Я вхожу в квартиру и слышу громкий голос Дани.
– Я не паникую, мама. Я просто хочу знать, что с моей женой все хорошо, – молчание, говорит о том, что они говорят по телефону. – Она беременная, не отвечает на мои звонки, и ее нет дома уже давно судя по тому, что мне сказали бабушки у подъезда. Господи…
В горле стоит ком размером с Эверест.
Я не представляю, каким сейчас его увижу. Но медленно прохожу по узкому коридору и вижу его в той же одежде, которой он уходил, стоящего лицом к окну.
– Я даже в несколько больниц позвонил, – его голос будто ломается.
Делаю еще шаг и попадаю в отражение телевизора, которое ловит его острый взгляд, и муж резко оборачивается.
– Яна, – его ошеломленный взгляд скользит по моему телу, выискивая повреждения или что-то еще.
Затем он идет вперед. Быстро говорит маме, что я дома и обхватывает меня руками, зарываясь в промежуток между шеей и плечом. Пальцами в волосы и прижимает к себе так сильно, что становится больно дышать.
Ни слова. Ни звука. Только его руки, обхватившие меня.
Я тоже молчу. Потому что стыдно. Не могу и слова вымолвить.
Крепкие ладони ощупывают спину, бока, руки от плеч до предплечий. Живот… опускается на колени и скользит руками по ногам, а губами целует живот. Затем садится на пол и сжимает голову.
– Я так испугался, Яна… Я почти сошел с ума.
Его пальцы дрожат, выглядывая из светлых отросших прядей. Я замечаю раны на коже его. Замечаю что-то похожее на занозы и опускаюсь рядом.
– Прости, пожалуйста, Данечка, – тянусь к нему и обнимаю сама.
– Домой пришел, нет тебя… Вышел на улицу, осмотрелся. Думал, может, в магазин ушла. А тут говорят, что уже несколько часов тебя нет. И телефон… – бормочет с опущенным к полу лицом.
– Я гуляла. А телефон на беззвучном в сумке был. Не слышала. Забыла о времени… Прости, пожалуйста.
Он поднимает голову и смотрит недолго в мои глаза, затем кивает.
– Что с твоими руками?
– Я на работу уезжал.
– Я помню. Почему они в ранах? – беру его руку и понимаю, что это и правда множество ран от заноз. – Данька…
Охаю, увидев это.
– Ерунда. Мы брус грузили не обработанный. Или это были просто доски. Черт знает. По пять тысяч заработали.
– Какой ужас… Устал?
– Адски. Было две фуры. Рук не чувствую, спину тоже…
В глазах скапливаются слезы.
– Оно не стоило того, Даня, – беру в ладони его лицо.
– Стоило Яна, – шершавым пальцем проводит по линии моей челюсти, с намеком на улыбку. – Она скоро родится, и никогда ни в чем нуждаться не будет, как и ты.
В груди все переворачивается, и я прикасаюсь к его губам своими. Не глубокий, а простой поцелуй. Нужный сейчас.
– Пойду в душ, – отстраняется от меня и поднимается.
– Хорошо.
Он помогает мне встать и уходит больше ничего не сказав.
Я быстро бегу на кухню и принимаюсь за ужин. Слышу попутно, как муж выходит из душа и скрывается в комнате. Дальше слышится только тишина.
На ужин уходит почти час и когда я иду за Данилом, вижу его растянувшимся на кровати. Спит.
Проверяю плиту, чтобы не были включены конфорки, и возвращаюсь в спальню. Ложусь набок рядом с ним и просто лежу.
Мысли хаотично напоминают этот день. Встречу со свекровью, бывшим.
Смотрю на Данила, всматриваюсь в его черты лица.
Красивый такой. Для своих двадцати девяти, как студент выглядит. Особенно его эти волосы чуть длинноватые сверху и короткие на затылке и висках. Растрепанные и торчащие в разные стороны, потому что по привычке постоянно их лохматит, проводя часто пальцами сквозь них.
А еще веснушки, которые ненавидит и родинка на лице. Зуб передний, выступает вперед, потому что вырос неправильно. И он называет его своей изюминкой, а я смеюсь. Но на самом деле, это и правда его красит почему-то. И улыбается он часто настолько, что на щеках две морщины отпечатаны с обеих сторон. И добрый… такой добрый, что не передать словами.
И я? Полная противоположность. Какая-то испорченная. Неправильная.
За что он меня вообще полюбил?
Следующие недели до родов были более чем тяжелыми. Живот стал опущенным, из-за чего казалось, что кожа сверху натянется так, что порвется скоро. Отеки. Дочка толкалась так сильно и била по ребрам, аж до боли. Приходилось в периоды активности подставлять руки и не давать ей в них ногами упираться. И я набирала вес. Снова.
Опять стресс. Перепады настроения и злость. Я уже не могла от этого состояния.
Данил все терпел меня. Улыбался. Возможно, тихо ненавидя. Не знаю. Но и его тихое принятие меня бесило. Лучше думать, что он не так идеален, как есть на самом деле. Хотя кого я обманываю?
Здесь только один злодей, и это я.
Роды наступили в срок, установленный гинекологом.
Но сам процесс забрал все силы. Я не была даже уверена в том, что справлюсь со всей этой болью.
Семь часов длились как семь жизней в агонии.
Одно я могла сказать точно, я больше никогда не захочу рожать детей. Ни за что на свете.
Так как это была обычная больница, а не те, в которых можно присутствовать мужу, Дани не было со мной. И не знаю, как точно относиться к этому факту. То ли я была рада, то ли умирала оттого, что не было его заботы и поддержки.
Через два часа меня перевезли в палату, а дочь забрали на прививки и осмотр педиатра.
Я ее даже толком не рассмотрела.
Думала, что как в фильмах положат на грудь и что-то такое теплое у меня внутри образуется. Но ее сразу же стали вытирать и что-то там делать, а я смотрела на нее с кресла и почему-то плакала.
Беззащитная и крошечная, под этой лампой. Она была сравнима с хрупким ангелом.