Глава 4


Солнце уже полностью скрывается за горизонтом, когда принцесса Эмбер наконец покидает нас, а слуги убирают остатки кушаний со стола.

Мы с Саенго с радостью принимаем ванну, расположенную в соседней комнате, а затем переодеваемся в чистые наряды, оставленные специально для нас в шкафу. Я натягиваю простую серую тунику и свободные штаны с рубахой такого же цвета сверху, а потом подпоясываю их обычным белым поясом. Наряд ничем не отличается от тех, в которых ходят остальные служители Храма света, однако мягкая ткань уже кажется роскошью по сравнению с грубой материей, из которой шьют униформу в Гильдии.

– Дай-ка мне посмотреть, – говорю я Саенго, садясь на край ее кровати.

Она корчит гримасу, проводя пальцем по браслету из кости тролля на своем запястье, этот браслет Кендара подарила мне, когда я видела ее в последний раз. В зависимости от того, кости какого существа используются, талисманы, созданные из них, обладают разными свойствами. Талисман из кости тролля защищает своего обладателя от чужого магического воздействия, и я отдала браслет Саенго, чтобы гниль медленнее распространялась по ее телу.

Учитывая тот факт, что болезнь, поражающая фамильяров гнилью, зародилась в Мертвом лесу, источником ее энергии является извращенная магия Бездушного, которая пропитала деревья и души, заключенные в них, настолько, что начала заражать и других, а именно шаманских фамильяров. За десятилетия, прошедшие с тех пор, как болезнь впервые появилась, ни один из шаманов-светосшивателей не сумел вылечить пораженных ею.

Саенго дергает за ворот своей рубашки. Гниль, как багровый комок ярких синих вен, тянется от центра ее груди. Каждый раз, когда я вижу это, у меня внутри все сжимается от гнева и страха. Саенго тихо, тревожно вздыхает, когда мои пальцы касаются ее, когда я провожу по ее коже так, словно надеюсь одним движением смахнуть инфекцию. Свет ее души внутри меня становится ярче, когда я мысленно тянусь к нему. Саенго замирает, делая резкий вдох. Ее руки стискивают мои плечи настолько сильно, что мне почти что больно, однако мы не отодвигаемся друг от друга. Я не боюсь случайно вырвать ее душу. Она привязана ко мне, и связь между нами мерцает уверенно и крепко.

Моя магия течет в нее, заполняя трещины в ее душе, разъеденные гнилью. Пальцы Саенго впиваются в мою кожу, и ее ногти буквально пронзают мою одежду насквозь.

Наконец Саенго расслабляется, ложится на кровать, а затем вздыхает.

– Я понимаю, что это делать необходимо, – говорит она тихонько, – но каждый раз меня охватывает очень странное ощущение.

Я склоняюсь над ней, снова отгибая край ее ворота: синие инфицированные вены стали менее заметными, они остались лишь на ее груди.

Саенго слабо улыбается и отталкивает мою руку, а потом смахивает влажные волосы с моей щеки.

– Отдохнешь теперь? – спрашивает она у меня.

Я очень устала, но после разговора с Кишей вряд ли смогу утихомирить мысли и заснуть. Я наклоняюсь над вещами, брошенными на пол. Меч Фаут, завернутый в ткань, лежит под моей сумой. Я поднимаю его, взвешивая в руке. Откидываю ткань с рукоятки меча и разглядываю завитки и узоры, искусно вырезанные на металле.

Я нашла этот меч на берегу реки, где погибла Фаут. Можно было бы отправить клинок с остальными вещами ее семье, отдав отряду, который возвращал тело домой, однако это казалось неправильным. Ее смерть на моей совести. Мне нужно лично вернуть этот меч ее отцу и встретиться с ним лицом к лицу, приняв свое наказание.

Принц Мейлек, который отыскал тело Фаут, убеждал меня, что ее семье сообщат, при каких обстоятельствах Фаут погибла: защищая целительницу душ, она пала смертью, достойной великой воительницы, чем заслужила честь и славу для всей семьи. Однако я сомневаюсь, что ее родные разделят эту точку зрения. Я на их месте точно не разделила бы. Фаут вообще не должна была погибнуть. Ее защита – мой долг.

Выпрямляясь, я сжимаю рукоятку меча и поворачиваюсь к Саенго. Увидев клинок, она садится.

– Думаешь, она простила бы тебя за то, что ты убила Ронина? – спрашивает Саенго, сдвинув брови, и на ее лице отражаются одновременно боль и сожаление.

Сказать по правде, я не думаю, что она меня простила бы. Фаут была моей подругой, однако она поклялась в верности паучьему королю. Не уверена, что она поверила мне, даже если я рассказала бы ей правду о его гнусных предательских планах.

– Теперь это не имеет никакого значения, – негромко отвечаю я, мысленно сожалея, что иначе уже быть и не может. – Я не смогла ее спасти, но по крайней мере я могу сделать кое-что.

Саенго кивает и натягивает ботинки. Я делаю то же самое, надевая кожаные сапоги, которые достают мне до колен. Потом закрепляю свои мечи за спиной, а клинок Фаут вешаю на пояс.

Никто не возражает, когда мы говорим, что хотим пойти в город, но вынуждают взять с собой двоих стражников из Храма света. Уже неплохо, полагаю. Отчасти я боялась, что нас заставят прятаться в Храме света от горожан.

Фаут однажды сказала мне, что, после того как она дала клятву верности Ронину, ее отец продал их семейную ферму и переехал в Мирриим с другой дочерью. Фаут говорила, что из окна их дома видно Храм ветра, а ее отец устроился на работу помощником картографа. Хотя стражники из Храма света, как оказывается, понятия не имеют, где искать картографов, они все же знают, как добраться до Храма ветра. Нас ведут по витиеватым улочкам города, освещенным мягким светом фонарей.

Солнце уже давно село, и народ, который следовал за нами по пятам, разошелся, но город не опустел. Мимо нас проезжают кареты с дрейками в упряжках. Солдаты в мундирах, украшенных символом ньювалинского солнца, парами патрулируют переулки. Шаманы устраивают представления, создавая водяные ручейки и тлеющие, словно ленты, языки пламени, и зрители кидают им монеты в металлическое ведерко рядом. Фамильяры снуют между ног прохожих и на крышах зданий, спокойно передвигаясь по городу, где их почитают. Торговцы затаскивают свои стенды и прилавки внутрь магазинчиков, закрываясь на ночь, а вот таверны и чайные домики, наоборот, распахивают двери, приглашая всех желающих.

Учитывая, что мы одеты в форму служителей Храма света, никто, похоже, и не подозревает, кто мы с Саенго на самом деле. Нас игнорируют, когда мы идем по городу, проходим под мостом, освещенным плавающими на поверхности воды фонариками, и мимо деревьев, украшенных крошечными серебряными колокольчиками, которые звенят каждый раз, когда поднимается ветер.

– Что ты думаешь насчет Киши? – спрашивает Саенго. Она морщится, глядя на поблескивающий купол Сияющего дворца, который возвышается над покатой крышей, выложенной черепицей.

– Она до неприличия красивая, – отвечаю я, говоря достаточно тихо, чтобы наши стражники из Храма света не услышали. Саенго едва сдерживает ухмылку. Вероятно, она сейчас краснеет, но я не поворачиваюсь, чтобы взглянуть на ее лицо. – Однако я уверена, что Киша использует свою красоту и в личных целях. Полагаю, она любит заставать людей врасплох, чтобы посмотреть, как они отреагируют.

– Учитывая разговоры и сплетни относительно вражды между государствами, я не могу себе представить, чтобы ньювалийцы с радостью приняли новость о том, что ее мужем будет казаинский принц. Скорее всего, их семья будет… некрепкой.

Я смеюсь.

– Они поубивают друг друга в первую же неделю после свадьбы, – говорю я.

Саенго пожимает одним плечом.

– Может, и не поубивают, – замечает она, – если они научатся уважению или даже влюбятся друг в друга.

Мысль о том, что Тейерн и Киша полюбят друг друга, кажется мне настолько абсурдной, что я чуть не фыркаю вслух, однако вовремя замечаю печальную улыбку Саенго и беру ее под руку.

– Когда тебя вылечат… – начинаю я.

– Не надо, – обрывает Саенго, отстраняясь. Она отворачивается, и ее короткие волосы скрывают от меня ее лицо. – Кто может полюбить меня такой, какая я сейчас, Сирша? Я даже не настоящий человек.

Чувство вины сдавливает мне горло, как железная цепь.

– Не говори так, – говорю я. – Конечно, ты настоящий человек. И любой, у кого есть сердце, тебя полюбит. Сама принцесса Эмбер была бы польщена, если бы ей посчастливилось удостоиться твоего внимания.

Саенго качает головой в ответ, и тут один из стражников прерывает нашу беседу.

– Вот и Храм ветра, – говорит он.

Неудивительно, что деревянные ворота преграждают путь, ведущий к храму, который по своим размерам не уступает Храму света. Его крыши похожи на волны, ниспадающие от центрального шпиля. Статуя женщины, наряд и волосы которой развеваются на незримом ветру, а руки обращены к небу, стоит во дворе. Огромная хищная птица устроилась на ее руке, и крылья этой птицы расправлены так, словно она готовится вот-вот взлететь.

– Это статуя Куи, – говорит один из наших стражников, – она была членом круга приближенных Сури, куда входили шаманы разных призваний. Вместе они основали город Мирриим и возвели каждый из храмов. Считается, что Куа умела летать на потоках ветра и ездить верхом на облаках.

Должно быть, магия была сильнее в те времена, когда она могла оживлять природные элементы и пробуждать духов гор.

– А могут ли шаманы-воздушники до сих пор… – Что-то мелькает на периферии моего зрения, и я резко поворачиваюсь, как раз вовремя, чтобы увидеть блеснувшую змеиную чешую и изгиб рукоятки меча до того, как фигура в мантии и блеск знакомого клинка исчезают во мраке. Нет, на этот раз мне точно это не привиделось. – Ждите здесь!

– Сирша? – окликает меня Саенго, однако я спешу прочь.

Мчусь в переулок, запрыгивая на ближайший подоконник, а затем на крышу. Стражники Храма света что-то кричат мне, однако они оказываются слишком медленными. Мои сапоги тихо перемещаются по черепице крыши. Мое сердце громко стучит в груди.

Я подхожу к краю здания, оборачиваюсь, осматриваясь и вглядываясь в улицу внизу. Слышу, каким громким стало сбившееся дыхание. Тень скрывается за воротами, и мои ноги несут меня вперед. Я спрыгиваю с крыши, упираясь пятками в перила балкончика, а потом спускаюсь на землю. Затем бегу во мраке, он мой давний друг, и выскакиваю за ворота, замечая, как все та же мантия скрывается за поворотом.

Задыхаясь, я спешу следом, злясь все больше и больше, когда за каждым новым поворотом вижу безлюдный переулок, а каждая новая улочка оказывается пустой, слышен только шелест крыльев ночных птиц.

В конце концов я упираюсь спиной в кирпичную стену и ударяю кулаком по камням. Сердце бьется у меня в глотке. Гневно вздыхая, я шепотом произношу имя, которое боюсь произнести вслух:

– Кендара…

– Привет, глупенькая девчонка!

Загрузка...