Последняя фраза Глеба меня словно пыльным мешком огревает по голове. Это как так, дети мои? Да мы столько всего делали, чтобы наши кровиночки появились на свет, причем делали вместе, а теперь они только мои?!
– Ну ты и козел, Глебушка, – произношу с чувством. – Самый настоящий представитель парнокопытных. Хотя нет, я уверена, что они своих детей не бросают.
– Что за горячка, Оля. Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. Ох, для чего я вообще продолжаю этот бессмысленный спор?! У меня дел выше крыши, а я тебе сопли подтираю.
И он отключается раньше, чем я успеваю что–то ответить.
Как я уже и сказала, самый настоящий козел.
Отшвыриваю телефон на диван и обхватываю себя руками. В моем возрасте принято подводить первые итоги, а я могу похвастаться лишь разрушениями.
Мои глаза рассеянно осматривают дом, каждая деталь в нем подбиралась мною, пусть даже и не по моему вкусу. Я столько энергии и сил вложила в обустройство нашего семейного гнездышка, страшно представить. А все было сделано лишь для детей.
Я не теряла надежду на пополнение, верила, что рано или поздно у меня получится забеременеть. И только ради мечты о том, как наш с Глебом малыш будет расти на свежем воздухе на просторе, я и согласилась на этот дом. А так меня целиком и полностью устраивала квартира, рядом с которой было все на свете, и мне не нужно было садиться в машину, чтобы купить хлеб.
И что теперь? Через два месяца я отсюда выезжаю. А мои кровиночки и вовсе вдруг стали лишь моими.
Не сдерживаю всхлип, слезы градом катятся из глаз, выплескивая эмоции наружу.
– Ма! – звонко вскрикивает Никита.
– Ма! – вторит ему Соня.
Дети смотрят на меня озадаченно, не знают, как реагировать на мамину истерику.
– Не нужно, мои хорошие, – подсаживаюсь к ним и притягиваю обоих к себе, – если мама плачет, это не значит, что и вам тоже нужно. Лучше плакать по очереди, тогда всегда будет кому успокоить расстроившегося.
– Да, – коротко хором отвечают двойняшки и вроде бы перестают нервничать.
Успокаиваюсь и я.
Бросаю взгляд на раскрытый ноутбук, я ведь планировала деньги считать и план независимости строить. Но настроение скатилось до рекордной отрицательной отметки, даже не знала, что такое возможно.
Меня словно целиком проглотил огромный питон, попытался переварить и снова выплюнул наружу так и не закончив начатое.
Во всем этом стихийном ворохе эмоций я чувствую, как от меня ускользает какая–то важная мысль. Что–то, за что зацепился мой разум еще при разговоре с Глебом. Какая–то странная несостыковка, прозвучавшая совсем нелогично.
– Конечно, мои дети и мама, открывшая глаза! Это связано! – обрадованная произношу вслух. – Что такого она ему наплела, что я из жертвы, превратилась в виновницу?
Сразу приступить к выяснению отношений со всеми родственниками не получается, отвлекают потребности двойняшек. Пока мы со всем справляемся, проходит несколько часов. Вот после такого пусть мне расскажут, как можно работать с двумя маленькими детьми, я их приглашу провести с нами один день, чтобы даже у самых больших скептиков возникли сомнения.
Как бы там ни было, а бытовые привычки придется менять.
Например, перестать фанатеть от глажки абсолютно всего, до чего я могу достать своим утюгом. Знаю, это занятие очень меня успокаивает, позволяет впасть в транс и испытать нечто вроде медитации, но времени это занимает тоже очень много.
И самый главный насущный вопрос – как зарабатывать на жизнь? Выходить на прежнее место работы, а детей сдавать в частные ясли? А жить где?
Кстати об этом.
– Давай же, бери трубку, – слушаю длинные гудки в телефоне.
Но мне не везет. Глеб игнорирует. Впрочем, было бы удивительно, случись по–другому.
– Я была слишком ошарашена, – начинаю наговаривать аудиосообщение, но бросаю на полпути.
Это что за «слишком ошарашена», как будто мы о локальном стихийном бедствии говорим. У нас распад семьи, а не ураган на побережье далекой страны!
– Не смогла сразу достойно ответить, – делаю вторую попытку, но снова практически сразу прерываю ее.
Что снова за бред. «Не смогла достойно ответить», да я и недостойно тоже не смогла, если так подумать. Только начала немного раскачиваться и выпускать наболевшее наружу, как наш разговор с Глебом был окончен.
Ни к чему лирика, с моим мужем нужно сразу и по существу, иначе он перебьет и появится риск запутаться в собственных эмоциях.
– Почему мы с детьми должны оставлять дом? Я вкладывала в его обустройство все свои силы и время! А ты благородно оставляешь нам содержание на два месяца, чтобы потом мы тебя покинули. Нет уж, милый! Не пойдет! – наговариваю и откладываю телефон.
И все равно получилось излишне эмоционально и никакого конкретного предложения я не сформулировала. Ох, и ладно. Все равно его у меня нет. Я тут всего лишь пытаюсь не сойти с ума и не отправиться в неврологический стационар лечить свои нервы.
Ох, это сейчас относительно спокойно жить здесь, а когда Глеб вернется, я едва ли смогу его выгнать, он такой же равноправный владелец, как и я.
И буду я из-за собственного упрямства нервничать каждый день?
Нет, так точно можно не выдержать. Уезжать нам надо с детьми и, желательно, подальше.
У моего мужа сегодня одно на уме, завтра другое. А я здесь, по сути, одна, все родственники, друзья и знакомые либо его, либо наши общие, нет никого лично моего.
– Анна Николаевна, здравствуйте, – делаю еще один неприятный звонок, здесь голосовым сообщением не обойдешься. – Я нашла вашу кофту.
Помнится, наш предыдущий разговор со свекровью закончился не очень, неужели это и послужило поводом для интриги за моей спиной? Как-то слишком мелочно.
– Кардиган, Оленька, это кардиган. Настоящий кашемир, отличное качество, еще один такой попробуй найди! – говорит мать Глеба. – И здравствуй, милая, не поздоровалась с тобой.
И снова этот приторный противный тон. Вот честное слово, лучше бы прямо ядом плевалась, чем строила из себя всю такую благожелательную светскую мадам.
– Вот я как раз этот один и нашла, оказалось, не так и сложно, – отвечаю, перенимая ее тон. – Как бы нам встретиться, чтобы вы его забрали?
– Ох, я такая занятая в ближайшее время, а ты с детками, тоже неудобно. Может быть как–нибудь попозже, когда Глебушка вернется, с ним передашь, – седлает привычную лошадь Анна Николаевна.
– Увы, не смогу. Мы с ним расходимся. Как раз хотела у вас спросить, на что такое интересное вы ему открыли глаза буквально вчера?