В одном шумном городе жил парень. Он не владел словом, рифмой, но душу его терзали мысли поэтические. Звали его; (без тени!) звали его… Верба. Был он из рода дунайских беглецов, славянского происхождения. Беглецами они были давно, по меркам слов, сейчас же проживали в некой стране. Он был не один в семье. Но и не в полной семье. Отец умер. Может, он и сейчас вспоминается, но на деле его нет. Мама Вербы жила не с ним.
Он жил один в небольшой однокомнатной квартирке. Из комнаты он почти не выходил. Хотя она и была самым маленьким помещением в квартире, в ней размещались стол, кровать и шкаф в углу, но ему было в ней комфортно. В иное время его звали Якобом, потом он стал прозываться Иаковом совсем ненадолго, но затем он вышел из тех дел. Сейчас он Верба, и это имя, бесспорно, ему подходит. Имя это можно надеть как сорочку на его маленькую душу, и оно будет согревать её тёмной ночью, когда за окном бушует ветер.
Вербин брат – хороший человек, но далёкий Вербе, хотя некое сумасшествие сближает их. Брат в отличие от Вербы всё ещё в тех делах. Верба не против тех дел для брата, ведь они идут ему на пользу. Теми делами Верба прозывает церковно-религиозно-общественное. Те дела помогают брату социализироваться и, возможно, являются благой подпиткой для его души. Сам Верба придерживается иного взгляда на вещи. Ему хочется быть самостоятельным и не мешать реальность и воображаемый мир верующих. Тем не менее, Верба часто подмечает за собой склонность к фантазиям демонического характера, что явно свидетельствует о том, что, убежав от определённых учений, он всё же находится в поле влияния таковых. Сестра у Вербы любимая, но он не хочет с ней часто видеться, поскольку ему вроде стыдно и сложно быть старше и братом. Но он не бегает от общения с ней, чего не скажешь о Вербином отношении к встречам с братом.
Сейчас Верба находился один. В узком пространстве своего обзора. Немного чувствовал спиной и низом, но больше смотрел прямо в экран. Просмотр тоже рождает некие чувства, а в прочем зачастую сам по себе является чувством. Просмотр завораживает и даёт место тишине в голове. Тишина ширится, а время поглощается.
Экран цветной сменился потолочным. Белый свод повис, но, как и экран вертикальный, этот горизонт мигал тенями. Залипание в потолок приняло характер сигаретный. Верба затянулся и принялся наблюдать, как в неподвижном знойном воздухе строились, наслаиваясь друг на друга, облака дыма. «Я умру в дыму» думал Верба, заглушая мысли частыми затяжками, и блокируя слух никотином. На секунду оглохнув, Верба вновь произнёс: «Я умру в дыму», но на этот раз вслух. Слова прозвучали тихо, чуть протяжно, с нажимом на «У», но в них не слышалось тревоги, страха. Спокойно произнесённые слова. Состояние неспокойных, тревожных дней всегда оказывается многосторонним.
Сейчас Верба принимал «неслова», ту их элиту, что сопутствует принятию решений или, напротив, их непринятию, как родных и близких себе людей, которые, приходя в дом, расспрашивая о чём-либо, или занимаясь чем-то бытовым, кажутся фоном, который ничем не может помешать.
Надобность в отдыхе заставила Вербу оторваться от своих туманных размышлений и подсуетиться, дабы приготовиться ко сну. Наконец Верба лёг в постель.
Сон приходит не сразу. Ворочаясь, понимаешь, что душно, томно, но, если закрыть глаза, некий холодок гуляет по лицу и спине. Открываешь глаза, чтобы проверить, кто же дышит на тебя, склонился над телом и мешает спать. Никого. А разум не хочет соглашаться с таким умозрительным заключением. Мозг как бы вызывает тебя на спор. Ты хочешь спать! Ну, сколько можно меня донимать, завтра же рано вставать! Хочется, чтобы произошло именно так. Надо прекратить бездействовать, ты должен позвонить, чтобы выяснить ряд вопросов, съездить в определённые места, работать, учиться. Хватит пинать себя! Но! Мозг не даёт тебе шанса. Сон не может победить в этой баталии, и тебя это бесит. Смыкаешь глаза крепче, но видишь только чёрное, и оно сильно. Тогда решаешь почистить зубы вновь. Только одна сигарета. Ещё одна. В пачке две. Тогда надо выкурить обе, чем раньше выкуришь, тем ощутимее потребность в скорейшем сне. Завтра проснёшься, и нужно будет бежать в магазин, чтобы купить новую пачку.
Верба встал и закурил. С балкона виднелись соседние дома. В нескольких окнах одновременно замигало. Холодный синий свет окрасил чужие шторы. Что-то призрачное. Жутковато. Опять мигания. Может какой сигнал? С десятого этажа вижу эти сигналы, но не мне же они предназначены. Я так, сторонний наблюдатель. Так легче жить. Нет, понял. Это, по всей видимости, экраны. Ну точно, кто-то там смотрит одно и то же через свои экраны.
Навалился сон.
Записи Вербы: где-то на листах, иногда в тетрадях; на экранах реже и не так тонко.
«Люди, народ, толпа. Что они понимают в лидере? Он не должен быть ведом этим народом, этим стадом. Элита из таких же лидеров, людей не плебейской породы, должна интересовать его в первую очередь. Он должен стремиться к общению с ней. Зачем лидеру близость к народу, какая-либо поддержка и уважение, преклонение перед ним от этих людей? Чему лидер обучится, что почерпнёт из этой, так называемой, близости? Грубость? Глупость? Право сильного? Может принятие законов на словах, но не на деле? Рвение в утверждении «правды»?
«Это моё место по праву! Уступайте места пожилым! Говорите о культурности, а сами на своих иностранных только и бормочете!» – вот он голос народа. Приземлённый и бессмысленный. Кричащий и лишённый какого-либо чувства такта. С отсутствующей в любой перспективе чуткостью к ближним. Кричит старуха, кричит кондуктор. А все просто молчат, все прочие хотят переждать бурю в своих мирках. А я просто хочу читать книгу, так чтобы ваши крики не вторгались в моё воображение и не искажали задумку автора! Вы разрушаете всю атмосферу. «Культурность»! Вот бы взять кувалду и размозжить всем мешающим мне читать их безмозглые головы. И это вот дешёвое явление, которое именуют голосом народа, нужно лидеру? Лидер рынка, кабака? Такому, может, ещё куда ни шло.
Этот тоже смешивается с визгливой толпой. Порой аж стыд берёт, видя, как он подлаживается под неё. А толпа – всего лишь на всего ребёнок, кричит и хочет всегда. Чего хочет? Места в автобусе! Но этот тоже не дурак, хитёр. Хитрый лидер. Что мы знаем о нём? Кто этот недосягаемый с экранов, неприкосновенный? Он отстранился, окружил себя элитой определённого свойства. Не той интеллектуальной и творческой, конечно, но как ни как элитой. И всё равно! Играется с этими фигурками, любуется этой мишурой. Заигрывает с целым светом – миром масс.
Демократия, диктатура и бла бла бла. Всё слова. Когда уже мы станем выше слов? Неслова должны обрести силу, но это не про наше время… Хитрый двуликий Янус во главе страны. Детки и их предводитель. Мальчиш-Кибальчиш в мирное время…
На этом записи прерываются.
Будильник разорвал сон. А там побыть бы ещё, в милых грёзах. Что-то уж больно интересное там разворачивалось. И как же так, меня отчислили, а я где-то музыкантом заделался? Так не пойдёт. Продолжу сон. Ещё немного, совсем чуть-чуть, от силы минут пятнадцать посплю. Обойдусь без завтрака, хоть я обычно его и не ем. Сейчас только вернусь в универ на свой курс, исправлю положение.
Тзы- тзы – тзыыы! 13:47!? Ну вот дерьмо. Опять проспал, вновь день всрат. В жопу всё. Ещё посплю, похер, завтра поеду.
Верба задумался. Надо выбираться. Уже неслова давят, гонят. Время пришло.
……………………………………………………………НАОБОРОТ……………………………………………………………………
В действительности так ли всё устроено?
Люди – это столы. Один человек – один стол.
Столы могут быть дубовые, тисовые, круглые, квадратные. Железные столы хотя страшно неудобны, но и такие столы имеются. Вообще есть разные столы.
Столы можно поставить в ряд, или просто заставить ими помещение. Если их поставить в ряд или просто выставить в помещении – и толку от них не будет, и превышать один другого не особо сможет. Это есть формация коммунистическая.
А вот можно взять и поставить все столы – один на другой. Так, чтобы самый прочный и широкий стол стоял на земле, а все прочие столы – на сём столе в зависимости от их размеров. Это есть формация лидерская, или монархическая или диктаторская. Хотя, скорее всего, в диктаторской формации самый широкий, прочный и тяжёлый стол будет стоять поверх всех прочих столов.
Можно поставить несколько – к примеру десять столов на землю, а на них выставить девять столов поменьше, а на столы поменьше – выставить ещё 8 поменьше – и так до одного стола. Это есть формация демократическая.
Всё, конечно, хорошо, но люди – это люди, а не столы и не стулья. И так именно надо смотреть на людей. Человек сложнее и проще. Жизнь людей состоит из людей. Верба не понимал, ослеплённый желчностью. Но я понимаю.
Странно только то, что люди порой так выгибают спины, что в самом деле становятся подобны столам, на которых можно и писать, и плясать и узоры выжигать. Люди, какие же мы разные. Иногда самому хочется превратиться в стол, чтобы выполнять свои функции безупречно, и не совершать таким образом никаких ошибок и быть совершенным. Только опять же, люди и функции – это только на бумаге, а ведь лучше говорить о талантах, которыми столы явно не наделены.
Всё-таки хорошо быть человеком!