В геологоразведочной партии, где я работал последнее время, было два полевых отряда – Северный и Южный. Я был начальником Южного отряда, а Женя, тоже геолог, был начальником Северного отряда. Мой отряд в основном работал на юге Урала, а Женя на севере Пермской области. Я искал золото и уран, а Женя искал алмазы. Ни я, ни Женя пока ничего не нашли,– ни уранового месторождения, ни золота, ни алмазов. Но мы были полны энтузиазма, трудолюбия и верили в удачу, которая в один прекрасный день нас осчастливит.
У меня на юге сезон откладывался, и начальник нашей геологоразведочной партии послал меня на север Пермской области, где работал наш Северный отряд. Участникам его надо было проверить магнитные аномалии и попытаться найти среди них ту, которая была связана с диатремой – алмазной трубкой. Женя, начальник Северного отряда, должен уехать по своим неотложным личным делам, а командовать рабочими и проводить дальше работы должен был его заместитель – геофизик Александр.
Мы Женей добрались до нашей базы, которая была в поселке-поселении для заключенных и там остановились на пару дней – пристреляли карабины, проверили рации, отдохнули после долгой дороги. Я познакомился с поселением, сходил в магазин, в пекарню, познакомился с некоторыми заключенными и с белыми ночами, которые были здесь летом.
В пекарне работал один заключенный, Сергей, который делал всякие поделки из дерева. Некоторые из них были в пекарне и я сразу заинтересовался ими. Когда я учился на первых курсах института, сам вырезал маски из сосны, осины и березового капа. Изделия этого моего тезки были лучше моих, и я ему позавидовал. Мы с ним быстро нашли общий язык, и я часто, когда бывал на нашей базе, заходил к нему в гости в пекарню, где он работал. За что он сидел, я не знаю. Один раз, когда он что-то искал, я увидел его приговор на нескольких листах бумаги, но он его быстро спрятал, а я не стал спрашивать, за что он получил срок.
В один из дней я пришел из тайги на базу за продуктами – хлеб мы брали в этом поселении, на пекарне, потому что в этом глухом краю не было деревень, только зоны и поселения для заключенных. Зашел к этому парню попрощаться, а он мне подарил отличную поковку – топор. Сталь у него была очень хорошая, и через год, когда я работал в Челябинской области, нашел пьяный березовый лес, в котором все березы были с искривленными стволами, – из-за сильных ветров. Я взял кусок ствола такой березы, и зимой, когда береза высохла, сделал к этому топору топорище. Заготовку я сделал с трудом – древесина была крепкой и свилеватой, как говорили плотники. Этот топор мне служит до сих пор, и я на него не нарадуюсь.
Женя хотел, чтобы я пробурил несколько скважин в эпицентре аномалии, пока он в отъезде. Но там оказался плывун, и когда я с рабочим еле вытащил снаряд, с бурением я закончил. Мы с Ильей утащили весь инструмент и буровой станок на нашу базу в поселении и отправились к геофизикам, набрав с собой побольше продуктов: хлеба и консервов.
Геофизики жили на берегу таежной реки в палатках, ходили каждый день в тайгу с приборами. Лето выдалось очень жаркое, вода в реке прогрелась, и можно было после работы искупаться, смыть пот и освежиться перед ужином. Когда мы уходили в тайгу, лагерь охранял рабочий. Он охранял палатки не от людей, которых в этих местах не было совсем, – кроме заключенных в ближайшей зоне, в десяти километрах от наших палаток, а преимущественно от медведей, которых было просто множество в этой тайге.
Прожив на этом месте около двух недель, сделав все аномалии, нам надо было переехать на десять километров южнее. С этого лагеря было трудно ходить на работу – слишком далеко. Когда маршрутная пара ушла на последнюю аномалию, мы с Александром начали строить плот, на котором собирались сплавиться вниз по течению и выбрать место для нового лагеря.
Я никогда плоты не строил, но в детстве частенько плавал на плотах. Почти напротив нашего дома жили соседи, у которых каждую весну затапливало огород, и наша детская команда во главе с Влахой, который жил в этом доме, плавала по всему огороду на плотах, из старых дверей от огорода или на жестяной большой ванне, корыте, или делали плот из пары бревен. Потом, когда паводок заканчивался, мы плавали на плотах на небольшом пруду, который находился рядом с железнодорожной станцией. Плоты строили из железнодорожных шпал, которых вокруг было множество.
Но такие маленькие плоты, какие были у меня в детстве, были для всей нашей команды малы – кроме рабочих, надо было забрать с собой приборы, инструменты, продукты и спальные мешки с нашими рюкзаками. Александр, который разбирался в строительстве больших плотов, сказал, что надо как минимум семь сухих толстых бревен. Такие сухие толстые сосны были в сотне метров от палаток, на обрыве и как раз годились для постройки плота.
Утром мы с ним вдвоем,– с топорами и пилой Дружба 2, отправились на лесоповал. В ста метров от наших палаток начинался небольшой обрыв, метров пять над рекой, и на ней росли высокие и могучие сосны, часть которых были сухими. Сначала мы попробовали их спилить. Но пилу стало заклинивать, и мы, пропилив ею половину первой сосны, взялись за топоры. Можно было рубить одну сосну вдвоем, но мне было неудобно стоять – везде были ямку, камни, и я оставил эту сосну Александру, пошел к другой.
Мы срубили восемь сосен до обеда. Надо было еще свалить их комлем к реке, чтобы потом не таскать массивные бревна. Когда мы закончили лесоповал, у меня были мозоли на руках, и я здорово устал – от жары и от работы лесорубом. Надо было восстановить свои силы, и мы отправились на кухню. Пообедав и хорошенько отдохнув, мы продолжили свою работу – распилили пилой сваленные сосны на бревна метров по восемь, подтащили их к обрыву, потом выпилили в них пазы, загнали туда поперечные балки и приколотили их для надежности.
Был уже вечер, когда рабочие и студентки вернулись из тайги, и мы все вместе навалились на наш корабль и столкнули его с обрыва в реку. Плот оказался большим и тяжелым, но на нем было просторно, и можно было уплыть на нем всем, и увезти все наше барахло за один. Александр вырубил пару шестов, и мы подогнали его к нашему лагерю.
После того, как мы спустили на воду наш большой плот, я размышлял недолго. По своему характеру, я наверное, был единоличником, и хотел плыть один, – кроме того мне нравилось плавать на плотах с самого детства. Для этой благородной и ностальгической цели пришлось свалить три сосны и сделать из них свой, личный плот. Бревна для него я отпилил поменьше – метров по семь, и не такие толстые, как у первого.
Этот мой, личный плот получился легче, и я один спустил его на воду, а потом хотел разбить об его борт бутылку шампанского, но, увы, его не оказалось. Пришлось нарушить традицию и обойтись без него. Но зато я на нем сделал мачту, на которую повесил флаг, который арендовал у одной студентки – это был красивый шарфик. Мой личный плот занял свое место около первого, ниже по течению на несколько метров, и вся наша флотилия была готова к отплытию.
Утро следующего дня выдалось жарким и прошло в суете и заботах. Хотя мы с вечера подготовились к отплытию, но все равно надо было упаковывать спальные мешки и кухню, потому что никто не хотел обойтись без завтрака.
Когда берег, на котором стояли палатки, опустел, и все наше имущество было перенесено на борт плота, все рабочие и студентки взошли на борт. Александр оттолкнулся шестом от берега и наш ноев ковчег медленно направился вниз по течению. Я стоял около своего плота и наблюдал торжественное отплытие с берега. Плыть нам было недалеко – каких-то десять километров, и я не спешил, потому что пропустить место высадки не мог – река была одна и берег, на котором нам надо было высадиться был левым, – район на котором нам предстояло дальше работать был на левом берегу. Так что проплыть мимо, или обогнать первый плот, мне не удастся. Судьба рассудила иначе, но я об этом еще не думал. Все мое предстоящее плаванье на плоту по мирной, спокойной и тихой реке оказалось сплошным приключением.
Ноев ковчег с отрядом и рабочими скрылся за поворотом реки, и лишь тогда я прыгнул на свой плот, оттолкнулся шестом и медленно выплыл на середину. Было около десяти часов утра. Мой рюкзак, спальный мешок, спиннинг лежали на носовой части, для верности привязанные к плоту веревкой, я положил шест на плот слева, карабин справа, уселся на пенек посредине и закурил трубку.
Течение реки было не быстрым, и я расслабился. Мимо меня проплывала тайга, прибрежные кусты ивняка, было тепло, и я подумал, что ради этих минут стоило жить, заниматься тяжелым трудом геолога, а не киснуть в жарком городе, стоять в пробках, дышать выхлопами машин или ехать в переполненном общественном транспорте на работу и обратно.
Через минут двадцать такого безмятежного плавания я устал обозревать берега слева и справа. Моя беспокойная натура требовала какой-либо деятельности. Подумал немного, я взял в руки спиннинг, на которой стояла блесна Байкал и кинул ее к берегу. Через пару секунд последовал удар – блесну схватила щука, и судя по всему, немаленькая. Началась борьба – щука никак не хотела очутиться в ухе, а металась по все реке, от одного берега к другому. Но у меня стояла толстая леска и спиннинг был нашего производства, так что в конце концов я вытащил эту почти метровую щуку на плот, и сразу ударил ее по голове прикладом карабина.
Щука перестала двигаться, а изобразила из себя бездыханное полено. Но я знал, что у нее чересчур острые зубы, и мне надо было достать из ее пасти блесну, поэтому я ударил ее еще несколько раз, и только после этого разжал охотничьим ножом пасть и вытащил блесну. Чтобы рыба приехала свежей, мне пришлось ее засунуть в мешок и положить под рюкзак. Больше мне не хотелось закидывать спиннинг – наверное, тут водилось масса щук и все он готовы попробовать блесну. Мне было достаточно этой большой щуки.
Борьба с речной хищницей отвлекло меня от созерцания берегов, и я с удивлением заметил, что река разделяется – впереди был остров, заросший ивняком. Достав из полевой сумки карту, я посмотрел на реку. На карте не было никакого острова. Обе протоки были одинаковы по величине, и по какой надо было мне плыть, непонятно. На всякий случай я направил плот по левой протоке, так как район работ находился на этом берегу.
Судя по скорости течения и времени, я проплыл только треть расстояния и волноваться перестал, но внимательно смотрел вперед – мне не нравилось, что на карте не было отмечен этот остров. Плот медленно плыл по течению уже полтора часа и мне захотелось в туалет, – по большой нужде. Справлять ее на плоту мне не хотелось, и поэтому я без колебаний взял шест и причалил на отмели. Вытащив плот, я взял карабин и присел в тени, около куста ивы, положив рядом карабин. Когда я закончил, взял карабин и уже собрался продолжать плавание, мое внимание приковал небольшой лог, в десяти метров от меня, в котором выходили горные породы.
Геолог я был не только по профессии, а наверное и по призванию. Мне надо было посмотреть на это обнажение, вскрытое каким-то ручьем. Я подошел к скальной стенке, сложенной, наверное, известняком, которым была сложена подавляющая площадь нашего района. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не известняк. Обломки, которые лежали рядом с обнажением, были чересчур тяжелыми для осадочной породы, которой являлся известняк. Как называлась эта горная порода, мне предстояло выяснить, но для этого надо было достать геологический молоток, который лежал в рюкзаке, – только им можно было отбить образец от скалы, покрытой мхом и плесенью. Нужен был свежий скол этой породы.
Я повернулся, чтобы отправиться к плоту, который меня ждал на берегу, и замер – около плота стоял огромный саблезубый тигр, которого привлек запах щуки. Я медленно снял с плеча карабин, снял его с предохранителя, прицелился и нажал на курок. В армии я каждую неделю ездил на стрельбище и хорошо стрелял по грудным мишеням, которые вставали метрах в трехстах от огневого рубежа. До тигра было метров пятьдесят и я целил ему в ухо. После первого выстрела у него подкосились передние лапы, а после второго и третьего выстрела он упал на отмель.
Не выпуская из рук карабин, я с опаской подошел поближе. Зверь лежал неподвижно, и только тут меня затрясло. Когда мандраж прошел, я опустился рядом с трехметровым хищником и посмотрел на его клыки. Это был самый настоящий саблезубый тигр, и только у него были такие длинные клыки. Но что здесь он делал, ведь он должен был вымереть несколько сотен тысяч лет назад? Это была для меня настоящая загадка. Надо было убираться с этой отмели, от греха подальше. О том, чтобы снять с тигра шкуру, у меня даже в мыслях не было, – это было очень долго, и могли прибежать другие, не менее опасные хищники.
Но уходить с этой отмели без охотничьего трофея я не мог. После того, как я достал из рюкзака молоток и отколотил несколько образцов из разных мест скального обнажения, подошел к туше и выбил геологическим молотком оба громадных клыка. На всякий случай я ободрал охотничьим ножом бересту с березы, которая находилась на краю леса – оставил метку. Потом снял плот с отмели, залез на него и спокойно выдохнул на самой середине реки.