. – Следователь протянул Дженни визитную карточку. – Все хвалят мистера Баретта в Кингстоне. А самое главное: не принимайте пока никаких важных решений. Не торопитесь.
Дженни сунула визитку в задний карман. Ей понравилось это ощущение. Новые джинсы выгодно обтягивали те места, о достоинствах которых она и не подозревала. Они снова начали обход руин, и Дженни сумела взять себя в руки, несмотря на все пережитое горе. Меньше месяца назад она потеряла бабушку, а теперь и дом, в котором прожила всю жизнь.
Официальный вердикт еще предстояло вынести, но и следователь, и оценщик имущества сошлись в том, что пожар начался на чердаке. Вполне вероятно, что причиной его возникновения послужила неисправность проводки. Детектор не выявил никаких легковоспламеняющихся паров, и никаких следов умышленного поджога тоже обнаружено не было.
– Что дальше? – спросила уставшая Дженни страховщика. Ей пришла в голову мысль, что так, наверное, выглядят места, где происходили бои.
Она подбирала остатки того, что когда-то было цветочными горшками, семейными фотографиями, сувенирами каких-то важных событий, подарками на дни рождения и Новый год, вещей, единственных в своем роде, как, например, письма или написанные от руки рецепты.
Страховщик указал Дженни на ее компьютер. Он лежал среди уродливой груды обгоревшей обивки дивана.
– Это ваш ноутбук? – спросил следователь.
– Да.
Ноутбук был закрыт. Поверхность покрылась пузырями.
– Можно попросить техника его проверить. Возможно, жесткий диск уцелел.
Вряд ли. Следователь так не сказал, но Дженни могла прочесть по его лицу. Вся информация утеряна: все текстовые файлы, финансовые заметки, фотографии, адреса, электронная почта, компьютерные программы. Ее проект для книги. У Дженни были дубликаты, но она хранила их в ящиках стола, который превратился в груду головешек. Дженни опустила плечи, словно собираясь с мыслями.
– Она писательница, – объяснил Рурк следователю.
– Правда? – Тот выглядел заинтересованным. – Вот это да. А что вы пишете?
Дженни смутилась. Ей всегда было неловко, когда люди спрашивали ее о работе писателя. Мечта Дженни была такой огромной, такой невозможной, что иногда ей казалось, что она не имеет на нее права. Она, необразованная Дженни Маески из маленького городка, хотела стать писательницей. Одно дело – вести кулинарную колонку еженедельника, фантазируя в одиночестве о чем-то большом и великом, и совсем другое – признаться в этом абсолютно незнакомому человеку.
– Я веду кулинарную рубрику в местной газете, – пробормотала Дженни.
– Да ладно, Джен, – вмешался Рурк. – Ты всегда говорила, что когда-нибудь напишешь книгу. Бестселлер.
Дженни не могла поверить, что Рурк помнил об этом.
– Я сейчас над этим работаю, – сказала она с пылающим лицом.
– Правда? Поищу ваши книги в магазине, – ответил страховщик.
– Долго будете искать, – с грустью заметила Дженни. – Меня еще ни разу не печатали.
Она бросила уничтожающий взгляд на Рурка. Вот болтун. И о чем он думал, рассказывая о ее мечтах незнакомому человеку?
Дженни пришла к выводу, что причина этого – несерьезное отношение к ней Рурка. Он считает, у нее нет ни единого шанса. Она всего лишь владелица пекарни в городишке, затерянном в горах. Возможно, она всю жизнь будет владелицей пекарни, чахнуть над бухгалтерскими отчетами или стареть за прилавком магазина.
– Что? – спросил Рурк, когда страховщик вернулся к машине. – Что означает этот взгляд?
– Упоминать о книге было вовсе не обязательно.
– А почему бы и нет? – искренне удивился Рурк, и это привело Дженни в ярость. – Что тебя злит?
Дженни не ответила.
– Бестселлер, – пробормотала она. – Как глупо было бы говорить людям: «Знаете, а я пишу бестселлер».
Рурк действительно не понимал.
– А что в этом такого?
– Это слишком самонадеянно. Я пишу. И все. Бестселлер это или нет, решать читателям.
– Теперь ты говоришь как зануда. И это меня раздражает. Как-то ты говорила мне, что обязательно исполнишь свою мечту и опубликуешь книгу.
Рурк и правда не понимал.
– Это всего лишь мечта! – разозлилась Дженни. – Просто мечта.
– Не знал, что это такой большой секрет.
– Это не секрет. Просто я не болтаю об этом с каждым встречным-поперечным. Это… только мое, нечто сокровенное. Об этом не нужно всем рассказывать.
– Не понимаю почему.
– Потому что если я не исполню свою мечту, то буду выглядеть идиоткой.
Рурк расхохотался, запрокинув голову.
Дженни очень хорошо помнила, как сразу после окончания школы она, охваченная идеей уехать из города, говорила: «Когда вы в следующий раз увидите мое лицо, оно будет на обложке книги». И сама почти поверила в это.
– Ничего смешного, – тихо сказала Дженни.
– Позволь кое о чем спросить, – не унимался Рурк. – Ты считаешь идиотом того, кто хочет исполнить свою мечту?
– Я так не думаю.
Рурк улыбнулся. В его лице было столько доброты, что обида Дженни тут же сошла на нет.
– Дженни. Никто так не думает. Рассказывай людям о своих мечтах, и они станут ближе к реальности.
Дженни улыбнулась в ответ.
– Звучит словно текст из поздравительной открытки.
– Раскусила, – усмехнулся Рурк. – Это и в самом деле слова из открытки, которую я получил на свой последний день рождения.
Рурк ее поддерживал, и это было странно.
– Разве тебе не нужно никуда ехать? – спросила Дженни. – Тебя не ждет какая-нибудь полицейская работа в этом городе грехов? – Она махнула в сторону Мэйпл-стрит, укрытой мантией свежевыпавшего снега.
– Сейчас мне нужно быть рядом с тобой, – просто ответил Рурк.
– Чтобы собрать меня по кусочкам, если я начну разваливаться?
– Ты не развалишься.
– Откуда такая уверенность?
Рурк снова улыбнулся:
– Потому что сначала тебе нужно написать бестселлер.
Дженни подумала об обгоревшем, покрытом пузырями ноутбуке.
– Ага. В том-то все и дело, Рурк. Проект, над которым я работала… он был не на жестком диске. Он был вон там.
Дженни показала на черный скелет сгоревшего дома. Когда она думала о коробке с бабушкиными рецептами и записями, которую так беспечно оставила на кухонном столе, к ее горлу подступала тошнота. Теперь эти уникальные бумаги навсегда утеряны. Так же как фотографии и вещи бабушки и дедушки.
– Может, бросить все это дело? – сказала Дженни.
– Нет, – возразил Рурк. – Если ты перестанешь писать из-за пожара, значит, не так уж сильно тебе этого и хотелось.
Он сделал шаг к Дженни. От него пахло пеной для бритья и зимней свежестью. Он не стал прикасаться к ней среди бела дня, когда вокруг было много людей, но смотрел на Дженни так внимательно, что это заменяло самую нежную ласку. Возможно, Рурк все еще пребывал в шоке от фотографии на первой полосе, ведь она была далеко не моделью.
Потом он все же коснулся ее, но обнимать не стал, а взял за плечи и развернул лицом к сгоревшему дому.
– Посмотри, истории, которые ты хочешь написать, вовсе не там, – сказал он. – Их там никогда не было. Они уже в твоей голове. Тебе просто нужно их записать. Так, как ты всегда это делаешь.
Дженни кивнула, изо всех сил стараясь поверить словам Рурка. Но это отняло у нее последние силы. Силы отнимало абсолютно все. У Дженни ныла голова, словно мозг готов был вот-вот взорваться.
– А ты не шутил, – сказала она Рурку. – День и вправду был тяжелым.
– Ты в порядке? – спросил он. – Все еще на пятерочку?
Дженни удивилась, что Рурк это запомнил.
– Я слишком растеряна, чтобы чувствовать тревогу.
– У меня хорошие новости. Сейчас будет обеденный перерыв.
– Слава богу.
Они сели в машину, и Рурк спросил:
– Куда? В пекарню? Назад домой отдохнуть?
«Ах, если бы домой», – с горечью подумала Дженни.
– У меня же больше нет дома, забыл?
– Нет, это не так. Ты останешься у меня. И поживешь столько, сколько потребуется.
– И как это будет выглядеть? Начальник полиции сожительствует с бездомной женщиной.
Рурк улыбнулся и завел мотор.
– Я слышал сплетни и похуже.
– Я позвоню Нине. Могу пожить у нее.
– Она же отправилась на какой-то там съезд?
– Тогда Лоре.
– У нее квартира меньше почтовой марки.
Рурк был прав. Лора жила в крохотной квартирке на берегу реки, и идея ее потеснить Дженни не понравилась.
– Тогда я получу в банке обещанную минимальную выплату и…
– А может, хватит уже? Я ведь не маньяк. Ты остаешься у меня. Тема закрыта.
Дженни взглянула на Рурка, удивленная его спокойствием.
– Что такое? – спросил он и посмотрел на свою накрахмаленную рубашку и голубой галстук. – Я пролил на себя кофе?
Ничего не ответив, Дженни лишь пристегнула ремень.
– Я просто размышляла. Тем или иным способом с самого детства ты постоянно спасал меня.
– Правда? Тогда тебе стоит мне довериться, – Рурк одной рукой повернул руль, направив машину вниз по холму в сторону города. Он надел солнцезащитные очки и отрегулировал зеркало заднего вида. – Иначе справиться с твоими демонами будет сложнее.