Разоблаченная Изида. Том I - читать онлайн

Глава I Старые вещи с новыми именами

«Ego sum qui sum»[30]

– Аксиома герметической философии.

– Бульвер-Литтон, «Занони»

Где-то в этом обширном мире существует одна старая книга – до того старая, что наши современные антикварии могли бы ломать голову над ее страницами бесконечное время и все-таки не пришли бы к согласию по поводу материала, на котором она написана. Это единственный ныне существующий экземпляр оригинала. Наиболее древний европейский документ по оккультизму – Siphra Dzenio-uta – был составлен с нее, и это происходило тогда, когда первая уже рассматривалась, как редкостная письменная реликвия. Одна из ее иллюстраций изображает божественную сущность эманирующей из Adam[31] подобно светящейся дуге, начинающей образовывать круг; а затем, достигнув высочайшей точки окружности, этот невыразимый свет склоняется обратно и возвращается на Землю, принося в ее круговорот человечество более высокого типа. По мере того как она приближается к нашей планете, эманация становится все более и более темной, и после того как она коснулась земли, она черна как ночь.

Герметические философы всех времен, в результате семидесяти тысячелетнего опыта, как они утверждают, придерживались убеждения, что материя вследствие греховности со временем становится более грубой и плотной, нежели она была при начальном появлении человека; что в начале человеческое тело было наполовину эфирным, что перед падением человечество свободно сообщалось с невидимой вселенной. Но с того времени материя стала грозной стеною между нами и миром духов. Старейшие эзотерические предания учат нас, что до мистического Адама жило уже много рас человеческих существ, которые жили и угасали, одна сменяя другую по очереди. Были ли эти предшествующие типы людей более совершенны?

Принадлежала ли какая-нибудь из этих рас к крылатой расе людей, упоминаемых в «Федре» Платона? Это особая задача, которую предстоит разрешить науке. Пещеры Франции и останки каменного века предоставляют отправные точки.

По мере прохождения цикла человеческие глаза все более и более раскрывались, пока он не стал различать «добро и зло» так же, как сами элохимы. Достигнув своей вершины, цикл начал двигаться по нисходящей линии. Когда дуга достигла определенного пункта в параллель с зафиксированной линией нашего земного плана, – природа снабдила человека «покровами из кожи», и Господь Бог «одел его».

То же самое верование в предсуществование гораздо более духовной расы, чем та, к которой мы принадлежим, может быть прослежено назад до самых ранних преданий почти каждого народа. В древней рукописи Quichй manuscript, опубликованной Брассе де Бурбуром – в Пополь-Вух – о первых людях на земле говорится, как о расе, которая могла рассуждать и говорить, чье зрение было неограничено и которые сразу узнавали все. Согласно Филону Иудею, воздух наполнен невидимыми сонмами духов, из которых некоторые свободны от всякого зла и бессмертны, а другие – пагубны и смертны.

И недвусмысленное высказывание анонимного гностика, который написал «Евангелие от Иоанна», что «тем, кто приняли Его», – т. е. кто на практике применит эзотерическое учение Иисуса, – «дал власть быть чадами Божиими», – указывает на то же самое верование [Иоанн, I, 12].

«Разве вы не знаете, что вы – боги?» – воскликнул Учитель.

В «Федре» Платон восхитительно описывает состояние, в каком человек когда-то находился и каким он опять станет: до и после того, «как он потерял крылья»; когда «он жил среди богов и сам был бог в воздушном мире». С самых давних времен религиозные философы учили, что вся вселенная была наполнена божественными и духовными существами различных рас. Из одной из них с течением времени развился Adam – первобытный человек.

В легендах калмыков и некоторых сибирских племен описываются более ранние творения, чем наша нынешняя раса. В них говорится, что эти существа обладали почти беспредельными знаниями, и их отвага даже угрожала восстанием против Великого Главного Духа. Чтобы наказать их самонадеянность и смирить их, он заключил их в тела и ограничил телесными чувствами. Убежать из их плена они могут лишь путем долгого раскаяния, самоочищения и развития. Про своих шаманов они (сибирские племена) думают, что время от времени им удается пользоваться теми божественными силами, которыми в начале существования человеческой расы пользовались все.

Библиотека Астора в Нью-Йорке недавно обогатилась египетской рукописью-трактатом по медицине, написанным в шестнадцатом веке до Р. Христова (или, более точно, в 1552 г. до н. э.), что по общепринятой хронологии соответствует тому году, в котором Моисею только что исполнился 21 год. Подлинник написан на внутренней коре Cyperus papyrus и был провозглашен лейпцигским профессором Шенком не только подлинным, но и наиболее совершенным, какой ему когда-либо приходилось видеть. Он состоит из одного единого листа желто-коричневого папируса наилучшего качества три десятых метра в ширину и более чем 20 метров в длину; он образует свиток, разделенный на 110 страниц, тщательно пронумерованных. Он был приобретен в Египте в 1872-3 г. археологом Эберсом у «зажиточного араба из Луксора». Нью-йоркская «Трибуна», комментируя обстоятельства этого приобретения, говорит:

Далее издатель говорит:

Папирус Эберса бесспорно является одним из древних герметических сочинений.

Если такой ясный луч света был брошен на древнеегипетскую науку случайной (?) встречей германского археолога с неким «зажиточным арабом» из Луксора, – то как можем мы знать, какой солнечный свет может быть пролит на темные загадки истории еще одною такою же одинаково случайною встречею какого-нибудь другого богатого египтянина с другим предприимчивым исследователем древности?

Открытия современной науки не противоречат древнейшим преданиям, которые приписывают невероятную древность нашей расе. В течение недавних последних лет геология, которая до этого говорила, что существование человека можно проследить только до третичного периода, – нашла неопровержимые доказательства, что существование человека опередило последний период европейского оледенения на целых 250000 лет. Вот это твердый орешек, который теперь должно раскусить правоверное богословие! Но он был признанным фактом у философов древности.

Кроме того, вместе с человеческими останками были откопаны кремневые орудия, которые свидетельствуют, что уже в то отдаленное время человек охотился и умел разводить костер. Но дальнейший шаг в исследованиях по происхождению человеческой расы еще не сделан; наука зашла в тупик и ожидает дальнейших доказательств. К сожалению, у антропологии и психологии нет собственного Кювье; ни геологи, ни археологи не в состоянии по этим отдельным осколкам, какие до сих пор открыты, – восстановить полный скелет тройного человека – физического, интеллектуального и духовного. Вследствие того, что кремневые орудия человека становятся все более грубыми по мере того, как геологи все глубже проникают в недра земли, – наука принимает это как доказательство, что чем ближе мы подвигаемся к происхождению человечества, тем более диким и звероподобным был человек. Странная логика! Разве открытие пещерных останков Девона доказывает, что в то же самое время не могло быть высокоцивилизованных человеческих рас? Когда ныне существующее человеческое население земли исчезнет и какие-нибудь археологи «грядущей расы» в далеком будущем откопают домашние орудия одного из индийских племен или племен Андаменского острова, – будут ли они правы, если, судя по этим откопанным орудиям, сделают вывод, что человечество в девятнадцатом веке «только что стало выходить из каменного века?»

В последнее время стало модно говорить «о несостоятельных концепциях некультурного прошлого». Как будто возможно упрятать за одной эпиграммой интеллектуальные кладовые, из которых взят материал для такого множества репутаций современных философов! Точно так же, как Тиндаль всегда готов с пренебрежением говорить о древних философах, хотя многие выдающиеся ученые заслужили почет и уважение, воспользовавшись их идеями, так и некоторые геологи, кажется, все более и более склоняются к идее, что все архаические расы одновременно проходили стадию мрачного варварства. Но не все наши лучшие авторитеты соглашаются с этим мнением. Наиболее выдающиеся придерживаются как раз обратного взгляда. Макс Мюллер, например, говорит.

Так как теперь считается нефилософским искать первопричины, то ученые теперь занимаются разбором их физических следствий. Поэтому область научных исследований ограничена физической природой. И когда границы ее достигнуты, исследование должно остановиться, и их работа должна начаться сначала Несмотря на заслуженное ими уважение, они напоминают белку, крутящую свое колесо, ибо они обречены крутить свою «материю» снова и снова. Наука – великая мощь, и не нам, пигмеям, ставить ее под сомнение. Но сами «ученые» не более являются воплощением науки, чем люди нашей планеты являются самой планетой. У нас нет ни права требовать, ни власти заставлять «нашего современного философа» принять без возражений географическое описание темной стороны Луны. Но если во время какого-либо лунного катаклизма одного из ее обитателей швырнуло бы так, что он попал бы в поле земного притяжения и целым и невредимым спустился бы у дверей доктора Карпентера, – то последнего можно бы привлечь к суду, как изменника своему профессиональному долгу, если бы он не занялся исследованием этого случая.

Для человека науки отказ воспользоваться возможностью исследования нового явления, будь то человек, свалившийся с луны, или дух из усадьбы Эди, – в равной мере предосудителен.

Будем ли мы придерживаться метода Аристотеля или метода Платона – мы не должны прекращать исследований; но этот факт, что древние астрологи претендовали на полное понимание внешней и внутренней природы человека. Несмотря на поверхностные гипотезы геологов, мы начинаем почти ежедневно получать доказательства, подтверждающие утверждения этих древних философов.

Они делили бесконечные периоды человеческого существования на циклы, в течение которых человечество постепенно доходило до кульминационного пункта высочайшей цивилизации и затем постепенно опускалось в отвратительное варварство. До каких высот человеческая раса в своем продвижении несколько раз доходила, об этом можно смутно догадываться по тем удивительным памятникам старины, которые еще видны, и по описаниям Геродота о других чудесах, от которых теперь уже и следа не осталось. Даже в его время гигантские создания многих пирамид и на весь мир прославленных храмов представляли только массы руин. Разрушенные безжалостною рукою времени, они описаны Отцом Истории, как «почитаемые свидетели прошедшей славы давно умерших предков». Он «уклоняется от повествований о божественном», и передает потомству только несовершенное описание из услышанного о некоторых волшебных залах Лабиринта, где покоились – и теперь покоятся – сокрытые священные останки царей-посвященных.

Кроме того, мы можем судить о высокой цивилизации, достигнутой в некоторых периодах древности, по историческим описаниям веков Птоломеев; но в ту эпоху искусства и науки уже считались приходящими в упадок, и секреты некоторых из них уже были утеряны. В недавних раскопках Мариэт-Бея у подножья пирамиды, были открыты деревянные статуи и другие останки, свидетельствующие, что гораздо раньше первых династий Египта египтяне уже достигли такой утонченности и совершенства, которые в состоянии вызвать восхищение даже у наиболее ярых поклонников греческого искусства. Байард Тэйлор описывает эти статуи в одной из своих лекций и говорит, что красота их голов, украшенных глазами из драгоценных камней и медными веками, непревзойденна. Глубоко внизу под слоем песка, в котором были найдены останки, собранные теперь в коллекциях Лепсиуса, Эббота и Британского музея, – были обнаружены погребенными осязаемые доказательства циклов герметического учения, которое мы только что объясняли.

Доктор Шлиман, энтузиаст эллинист, недавно обнаружил в своих раскопках Трои обильные доказательства тех же самых постепенных переходов от варварства к цивилизации и снова от цивилизации к варварству. Почему же тогда мы так не расположены допустить возможность, что допотопные народы дальше нас продвинулись по некоторым наукам, были в совершенстве знакомы с важными отраслями искусств, которые мы теперь считаем утерянными, и что они также могли превзойти нас в науке психологии? Такая гипотеза должна считаться достаточно обоснованной, как и всякая другая, до тех пор, пока какое-либо противоположное доказательство не разрушит ее.

Каждый истинный ученый соглашается, что во многих отношениях человеческие познания все еще находятся в своем детском возрасте. Может быть, наш цикл начался сравнительно недавно? По халдейской философии, эти циклы не охватывают все человечество в одно и то же время. Профессор Дрейпер частично подтверждает этот взгляд, говоря, что периоды, на которые геологи для удобства поделили продвижение человечества в цивилизацию, не являются круто обрывающимися эпохами, одновременно влияющими на все человечество; в качестве примера он приводит бродячих индейцев Америки, которые «сейчас только что заканчивают каменный век». Таким образом не раз ученым неохотно приходится подтверждать свидетельства древних.

Любой каббалист, хорошо ознакомившийся с пифагорейской системой чисел и геометрией, может продемонстрировать, что метафизические учения Платона были обоснованы на строжайших математических принципах. «Истинная математика», – говорит «Магикон», – «есть нечто, с чем все высшие науки связаны; обычная математика – это только обманчивая фантасмагория, чья восхваленная непогрешимость возникает только от того, что его основой делаются материалы, условия и ссылки». Ученые, думающие, что они применяют метод Аристотеля, когда они ползут, а не бегут от продемонстрированных частностей ко всеобщему, прославляют этот метод индуктивной философии, и отказываются от метода Платона, который они считают несостоятельным. Профессор Дрейпер выражает сожаление, что такие спекулятивные мистики, как Аммоний Саккас и Плотин, не заняли мест среди «строгих геометров старого музеума» [48, i]. Он забывает, что геометрия – единственная изо всех наук, которая следует от общего к частному и является в точности тем методом, которого придерживался Платон в своей философии. До тех пор, пока точная наука ограничивает свои наблюдения физическими условиями и поступает подобно Аристотелю, она определенно будет иметь успех. Но несмотря на то, что материальный мир для нас беспределен, он все же конечен; и таким образом материализм будет вечно вращаться в порочном кругу, не будучи в состоянии подняться выше, чем окружность ему позволит. Космологическая теория чисел, которую Пифагор узнал от египетских иерофантов, одна только в состоянии примирить эти две единицы, материю и дух, и может продемонстрировать одна другую математически.

Священные числа вселенной в своих эзотерических комбинациях разрешают эту великую проблему и объясняют теорию излучений и циклы эманаций. Низшие категории до того как развиваться в высшие должны быть эманированы из высших духовных категорий, а когда они достигнут поворотного пункта, должны снова слиться с бесконечным.

Физиология, подобно всему остальному в этом мире постоянной эволюции, подвергается циклическому вращению. Так же, как эволюция теперь кажется только что начинающей выходить из сумерек нижней дуги, также в некий день будет доказано, что она находилась на высочайшей точке окружности гораздо раньше дней Пифагора.

Мох Сидониец, физиолог и учитель анатомии, жил задолго до Самосского мудреца; и последний получал священные наставления от его учеников и потомков. Пифагор, чистый философ, глубоко проникший в тайны Природы, благородный наследователь древнего учения, чья великая цель заключалась в том, чтобы освободить душу от пут, налагаемых чувствами, и заставить ее осознать собственные силы, – должен вечно жить в памяти человечества.

Непроницаемый покров тайны был наброшен на науки, преподаваемые в святилищах. Вот это и есть причина, почему наши современники осуждают древние философии. Даже Платон и Филон Иудей были обвинены многими комментаторами в абсурдных несообразностях, тогда как в самом деле схема, скрывающаяся под путаницей метафизических противоречий, так сбивающая с толку читателя «Тимея» – весьма очевидна. Но разве когда-нибудь толкователи классиков читали Платона с пониманием? Задавать такой вопрос нам дает право резкая критика, которой подвергают Платона такие писатели, как Стелбаум, Шлейермахер, Фициний (перевод с латыни), Хейндорф, Сайденхэм, Бутман, Тэйлор и Бургес, не говоря уже о меньших авторитетах. Завуалированные намеки греческих философов на эзотерические истины явно сбили с толку этих комментаторов до последней степени. С бесстыдным хладнокровием они не только высказываются по поводу некоторых труднопонимаемых мест, что тут, очевидно, имелась в виду другая фразеология, но и отважно сами вносят изменения! Орфическая строка:

которую можно истолковать только как имеющую отношение к шестой расе, развивающейся в последовательной эволюции сфер.[34] Бургес говорит: «… очевидно эта строка взята из космогонии, где человек сотворен последним» [50, с. 207, прим.]. Не должен ли тот, кто собирается издавать сочинение другого человека, по меньшей мере, понимать, что его автор хотел сказать? Кажется, в самом деле, что даже наименее беспредрассудочные из наших современных критиков, считают, что у древних философов не хватало той глубины и досконального знания, которыми нынешний век так хвастается. Даже сомневаются, знали ли они основной принцип науки, что ex nihilo nihil fit.[35] Если они, вообще, и подозревали о неуничтожимости материи – говорят эти комментаторы – то вовсе не вследствие твердо установленной ими истины, а только путем интуитивного размышления и по аналогии.

Мы придерживаемся противоположного мнения. Рассуждения этих философов о материи были общедоступны и подвергались критике; но их учение о духовном было глубоко эзотерично. Давши клятву держать в тайне глубокое и труднопонимаемое учение, касающееся взаимоотношений духа и материи, они один перед другим состязались в умении скрывать свои истинные взгляды.

Учение о перевоплощении (метемпсихозе) было широко осмеяно людьми науки и богословия, но если бы оно было как следует понято в его применении к неуничтожаемости материи и к бессмертию духа, – оно было бы принято, как возвышенная концепция. Не следует ли нам рассматривать этот предмет с точки зрения древних, прежде чем отважиться пренебрежительно третировать его провозглашателей? Разрешение великой проблемы вечности относится ни к религиозным суевериям, ни к грубому материализму. Гармония и математическая уравновешенность двойной эволюции – духовной и физической – могут быть объяснены только универсальными числами Пифагора, который построил свою систему целиком по так называемой «метрической речи» индийских Вед. Только совсем недавно один из наиболее рьяных исследователей санскрита Мартин Хауг взялся за перевод «Айтарейя-брахмана» из «Ригведы». До этого времени она была совершенно неизвестна; и полученная отсюда информация бесспорно указывает на идентичность пифагорейской и брахманической систем. В обеих эзотерическое значение получается из чисел: в первой системе (пифагорейской) – из мистической связи каждого числа со всем, что может постичь человеческий ум; во второй системе (брахманической) – из числа слогов, из которых состоит каждая мантра. Платон, пламенный последователь Пифагора, понял это настолько полно, что утверждает, что додекаэдрон является геометрическим числом, по которому Демиург строит вселенную. Некоторые из этих чисел имели особое возвышенное значение. Например, четыре, которое три раза повторяется в додекаэдроне, оно было священным для пифагорейцев. Оно представляет совершенный квадрат, и ни одна из ее сторон, ни на йоту не превышает другой. Это эмблема нравственной справедливости и божественного равновесия, выраженного геометрически. Все силы и великие симфонии физической и духовной природы вписаны в совершенный квадрат. И несказуемое имя Того, имя которого иначе осталось бы непроизносимым, – было заменено этим священным числом 4, наиболее связывающим в клятве у древних мистиков – Тетрактисом.

Если бы пифагорейский метемпсихоз был бы досконально объяснен и сравнен с современной эволюционной теорией, то нашли бы, что он снабжает всеми «недостающими звеньями» цепь последней. Но кто из наших ученых согласился бы тратить свое драгоценное время на причуды древних. Несмотря на доказательства противного, они не только отрицают, что народы архаического периода имели какое-либо положительное знание о гелиоцентрической системе, но даже отрицают это знание у древних философов. «Уважаемые столпы» Августин и Лактанций, кажется, из-за своего догматического невежества задушили всякую веру в более древних дохристианских теологов. Но в настоящее время филология и более близкое знакомство с санскритской литературой дают частичную возможность снять с них это незаслуженное обвинение. В Ведах, например, мы находим положительные доказательства, что уже 2000 лет до нашей эры индийские мудрецы и ученые, должно быть, были знакомы с шарообразностью нашей планеты и гелиоцентрической системой. Поэтому Пифагор и Платон хорошо знали эту астрономическую истину, ибо Пифагор получил свое знание из Индии или от людей туда ездивших, а Платон преданно воспроизвел его учение. Мы процитируем два абзаца из «Айтарейя-брахмана».

В «Мантре змия»[36] брахман провозглашает следующее:

Описание земли в виде круглой и лысой головы, которая сперва была мягкой и стала твердеть лишь тогда, когда бог Ваю, царь воздуха, подул на нее, – такое описание неотразимо подсказывает, что авторы священных ведических книг знали, что земля круглая или сферична; кроме того она сперва была желеобразной массой, которая постепенно затвердевала под влиянием воздуха и времени. Это то, что касается их знания, что земля круглая; а теперь мы представим свидетельство, на котором мы обосновываем наше утверждение, что индусы были прекрасно осведомлены о гелиоцентрической системе, по меньшей мере, две тысячи лет до рождения Христа.

В том же самом трактате «Хотару» (священнослужителю) преподается, как нужно повторять шастры и как следует объяснять феномен солнечного восхода и захода. Там говорится:

Эта фраза настолько значительна, что переводчик «Ригведы» доктор Хауг был вынужден обратить на нее внимание. Он говорит, что этот абзац содержит отрицание существования солнечного восхода и захода, и что автор полагает, что солнце всегда занимает свое высокое положение. [19, т. ii, стр. 242]

В одной из самых ранних «Нивиц» риши Кутса, индийский мудрец отдаленнейшей древности, объясняет аллегорию первых законов, данных небесным телам. За поступки, «которые она не должна была совершать», Анахит (Анаитис или Нана, персидская Венера), олицетворяющая в этой легенде Землю, приговорена вращаться вокруг солнца. Саттрас или жертвенные сессии[38] несомненно доказывают, что уже в восемнадцатом или двадцатом веке до Рождества Христова далеко продвинулись в астрономии. Саттрас длились один год и являлись «ничем иным как подражанием годовому движению солнца». «Они разделялись», – говорит Хауг, – «на две различные части; каждая часть состояла из шести месяцев, по тридцать дней в каждом; между обеими частями был Вишуван (экватор или срединный день), разделяющий целые Саттрас на две половины, и т. д.».[39] Этот ученый, хотя и приписывает время созидания «Брахманов» периоду 1400—1200 лет до Р. X., придерживается мнения, что старейшие гимны могут быть отнесены к самому началу ведической литературы между 2400 и 2000 годами до рождества Христова. Он не находит оснований, чтобы считать Веды менее древними, чем священные писания китайцев. Так как было доказано, что «Шу-цзинь», или «Книга летописи», и священные песни «Ши-цзинь», или «Книги од», были созданы 2200 лет до Р. Христова, то, может быть, и наши филологи будут вынуждены вскоре признать, что по астрономическим познаниям допотопные индусы были их учителями.

Во всяком случае, имеются факты, которые доказывают, что некоторые астрономические вычисления Халдеев в дни Юлия Цезаря были так же верны, как верны они теперь. Когда Завоеватель (Цезарь) производил реформу календаря, гражданский год настолько не совпадал с временами года, что лето значительно заходило в осенние месяцы, а осенние месяцы приходились на зиму. Сосиген был тем халдейским астрономом, который восстановил порядок в календарной путанице, отодвинув 25-е марта назад на 90 дней с тем, чтобы оно совпадало с весенним равноденствием. И опять-таки Сосиген был тем, кто установил число дней в месяцах такими, какими они остались по сей день.

В Америке через армию Монтесумы было обнаружено, что календарь ацтеков дает равные количества дней и недель каждому месяцу. Чрезвычайная точность их астрономических вычислений была настолько велика, что последующими проверками в них не было обнаружено ни одной ошибки, тогда как европейцы, высадившиеся в Мексике в 1519 году, пользовались Юлианским календарем, который ошибался на 11 дней.

Перед бесценными и точными переводами ведических книг и личными исследованиями доктора Хауга мы в долгу за подтверждение положений философов герметизма. Что период Заратустры Спитана (Зороастра) относится к несказуемой древности, – доказать легко. «Брахманы», которым Хауг приписывает давность создания четыре тысячи лет, описывают религиозные распри между древними индийцами, которые жили в до-ведическом периоде, и иранцами. Битвы между дэвами и асурами (первые представляют индийцев, а последние иранцев) подробно описаны в священных книгах. Так как иранский пророк был первым, кто восстал против того, что он называл «идолопоклонство» брахманов, назвал последних «дэвас» (дьяволы), – то возникает вопрос – как давно тому назад произошел этот религиозный кризис?

«Эта распря», – отвечает доктор Хауг, – «должна была показаться авторам „Брахманов“ такой же давней и далекой, какими кажутся подвиги короля Артура английским писателям девятнадцатого века».

Не было сколько-нибудь прославленного философа, который не придерживался бы учения о метемпсихозе (перевоплощении) в таком виде, как учили брахманы, буддисты и впоследствии пифагорейцы в его эзотерическом значении, выраженном более или менее понятным языком. Ориген и Климент Александрийский, Синезий и Калцидий – все в него верили; и гностики, которых история признала наиболее ученой, изысканной и просвещенной корпорацией людей, [51] – все верили в метемпсихоз. Сократ придерживался убеждений, идентичных убеждениям Пифагора. И оба, как в наказание за божественную философию, были преданы насильственной смерти. Толпа оставалась тою же самой во все века. Материализм был и всегда будет слепым по отношению к духовным истинам. Эти философы вместе с индийцами верили, что Бог вдохнул в материю часть своего божественного духа, который оживляет каждую частицу материи и движет ее. Они учили, что у людей две души, отдельные и различные по своей натуре: одна тленная – астральная душа, внутреннее флюидическое тело; другая – чистая, неразвращенная и бессмертная – аугоэйдес или часть божественного духа; что смертная или астральная душа гибнет при каждой очередной перемене на пороге каждой новой сферы, становясь с каждым переселением все более очищенной, астральный человек, каким бы он ни был неосязаемым и невидимым для наших смертных земных чувств, – все же состоит из материи, хотя и сублимированной. Аристотель, несмотря на то, что по своим политическим соображениям хранил мудрое молчание в отношении некоторых эзотерических вопросов, очень ясно высказал свое мнение по этому предмету. Именно, он верил, что человеческие души являются эманациями Бога, которые, в конечном счете, снова сольются с божеством. Зенон, основоположник философии стоиков, учил, что «существуют по всей природе два вечных качества: одно активное или мужское; другое пассивное или женское; что первое представляет собою чистый тонкий эфир или божественный дух; другое же само по себе совсем инертное до тех пор, пока не соединится с активным принципом; что божественный дух, воздействуя на материю, создал огонь, воду, землю и воздух, и что он является единственным действующим принципом, которым вся природа движима». Стоики, подобно мудрецам Индии, верили в конечное слияние. Св. Юстиниан верил в эманацию душ из божества, и Тациан Ассирийский, его ученик, заявил, что «человек был таким же бессмертным, как и сам Бог».[40]

Глубокого значения стих из «Книги Бытия»: «А всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая…» – должен привлечь внимание каждого еврейского ученого, способного читать Священное писание в подлиннике, вместо ошибочного английского перевода, в котором эта фраза переведена – «в чем есть жизнь» [Бытие, I, 30].

С первой главы и до последней английские переводчики еврейских священных книг неправильно передавали это значение. Как доказывает сэр У. Друммонд, они изменили даже написание имени Бога. Например, El, если оно написано правильно, читается Al, ибо оно в оригинале אל – Ал, и по Хигинсу это слово означает бога Митру, Солнце, сохранителя и спасителя. Сэр У. Друммонд доказывает, что Beth-El означает в своем буквальном переводе дом Солнца, а не Бога. «El» в составе имен канаанитов не означает бог, но Солнце. [53] Таким образом теология исказила древнюю теософию, а наука исказила древнюю философию.[41]

Вследствие отсутствия понимания этого великого философского принципа, методы современной науки, как точны они бы ни были, должны закончиться ничем. Ни одна из отраслей науки не может продемонстрировать начала и конца вещей. Вместо того, чтобы проследить возникновение следствия из его изначального источника, она (наука) поступает наоборот Высшие типы – она учит – развиваются от предшествующих низших типов. Она начинает со дна цикла, будучи ведомой со ступеньки на ступеньку в великий лабиринт природы только нитью материи. И как только она обрывается и ключ теряется, – она в испуге отскакивает назад от Непостижимого и объявляет себя бессильной. Не так поступал Платон и его ученики. У него низшие типы были только конкретными подобиями высших абстрактных типов. Дух, который бессмертен, имеет арифметическое начало так же, как тело имеет геометрическое начало. Это начало, являясь отражением великого вселенского Archжus, самодвижущееся – оно из центра распространяется по всему телу микрокосма.

Ощущение этой грустной истины заставило Тиндаля признаться, насколько бессильна наука, даже в мире материи.

Основная геометрическая фигура Каббалы – та фигура, про которую традиции и эзотерические учения говорят, как о данной самим божеством Моисею на горе Синай [Исход, XXV, 40] – содержит в своей величественной и поэтому простой комбинации ключ к вселенской проблеме. Эта фигура содержит в себе все другие. Для тех, кто способен овладеть ею, нет надобности прибегать к помощи воображения. Никакой земной микроскоп не может сравниться с остротою духовного восприятия.

И даже для тех, кто не знакомы с ВЕЛИКОЮ НАУКОЮ, описание происхождения зерна или обломка кристалла, данное хорошо натренированным ребенком – психометром – стоит дороже всех телескопов или микроскопов «точной науки».

В смелом пангенезисе Дарвина, которого Тиндаль называет «воспарившим теоретиком», может быть, скрывается больше истины, чем в осторожно очерченных гипотезах последнего, кто вместе с другими мыслителями своего класса окружает свое воображение «прочными границами разума». Теория о микроскопическом зародыше, который содержит в себе «целый мир меньших зародышей», поднимается по крайней мере в одном значении в бесконечность. Она переступает границы материального мира, бессознательно действуя в мире духа.

Если мы примем теорию Дарвина о развитии видов, мы обнаружим, что его отправная точка помещена перед открытой дверью. И вместе с ним мы свободны остаться внутри, или же перешагнуть порог, за которым находится беспредельное и непостижимое или, скорее, Непроизносимое. Если наш смертный язык не в состоянии выразить то, что наш дух смутно предвидит в великом «По ту сторону», пока мы находимся на земле, – он должен постигнуть это в какой-то точке безвременной вечности.

Не так обстоит дело с теорией профессора Гёксли о «Физической основе жизни». Не взирая на угрожающее большинство «нет» со стороны его германских собратьев-ученых, он создает универсальную протоплазму и дает назначение ее клеткам отныне стать священными источниками принципа всей жизни. Провозглашением последней идентичной в живом человеке, в «мертвой баранине», в жалящей осе и в омаре; заключением жизненного принципа в молекулярную клетку протоплазмы и лишением ее божественного вдохновения, приходящего в течение последующей эволюции, он как бы запирает все выходы, не оставляя лазейки. Как умелый тактик, он превращает свои «законы и факты» в часовых, которые должны нести стражу во всех спорах. На знамени, под которым он их собирает написано «необходимость»; но как только он успел его развернуть, – он высмеивает эту надпись и называет ее «пустая тень моего собственного воображения» [54].

Каббалисты древности до тех пор не строили своих учений на гипотезах, пока не имели под собой твердой скалы запечатленного опыта.

Но слишком большая зависимость от физического факта привела к росту материализма и к упадку духовности и веры. Во времена Аристотеля это было преобладающей тенденцией мышления. И хотя дельфийская заповедь еще не совсем стерлась с греческой мысли, и некоторые философы все еще придерживались взгляда, что «для того, чтобы знать, что человек есть, мы должны знать кем человек был,» – все же материализм уже начал подтачивать корни веры. Сами мистерии уже выродились в значительной степени в жреческие спекуляции и религиозный обман. Мало осталось истинных адептов и посвященных, наследников и потомков тех, кто были рассеяны мечами различных завоевателей старого Египта.

Времена, предсказанные великим Гермесом в его диалоге с Эскулапом, в действительности, настали; настали времена, когда нечестивые чужеземцы начали обвинять Египет, что он поклоняется чудовищам, и никакие надписи, выбитые на каменных памятниках не могли уцелеть – стали загадками для потомства. Писцы священных писаний и иерофанты стали скитальцами по лицу земли. Страх профанации священных тайн вынуждал их искать убежище в герметических братствах, позднее ставших известными под названием ессеев – их эзотерические познания стали захороненными более, чем когда-либо. Восторжествовавшие последователи Аристотеля на своем победном пути смели последние остатки когда-то чистой и возвышенной религии, и сам Аристотель, дитя и типичный представитель своей эпохи, хотя и наставленный в тайнознании Египта, знал мало из накопленного в течение десятков тысячелетий эзотерического познания.

Так же как те, что жили в библейские времена, наши современные философы «поднимают завесу Изиды», – ибо Изида есть только символ природы. Но они видят только ее физические формы. Скрытая внутри ее душа им невидима, и у божественной Матери для них нет ответа. Существуют знатоки анатомии, которые, не узрев обитающего духа под слоями мышц, под сетью нервов или другой материи, которую они приподнимают на кончике скальпеля, – утверждают, что у человека нет никакой души. Такие люди настолько же слепы и тупы в софистике, как те исследователи, которые, ограничиваясь исследованием только мертвой буквы Каббалы, – осмеливаются сказать, что там нет никакого оживляющего духа. Для того, чтобы увидеть истинного человека, который однажды обитал в распростертом перед хирургом на операционном столе трупе, – хирург должен обладать другими глазами – не телесными. Точно также блестящая истина, скрытая в иератических письменах древнего папируса, может открываться лишь тому, кто обладает способностью интуиции, которая, если мы называем рассудок глазами ума, может быть названа глазами души.

Наша современная наука признает Верховную Силу, некий невидимый Принцип, но отрицает Верховное Существо или личного Бога [48]. Логически разница между этими двумя спорная, ибо в данном случае Сила и Бытие тождественны. Едва ли человеческий разум может представить себе разумную верховную силу, не связав ее с идеей разумного существа. Нельзя ожидать от широких масс ясной концепции о всемогуществе и вездесущности верховного Бога без того, чтобы эти массы не наделили его гигантски увеличенными свойствами собственной личности. Но каббалисты никогда не взирали на невидимого Эн-Соф иначе, как на Силу.

Наших современных позитивистов в их осторожной философии опередили уже тысячи веков тому назад. На чем адепт герметизма настаивает так это то, что простой здравый рассудок исключает возможность того, что вселенная есть результат только случайности. Такая идея ему кажется еще более абсурдной, чем та, что задачи Евклида были сформулированы обезьянами, игравшими геометрическими фигурами.

Очень мало христиан, понимающих, если они, вообще, что-нибудь об этом знают, еврейскую теологию. «Талмуд» является наиболее затемненной загадкой даже для большинства евреев, тогда как те еврейские ученые, которые понимают его – не хвастают об этом. И еще меньше ими понимаются каббалистические книги, ибо в наши дни над раскрытием их великих истин больше работают христианские исследователи, нежели еврейские. И как мало знают о Восточной или универсальной Каббале! Мало ее адептов, но они являются избранными наследниками мудрецов, которые первые открыли «сияющие истины, проливающие свет на великую Шемайю халдейской мудрости» [26], которые проникли в тайну «абсолюта» и теперь отдыхают от своих великих трудов. Они не могут дать больше знания, чем позволено знать смертному на этой земле. И ни один, даже из тех избранных, не может переступить черты, проведенной перстом самого божества. Путешественники встречались с этими адептами на берегах священного Ганга, наталкивались на них в молчаливых руинах Феб, в таинственных покинутых помещениях Луксора. Среди залов, на чьих голубых и золотых сводах таинственные надписи привлекают внимание, но во чье секретное значение праздные посетители этих мест никогда не проникают – там их тоже видели, но редко узнавали. В исторических мемуарах записано об их присутствии в блестяще освещенных салонах европейской аристократии. И опять на них наталкивались в сухих пустынных равнинах великой Сахары или в пещерах Элефанты. Их можно обнаружить везде, но они позволяют себя узнавать только тем, кто посвятили свои жизни самоотверженному изучению и не склонны отступиться.

Маймонид, великий еврейский богослов и историк, которого в одно время евреи чуть ли не обожествляли, а впоследствии рассматривали как еретика, говорит, что наиболее абсурдные и лишенные смысла места в «Талмуде» кажутся ему наиболее возвышенными по своему сокровенному значению. Этот ученый успешно продемонстрировал, что халдейская магия, наука Моисея и других тауматургов целиком была обоснована на обширном знании различных теперь забытых отраслей естествознания. Что удивительного в том, что будучи знатоками всех возможностей растительного, животного и минерального царств, овладевшими оккультной химией и физикой, являясь в то же время как психологами, так и физиологами, получившими посвящения мистерий в храмах, адепты могли творить чудеса, которые даже в наше просвещенное время могут казаться сверхъестественными? Клеймить магию и оккультную науку, как обман, является оскорблением человечества. Поверить, что в течение многих тысяч лет одна половина человечества занималась тем, что обманывала другую половину, – равносильно утверждению, что человеческая раса состоит только из обманщиков и неизлечимых идиотов. Где та страна, в которой не занимались магией? И в каком веке она была полностью забыта?

В старейших документах, какими мы теперь обладаем – в Ведах и в древнейших «Законах Ману» мы находим, что совершались многие магические ритуалы, разрешенные брахманами.[42] В Тибете, Японии и Китае в нынешнем веке учат тому же, чему учили в древней Халдее. Духовенство перечисленных стран, кроме того доказывает на деле то, чему оно учит, а именно, что осуществление на практике нравственной и физической чистоты вместе с некоторым аскетизмом, развивает в человеке жизненную силу духа, дающую самоозарение. Давая этим человеку возможность управлять своим собственным бессмертным духом, оно дает ему истинно магическую власть над элементальными духами, которые ниже его. Древность магии на западе не меньше, чем на Востоке. Друиды Британии занимались ею в молчаливых тайниках своих глубоких пещер. Много глав Плиний посвящает «мудрости»[43] вождей кельтов. Семноны, друиды галлов, излагали как физические, так и духовные науки. Они учили тайнам вселенной, гармоническому движению небесных светил, образованию Земли и более всего – бессмертию души.[44] В их священных рощах – в академиях природы, воздвигнутых руками Незримого Архитектора – в полночный час собирались посвященные, чтобы узнавать, чем когда-то был человек и кем он станет [57]. Они не нуждались ни в искусственном освещении, ни в вредящем живому газе, чтоб осветить свои храмы, так как королева ночи сама проливала свет на их увенчанные дубовыми листьями головы. И их одетые в белое священнослужащие барды знали, как разговаривать с одинокой королевой среди звездного свода [56].

На мертвой почве давно прошедших времен стоят теперь их священные дубы, высохшие, – их духовное значение содрано ядовитым дыханием материализма. Но для исследователя, изучающего оккультное учение, они пребывают такими же зелеными и роскошными и полными глубоких и священных истин, как в тот час, когда друид-старейшина совершал свои магические исцеления и размахивал веткой омелы, отрезанной его золотым серпом от материнского ствола дуба. Магии столько же лет, сколько и человечеству. Назвать время, когда появилась магия, так же невозможно, как невозможно назвать день, когда родился первый человек. Каждый раз, когда какой-либо писатель пытался связать идею возникновения магии с какой-либо исторической страной – дальнейшие исследования доказывали беспочвенность такого утверждения. Многие думали, что магия порождена Одином, скандинавским жрецом и монархом, приблизительно 70 лет до Р. X. Но затем легко было доказано, что таинственные обряды жриц, называемых Voilers, Valas – существовали значительно раньше века Одина.[45] Некоторые современные авторы были склонны доказывать, что основоположником магии был Зороастр, основатель магической религии. Но Аммиан Марселин, Арнобий, Плиний и другие историки древности убедительно доказывали, что он был только реформатор магии того вида, каким пользовались халдейцы и египтяне [59, xxvi, 6].

Величайшие учителя богословия соглашаются, что почти все древние книги написаны символическим языком, понятным только посвященным. Примером этому может послужить биографический очерк об Аполлонии Тианском [122]. Как каждый каббалист знает, он охватывает всю философию герметизма, будучи противопоставлением во многих отношениях традициям о царе Соломоне. Он читается, как сказка, но так же как в последней, иногда факты и исторические события преподносятся миру под личиной выдумки. Путешествие Аполлония Тианского в Индию аллегорически изображает испытания неофита. Его долгие беседы с брахманами, их мудрые советы и диалог с коринфским Менипусом, будучи истолкованными, дали бы эзотерический катехизис. Его посещение царства мудрецов и его беседы с их царем Хайаркасом, Амфиэрейский оракул – дают символическое истолкование многих сокровенных догм герметизма. Будучи понятыми, они раскрыли бы некоторые из наиболее важных тайн природы. Элифас Леви указывает на большое сходство, которое существует между царем Хайаркасом и баснословным Хирамом, от которого Соломон доставал ливанские кедры и золото Офира. Нам хотелось бы знать, понимают ли современные масоны, в том числе «Великие Наставники» и наиболее умные подмастерья, принадлежащие к значительным ложам – понимают ли они, кто такой Хирам, чью смерть они хотят отомстить?

Оставляя в стороне чисто метафизическое учение Каббалы, посвятивший себя изучению только физического оккультизма, так называемой терапевтической отрасли, мог бы принести благие результаты некоторым современным наукам, а именно – химии и медицине. Профессор Дрейпер говорит:

Это замечание было высказано в связи с научными трудами сарацинов, и его лучше можно бы применить к более сокровенным трактатам древних. Несмотря на то, что современная медицина намного продвинулась по анатомии, физиологии и патологии и даже в терапевтике, она неизмеримо много потеряла своею узостью духа, жестким материализмом и сектантским догматизмом. Каждая школа в своей упорной тупости игнорирует все то, что разработано другими школами; и все они объединяются в игнорирование великих концепций, разработанных благодаря месмеризму или американским опытам по мозговой деятельности, – объединяются в игнорировании всего, что не согласуется с их грубым материализмом. Нужно бы созвать конференцию врачей различных, враждующих между собою школ, чтобы слить воедино то, что накоплено из медицинских познаний, ведь слишком часто бывает, что лучшие безуспешно тратят свои познания и опыт на пациента, а месмеризатор или какой-нибудь «медиум целитель» исцеляет его. Исследователи старой медицинской литературы со времен Гиппократа и Парацельса и Ван Гельмонта найдут длинный ряд достоверных физиологических и психологических фактов и медицинских средств для лечения больных, которые современные врачи высокомерно отказываются применять.[46] Даже по отношению к хирургии, нынешние хирурги скромно и публично признались в полной своей неспособности хоть сколько-нибудь приблизиться к изумительному искусству перевязок и пеленаний древнего Египта. Многие сотни ярдов лигатуры, окутывающие мумию от ушей до каждого пальца на ногах по отдельности, были исследованы ведущими хирургами Парижа и несмотря на то, что модель была перед ними, они не были в состоянии совершить что-либо подобное этому.

В египетской коллекции Эббота в Нью-Йорке можно увидеть многочисленные доказательства искусности древних в различных ремеслах; между прочим – в художественном вязании, в выделке кружев; и хотя трудно было этого ожидать, знаки женского тщеславия шли бок-о-бок со знаками мужской силы – были найдены образцы искусственных волос и золотые украшения различного рода. Нью-йоркская «Трибуна», давая обзор «Папируса Эбера», говорит:

Как мало из наших недавних открытий являются на самом деле новыми, и как много таких, которые принадлежат древним, об этом снова весьма справедливо и красноречиво, хотя и только частично, – говорит наш выдающийся философ-писатель профессор Джон У. Дрейпер. Его книга «История конфликта между религией и наукой» [48] (великая книга с очень плохим заглавием) так и кишит подобными фактами. На 13-й странице он приводит примеры некоторых достижений древних философов, которые вызвали восхищение по всей Греции. В Вавилоне сохранился ряд астрономических наблюдений, уходящих в прошлое на тысячу девятьсот три года, которые Калистен послал Аристотелю. У Птоломея, египетского царя-астронома, хранились записи вавилонян о солнечных затмениях за период 747 лет до нашей эры. Как справедливо отмечает профессор Дрейпер:

Говоря о мире вечной истины, который лежит «внутри мира преходящих обманов и нереальностей», профессор Дрейпер говорит:

Точно. Лучше не скажешь. Этот красноречивый писатель высказал нам глубокую истину. Однако, он не сказал нам всей истины, так как он ее знает. Он не описал, какого рода знание и в какой степени давалось в мистериях. Ни одно из более поздних поколений не обладало такими познаниями по геометрии, как строители пирамид и других титанических памятников, до-потопных и после-потопных. С другой стороны, никто еще не превзошел их в умении находить практические ответы на вопросы в природе.

Неотрицаемым доказательством этого является значение их бесчисленных символов. Каждый из этих символов представляет воплощенную идею, объединяющую в себе концепцию божественного невидимого с земным и видимым. Первое выведено из последнего строго по аналогии формулы герметизма – «как внизу, так и наверху». Их символы показывают великое знание естественных наук и практическое изучение космических сил.

Что же касается практических результатов, какие можно получить «посредством исследования геометрии», то, очень удачно для интересующихся, мы больше не принуждены довольствоваться одними догадками. В наше время американец Джордж X. Фелт из Нью-Йорка, который, если продолжит так, как начал, когда-то будет признан величайшим геометром века, оказался в состоянии с помощью единственно только предпосылок, установленных древними египтянами, достичь результатов, которые мы изложим его собственными словами. —

В дальнейшем эта система дала ему возможность «определять с точностью проблемы физиологии, о которых до тех пор только догадывались, и первым разработать такую масонскую философию, которая, как кажется настолько же является первой наукой и религией, насколько она будет последней»; и к этому мы можем добавить, что она дает возможность доказать наглядной демонстрацией, что египетские скульпторы и архитекторы брали модели для причудливых фигур, которыми они украшали фасады и вестибюли своих храмов, – не из своей собственной беспорядочной фантазии, но из «незримых рас, населяющих воздух» и другие царства природы, которые они умели делать видимыми посредством химических и каббалистических процессов.

Швейгер доказывает, что символы всех мифологий имеют научную основу и сущность [60]. Только благодаря недавним открытиям по физическим электромагнитным силам природы такие знатоки месмеризма как Эннемозер, Швейгер и Барт в Германии, барон Дю Потэ и Регазони во Франции и Италии получили возможность проследить с почти безупречной точностью истинную связь, какую каждый божественный миф имеет с одною из этих сил. Идаический палец, который играл такую значительную роль в магическом искусстве исцеления, означает, просто, железный палец, который то притягивается, то отталкивается естественными магнетическими силами. В Самофракии им творились чудеса исцеления приведением поврежденных органов в нормальное состояние.

Барт глубже, чем Швейгер проникает в значение старинных мифов и изучает этот предмет как с его духовной, так и физической стороны. Он всесторонне трактует о фригийских дактилах, «магах и целителях» и каберианских теургах. Он говорит:

Швейгер придерживается того же мнения и доказывает, что феномены древней теургии производились магнетическими силами «под руководством духов».

Несмотря на кажущееся многобожие, древние, во всяком случае, образованный класс, – были целиком монотеистичны, и это было еще века до Моисея. В «Папирусе Эберса» этот факт изложен неоспоримо в следующих словах, которые переведены с первых четырех строк первого листа.

Выдающихся людей древние называли богами. Обожествление смертных людей и поддельных богов древними не более служит доказательством против их единобожия, чем воздвижение памятников современными христианами, которые воздвигают статуи своим героям, – служит доказательством их политеизма. Американцы нынешнего века сочли бы это абсурдом, если их потомки 3000 лет спустя обвинили бы их в идолопоклонстве за то, что они воздвигли статуи своему богу Вашингтону. Герметическая философия была настолько завуалирована, что Вольней утверждал, что народы древности поклонялись их грубым материальным символам, считая их самих божественными, тогда как на самом деле они изображали эзотерические принципы. Дюпуа также после того как посвятил много лет исследованиям проблемы, ошибся по поводу их символической окружности и приписал их религию исключительно астрономии. Эберхардт («Берлинский ежемесячник») и многие другие германские писатели прошлого и нынешнего веков разделались с магией наиболее бесцеремонным образом и приписывают ее возникновение мифу Платона «Тимей». Но как, не обладая знанием мистерий, эти писатели или какие-либо другие люди, у которых не было тонкой интуиции Шампольона, могли открыть эзотерическую половину того, что скрыто за завесой Изиды для всех, кроме адептов?

Заслуги Шампольона, как египтолога, никто не будет оспаривать. И он заявляет, что все говорит за то, что египтяне были глубокими монотеистами. Точность писаний таинственного Гермеса Трисмегиста, чья древность уходит в тьму времен, подтверждается им в малейших подробностях. Эннемозер также говорит: «В Египет и на Восток приходили Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Орфей и Пифагор, чтобы научиться натурфилософии и теологии. Там же Моисей приобрел свою мудрость, и Иисус провел молодые годы своей жизни».

Туда же устремились ученики со всех стран до того, как была основана Александрия.

Книги Нумы, описанные Ливием, состоящие из трактатов по натурфилософии, были найдены в его могиле. Но с ними не разрешили ознакомиться, чтобы не открылись наиболее сокровенные тайны государственной религии. Сенат и народные трибуны решили, что сами книги нужно сжечь, что и было публично сделано [62, i, 9].

Магию считали божественной наукой, которая приводит к участию в свойствах самой божественности. «Она раскрывает сущность деятельности природы», – говорит Филон Иудей, – «и приводит к созерцанию небесных сил» [63]. В позднейшие периоды злоупотребление ею и вырождение в колдовство сделало ее предметом всеобщей ненависти. Поэтому мы должны касаться лишь такой магии, какой она была в далеком прошлом, когда каждая истинная религия базировалась на знании оккультных сил природы. Не класс священнослужителей древней Персии учредил магию, как обычно думают, но маги, получившие от нее свое название. Мобеды, священнослужители парсов – древние гхеберы – даже в наше время на диалекте пехлеви называются магои [Зенд-Авеста, II, с. 506]. Магия появилась в мире вместе с первыми расами людей. Кассиан упоминает трактат по магии, хорошо известный в четвертом и пятом веке, приписываемый Хаму, сыну Ноя, который в свою очередь, как говорят, получил его от Джареда четвертого поколения Сета, сына Адамова [64, i, 21].

Своим знанием Моисей был обязан матери египетской принцессы Тхермутис, которая спасла его из вод Нила. Жена фараона [65, с. 199], Батрия, которая сама была посвященной и которой евреи обязаны получением своего пророка, «И научен был Моисей всей мудрости египетской, и был силен в словах и делах» [Деяния, VII, 22]. Юстиниан Мученик, ссылаясь на Помпея Отшельника, описывает Иосифа, как приобретшего великие знания в искусстве магии у верховных жрецов Египта [66, xxxvi, 2].

В отношении некоторых наук древние знали больше, чем до сих пор открыли наши современные ученые. Хотя и с неохотой в этом сознаться, это было признано более, чем одним ученым. «Степень научных познаний, существовавшая в раннем периоде человеческого общества, была значительно выше, чем это желают допустить современники», – говорит доктор А. Тод Томсон, редактор «Оккультных знаний» Салверта [123]; – «но», – добавляет он, – «это знание было заключено в храмах, тщательно завуалировано от взоров народа и доступно только классу священнослужителей». Говоря о Каббале, ученый Франц фон Баадер произносит: «Не только наше спасение и мудрость, но и сама наша наука пришла к нам от евреев». Но почему не дополнить этой фразы и не рассказать читателю, от кого евреи получили свою мудрость?

Ориген, который принадлежал к александрийской школе последователей Платона, заявляет, что Моисей, кроме учения, изложенного в Ветхом Завете, сообщил несколько очень важных тайн «из сокровенных глубин закона» семидесяти старшим. Им он дал право сообщать это знание только тем, кого они найдут достойными.

Св. Иероним называет тиберийских и лидийских евреев единственными учителями сокровенного толкования. Наконец, Эннемозер высказывает твердое убеждение, что писания Дионисия Ареопагита явно обоснованы на еврейской Каббале. Если мы примем в соображение, что гностики, или ранние христиане, были только последователями старых ессеев под новым именем, то этому факту нечего удивляться. Профессор Молитор воздает Каббале должное. Он говорит:

Духовенство трех наиболее выдающихся христианских церквей – греческой, римско-католической и протестантской – неодобрительно относится к каждому духовному феномену, проявляющемуся через так называемых «медиумов». Действительно, только очень короткий период времени истек с тех пор, как две первые из трех названных христианских организаций жгли, вешали или иначе умерщвляли каждую беспомощную жертву, через организм которой духи, а иногда слепые и еще неопознанные силы природы проявляли себя. Во главе этих трех церквей особо стоит Римская церковь. Ее руки алы от безвинной крови бесчисленных жертв, которую она проливала во имя Молохо-подобного божества, возглавляющего ее веру. Она готова с жаром снова взяться за это. Но она связана по рукам и ногам духом прогресса и религиозной свободы девятнадцатого века, которого она ругает и поносит каждый день. Греко-русская церковь наиболее добродушная и христоподобная в своей примитивной и простой, хотя и в слепой вере. Несмотря на тот факт, что никакого практического объединения между греческой и латинской церквями не было, и они разделились много веков тому назад – римские папы, кажется, совершенно игнорируют этот факт. Они самым наглым образом высокомерно претендуют на юрисдикцию не только над верующими общинами греко-православных стран, но и над всеми протестантами.

Декреты (папские), оставленные без внимания, энциклические письма без прочтения, приглашения на экуменические (вселенские) соборы, оставленные незамеченными и высмеянные отлучения от церкви – все это для католической церкви ничто. Их упорство можно сравнять только с их наглостью. И кульминация абсурдности была достигнута в 1864 году, когда папа римский Пий IX отлучил от церкви и предал публичной анафеме российского императора, как «схизматика, выброшенного из лона святой матери – церкви».[47] Ни он, ни его предки, ни Россия с тех пор, как они стали христианскими тысячу лет тому назад, не соглашались присоединиться к католической церкви. Почему же тогда не претендовать на церковную юрисдикцию над буддистами Тибета или над тенями древних гиксосов?

Медиумические феномены проявлялись во все времена как в России, так и в других странах. Эта сила не считается с религиозными различиями; она смеется над национальностями, она вторгается непрошенной в любую индивидуальность, будь она хоть венценосной, хоть нищей.

Даже нынешний вице-бог Пий IX сам не мог уберечься от этого незваного гостя. Известно, что в течение последних пятидесяти лет его святейшество подвержено очень странным припадкам. Внутри Ватикана их называют божественными видениями. Вне же Ватикана врачи называют их эпилептическими припадками, а народная молва приписывает их одержанию духами Переджия Кастелфидардо и Ментана!

Герцог-горбун, так прославившийся в течение первой четверти нашего века своей целительной мощью, сам был великий медиум. В самом деле эти феномены и силы не принадлежат тому или другому веку или стране. Они образуют часть психологических атрибутов человека – микрокосмоса.

Веками кликуши, юродивые и другие несчастные страдали странным расстройством, которое русское духовенство и население приписывает одержимости дьяволом. Они толпятся у входов в храмы, не смея пробраться внутрь, чтобы их капризные, владеющие ими демоны не могли их швырнуть наземь. Воронеж, Киев, Казань и все города, где имеются чудотворные мощи канонизированных святых, кишат такими несознательными медиумами. Их всегда можно обнаружить собравшимися во внушающие отвращение группы, слоняющиеся около ворот или портиков. На определенной стадии служения священниками молебна, а именно – при выносе святых даров или при начале молитвы, когда хор исполняет «Иже херувимы», эти полуманьяки, полумедиумы начинают петь петухами, лаять, мычать и кричать по-ослиному и наконец падают на землю в страшных конвульсиях. «Нечистый Дух не выносит святой молитвы», – таково обычно бывает набожное объяснение. Движимые жалостью, какие-нибудь благодетельные души дают «несчастненьким» укрепляющие лекарства и раздают среди них милостыню. Иногда для изгнания бесов приглашают священника, в каковом случае он совершает эту церемонию или во имя любви и милосердия, или же в соблазнительной надежде получить за это 20-копеечную монету – каково будет христианское побуждение. Но этих несчастных созданий, которые являются медиумами, ибо они пророчествуют и иногда видят видения (если их припадки не поддельные[49]), – никто не обижает, никто им не досаждает вследствие их несчастья. Почему духовенство должно их преследовать? Почему люди должны ненавидеть и презирать их, как каких-то проклинаемых ведьм и колдунов? Здравый ум и чувство справедливости должны каждому подсказать, что если тут кого-то надо наказать, то ни в коем случае беспомощную жертву, а того демона, который, как утверждают, управляет его действиями. Самое худшее, что может произойти с таким пациентом, будет, что священник обольет его или ее освященной водой, и бедное создание схватит насморк. Когда это не помогает, кликушу оставляют на волю Божию, предоставив ее заботам милосердных людей. Суеверная и слепая вера, осуществляемая на таких принципах, несомненно, заслуживает некоторого уважения и не может быть оскорбительной ни для человека, ни для истинного Бога. Но не так с этим обстояло дело у римских католиков, и поэтому именно их и, во-вторых, протестантское духовенство (за исключением некоторых передовых мыслителей среди них) мы намереваемся допрашивать в этом труде. Мы хотим знать, на чем они обосновывают свое право обращаться с индусами, китайцами, спиритуалистами и каббалистами так, как они это делают, осуждают, поносят их, называют их неверными (такие неверные – их собственное изобретение), рассматривают как преступников, приговоренных к мукам в неугасимом адском огне.

Мы далеки от мысли неуважения, не говоря уже о кощунстве, по отношению к божественной мощи, давшей существование всему, видимому и невидимому. О ее величии и беспредельном совершенстве мы даже не осмеливаемся мыслить. Для нас достаточно знать, что Она существует и Она всезнающа. Достаточно, что вместе со всеми созданиями, нашими братьями, мы обладаем искрою Ее сущности. Та верховная Мощь, которую мы почитаем, есть беспредельное и бесконечное великое «ЦЕНТРАЛЬНОЕ ДУХОВНОЕ СОЛНЦЕ», чьими атрибутами и видимыми проявлениями неслышимой воли мы окружены – это Бог древних и Бог современных прозорливцев. Его естество можно изучать только в мирах, вызванных к существованию его могучим ПОВЕЛЕНИЕМ. Его откровение начертано Его собственным перстом в нетленных знаках вселенской гармонии на лице космоса. Это единственное НЕПОГРЕШИМОЕ евангелие которое мы признаем.

Говоря о древних географах, Плутарх замечает в «Тезее», что они нагромождают по краям своих карт части света, о которых сами не знают, добавляя приписками на полях, что за всем этим дальше ничего нет кроме песчаных пустынь, полных дикими зверями и непроходимыми болотами. Разве наши богословы и ученые не делают то же самое? В то время как первые (богословы) населяют невидимый мир ангелами или чертями, наши философы стараются убедить своих учеников, что там где нет материи, там ничего нет.

Сколько наших закоренелых скептиков несмотря на свой материализм состоят в масонских ложах? Розенкрейцеры, использующие в практике мистерий сильных медиумов существуют до сих пор – но только в названии. Они могут «проливать слезы у могилы их уважаемого мастера Хирама Абифа; но напрасно они будут искать истинное местонахождение „где была положена веточка мирта“. Осталась только мертвая буква дух улетел. Они подобны английским или германским хорам на итальянской опере, которые в четвертом акте „Эрнани“ спускаются в склеп Шарлеманя и поют свой заговор на языке, который им совершенно незнаком. Так и наши со временные рыцари Священного Свода могут опускаться каждую ночь, если захотят, „сквозь девять сводов во внутренности земли“, и „никогда не найдут священной дельты Еноха“. „Рыцари Южной и рыцари Северной долины“ могут пытаться убедиться, что „свет проникает в их умы“ и по мере того, как они продвигаются по ступеням масонства „завеса суеверия, деспотизма и тираний“ и т. д. более не омрачает прозрения их ума. Но все это пустые слова до тех пор, пока они пренебрегают своей матерью магией и поворачиваются спиною к ее сестре близнецу спиритуализму. Во истину, „господа рыцари Востока“ вы можете „оставить ваши стоянки и сидеть на полу в позе горя, подперев голову руками“, ибо у вас есть причина стонать и оплакивать свою судьбу. С тех пор как Филипп Красивый уничтожил рыцарей Храмовников, никто не появился, чтобы рассеять ваши сомнения, несмотря на все противоположные утверждения. Правда, вы – „скитальцы из Иерусалима, разыскивающие утерянное сокровище священного места“. Нашли ли вы его? Увы, нет! Ибо священное место осквернено, колонны мудрости, силы и красоты разрушены. Отныне „вы должны скитаться во мраке“ и „путешествовать во смирении“ среди лесов и гор в поисках „утерянного слова“. „Далее!“ – вы никогда не найдете его, пока вы ограничиваете ваше путешествие семью или даже семью семь потому что вы „путешествуете во мраке“, а мрак может быть рассеян только светом пламенеющего факела истины, который находится в руках истинных потомков Ормузда. Только они могут научить вас правильному произношению имени, раскрытому Еноху, Якову и Моисею. „Далее!“ Пока ваш R. S. W. научится составлять 333, и раскладывать взамен 666 – число апокалипсического Зверя, вы можете так же соблюдать благоразумие как и законы братства „Розы“».

Чтобы продемонстрировать что те понятия которых древние придерживались в отношении деления истории человечества на циклы, не совсем были лишены философского основания, мы закончим эту главу ознакомлением читателя с одним из старейших преданий древности, касающейся эволюции нашей планеты.

В конце каждого «великого года» называемого Аристотелем – согласно Цензорину – величайшим, который состоит из шести cap,[50] на нашей планете происходит большая физическая революция. Полярный и экваториальный климаты постепенно обмениваются местами, первый медленно передвигается по направлению к экватору, а тропическая зона со своей роскошной растительностью и кишащей животной жизнью заменяется суровыми пустынями ледяных полюсов. Эта смена климатов обязательно сопровождается катаклизмами, землетрясениями и другими космическими конвульсиями.[51] По мере того как океанские вместилища будут смещаться в конце каждого десятитысячилетия и одного нероса произойдет полувселенский потоп наподобие легендарного Ноева потопа. И этот год по-гречески называется гелиакал; но никто вне стен святилищ ничего определенного не знал о его длительности и о других подробностях. Зима этого года называлась катаклизмом или потопом, а лето – экпиросис. Популярная традиция учит, что в течение этих чередующихся времен года мир поочередно будет сжигаться и затопляться. Это то что мы по меньшей мере узнаем из «Астрономических фрагментов» Цензорина и Сенеки. Относительно длительности этого года все комментаторы выражаются очень неуверенно – настолько неуверенно, что никто из них, за исключением Геродота и Лина, которые приписывали этому году длительность – первый 10800 лет, последний – 13984 года, – не приблизилась к истине (см. [69] и [70, iii, 29]). По заявлениям вавилонских жрецов, подтвержденным Евполемием [71], «город Вавилон обязан своим возникновением людям, спасшимся от катастрофы потопа; они были великанами и они построили отмеченную в истории башню».[52] Эти великаны, которые были великими астрологами и, кроме того, получили от своих отцов «сыновей Бога», всякие учения, касающиеся сокровенного знания, – учили в свою очередь жрецов и оставили в храмах все записи о периодических катаклизмах, которым они сами были свидетелями. Вот каким образом верховные жрецы получили свое знание о великих годах. Кроме того когда мы припоминаем, что Платон в «Тимее» цитирует старого египетского жреца, упрекающего Солона за его незнание того факта, что уже было несколько таких потопов, как великий потоп Огигеса, – то нам легко убедиться, что это верование в гелиакос было доктриной известной посвященным священнослужителям по всему миру.

Неросы, врихаспати, или периоды, называемые югами или кальпами – их разрешение представляет пожизненную задачу. Сатья-юга и буддийские хронологические циклы заставили бы математика ужаснуться перед рядами цифр. Махакальпа охватывает бесчисленное количество периодов, уходящие далеко назад в допотопное время. Их система составляет кальпу или великий период в 4.320.000.000 лет которые делятся на четыре меньшие юги, располагающихся в следующем порядке:

Первая – сатья-юга 1728000 лет

Вторая – третаюга 1296000

Третья – двапараюга 864000

Четвертая – калиюга 432000

Итого … … … … … 4320000

что составляет один божественный век или махаюгу; семьдесят одна махаюга составляет 306.720.000 лет, к которым добавляется сандхия (или время, когда день и ночь граничат друг с другом, утренние и вечерние сумерки), равная одной сатья-юге, 1.728.000 лет, что составляет одну манвантару, состоящую из 308.448.000 лет,[53] четырнадцать манвантар составляют 4.318.272.000 лет, к которым нужно прибавить сандхию, чтобы началась кальпа, 1.728.000 лет, образуя кальпу или великий период, состоящий из 4.320.000.000 лет. Так как мы теперь находимся в калиюге двадцать восьмого века седьмой манвантары из 308.448.000 лет, то у нас еще достаточно времени впереди, чтобы дождаться даже хотя бы половины того времени, которое отпущено миру.

Эти цифры не являются продуктом фантазии, они обоснованы на действительных астрономических вычислениях, как это доказал С. Дэвис.[54] Многие ученые, в том числе Хиггинс, несмотря на свои исследования, приходят в полное недоумение по поводу того, который из этих циклов является сокровенным циклом. Бунзен доказывал, что египетские жрецы – составители циклических записей – держали их в глубочайшей тайне [74, том i]. Может быть трудность возникла из того факта, что вычисления древних в одинаковой мере касались как духовного продвижения человечества, так и физического. Не трудно понять тесное взаимоотношение, находимое древними между циклами природы и человечеством, если мы не забудем их веру в постоянное и мощное воздействие планет на судьбы человечества. Хиггинс правильно полагал, что цикл индийской системы в 432000 является истинным ключом к сокровенному циклу. Но его неудача в попытке расшифровать его – явная, ибо так как этот цикл относится к тайнам творения, – то он изо всех самый неприступный. Он был повторен в символических числах только в халдейской «Книге Чисел», если она сохранилась, и то ее не следует искать в библиотеках, так как она является одной из самых древних Книг Гермеса,[55] количество которых в настоящее время неопределенно. Вычисляя посредством сокровенного периода Великий Нерос или индийские кальпы, некоторые каббалисты, математики и археологи, ничего не знающие о сокровенных вычислениях, превратит вышеприведенное количество в 21000 лет в 24000 лет, считая это длительностью Великого Года, так как они думали, что последний период в 6000 лет относится только к обновлению нашей планеты. Хиггинс дает этому объяснение, что в древности думали, что равноденствия следовали со скоростью 2000, а не 2160 лет в одном знаке; и таким образом длина Великого Года получилась бы четыре раза по 6000 или 24000 лет. «Отсюда», – говорит он, – «могли возникнуть их чрезвычайно удлиненные циклы, так как с Великим годом произошло бы то же самое, что и с обычным годом, пока он описал бы чрезвычайно удлиненную окружность и опять вернулся на исходную точку». Поэтому он объясняет эти 24000 следующим образом: «Если угол, который плоскость эклиптики образует с плоскостью экватора, уменьшался бы постепенно и регулярно, как до самого последнего времени это предполагалось, то эти две плоскости совпали бы через, приблизительно, десять веков, 6000 лет; еще через десять веков, 6000 лет, Солнце находилось бы расположенным на Южном полушарии сравнительно так же, как оно ныне расположено на Северном; еще через десять веков, 6000 лет, эти две плоскости снова совпали бы; а еще через десять веков, 6000 лет, оно оказалось бы расположенным снова там, где оно находится теперь, по истечении около двадцати четырех или двадцати пяти тысяч лет всего. Когда солнце прибудет на экватор, десять веков или 6000 лет кончатся, и мир будет уничтожен огнем; когда оно прибудет на южную точку, он будет разрушен водою. И таким образом он будет разрушаться в конце каждых 6000 лет или десяти нерос» [52].

Этот метод вычисления посредством неросов, совершенно не принимая во внимание тайну, в каковую древние философы, принадлежащие к жреческому классу, облекали свои знания, – привел к величайшим ошибкам. Это привело евреев, так же как и некоторых христианских платоников, к утверждению, что мир будет разрушен в конце периода шести тысяч лет. Гейл показывает, насколько крепко это верование укоренилось в евреях. Это также заставило современных ученых потерять всякую веру в гипотезы древних. Это способствовало возникновению разнообразных религиозных сект, которые подобно адвентистам нашего времени, все время живут в ожидании приближающегося светопреставления.

Так же, как наша планета совершает в течение года оборот вокруг солнца и в то же время в течение каждых двадцати четырех часов совершает оборот вокруг своей оси, пробегая, таким образом, меньшие циклы внутри большего, так и работа меньших циклических периодов завершается и снова начинается внутри Великого Сароса. Оборот физического мира, согласно древней доктрине, сопровождается таким же оборотом в мире мыслительном – духовная эволюция мира совершается циклами так же, как физическая. Поэтому в истории мы наблюдаем регулярное чередование приливов и отливов развития человечества. Великие царства и империи мира сего после достижения кульминационного взлета своего величия снова опускаются вниз в соответствии с тем же законом, по которому они когда-то поднимались; и человечество опустившись до самой низкой точки, снова собирается с силами и опять восходит, причем высота его восхождения, по закону прогрессии циклов, на этот раз будет немного выше той точки с которой оно последний раз начало свой спуск. Деление истории человечества на Золотой, Серебряный, Медный и Железный века не есть выдумка. То же самое мы видим в литературе народов. После века великой вдохновенности и неосознанного творчества непременно наступает век критиканства и сознательности. Первый доставляет материал для анализирующего и критикующего рассудка второго.

Таким образом, все те великие личности, которые подобно гигантам возвышаются в истории человечества, как Будда Сидхарта и Иисус в области духовной и Александр Македонский и Наполеон в области физических завоеваний – только отражение изображения человеческих типов, существовавших десятки тысяч лет до этого в предыдущих эпохах, снова воссозданные таинственными силами, управляющими судьбами нашего мира. Нет ни одной выдающейся личности во всех анналах как священной, так и светской истории, чьих прототипов мы не смогли бы обнаружить в полувыдуманных и в полудействительных преданиях давно исчезнувших религий и мифологий. Как звезда, мерцающая на неизмеримом расстоянии над нашими головами в беспредельности неба, отражается в спокойных водах озера, так и образы людей допотопных веков отражаются в периодах времени, охватываемого взорами истории.

Мир всегда неблагодарен по отношению к своим великим людям. Флоренция воздвигла памятник Галилею, но едва упоминает Пифагора. Галилей имел верное руководство в трактатах Коперника, которому пришлось бороться против всемирно установившейся системы Птолемея. Но ни Галилей, ни современная астрономия не являлись открывателями местоположения планетных тел. Тысячи лет до этого расположение планетных тел преподавалось мудрецами Средней Азии, и было принесено оттуда Пифагором не как домысел, а как установленная наука.

Истинно, только в древности мы должны искать истоки всего. Как хорошо выразился Харгрейв Дженнингс, когда говорил о пирамидах, и как правдивы его слова, когда он спрашивает:

Она возможна. Тридцать лет тому назад, когда первые стуки Рочестера разбудили дремлющее внимание к реальности невидимого мира; когда слабый шорох легких постукиваний превратился постепенно в поток, который наводнил всю планету, – спиритуалистам пришлось вступить в борьбу с двумя мощными силами – с богословием и с наукой. Но теософам приходится выступать против всего мира и первым делом против спиритуалистов.

«Есть личный Бог и есть личный Дьявол», – как гром гремит христианский проповедник. «Анафема тому, кто осмелится сказать, что их нет». – «Нет личного Бога, за исключением серого вещества нашего мозга», – презрительно отвечает материалист. «И нет никакого Дьявола. И трижды идиот тот, кто говорит, что он есть». А тем временем оккультисты и истинные философы не прислушиваются ни к одному из этих двух спорщиков и упорно продолжают работу. Ни один из них не верит в абсурдного вспыльчивого и непостоянного Бога суеверия, но все они верят в добро и зло. Наш человеческий рассудок, эманация конечного ума, без сомнения, неспособен постичь божественный ум, бесконечное и беспредельное существо; и, строго логично, то, что превосходит наше понимание и что останется совершенно непостижимым для наших чувств, то не может существовать, следовательно, и не существует До сего места конечный рассудок согласен с наукой и говорит: «Нет Бога». Но с другой стороны, наше Эго (я) – то, которое живет и думает, и чувствует себя независимым от нас в нашей смертной оболочке – более чем верит, оно знает, что есть Бог в природе, ибо этот единственный непобедимый Строитель всего живет в нас так же, как мы живем в Нем. Никакая догматическая вера или точная наука не в состоянии искоренить это интуитивное ощущение, прирожденное человеку, когда он однажды полностью это осознал.

Человеческая натура подобна вселенской натуре в том, что она не терпит пустоты. Она чувствует интуитивное томление по Верховной Власти. Без Бога космос выглядел бы как бездушный труп. Так как человеку было запрещено искать Бога в единственном месте, где можно обнаружить Его следы, то он заполнил эту болезненную пустоту личным Богом, которого его духовные учителя построили для него из рассыпающихся развалин языческих мифов и седых философий старины. Как же иначе объяснить обильное появление новых сект, которые растут как грибы, причем некоторые из них до невозможности абсурдны? У человечества имеется одно прирожденное неудержимое желание, которое должно быть удовлетворено любою религиею, которая вытеснит догматическую ничем не доказанную и не доказуемую теологию наших христианских веков. Это – желание получить доказательства бессмертия. Сэр Томас Браун выразил это так:

Пусть появляется любая религия, которая в состоянии дать эти доказательства (бессмертия души) в виде научных фактов, и тогда ныне существующая система религиозных верований будет поставлена перед альтернативой или подтвердить свои догмы такими фактами, или же окончательно потерять уважение и любовь христианского мира. Многие христианские священнослужители были вынуждены признаться, что у них нет никакого достоверного источника, откуда человек мог бы получить уверенность о какой-либо загробной жизни. Как же тогда могло такое верование (о загробной жизни) устоять у всех народов в течение бесчисленных веков, если людям, как цивилизованным, так и диким, не давались наглядные доказательства? Не является ли само существование такого верования свидетельством, что и размышляющий философ и нерассуждающий дикарь оба были вынуждены признавать то, о чем им свидетельствовали чувства? И если в отдельных случаях призрачные иллюзии могли возникнуть от физических причин, то, с другой стороны, в тысячах случаев привидения людей вели беседы с несколькими собеседниками сразу, которые и видели, и слышали привидение коллективно, и совсем не могли быть помешавшимися в уме.

Величайшие мыслители Греции и Рима смотрели на такие вещи, как на доказанные факты. Они различали привидения по категориям: манас, анима и умбра; манас после смерти человека спускался в подземный мир; анима или чистый дух поднимался на небеса, а ненаходящий себе покоя умбра (земными влечениями привязанный к земле) скитался около своей могилы, так как в нем преобладали материальные влечения, мешающие ему подниматься в высшие сферы.

говорит Овидий, высказываясь о троичной конституции душ.

Но все такие определения должны быть подвергнуты тщательному анализу философии. Слишком многие из наших мыслителей не считаются с тем, что многочисленные изменения в языках, аллегорическая фразеология и очевидная тенденция к секретности мистиков-писателей старины, принявших обязательство никогда не разглашать торжественных таинств святилища, – могли ввести в большие заблуждения переводчиков и комментаторов. Фразы средневековых алхимиков они понимали только буквально, и даже завуалированный символизм Платона, вообще, неправильно понят современными учеными. Когда-нибудь они научатся лучше понимать, и тогда они узнают, что метод крайнего несессарианизма применялся древними так же, как он применяется в современной философии, что с первых веков существования человека основные истины обо всем, что нам позволено узнать на земле, находились в надежном хранении адептов святилища; что различия в верованиях и в религиозных проявлениях только внешние, и что те стражи первичных божественных откровений, которые разрешили все проблемы, поддающиеся человеческому уму, – были связаны вместе в одно вселенское братство, которое образовало непрерывную цепь вокруг планеты. Пусть филология и психология находят конец этой нити. Когда этот конец будет найден, тогда можно будет удостовериться, что путем ослабления одной только петли старых религиозных систем можно распутать всю цепь тайны.

Пренебрежение и отказ от этих доказательств загнали такие выдающиеся умы, как Хэер и Уоллес и других сильных людей в загон спиритуализма. В то же время это пренебрежение и отказ вынудили других, отроду лишенных духовной интуиции, впасть в грубый материализм, который фигурирует под различными именами.

Но мы не видим надобности сейчас продолжать обсуждение этого предмета. Ибо, хотя по мнению большинства наших современников, всего-то был только один день учености, в утренних сумерках которого стояли философы древности, а весь блеск яркого света полудня – целиком наш; и хотя свидетельства множеств древних и средневековых мыслителей как бы оказались ничего не стоящими для современных экспериментаторов, точно бы мир начал существовать с первого века нашей эры, и точно бы все знание только самого недавнего происхождения – мы не теряем ни надежды, ни отваги. Данный момент как нельзя более благоприятен для пересмотра древних философий. Археологи, филологи, астрономы, химики и физики все ближе и ближе приближаются к той точке, где они будут вынуждены считаться с ними. Физическая наука уже достигла границ своих исследований; догматическое богословие видит, что высохли родники ее вдохновения. И если эти признаки не будут замечены, то, все равно, приближается день, когда население нашей планеты получит доказательства, что только древние религии были в гармонии с природой, и что древняя наука охватывала все, что могло быть познано. Долго хранившиеся секреты могут быть раскрыты, давно забытые книги и давно утерянные искусства могут быть опять вынесены на свет, папирусы и пергаменты неоценимого значения могут подвергнуться и оказаться в руках людей, притворяющихся, что обнаружили их, разбинтовывая мумии, или наткнулись на них в тайниках. Каменные плиты и колонны, чьи скульптурно изображенные откровения ошеломят богословов и смутят ученых – все еще могут быть открыты и переведены. Кто знает возможности будущего? Эра освобождения от иллюзий и перестройки скоро начнется – нет! она уже началась! Цикл почти что завершил свой круг; новый цикл вскоре начнется, и будущие страницы истории могут содержать в себе полное свидетельство и дать полное доказательство, что

Глава II Феномен силы

Достаточно ли человеку знать, что он существует? Достаточно ли иметь форму человеческого существа, чтобы заслужить обращение – ЧЕЛОВЕК? У нас решительно такое впечатление и убеждение, что для того, чтобы стать настоящим духовным существом, что под этим обращением подразумевается, – человек сперва должен заново пересоздать самого себя, т. е. тщательно очистить свои ум и дух не только от преобладающего влияния эгоизма, себялюбия и других нечистот, но также и от заразы суеверия и предрассудков. Последние весьма отличаются от того, что мы обычно называем антипатиями и симпатиями. Сперва мы бываем неотразимо и нечаянно затянуты в их темный круг тем особым воздействием, тем мощным током магнетизма, который излучается из идей так же, как и из физических тел. Мы им окружены, и моральная трусость – боязнь общественного мнения – мешает нам выйти из этого круга. Редко бывает, что люди рассматривают какое-либо явление в правильном или ложном освещении, пользуясь своим собственным свободным суждением. Как раз наоборот. Обычно выводы делаются слепым подчинением ходячему в этот час мнению среди тех, с кем человек в то время водится. Член церковного прихода не станет платить за свое кресло в церкви абсурдно высокой платы ничуть больше, чем материалист захочет дважды пойти на лекцию Гёксли об эволюции не потому, что они считают правильным так поступать, а только потому, что господин такой-то и госпожа такая-то так поступили, и они сами тоже являются этими ТАКИМИ-ТО.

То же самое в отношении всего остального. Если бы психология имела своего Дарвина, то происхождение человека, поскольку это касается его нравственных качеств, могло бы оказаться неотделимо связанным с происхождением его физической формы. Общество в своем раболепии наводит разумного наблюдателя на мысль, что в подражательстве сходство между людьми и обезьянами даже более поразительно, чем это описал по внешним признакам великий антрополог. Эти многие разновидности обезьян – «издевательские карикатуры на нас самих» – кажется, эволюционировали лишь с целью снабдить определенный класс роскошно разодетых людей материалом для генеалогических деревьев.

Наука с каждым днем все быстрее приближается к великим открытиям в химии, физике, органологии и антропологии. Ученые люди должны бы быть свободными от предвзятых мнений и предрассудков всякого рода; все же, хотя мышление и высказывание мнений свободны, ученые остались такими же, как люди в старину. Утопистом-мечтателем является тот, кто думает, что человек когда-либо меняется в своей сущности вместе с появлением и разработкой новых идей. Верхний слой земли может быть хорошо удобрен и может с каждым годом приносить все больше плодов, но копни немного глубже верхнего плодоносящего слоя, и там обнаружится та самая почва, какою она была до проведения первой борозды.

Не так уж много лет тому назад человека, который подвергал сомнению какую-либо богословскую догму, сразу клеймили как иконоборца и неверного. Voe victis![56] … Теперь наука победила. Но победитель в свою очередь претендует на ту же самую непогрешимость, хотя точно в такой же мере не может доказать свое право на нее. – Tempora mutantur et nos mutamur in illis»,[57] – поговорка доброго старого Лотаря приложима в этом случае. Тем не менее, мы чувствуем, что у нас как будто есть какое-то право сомневаться в верховных жрецах науки.

В течение многих лет мы наблюдали за развитием и ростом этого яблока-раздора – СОВРЕМЕННОГО СПИРИТУАЛИЗМА. Будучи знакомыми с его литературой и в Европе, и в Америке, мы близко и с большим интересом следили за его бесконечными полемиками и противоречивыми гипотезами. Многие образованные мужчины и женщины – еретики-спиритуалисты, разумеется, – пытались исследовать этот протее-подобный изменчивый феномен. Единственным результатом было, что они пришли к следующему выводу: каковы бы ни были причины постоянных неудач, будь в этом виноваты или сами исследователи или та таинственная Сила, которая производит феномены, доказано по крайней мере, что по мере того, как психологические проявления увеличиваются в частоте и по разнообразию, – мрак, окружающий их происхождение, становится все более непроницаемым.

Что засвидетельствованы, в самом деле, явления, таинственные по своей натуре, вообще и, может быть, неправильно называемые духовными – это теперь бесполезно отрицать. Делая большую скидку на долю ловкого обмана, мы считаем, что того, что осталось, вполне достаточно, чтобы потребовать от науки тщательного исследования. «E pur se muove»,[58] – фраза, произнесенная века тому назад, перешла в категорию домашнего обихода. Теперь уже не требуется отвага Галилея, чтобы швырнуть ее в лицо Академии. Психологические феномены теперь уже сами пошли в наступление.

Позиция, занятая по этому вопросу современными учеными такова, что будь даже происхождение некоторых таинственных явлений в присутствии медиумов фактом, то нет доказательств, что они не обязаны своим возникновением ненормальному нервному состоянию этих индивидуумов. Возможность что феномены могут быть произведены возвратившимися на землю человеческими духами не может быть принята к рассмотрению, пока тот, первый вопрос но решен. Мало исключений из занявших такую позицию. Несомненно, обязательство доказывать лежит на тех, кто утверждает, что феномены совершаются силами духов. Если бы ученые взялись по настоящему, с душой, за этот предмет, проявляя серьезное желание разрешить эту запутанную тайну, – их ни в чем нельзя было бы упрекнуть. Правда великое большинство «духовных» сообщений рассчитано на то, чтобы вызвать возмущение даже посредственных исследователей. Даже когда эти феномены неподдельны, они тривиальны банальны и часто вульгарны. В течение последних двадцати лет мы получили через разных медиумов послания якобы от Шекспира, Байрона, Франклина, Петра Великого, Наполеона и Жозефины, и даже от Вольтера. Общее впечатление у нас создалось такое, что французский завоеватель и его супруга, кажется, забыли, как правильно писать или произносить слова. Шекспир и Байрон стали хроническими пьяницами, а Вольтер впал в слабоумие. Кто может упрекнуть людей, выработавших в себе привычку к точности, или даже просто хорошо образованных людей за то, что они поспешили с выводом что если на поверхности лежит столько осязаемого обмана и лжи, то едва ли там можно обнаружить какую-либо истину при исследовании до конца? Барышничанье около знаменитых имен, от имени которых даются идиотские сообщения, настолько привели научные желудки в состояние несварения, что они даже не могут усвоить великой истины, которая лежит на телеграфическом плоскогорье этого океана физических явлений. Люди судят о спиритуализме по его поверхности покрытой пеной и накипью. Но они могли бы с таким же правом утверждать, что в море совсем нет чистой воды, если на поверхности моря плавают масляные пятна. Поэтому если мы, с одной стороны, не очень можем упрекнуть ученых за то что они от ступили назад от того что на первый взгляд выглядело таким отвратительным, – мы все же упрекаем и имеем право упрекнуть их за нежелание исследовать глубже. Ни жемчужин, ни отшлифованных бриллиантов не находят так – прямо лежащими на земле; и эти люди действуют так же не мудро, как действовал бы водолаз-искатель жемчуга, который отказался взять устричную раковину лишь потому что у нее неприятная слизкая внешность, хотя в ней могла быть скрыта жемчужина.

Даже справедливые и суровые упреки от некоторых их лидеров не помогают, и боязнь со стороны людей науки исследовать такой непопулярный предмет, кажется перешла уже во всеобщую панику. «Феномены преследуют ученых, а ученые убегают от феноменов», – очень к месту указывает А. Н. Аксаков в содержательной статье о медиумизме в Петербургском ученом комитете. Позиция занятая корпорацией профессоров по отношению к этому предмету, который они обещали исследовать, была целиком просто позорна. Их скороспелый и заранее подготовленный доклад настолько неполный пристрастный и неубедительный, что вызвал насмешливые протесты даже у неверящих.

На логическую непоследовательность наших ученых джентльменов, выступающих против спиритуализма, как такового в принципе – прекрасно указал Джон Фиск – сам член их корпорации. В недавно вышедшем философском труде «Невидимый мир» доказывая, что уже по самому смыслу слов материя и дух, понятно, что дух не может быть продемонстрирован чувствами и поэтому никакая теория о нем неподсудна научным испытаниям – он наносит жестокий удар своим коллегам следующими строками:

Но ученые этого не сделают. Они пришли в ярость при виде храброй, верной и в высшей степени заслуживающей похвалу капитуляции таких превосходных людей, как Уоллес; они даже отказываются принять благоразумную и сдержанную линию поведения мистера Крукса.

Никакого другого утверждения не выдвигается по поводу мнений, содержащихся в настоящем труде, как только то, что они обоснованы на многолетнем изучении древней магии и ее современной формы – спиритуализма. Первую, даже теперь, когда феномены подобного же рода стали такими же знакомыми всем, обычно приписывают ловкому трюкачеству. Последнюю же, когда неопровержимые свидетельства исключают возможность объявить ее шарлатанством, называют всеобщими галлюцинациями.

Многие годы скитаний среди «языческих» и «христианских» магов, оккультистов, месмеристов и tutti quanti[59] к белой и черной магии должны бы быть достаточными – мы думаем, – чтобы иметь право чувствовать себя компетентным для установления правильного взгляда по этому весьма сложному вопросу. Мы общались с факирами, святыми людьми Индии и видели, как они сообщаются с питри. Мы наблюдали собрания и modus operandi[60] воющих и пляшущих дервишей; были в дружеских отношениях с марабутами европейской и азиатской Турции, и мало осталось секретов у заклинателей змей Дамаска и Бенареса, которых нам не удалось бы изучить. Поэтому когда ученые, у которых не было возможности и случая жить среди этих восточных фокусников, и которые в лучшем случае, могут судить только поверхностно, – говорят нам, что в их представлениях нет ничего, кроме трюков фокусничества, – мы не можем не чувствовать глубокого сожаления за такие поспешные заключения. Что такие претенциозные заявления делаются без тщательного анализа сил природы, и в то же самое время проявляется такое непростительное пренебрежение к вопросам чисто физиологического и психологического характера, и что поразительные феномены отрицаются без исследования и безапелляционно – это есть проявление несостоятельности, сильно отдающее робостью, если не моральным уклонением.

Поэтому, если мы когда-нибудь получим от какого-либо современного Фарадея то же самое едкое замечание, которое было сделано годы тому назад одним джентльменом, когда, больше по причине искренности, нежели вследствие хорошего воспитания, он сказал, что «многие собаки обладают большей способностью к логическим выводам, нежели некоторые спиритуалисты» [77], то мы боимся, что нам придется на этом настаивать. Оскорбление не есть аргумент и, менее всего, доказательство. Тем, что Гёксли и Тиндаль обозвали спиритуализм «унизительным верованием» и восточную магию «фокусничеством» – тем они не могут отнять от истины ее достоверность. Скептицизм, исходит ли он из ученых или из невежественных мозгов – не в состоянии опрокинуть бессмертие наших душ – если бессмертие есть факт – и не может ввергнуть их в посмертное уничтожение. «Рассудок подвержен заблуждениям», – говорит Аристотель; то же самое и с людскими мнениями; и личные взгляды наиболее ученого философа часто бывают более склонны оказаться неправильными, чем здравый рассудок его собственного неграмотного повара. В «Сказках о нечестивом калифе» Барачиаса Хасан Оглу аравийский мудрец ведет поучительную беседу.

Эти представители современной науки на обоих полушариях, кажется никогда не проявляли больше презрения и горьких чувств к неразрешимой тайне, нежели с тех пор, как мистер Крукс приступил к исследованиям феноменов в Лондоне. Этот храбрый джентльмен был первым, кто представил публике одного из тех якобы «материализованных» часовых, которые охраняют запретные врата. Следом за ним несколько других членов ученой корпорации проявили редко встречаемую честность, соединенную со значительной храбростью, которую, ввиду непопулярности исследуемого предмета, можно считать героической, и приступили к исследованиям феноменов.

Но, увы [78, с. 25] хотя дух, действительно, хотел, но смертная плоть оказалась слаба. Они не могли вынести высмеивания, и таким образом тяжелейшее бремя легло на плечи мистера Крукса. Отчет о плодах, какие этот джентльмен пожал со своих беспристрастных исследований, и о благодарности, какую он за это получил от своих собратьев ученых, можно найти в его трех статьях под заголовком «Исследование явлений спиритуализма».

По истечении некоторого времени члены Комитета Диалектического общества и мистер Крукс, который применил к своим медиумам наиболее жесткие контрольные средства, исключающие обман, были вынуждены под давлением нетерпения общественности сообщить в немногих словах, что они видели. Но что могли они сказать, кроме правды? Таким образом, они были вынуждены признать:

1. Что феномены, по крайней мере, те, которым они являлись свидетелями, были неподдельные, и что подделывать их было невозможно; таким образом было наглядно доказано, что проявления какой-то неизвестной силы могут быть произведены и были произведены.

2. Что были ли эти феномены произведены развоплощенными духами или аналогичными им существами, – они не могут этого сказать, но что эти манифестации, совершенно разрушающие многие предвзятые теории, касающиеся естественных законов, – происходили, это было неотрицаемо. Некоторые из этих феноменов произошли в их собственных семьях.

3. Что несмотря на их объединенные усилия, направленные к противоположному, кроме установления неоспоримого факта реальности феноменов и «проблесков от процессов природы, не уложившихся еще в закон» [78], они, пользуясь выражением графа де Габалиса, «не могут отличить головы от хвоста в этом деле».

Но это как раз было то, чего скептическая публика никак не ожидала и не хотела. Еще до того, как заключение Крукса, Барли и Диалектического общества было объявлено, с нетерпением ждали поражения верящих в спиритуализм. И теперь такое признание со стороны их собратьев-ученых было слишком унизительно для гордости даже тех, кто робко сами уклонились от исследований. Рассматривалось превысившим границы дозволенного, что такие вульгарные и отвратительные проявления феноменов, которые всегда, с общего согласия образованных людей, считались бабушкиными сказками, годными только на то, чтобы забавлять горничных и приносить доход профессиональным сомнамбулам – что эти манифестации, осужденные Парижской академией наук на забвение – могли так нагло избегнуть разоблачения в руках знатоков физических наук.

Буря возмущения последовала за признанием. Мистер Крукс описывает это в своей статье о «Психической энергии». Очень к месту он приводит цитату из Гальвани:

После затраты своей энергии на такие вздорные теории, как «бессознательная мозговая деятельность», «невольные мускульные сокращения» и на одну исключительно смешную теорию «хрустящих суставов» (le muscle craqueur); после всяких отчаянных усилий добиться ее постыдных провалов из-за упрямого существования Новой Силы и, наконец, после сведения на нет, эти filii diffidentiae[61] – как Св. Павел назвал их класс – пришли к решению с возмущением отойти от всего этого дела. Пожертвовав своей храбро упорствующей братией, как жертвой всесожжения на алтаре общественного мнения, они молчаливо с достоинством удалились. Предоставив арену исследований более бесстрашным борцам, эти неудачные экспериментаторы навряд ли когда-нибудь снова вернутся на нее [81]. Гораздо безопаснее отрицать реальность таких проявлений, находясь от них на некотором безопасном расстоянии, чем отыскивать для них надлежащее место среди категорий естественных явлений, принятых точной наукой. И как они могут, так как все такие феномены относятся к психологии, а последняя со своими оккультными и таинственными силами представляет terra incognita[62] для современной науки. Таким образом, будучи бессильными объяснить то, что непосредственно исходит из природы самой человеческой души – существование которой большинство из них отрицает – и не желая в то же самое время признаваться в своем невежестве, ученые мстят тем, кто верят свидетельству своих чувств, безо всяких претензий к науке.

«Пинок от тебя, о Юпитер, услада», – восклицает поэт Тредиаковский в одной старой русской трагедии. Хотя и грубыми бывают эти Юпитеры от науки иногда к нам, доверчивым смертным, их обширные познания в менее запутанных вопросах, мы хотим сказать, если не в манерах, – дает им право на уважение со стороны общественности. Но, к несчастью, это не боги, кто громче всех кричат.

Красноречивый Тертуллиан, говоря о Сатане и его бесах, которых он обвиняет, что они всегда подражают работе Творца, дает им название «божьи обезьяны». Удачно для некоторых нынешних ученых, что у нас нет современного Тертуллиана, который заклеймил бы их на нескончаемое презрение определением «обезьяны от науки».

Но вернемся к настоящим ученым.

«Объективные явления, – говорит А. Н. Аксаков, – напирают на представителей точных наук, требуя исследования и объяснения, но верховные жрецы науки перед такой простой задачей… пришли в полное смущение. Этот предмет исследования, кажется, обладает властью не только принудить их совершить предательство по отношению высочайшего морального принципа – истины, но и по отношению высочайшего закона науки – экспериментирования! … Они чувствуют, что под этим таится что-то весьма серьезное. Дело Хэера, Крукса, де Моргана, Варли, Уоллеса, Бутлерова создало панику! Они боятся, что как только они сделают уступку на один шаг – им придется уступить все. Освященные временем принципы, мыслительные спекуляции целой жизни и длинного ряда поколений – все будет поставлено на одну единственную карту!» [81]

Перед лицом того, что произошло с Круксом и Диалектическим обществом, с Уоллесом и покойным профессором Хэером – что можем мы ожидать от наших научных светил? Их отношение к неотрицаемым феноменам само по себе является другим феноменом. Оно, просто, непостижимо, если мы не допустим возможности другого психологического заболевания, такого же таинственного и заразительного, как водобоязнь. Хотя мы и не претендуем на честь этого нового открытия, мы тем не менее предлагаем признать это заболевание под именем научной психофобии.

Им следовало бы научиться к этому времени в школе горького опыта, что они могут положиться на самостоятельность позитивных наук только до одной определенной точки; и что до тех пор, пока в природе будет существовать хоть одна необъясненная тайна, – им опасно произносить слово «невозможный».

В «Исследованиях явлений спиритуализма» [77] мистер Крукс выносит на выбор читателя восемь теорий «чтобы объяснить наблюдаемые феномены».

Эти теории суть следующее:

«Первая теория – Все феномены суть ловкие трюки, хитро устроенные механические приспособления или ловкость рук, медиумы – самозванцы, обманщики, а вся остальная компания – глупцы.

Вторая теория – Люди, участвующие на сеансах спиритуалистов, являются заболевшими своего рода манией или самообманом и воображают, что происходят феномены, которые реально, объективно не существуют.

Третья теория – Все это результат сознательной или бессознательной мозговой деятельности.

Четвертая теория – Это результат духа медиума, возможно, в сообществе с духами некоторых или всех присутствующих.

Пятая теория – Это деяния злых духов или дьяволов, олицетворяющих кого или что им угодно, чтобы подорвать христианство и совратить человеческие души. (Это теория наших богословов).

Шестая теория – Это деяния существ особого порядка, живущих на нашей земле, но невидимых и нематериальных для нас. Однако, они все же способны время от времени проявлять свое присутствие, известное почти во всех странах и во все века под видом демонов (не обязательно плохих), гномов, фей, кобольдов, эльфов, гоблинов, паков и т. д. (Одно из утверждений каббалистов).

Седьмая теория – Это деяния умерших человеческих существ. (Преобладающая теория спиритуалистов).

Восьмая теория – (Это – психическая энергия)… дополнение к четвертой, пятой шестой и седьмой теориям».

Первая из этих теорий, оказавшейся состоятельной только в исключительных, хотя, к несчастью, все же в слишком частых случаях, – должна быть исключена, как не имеющая существенного отношения к самим феноменам, как таковым. Теории вторая и третья являются разрушающимся последним оплотом окопавшихся скептиков и материалистов, и остаются, как говорят юристы, – Adhuc sub judice lis est».[63] Таким образом, в настоящем труде нам предстоит разобраться только с остальными четырьмя, восьмая и последняя, по мнению мистера Крукса, «является лишь необходимым дополнением» к другим.

Насколько даже научное мышление подвержено заблуждениям, мы увидим, если только сравним несколько статей по спиритуалистическим феноменам, которые были талантливо написаны джентльменом, опубликованных с 1870 по 1875 годы. В одной из его первых статей мы читаем:

А в 1875 г. мы читаем за его же подписью подробнейшие и весьма интересные описания материализованного духа Кети Кинг![64]

Едва ли возможно полагать, что мистер Крукс мог находиться под электро-биологическим влиянием или во власти галлюцинаций в течение двух или трех лет подряд. «Дух» появлялся в его собственном доме, в его библиотеке, при самых жестких контрольных условиях: его видели, щупали и слышали сотни людей.

Но мистер Крукс отрицает, что он когда-либо принимал Кети Кинг за развоплощенного духа. Кто же тогда это был? Если это не была мисс Флоренс Кук, и его слово служит для нас достаточной гарантией этому, тогда это был или дух кого-либо из живших на земле, или же одна из сущностей, прямо подпадающих под шестую теорию из восьми, предлагаемых публике на выбор выдающимся ученым. Это, должно быть, одна из сущностей тех категорий, которых называют феями, кобольдами, гномами, эльфами, гоблинами или паками.[65]

Да; Кети Кинг должна бы быть феей-Титанией. Потому что только к фее, по-настоящему, может быть приложимо следующее поэтическое излияние, которое приводит мистер Крукс, описывая этого чудесного духа:

Итак, после того как написал в 1870 году суровый приговор против спиритуализма и магии, после того, как сказал, что в то время он даже думал, что «в целом спиритуализм или суеверие, или, по крайней мере, необъяснимый трюк, обман чувств»,[67] – мистер Крукс в 1875 году заканчивает свое письмо следующими памятными словами:

Это последнее замечание, кроме того, убедительно доказывает, что: 1. Несмотря на полную убежденность Крукса, что эта особа, называющаяся Кети Кинг, была ни медиумом, ни сообщником в каком-либо обмане, но, как раз наоборот – неизвестной силой природы, которая подобно любви – «смеется над замочных дел мастером»; 2. Что эта не опознанная форма силы, хотя и стала для него «не делом мнения, но абсолютного знания», – выдающийся исследователь все еще не оставил своего скептического отношения к этому вопросу. Короче говоря, он твердо верит в подлинность феномена, но не может примириться с мыслью, что Кети Кинг – душа какого-то умершего человека.

Нам кажется, что постольку, поскольку дело касается предрассудков, мистер Крукс разрешает одну загадку путем создания другой: obscurum per obscurius.[68] Другими словами, отвергая «дешевый осадок спиритуализма», отважный ученый теперь сам по собственной воле бросается в «бездну магии и некромантии»!

Признанные законы физической науки объясняют только некоторые из более объективных из так называемых спиритуалистических феноменов. В то время как эти законы помогли установить реальность некоторых видимых проявлений некой неизвестной силы, они пока что не дали возможности ученым контролировать по желанию даже эту часть феноменов. Дело в том, что профессора еще не открыли необходимых условий, обусловливающих феномены. Они должны настолько же углубиться в изучение тройной природы человека – физиологической, психологической и божественной – насколько углубились их предшественники: колдуны, маги и чародеи древности. Вплоть до настоящего времени, даже те, кто вели исследования феноменов так же тщательно и беспристрастно, как мистер Крукс, оставляли в стороне причину феноменов, как нечто, что теперь невозможно раскрыть, если, вообще, ее когда-либо можно будет раскрыть. Они беспокоились об этом не более, чем о первопричине космических феноменов корреляции энергий, чьи бесконечные следствия они с таким усердием наблюдают и классифицируют. Направление их исследований настолько же неразумно, как неразумна попытка человека, пытающегося открыть источник реки, двигаясь по направлению к ее устью. Это настолько сузило их взгляды на возможности закона природы, что самые простые формы оккультных феноменов вызвали их отрицание, что они не могут быть, если чудеса невозможны; а так как это научный абсурд, то физические науки в последнее время стали терять престиж. Если бы ученые вместо того, чтобы отрицать чудеса, стали бы их изучать, то многие сокровенные законы, известные древним, снова были бы открыты.

«Убеждение», – говорит Бэкон, – «приходит не путем доказательств, а путем опыта».

Древние всегда очень отличались, особенно халдейские астрономы и маги, своею большою любовью и устремлением к знанию по всем отраслям науки. Они пытались проникнуть в тайны природы тем же путем, что и наши современные естествоиспытатели, тем единственным методом, которым эта цель может быть достигнута, а именно, экспериментальными исследованиями и рассуждением. Если наши современные философы не в состоянии понять того факта, что древние проникли глубже, чем они сами в тайны вселенной, то это еще не есть обоснованная причина, чтобы не признать за древними части этих знаний и обвинять их в суеверии. Никто не дает права на такое обвинение; и каждое новое археологическое открытие выступает против такого утверждения. Как химикам, им не было равных, и в своем знаменитом письме «О потерянных знаниях» Уэнделл Филлипс говорит:

Секрет тягучего стекла, которое «будучи подвешено за один конец в течение 20 часов под собственной тяжестью, вытягивалось в тонкую нить, которую можно было обернуть вокруг вашей руки», в наших цивилизованных странах будет так же трудно открыть, как совершить полет на Луну.

Изготовление стеклянной чаши, принесенной одним изгнанником в Рим во время царствования Тиберия, чаши, которую он швырнул на мраморный пол и которая не рассыпалась, не разбилась при падении, а «получила только небольшую вмятину», которую тут же легко молотком выправили, – исторический факт. Если в нем сомневаются, то лишь потому, что наши современники не в состоянии сами это сделать. И все же в Самарканде в некоторых тибетских монастырях такие чаши и стеклянную посуду можно обнаружить по сей день; более того, существуют люди, которые заявляют, что они могут сделать то же самое в силу своего знания, высмеянного и всегда ставившегося под сомнение алкахеста – универсального растворителя. Это действующее вещество, которое Парацельс и Ван Гельмонт описывают, как некую жидкость в природе, «способную довести все подлунные тела как однородные, так и составные, до их ens primum, или изначальной материи, из которой они возникли; или же довести до состояния однородной равномерной и годной для питья жидкости, которая соединяется с водою и соками всех тел, удерживая при этом свои основные свойства, но если ее опять смешать с самой собою, то этим же она будет превращена в простую воду». Какая невозможность препятствует нам поверить в это? Почему алкахест не должен существовать и почему эту идею мы должны рассматривать, как утопию? Или это опять потому, что наши современные химики не могут создать его? Ведь, несомненно, совсем не требуется большого усилия мышления, чтобы прийти к заключению, что все тела должны были первоначально возникать из какой-то первичной материи, и что эта материя, согласно данным астрономии, геологии и физики, была жидкой. Почему бы золоту, о происхождении которого ученые так мало знают, не быть вначале первичной основной материей, тяжелой жидкостью, как говорит Ван Гельмонт, «по своей природе или по прочному сцеплению между частицами, которая впоследствии и обрела плотные формы»? Кажется, что очень мало абсурдного в вере в «универсальный ens, который растворяет все тела в их ens genitale». Ван Гельмонт называет его

Вот в эту, именно, жидкость создатели тягучего стекла, как они заявляют, погружают на несколько часов обычное стекло, чтобы оно приобрело тягучесть.

У нас имеется наготове осязаемое доказательство таких возможностей. Один иностранный корреспондент Теософического общества, известный практикующий врач, который изучал оккультные науки свыше тридцати лет, сумел добыть то, что он называет «истинным маслом золота», т. е. первичный элемент. Химики и физики видели и рассматривали его и были вынуждены признать, что они не знают, как он получается, и сами не в состоянии создать таковой. Что этот открыватель не желает, чтобы его имя стало известно теперь, в этом нет ничего удивительного. Высмеивание и предрассудки публики иногда опаснее инквизиции прошлого. Эта «Адамова земля» – ближайший сосед алкахеста и представляет величайший секрет алхимиков. Ни один каббалист не откроет его миру, ибо, как они выражаются на хорошо известном жаргоне: «Раскрытие этого дало бы объяснение всех „козырей“ алхимиков, а также и знание того, как эти козыри бьются», это тот секрет, на овладение которым Томасу Вогану (Евгений Филалет) потребовалось 20 лет.

По мере того как заря физических наук переходила в яркий день, духовные науки все глубже и глубже погружались в ночь и, в свою очередь, их стали отрицать. Так что в настоящее время на этих величайших знатоков психологии смотрят, как на «невежественных и суеверных предков», так же как на шарлатанов и фокусников, потому что, несомненно, солнце современной учености сияет сегодня так ярко, что стало аксиомой, что философы и люди науки в древности не знали ничего и жили во мраке суеверия. Но их клеветники и поносители забывают, что их солнце сегодняшнего дня будет казаться темным по сравнению со светилом завтрашнего дня, справедливо или нет; и так же, как люди нынешнего века считают своих предков невеждами, также и их самих потомки будут считать ничего незнающими. Мир движется циклами. Будущие расы людей будут репродукциями рас давно ушедших; как и мы, вероятно, являемся подобиями тех, кто жили согни веков тому назад. Настанет время, когда те, кто теперь публично клевещут на герметистов, а тайно изучают их пылью покрытые тома, кто плагиазирует их идеи, усваивают и выдают за свои собственные, – получат по заслугам.

«Кто? – честно восклицает Пфаф, – какой человек когда-либо имел более разумные взгляды на природу, чем Парацельс? Он был смелым творцом химических лечебных средств, основателем смелых партий, побеждающим в спорах и принадлежал к тем духам, которые создали в нашей среде новое мышление о бытии. То, что он рассыпал по своим писаниям по поводу философского камня, пигмеев и духов шахт, по поводу знаков, гомункулов и эликсира жизни, и чем многие пользуются, чтобы умалить его, – не может погасить ни нашей благодарной памяти о его главных работах, ни нашего восхищения перед его свободными, смелыми усилиями и перед его благородной разумной жизнью» [82].

Не один патолог, химик, гомеопат и магнетизер утолили свою жажду знаний в его книгах. Фредерик Хуфеланд получил свои теоретические доктрины о заражении от этого средневекового «знахаря», как Шпренгер любит называть того, кто неизмеримо выше его самого. Химман, который делает усилия, чтобы реабилитировать этого великого философа и благородно стремится снять клевету с его памяти, говорит о нем, как о «величайшем химике своего времени» [83]. То же самое делают профессор Молитор [67] и доктор Эннемозер, выдающийся германский психолог [84]. Согласно их критике трудов этого герметиста, Парацельс был «удивительнейшим умом своего века», «благородным гением». Но наши современные светила полагают, что они знают лучше, и идеи розенкрейцеров об элементалях, гоблинах и эльфах потонули в «пропасти магии» и сказок раннего детства.[69]

Мы вполне готовы согласиться со скептиками, что половина или даже больше того, что кажется феноменами, представляет собою более или менее ловкий обман. Недавние разоблачения, особенно «материализующих» медиумов, слишком хорошо доказали этот факт. Несомненно, что и впереди таких обманов предстоит немало, и так будет продолжаться до тех пор, пока контроль не станет таким совершенным и сами спиритуалисты настолько благоразумными, что уже не предоставят возможностей медиумам к обману.

Что думать разумному спиритуалисту о поведении ангелов-водителей, которые после того, как годами монополизировали время, здоровье и средства бедного медиума, вдруг покидают его, когда он более всего нуждается в их помощи? Что только бездушные и бессовестные твари могут быть способны на такую несправедливость. Обстоятельства? – Пустая софистика. Что за духи они, если они, когда нужно, не созовут армию дружественных духов (если таковые имеются), чтобы подхватить, уберечь невинного медиума от ямы, вырытой у его ног? Такое происходило в старину – может произойти и теперь. Привидения являлись до появления современного спиритуализма, и феномены, подобные нашим, происходили во все предшествующие века. Если современные манифестации спиритуализма представляют собою осязаемые факты и являются реальностью, то такою же реальностью и осязаемыми фактами, должно быть, были так называемые «чудеса» в тауматургических свершениях старины, или же если последние являются только выдумками и суеверием, то и первые должны быть такими, так как свидетельства их подлинности не лучше.

Но в этом ежедневно увеличивающемся потоке оккультных феноменов, который несется с одного конца земного шара на другой, хотя две трети оказались подложными – как быть в этом потоке с теми, которые оказались настоящими вне всякого сомнения и придирок? Среди них могут быть найдены сообщения, переданные как через непрофессиональных, так и через профессиональных медиумов – сообщения из высоких источников, обладающие пророческим значением. Часто через малых детей и простодушных невежественных лиц мы получаем философские учения, наставления, поэзию и вдохновенные речи, музыку и живопись, вполне достойные репутации тех авторов, от имени которых они даются. Их пророчества часто подтверждаются и нравственные беседы благотворны, хотя последние редко происходят. Кто эти духи, что это за силы или разумы, которые, очевидно, находятся вне медиума и являются существами per se?[70] Эти разумы заслуживают такого названия, и между ними и общею массою призраков и домовых, которые носятся вокруг кабинетов, где происходит материализация, – разница такая же, как между днем и ночью.

Мы должны признаться, что положение сейчас нам кажется очень серьезным. Власть над медиумами со стороны таких беспринципных и лживых «духов» постоянно становится все больше и больше распространенной; и пагубные следствия кажущейся дьявольщины постоянно умножаются. Некоторые из лучших медиумов покидают публичную кафедру и отходят от этого влияния, все это движение начинает сносить в сторону церкви. Мы берем на себя смелость делать предсказание, что если спиритуалисты не приступят к изучению древней философии, чтобы научиться различать духов и предохранять себя от их низшего сорта, то не пройдет более 25 лет, как им придется бежать причащаться в Римскую церковь, чтобы спастись от всех этих «водителей» и «властителей», с которыми они так долго играли. Знаки грядущей катастрофы уже приближаются. Недавно на съезде в Филадельфии совершенно серьезно было предложено организовать секту христианских спиритуалистов. Это потому, что отойдя от церкви и ничего не узнав про эти феномены из философии, они теперь плавают по морю Неопределенности, как корабль без компаса и руля. Им не уйти от дилеммы, они должны сделать выбор между Порфирием и Pio Nono.

В то время, как мужи от истинной науки, такие как Уоллес, Крукс, Вагнер, Бутлеров, Варли, Бьюкенан, Хэер, Рейхенбах, Тьюэри, Пирти, де Морган, Хофман, Голдсмит, У. Грегори, Фламмарион, сержант Кокс и многие другие непоколебимо верят в происходящие ныне феномены, многие из вышеперечисленных лиц отбрасывают теорию участия в феноменах духов умерших людей. Поэтому будет только логично думать, что если лондонская «Кети Кинг», единственное материальное что-то, в которую публика более или менее обязана верить из-за уважения к науке – не есть дух бывшего смертного, тогда она должна быть астрально уплотненной тенью или одного из розенкрейцеровских призраков «фантазий и суеверий», или же какой-то неизвестной силой природы. Однако, не имеет значения, она «дух благополучия или проклятый домовой», ибо, если однажды было доказано, что ее суть не есть плотная материя, то она должна быть «духом», видением, дуновением. Это разум, действующий вне наших органов и поэтому должен принадлежать к какой-то существующей, хотя и невидимой расе существ. Но что это такое? Что это такое, что думает и даже говорит, но не есть человек? Неосязаемый, но все же не развоплощенный дух? Имитирует ли он привязанность, страсть, угрызения совести, страх, радость, но на самом деле не испытывает ни одного из этих чувств? Кто эта лицемерная субстанция, которая находит удовольствие, обманывая доверчивого исследователя и издеваясь над священными человеческими чувствами? Ибо, если не Кети Кинг вводила в заблуждение мистера Крукса, то другие подобные ей сущности делали все это. Кто может постичь эту тайну? Только истинный психолог. И куда же он должен пойти за учебниками, как не в пренебрегаемые альковы библиотек, где труды презираемых герметистов и теургов собирали на себя пыль эти долгие годы.

Уважаемый английский платоник Генри Мор в своем ответе на нападки со стороны некоего скептика, по имени Уэбстер,[71] на верящего в спиритуалистические феномены и магию, говорит:

Когда такой метафизик и философ, как Генри Мор дает такое свидетельство, как вышеприведенное, – мы можем считать, что мы выразили правильный взгляд. Все ученые исследователи очень скептически настроены по отношению к духам вообще, а по отношению к «душам умерших людей» в особенности; в течение последних 20 лет они ломали свои головы над изобретением новых имен для старого предмета. Так, например, это неизвестное для Крукса и сержанта Кокса будет – «психическая сила». Профессор Тьюэри из Женевы называет его «психодом» или эктенической силой; профессор Балфур Стюарт – «электро-биологической энергией»; Фарадей, «великий мастер экспериментальной философии в физике», но, по-видимому, новичок в психологии, высокомерно наименовал его «бессознательное мускульное действие» и «бессознательная мозговая деятельность» и так далее; сэр Уильям Гамильтон – «латентная мысль»; доктор Карпентер – «идеомоторный принцип» и т. д., и т. д. Сколько ученых, столько и названий.

Годы тому назад старый германский философ Шопенгауэр разделался с этой силой и материей в одно и то же время; и со времени перемены своих взглядов и мистер Уоллес, великий антрополог, очевидно, усвоил его идеи. Учение Шопенгауэра заключается в том, что вселенная есть проявление воли. Каждая сила в природе также есть следствие воли, представляющей большую или меньшую степень своей объективности. Это – учение Платона, который ясно высказал, что видимое все было создано или эволюционировано из невидимой и вечной ВОЛИ и по ее образу. Наши небеса – говорит он – были сотворены по извечному образу «Идеального Мира», содержащемуся как и все, в додекаэдре, в геометрической модели, используемой божеством [32, 97]. У Платона Первичное Существо есть эманация Разума Демиурга (мировой разум), который содержит в себе извечно «идею» мира, «который должен быть построен», и идею эту он создает из себя самого.[72] Законами природы являются установившиеся соотношения этой идеи к формам ее проявления;

Эти идеи далеко не новы, они произошли даже не от Платона. Вот, что мы читаем в «Халдейских оракулах» [90, с. 243]:

говорит Филон [91, x], которого ошибочно обвиняют в том, что он взял свои идеи у Платона.

В «Теогонии» Мокуса мы сперва находим эфир, а затем воздух; два принципа, из которых родился Улом, постигаемый [νοήτος] Бог (видимая вселенная из материи) низшего порядка [89, с. 268].

В орфических гимнах Эрос-Фанес эволюционирует из Духовного Яйца, которое оплодотворяется эфирными ветрами, причем Ветер [92, с. 236] есть «дух Божий», про которого сказано, что он движется в эфире, «оплодотворяя Хаос» – божественная «мысль». В индийской «Катакопанишаде» пуруша, божественный дух, уже стоит перед изначальной материей, из союза которых возникает великая Мировая Душа, «Маха-Атма, Брахма, Дух Жизни» [93, 213, 214 и далее]; последние обозначения идентичны с Мировой Душой или Anima Mundi и астральным светом теургов и каббалистов.

Пифагор принес свои учения из святилищ Востока, а Платон придал им более понятную для непосвященного человека форму, чем таинственные числа Пифагора, чьи учения он полностью усвоил. Поэтому у Платона Космос есть «Сын», имеющий в качестве отца и матери божественную Мысль и Материю [89, с. 268].

«Египтяне, – говорит Данлеп [94, с. 88], – различали старшего и младшего Гора; первый был брат Озириса, а второй сын Озириса и Изиды».

Первый есть Идея мира, пребывающая в разуме Демиурга, «порожденная во мраке перед сотворением мира». Второй Гор есть «Идея», исходящая из Логоса, одетая в материю и начавшая действительное существование» [89, с. 268].

Эта «волнообразная форма» – образ, чтобы выразить вибрационное движение астрального света, с которым священнослужители древности были очень хорошо знакомы, хотя их взгляды могут не совпадать со взглядами на эфир современных ученых, ибо они вкладывали в эфир Вечную Идею, наполняющую вселенную, или Волю, которая становится Силой и творит и организует материю.

«Воля, – говорит Ван Гельмонт, – первая изо всех сил. Ибо через волю Творца все было сотворено и приведено в движение… Воля есть свойство всех духовных существ и проявляется в них тем сильнее, чем больше они освободились от материи».

И Парацельс, которого называли божественным, добавляет в том же самом духе:

Одной только противодействующей силы неверия и скептицизма достаточно, если ток ее направлен с равною силою, чтобы воспрепятствовать силе веры других и даже полностью ее нейтрализовать. Почему спиритуалисты удивляются, что присутствие некоторых сильных скептиков на сеансах, или таких, которые, будучи настроены чрезвычайно враждебно к спиритуализму, – бессознательно приводит в действие их противоборствующую силу воли настолько, что мешают проявлениям и часто совсем их прекращают? Если нет на земле сознательной силы, но иногда обнаруживается что-то мешающее и даже прекращающее явления, то почему удивляться, что бессознательная, пассивная сила медиума вдруг парализуется в своих результатах другою, противодействующей силой, хотя она тоже приведена в действие бессознательно? Профессора Фарадей и Тиндаль хвастались, что их присутствие в кружке спиритуалистов во время сеансов сразу прекращает все проявления. Один этот факт уже должен был доказать этим выдающимся ученым, что в феноменах участвовала какая-то сила, достойная того, чтобы привлечь их внимание. В качестве ученого, профессор Тиндаль, возможно, был самым выдающимся из присутствующих на сеансе; в качестве проницательного наблюдателя, которого выкидывающему трюки медиуму нелегко обмануть, он был не лучше, чем другие, присутствующие на сеансе, если и был настолько же умен; и если бы проявления были бы обманным мошенничеством, настолько искусными, что обманули бы всех других, они бы не прекратились даже от его присутствия. Какой медиум может когда либо похвастать такими феноменами, какие совершал Иисус и апостол Павел вслед за ним? Все же, даже у Иисуса были случаи, когда сила бессознательного сопротивления преодолевала даже так умело направленный волевой ток.

Каждый из этих изложенных взглядов имеет свое отражение в философии Шопенгауэра. Наши «исследующие» ученые могли бы с пользою заглянуть в его труды. Они найдут там много странных гипотез, обоснованных на старых идеях, размышления по поводу «новых» феноменов, которые могут оказаться такими же разумными, как и всякие другие, ученые таким образом избавились бы от бесполезного труда по изобретению новых теорий. Психические и эктенические силы, и даже теория «бессознательной мозговой деятельности» – могут быть сконденсированы в два слова: каббалистический АСТРАЛЬНЫЙ СВЕТ.

Смелые теории и мнения, высказанные в трудах Шопенгауэра, широко расходятся с мнениями большинства наших ортодоксальных ученых.

«В действительности, – говорит этот смелый мыслитель, – нет ни материи, ни духа. Тенденция гравитации в камне насколько же необъяснима, насколько необъяснима мысль в человеческом мозгу. Если материя может (никто не знает – почему) падать на землю, то она также может (никто не знает – почему) – думать… Как только, даже в механике, мы преступаем границы чисто математического, как только мы доходим до загадочного, сцепления, тяготения и так далее, мы стоим перед лицом явления, которое является для нашего рассудка столь же таинственным, как ВОЛЯ и МЫСЛЬ в человеке – мы находимся перед непостижимым, ибо такова каждая сила природы. Где же тогда та материя, на хорошее знание которой вы постоянно претендуете и из которой (будучи так близко знакомы с ней) вы выводите все ваши заключения и объяснения и приписываете их всему?.. То, что можно полностью понять охватить рассудком и чувствами – только поверхностное; они не в состоянии постичь внутреннюю сущность вещей. Такого было мнение Канта. Если вы считаете, что в человеческой голове присутствует какой то дух, вы обязаны думать то же самое о камне. Если ваша мертвая и совершенно пассивная материя может проявлять тенденцию к тяготению, или, подобно электричеству, может притягивать и отталкивать, искриться, тогда точно так же как мозг – она может также и думать. Короче говоря, каждую частицу так называемого духа мы можем заменить эквивалентом материи, и каждую частицу материи можем заменить духом. Таким образом декартовское разделение всего сущего на материю и дух нельзя назвать философски точным; но только если мы разделим их на волю и проявление, каковая форма разделения не имеет никакого отношения к прежнему делению, ибо она одухотворяет все то, что в первую очередь реально и объективно (тело и материя), она преобразует каждое проявление – в волю» [95, II, с. 111—112].

Эти взгляды подтверждают то, что мы говорили о разных названиях одного и того же. Спорщики спорят только о названиях. Назовите феномен силой, энергией, электричеством или магнетизмом, волей или духовной силой, – он всегда будет частичным проявлением души, будь она развоплощенной или на время заключенной в свое тело, частицы той разумной, всемогущей и индивидуальной ВОЛИ, наполняющей всю природу и известной, вследствие неспособности человеческого языка к правильной передаче психологических представлений, под названием – БОГ.

Идеи о материи некоторых наших ученых являются, с точки зрения каббалистов, ошибочными во многих отношениях. Гартман называет их взгляды «инстинктивным предрассудком». Далее он наглядно показывает, что никакой экспериментатор не может иметь дела с именно материей, а только с силами, на которые он делит ее. Видимые воздействия материи есть только воздействия сил. Поэтому он заключает, что то, что называют материей, есть ничто другое, как совокупность атомических сил, для обозначения которых употребляется слово «материя»; вне такого применения для науки слово материя лишено смысла. Несмотря на многие честные признания со стороны наших специалистов – физиков, физиологов и химиков – что они ничего не знают о материи [54], они обожествляют ее. Каждый новый феномен, который они не в состоянии объяснить, растирается ими в порошок, превращается в благовонное курение и сжигается на алтаре богини, которая покровительствует современным ученым.

Никто не может лучше трактовать этот предмет, чем трактует Шопенгауэр в своих «Виньетках». В этом труде он со всеми подробностями обсуждает животный магнетизм, ясновидение, симпатическое целение, прозрения, магию, предчувствия, духовидение и другие спиритуалистические явления.

«Все эти проявления, – говорит он, – являются ветвями одного и того же дерева и доставляют нам неопровержимые доказательства о существовании цепи существ, которая базируется на совсем другом порядке вещей, отличающемся от того порядка, который имеет в своем основании законы пространства, времени и приспособляемости. Этот другой порядок вещей значительно глубже, ибо он начальный и прямой; в его присутствии обычные законы природы, которые просто формальны, – теряют силу; поэтому при его непосредственном действии ни время, ни пространство не могут больше разделять индивидуумов, и это разделение зависящее от этих форм, более не представляет неодолимых барьеров для общения мыслями и непосредственных волевых актов. Таким образом, могут быть совершены изменения совсем другим путем, чем путем физической причинности, т. е. путем проявления воли, выявляемой своеобразно и во вне самого индивидуума. Поэтому своеобразный характер всех вышеперечисленных проявлений заключается в visioin distante et actio in distante (видении и действии на расстоянии) в своем отношении ко времени так же, как к пространству. Такое действие на расстоянии есть как раз то, что составляет характерную основу магии, ибо таково непосредственное действие нашей воли, освобожденное от причинных условий физического действия, а именно – от контакта».

«Кроме того, – продолжает Шопенгауэр, – эти проявления снабжают нас существенными и совершенно логическими возражениями против материализма и даже против натурализма, так как в свете таких манифестаций тот порядок вещей в природе, который обе эти философии стремятся изобразить абсолютным и единственным истинным, – предстает перед нашими глазами, наоборот, чисто феноменальным и поверхностным, на дне которого лежит сущность вещей, и совершенно независимая от своих собственных законов. Вот почему эти проявления (по крайней мере, с чисто философской точки зрения) среди всех фактов, с какими мы встречаемся в области эксперимента, являются самыми важными вне всякого сравнения. Поэтому ознакомиться с ними – долг всякого ученого».[73]

Переходить от философских размышлений такого человека, как Шопенгауэр, к поверхностным обобщениям некоторых из французских академиков было бы бесполезно, если бы не тот факт, что такой переход даст нам возможность оценить интеллектуальный кругозор двух школ ученых. Как разрешил германский ученый глубокий психологический вопрос – мы уже видели. Сравните это с тем, что, стараясь изо всех сил, астроном Бабинэ и химик Буссенгольт могли предложить в качестве объяснения по поводу значительного спиритуалистического феномена. В 1854-5 гг. эти крупнейшие специалисты преподнесли Академии научную статью, цель которой, как видно заключалась в том, чтобы подкрепить и в то же время разъяснить слишком сложную теорию доктора Шеврола, касающуюся столоверчения, от имени комиссии исследования, членом которой он состоял.

Вот она дословно:

Ничего подобного. Эта научная гипотеза (или назовем это демонстрацией?) настолько же ясна, как одна из звездных туманностей М. Бабинэ, которую он наблюдал в туманную ночь.

И еще, как бы она ни была ясна, в ней не хватает одной важной детали – здравого смысла. Мы теряемся в догадках, признает или нет Бабинэ en desespoir de cause,[75] заставившую Гартмана заявить, что «видимое воздействие материи есть лишь воздействие сил», и что для того, чтобы составить ясное представление о материи, нужно сперва составить ясную концепцию о силе. Философия школы, к которой принадлежит Гартман, и которая отчасти принята некоторыми из величайших германских ученых, проповедует, что проблема материи может быть решена только посредством той невидимой силы, знакомство с которой Шопенгауэр называет «магическим знанием» и «магическим эффектом или действием Воли». Таким образом, мы сперва должны удостовериться, находятся ли «невольные вибрации мускульной системы экспериментатора», которые суть «действия материи», – под влиянием воли внутри экспериментатора или извне его. В первом случае Бабинэ делает из себя бессознательного эпилептика; в последнем же случае, как мы в дальнейшем увидим, он отвергает все и приписывает разумные ответы выстукивающих столов «бессознательному чревовещанию».

Мы знаем, что каждое напряжение воли имеет своим результатом Силу и что согласно учению вышеупомянутой германской школы, манифестации атомных сил являются индивидуальными деяниями воли, имеющей результатом бессознательное устремление атомов в конкретное изображение, уже субъективно созданное волей. Демокрит учил, в соответствии с наставлениями своего учителя Левкиппа, что первые принципы всех вещей, содержавшиеся во вселенной, были атомы и вакуум. В своем каббалистическом значении вакуум означает в этом случае латентное божество или латентную силу, которая в своем первом проявлении становится волей и таким образом сообщает первый импульс тем атомам, чья агломерация есть материя. Этот вакуум есть ничто иное, как другое название хаоса, и притом название не удовлетворяющее, ибо, согласно перипатетикам, «природа не терпит пустоты».

Что еще до Демокрита древние были знакомы с идеей о неразрушимости материи, доказывается их аллегориями и многочисленными другими фактами. Мовер дает определение идеи финикиян об идеальном солнечном свете как о духовном влиянии, исходящем от высочайшего Бога, ИАО, «свет, постижимый только умом – физический и духовный принцип всего, из которого эманируется душа» Это была мужская Сущность или Мудрость, тогда как первоначальная материя или Хаос была женской. Таким образом, два первых принципа – совечные и бесконечные, уже признавались примитивными финикиянами, – дух и материя. Поэтому теория эта так же стара как мир; ибо Демокрит не был первым философом который преподавал ее, и интуиция существовала в человеке до полного развития в нем рассудка. Но вот в этом отрицании беспредельного и бесконечного Существа, обладателя незримой Воли, которую мы за недостатком лучшего названия называем БОГ, – в этом ошибочном убеждении и скрывается беспомощность всех материалистических наук объяснить оккультные феномены. В отвержении a priori[76] всего, что могло бы принудить их перейти границы точной науки и вступить в царство психологической или, предпочтительнее метафизической физиологии, – вот где мы находим тайную причину их замешательства перед этими проявлениями – причину их абсурдных теорий в поисках объяснений. Древняя философия утверждала, что все видимое и невидимое стало существовать вследствие проявления этой Воли, которую Платон назвал божественной мыслью. Так же, как та Разумная Идея, которая путем направления своей единой силы воли на центр сосредоточения сил вызвала объективные формы к существованию, – точно также может и человек, микрокосм великого Макрокосма, делать то же самое в соответствии с развитием его силы воли. Воображаемые атомы – художественный образ, использованный Демокритом и с благодарностью подхваченный материалистами – подобны работникам-автоматам, движимые изнутри приливом той великой вселенской воли, которая была направлена на них и которая проявляет себя, как сила, заставляет их действовать. План постройки, которая должна быть возведена, находится в мозгу Архитектора и отражает его волю. Абстрактная, с момента зарождения, эта воля становится конкретной благодаря этим атомам, которые верно воспроизводят каждую линию точку и фигуру, намеченную в воображении божественного Геометра.

Как Бог творит, так и человек может творить. Если придавать некоторую напряженность воли, то сотворенные умом формы становятся субъективными. Их называют галлюцинациями, хотя для их творца они настолько же реальны, как любой видимый предмет для других людей; если придавать еще более напряженную и разумную концентрацию этой воли, то формы становятся конкретными, видимыми объективными и теперь человек узнал тайну тайн, он – МАГ.

Материалист не должен бы возражать против этой логики, так как он рассматривает мысль, как материю. Допустим, что это так, и тогда – хитроумный механизм, выдуманный изобретателем; сказочные сцены, родившиеся в мозгу поэта; ярко фантазией живописца расцвеченная картина; несравненная статуя, созданная в эфире скульптором; воздушные дворцы и замки, построенные архитектором – все они, хотя и невидимы и субъективны, должны существовать, ибо они – материя, которой придана форма. Кто же тогда скажет, что нет людей с такой могучей волей, могущие притянуть в поле зрения эти нарисованные в воздухе фантазии и облечь их в более грубую материю, чтобы они стали осязаемы?

Если французские ученые не пожали лавров в этой новой области исследований, то что было сделано более того в Англии до того дня, когда мистер Крукс предложил себя в качестве жертвы искупления за грехи ученой корпорации? Ну как же! Мистер Фарадей каких-нибудь 20 лет тому назад действительно снизошел до того, что соизволил один или два раза высказаться по этому предмету. Фарадей, имя которого произносится противниками спиритуализма при каждом обсуждении феноменов как бы вроде заклинания против злых чар спиритуализма; Фарадей, который «покраснел» за то, что когда-то опубликовал свои исследования по такому унизительному верованию, как теперь достоверно доказано – никогда сам не сидел за выстукивающим столиком! Нам нужно только раскрыть несколько случайно подвернувшихся номеров «Journal des Debats», вышедших в то время, когда знаменитый шотландский медиум находился в Англии, чтобы напомнить о событиях прошлого во всей их первозданной свежести. В одном из этих номеров доктор Фокалт из Парижа выступает в качестве сторонника выдающегося английского экспериментатора.

«Пожалуйста, не вообразите, – говорит он, – что великий физик сам когда-либо унижался до того, чтобы прозаически сидеть за прыгающим столиком».

Откуда же тогда это «покраснение», которое выступило на щеках «Отца экспериментальной философии»? Припоминая этот факт, мы снова рассмотрим суть Фарадеевского прекрасного «Указателя» и необычайного «Разоблачителя медиумов», изобретенного им для разоблачения медиумистического обмана. Эта сложная машина, память о которой подобно кошмару преследует сны бесчестных медиумов, тщательно описана в работе графа де Мирвиля «К вопросу о духах».

Чтобы тем лучше доказать экспериментаторам реальность их собственных импульсов, профессор Фарадей поместил несколько картонных дисков, соединенных друг с другом, на стол, приклеив их к столу полумягким клеем, который, заставляя все это держаться вместе, но все же поддавался длительному давлению. Теперь – когда стол повернулся, т. е., вернее, когда стол осмелился повернуться перед лицом мистера Фарадея, что тоже факт немалого значения – диски были подвергнуты осмотру; так как при этом было обнаружено, что они постепенно сместились, соскользнув в том же самом направлении, что и стол, то это стало неоспоримым доказательством, что экспериментаторы сами толкнули стол.

Другой из так называемых научных проверочных приборов, очень полезный, как утверждали, во всех спиритуалистических и психических феноменах, состоял из маленького инструмента, который немедленно давал знать наблюдающим о малейшем персональном толчке с их стороны или, по выражению Фарадея, «предупреждал их, как только они переходили из пассивного в активное состояние». Стрелка прибора, которая отмечала каждое активное движение, доказывала только одно, а именно действие силы, которая исходила или из сидящих за столом, или же управляла ими. А разве когда-либо кто-нибудь сказал, что там нет такой силы? Каждый это допускает, будь это сила, проходящая через оператора, как это, в общем, выявлено, или же действующая независимо от него, как это часто бывает.

Профессор Агасиз, который занимал в Америке почти такое же самое выдающееся положение в науке, какое Фарадей занимал в Англии, действовал с еще большей несправедливостью. Профессор Бьюкенен, известный антрополог, который трактовал спиритуализм в некоторых отношениях более научно, чем кто-либо другой в Америке, говорит об Агасизе в недавней статье с очень справедливым возмущением. Ибо, изо всех других людей профессор Агасиз должен был бы верить в феномен, случившийся с ним самим. Но теперь когда оба, и Фарадей и Агасиз уже освободились от телесной оболочки, мы лучше зададим вопрос живым, чем мертвым.

Итак, сила, чья тайная мощь во всех подробностях была известна древним теургам, отрицается современными скептиками. Допотопные дети, которые, может быть, играли с нею, употребляя ее так, как мальчики в повести Бульвер-Литтона «Будущая раса» употребляют страшный по силе «вриль», – звали ее «Водою Пта»; их потомки называли ее Anima Mundi, мировая душа; а еще позднее средневековые герметисты звали ее «звездным светом» или «молоком небесной девы», «магнес» и многими другими именами. Но наши современные ученые люди не хотят ни принять, ни признать ее, ибо она относится к магии, а магия, по их мнению – позорное суеверие.

Аполлоний и Ямвлих считали, что «не в познании внешних вещей, а в усовершенствовании души изнутри находится царство человека, стремящегося быть больше, чем человек» [26]. Таким образом, они дошли до полного познания их богоподобных душ, силами которых они пользовались со всею мудростью, выросшей на эзотерическом учении герметизма, унаследованного от своих предков. Но наши философы, тесно замкнувшись в своих плотских скорлупах, не могут или не осмеливаются перенести свой робкий взгляд за пределы постижимого. Для них не существует будущей жизни; нет и божественных видений – они презирают их, как ненаучные; для них люди древности только «невежественные предки», как они это высказывают; и когда бы они ни встретили в течение своих физиологических исследований автора, который верит, что это таинственное влечение к духовным познаниям присуще каждому человеческому существу, и не напрасно же это ему дано, – то они смотрят на него с презрительным сожалением.

Персидская пословица говорит:

Так на темном небосводе средних веков начали появляться таинственные братья Розы и Креста. Они не основывали обществ, не строили школ, ибо будучи преследуемы со всех сторон подобно диким зверям, если попадались в руки христианской церкви, они подвергались сожжению без всяких разговоров.

«Так как религия запрещает проливать кровь, – говорит Бейли, – поэтому обойдя положение Ecclesia non novit sanguinem, они сжигали человеческие существа, так как при сжигании человека не проливается его кровь!»

Многие из этих мистиков, следуя тому, чему их научили некоторые трактаты, сохраняли в тайне из одного поколения в другое свои открытия, которыми не пренебрегли бы и в наше время точных наук. Роджер Бэкон, монах, над которым смеялись как над знахарем-шарлатаном, в настоящее время считается одним из «претендующих» на знание магии; но тем не менее его открытия были приняты и ими пользуются по сей день те, кто над ним смеялись. Роджер Бэкон по праву, если не фактически, принадлежал братству, куда входят все, кто изучают оккультные науки. Живя в тринадцатом веке, он был почти современником Альберта Магнуса и Фомы Аквинского; его открытия, такие как порох и оптические стекла, а также его достижения по механике всеми считались чудесами. Он был обвинен в сношении с Сатаною.

В легендарном повествовании о монахе Бэконе так же, как «в одной старой пьесе, написанной Робертом Грином, драматургом дней королевы Елизаветы, рассказывается, что Бэкона вызвали к королю и велели показать» королеве кое-что из своего искусства. Тогда Бэкон взмахнул рукой (в тексте написано «махнул своим жезлом») и «вдруг все услышали такую прекрасную музыку, что все сказали, что ничего подобного ей раньше не слыхали». Затем услышали еще более громкую музыку, после чего появились четыре привидения, которые танцевали до тех пор, пока не растаяли в воздухе. Затем он опять взмахнул жезлом, и воздух вдруг наполнился таким чудным ароматом, что казалось «тут собраны все лучшие ароматы мира – все, что искусство может дать». Затем Роджер Бэкон, обещавший перед тем одному джентльмену показать его возлюбленную, отдернул в сторону одну из портьер королевской комнаты, и все, кто были в комнате, увидели «кухарку с половником в руках». Гордый джентльмен, хотя и узнал девушку, которая исчезла так же быстро как и появилась, был взбешен за унизительное для него зрелище и стал угрожать монаху своей местью. Как же поступил маг? Он просто ответил: «Не угрожайте, а то я посрамлю вас еще больше; и остерегитесь другой раз пытаться уличать во лжи ученого!»

В качестве комментария к этому, современный историк [97] добавляет:

Никто и никогда не сомневался, что это были результаты именно такого знания; и герметисты, маги, астрологи и алхимики никогда и не претендовали на что-либо другое. И конечно, это не их вина, что невежественные массы под влиянием неразборчивого в средствах и фанатичного духовенства приписала всем таким трудам сообщничество дьявола. Ввиду ужасающих пыток, применяемых инквизицией ко всем подозреваемым в черной или белой магии, неудивительно, что эти философы ни хвастались, ни признавали факта такого сообщничества. Наоборот, их собственные писания доказывают, что они считали, что магия есть

«Феномен таинственных запахов и музыки, показанный Роджером Бэконом, часто наблюдался и в наше время. Не говоря уже о нашем собственном личном опыте, нам сообщил наш английский корреспондент Теософического общества, что они слышали звуки восхитительной музыки, доносящейся из невидимого инструмента, и вдыхали букет прекраснейших ароматов, происхождение которых они приписывают деятельности духов. Один корреспондент сообщил нам, что один из этих запахов, а именно, запах сандалового дерева был настолько сильным, что весь дом на целую неделю оказался напитанным им. Медиумом в этом случае был один из членов семьи и весь опыт был проведен в домашнем кружке. Еще другой корреспондент описывает то, что мы называем «музыкальный стук». Силы, которые в настоящее время в состоянии производить этот феномен, должны были существовать и быть эффективными также в дни Роджера Бэкона. Что же касается привидений, то достаточно сказать, что их вызывают теперь в спиритических сеансах, что засвидетельствовано учеными, и поэтому вызов привидений Роджером Бэконом приобретает большую достоверность, чем когда-либо.

Баптиста Порта в своем трактате «Естественная магия» перечисляет целый каталог секретных формул для того, чтобы производить чрезвычайные последствия применением сокровенных сил природы. Хотя «маги» верили в существование целого мира невидимых духов так же непоколебимо, как спиритуалисты, ни один из них не заявил, что он производит свои чудеса, подчиняясь их власти или единственно через их помощь. Они слишком хорошо знали, как трудно держать в отдалении элементарных сущностей, когда они один раз нашли дверь широко открытой. Даже магия древних халдеев была только глубоким знанием лекарственных трав и минералов. Только тогда, когда теург нуждался в божественной помощи в духовных или земных делах, – он искал непосредственного общения путем религиозных обрядов с чистыми духовными существами. И они, и даже те духи, которые остаются невидимыми и сообщаются со смертными только через их пробужденные внутренние чувства, как-то: ясновидение, яснослышание и транс, – могут быть вызваны только субъективно в результате чистоты жизни и молитвы. Но все физические феномены производились просто применением знания сил природы, хотя конечно, не методами ловкости рук, применяемыми в наши дни фокусниками.

Люди, обладающие таким знанием и пользующиеся такими силами, терпеливо трудились за что-то лучшее, нежели пустой блеск проходящей славы. Не стремясь к ней, они стали бессмертными, как становятся бессмертными все, кто трудятся ради блага человечества, забывая свое маленькое «я». Озаренные светом вечной истины, эти богачи-нищие алхимики сосредоточивали свое внимание на том, что выходило за пределы кругозора обычного человека, ничего не признавая непостижимым, кроме Первопричины, и не находя ни одного вопроса неразрешимым. Сметь, знать, мочь и ОСТАВАТЬСЯ МОЛЧАЛИВЫМ было их постоянным правилом. Пренебрегая мелкими житейскими радостями, презрев богатство, роскошь, пышную показуху и мирскую власть, они стремились к знанию, как наиболее удовлетворяющему изо всех приобретений. Они не считали нищету, голод, тяжкий труд и злословие людей в свой адрес слишком дорогою ценою, чтобы заплатить за свои достижения. Они, кто могли лежать на пуховых, бархатом покрытых постелях, предпочитали скорее умереть в госпиталях или у придорожной канавы, нежели унижать свои души, осквернив их жадностью тех, кто искушал их, позволив восторжествовать ей над их священными обетами. Жизни Парацельса, Корнелия Агриппы и Филалета слишком хорошо известны, чтобы не повторять старого печального повествования.

Если спиритуалисты действительно хотят оставаться строго догматичными в своих понятиях о «мире духов», – им не следует сажать за исследования их феноменов в чисто экспериментальном духе. Такая попытка определенно будет иметь результатом частичное, второй раз совершаемое открытие старой магии, магии Моисея и Парацельса. Под обманчивой красотой некоторых из их привидений они смогут в один прекрасный день обнаружить розенкрейцеровских сильфов и прекрасных ундин, резвящихся в токах психических и одических сил.

Уже мистер Крукс, который полностью верит в бытие, чувствует, что под нежной кожей Кети, покрывающей подобие сердца, частично занятого у медиума и у присутствующих, – нет души! И ученые авторы «Невидимой вселенной», отбросив свою «электро-биологическую» теорию, начинают ощущать во всемирном эфире возможность, что он есть фотоальбом EN-SOPH – Беспредельности.

Мы далеки от веры, что все те духи, которые появляются на спиритических сеансах могут быть отнесены к классам «элементалов» и «элементариев». Многие, в особенности среди тех, кто субъективно управляют медиумами, заставляя их говорить, писать или действовать как-то по-иному – являются развоплощенными человеческими духами. Будет ли большинство таких духов добрыми или злыми, это, в основном, зависит от персональной нравственности медиума; много зависит от присутствующих на сеансе и еще в значительной степени, от цели сеанса и интенсивности желания. Если этой целью является только желание удовлетворить свое любопытство и провести время, то бесполезно ожидать чего-либо серьезного. Но, во всяком случае, человеческие духи никогда не могут материализоваться propria persona.[77] Они не могут появляться перед исследователями с теплыми плотными мускулами, с потными руками и лицами, в грубо материальных телах. Самое большое, что они могут сделать, это – отбрасывать свое эфирное отображение на атмосферные волны и, если иногда, в редких случаях, прикосновение их рук или одежды становится ощутимым для живого смертного, то оно будет ощущаться, как проносящийся ветерок, нежно коснувшийся места соприкосновения, а не как прикасание человеческой руки или материального тела. Бесполезно утверждать, что «материализованные духи», которые демонстрировали себя с бьющимся сердцем и громким голосом (или даже трубным), являются человеческими духами. Голоса (если такой звук, вообще, можно назвать голосом) духов-привидений, если вы их услышали, навряд ли можно забыть. Голос чистого духа подобен эху трепетного шепота Эоловой арфы, доносящемуся издали; голос страждущего, и, следовательно, нечистого, если и не совсем плохого духа, может быть уподобен человеческому голосу, исходящему из пустой бочки.

Это не наша философия, но философия бесчисленных поколений теургов и магов, обоснованная на их практическом опыте. Свидетельство древности по этому предмету положительно: «Δαιμονιων φωναί άναρθροι ειόί…»[78] Голоса духов нечленораздельны. Голос духа состоит из серии звуков, от которых создается впечатление, как от столба сжатого воздуха, поднимающегося снизу вверх и распространяющегося вокруг живого собеседника. Многие очевидцы, которые давали показания по делу Елизаветы Эслингер, а именно [105, с. 388, 391, 399]: помощник начальника тюрьмы Вейнсберга Майер, Экхарт, Тьюрер и Кнорр (свидетели давали присягу), Диттехофер и Капф, математик, свидетельствовали, что они видели привидение, подобное облачному столбу. В течение одиннадцати недель доктор Кернер и его сыновья, несколько лютеранских священников, адвокат Фраас, гравер Диттенхофер, два врача – Сифер и Сихерер, судья Хейд и барон Хугель вместе со многими другими ежедневно наблюдали это явление. Пока это явление длилось, заключенная Елизавета молилась беспрерывно громким голосом. Поэтому, так как этот «дух» в то же время говорил, тут не могло быть никакого чревовещания. И в этом голосе, говорят они, – «не было ничего человеческого; никто не мог подделать таких звуков».

В дальнейшем мы дадим обильные доказательства от авторов древности по этому пренепреженному трюизму. Мы теперь только еще раз хотим подтвердить, что ни один дух, которого спиритуалисты считали человеческим, никогда не оказывался таковым при достаточной проверке. Воздействие бесплотных духов некоторые могут ощущать и передавать субъективно через органы чувств. Они могут производить объективные манифестации, но они не могут проявлять себя иначе, как только вышеописанным способом. Они могут управлять телом медиума и выражать свои желания и идеи различными способами, хорошо известными спиритуалистам, но не могут материализовать того, что не материально и чисто духовно – своей божественной сущности. Таким образом, каждая так называемая «материализация» – если она настоящая – производится (возможно) волею того духа, которому приписывается явленная внешность, но которая, в лучшем случае, есть только отличная имитация, или же волею элементарных домовых, которые, обычно, слишком глупы, чтобы заслужить честь называться дьяволами. В редких случаях духи в состоянии подчинять себе и управлять этими не имеющими души существами, которые всегда готовы присвоить пышные имена, если они предоставлены сами себе, – и заставить озорного «духа воздуха» облачиться в форму, в действительное изображение человеческого духа, и двигать им, как марионеткой, заставлять его действовать или произносить слова, вложенные в его уста «бессмертной душой». Но это требует многих условий, обычно неизвестных кружкам спиритуалистов, и даже таким спиритуалистам, у которых регулярные спиритические сеансы вошли в привычку. Не всякий, кто захочет, может привлечь человеческих духов. Одним из наиболее мощных влечений, испытываемых нашими усопшими, является их сильная привязанность к тем, кого они оставили на земле. Эта привязанность с неодолимой силой затягивает их постепенно в ток астрального света, вибрирующий между симпатическим лицом и Вселенской Душой. Другим, очень важным условием является гармония и магнетическая чистота присутствующих лиц.

Если эта философия не права, если все «материализованные» фигуры, появляющиеся в затемненных комнатах из еще более темных помещений, являются духами людей, когда-то живших на земле, то почему же тогда такая разница между ними и теми духами, которые появляются неожиданно – ex abrupto – безо всяких кабинетов и медиумов? Кто не слыхал о привидениях, не имеющих покоя «душах», появляющихся около тех мест, где они были убиты, или возвращающихся по каким-либо другим таинственным причинам с «теплыми руками» на ощупь, как живая плоть, и если бы не было известно, что они умерли и похоронены, – их не отличить от живых смертных? Мы имеем хорошо засвидетельствованные факты о таких привидениях, которые вдруг становятся видимыми, но никогда до начала эры «материализации» не видели ничего подобного им.

В «Медиум энд дэйбрейк» от 8 сентября 1876 г. мы читаем письмо от «одной леди, путешествующей по континенту», в котором рассказывается, что происходило в доме с привидениями. Она говорит:

Так как этот дух несомненно был настоящим элементарием-привидением, который сделался видимым по своей собственной свободной воле, короче говоря – умбра, то он, как и каждая респектабельная тень, был видим, но не осязаем, а если и осязаем, то только в степени ощущения как бы массы воды, неожиданно захваченной рукой, или сгущенного, но холодного пара. Он был светящимся и газообразным; насколько мы в состоянии сказать, это мог быть, действительно, персональный умбра «духа», преследуемый и тяготеющий к земле, преследуемый или собственными угрызениями совести и преступлениями, или преступлениями другого человека или духа. Много посмертных тайн, и современные «материализации» только роняют их достоинство и делает их смешными в глазах равнодушных.

К вышеизложенным нами утверждениям в качестве опровержения могут выдвинуть один факт, хорошо известный спиритуалистам, а именно, что автор настоящего труда публично засвидетельствовал, что он видел такие материализованные формы. Безо всякого сомнения, мы подтверждаем это и согласны повторить наше свидетельство. Мы признавали такие фигуры в качестве видимых воспроизведений наших знакомых, друзей и даже родственников. Мы в компании со многими другими зрителями слышали, как ими произносились слова на языках, неизвестных не только медиуму, но и всем другим в комнате за исключением нас самих, а в некоторых случаях это были слова, неизвестные почти ни одному медиуму ни в Европе, ни в Америке, так как были на языках восточных племен и народов. В то время эти явления справедливо рассматривались как решительные доказательства настоящих медиумистических способностей необразованного вермонтского крестьянина, который сидел в «кабинке». Но тем не менее, эти фигуры не являлись подлинными формами тех лиц, чью наружность они представляли. Они просто были их портретными статуями, построенными, оживляемыми и движимыми элементариями. Если мы до сих пор не объясняли этого явления, то это было потому, что спиритуалистическая общественность тогда не была готова даже слышать о том, что существуют элементальные и элементарные духи. С тех пор разговор об этом предмете поднимался и более или менее широко обсуждался Теперь меньше риска при спуске седой философии древних мудрецов на неспокойное море современной критики, так как общественное мнение в какой-то степени подготовлено к тому, что оно отнесется к ней беспристрастно и обдуманно. Два года агитации принесли заметные изменения к лучшему.

Павсаний пишет, что в течение четырехсот лет после Марафонской битвы все еще в том месте, где произошло сражение, было слышно лошадиное ржание и возгласы солдат-теней. Предположим, что привидения умерщвленных солдат были настоящими духами, – они выглядели тенями, а не материализованными людьми. Кто же или что же тогда производило ржание коней? Конские «духи»? А если скажут, что это неправда, что, мол, у лошадей нет духа, чего, конечно, никто из зоологов, физиологов или психологов или даже спиритуалистов не может ни доказать, ни опровергать, тогда мы должны считать доказанным, что ржание лошадей на Марафонском поле воспроизводится «бессмертными духами» людей, чтобы сделать сцену боя более яркой и драматичной? Привидения собак, кошек и других животных видели неоднократно и свидетельства об этом распространены по всему миру так же как о человеческих привидениях. Кто или что персонифицирует, если так можно выразиться, духов умерших животных? Опять, что ли, человеческие духи? Как вопрос поставлен теперь – ответов может быть только два, нам приходится или допустить, что животные имеют такие же переживающие смерть души, как и мы сами, или же согласиться с Порфирием, что в мире незримом существует некое племя хитрых, злобных демонов, они – промежуточные существа между живыми людьми и «богами», это духи, которым нравится появляться под разнообразными, какие только можно представить, формами, начиная с человеческой формы и кончая разнообразнейшими животными [106].

Прежде чем браться решать вопрос, являются ли формы животных привидений, явления которых так часто бывают засвидетельствованы духами мертвых животных, – мы должны тщательно рассмотреть их поведение на основе имеющихся сведений. Действуют ли эти привидения в соответствии с инстинктами и повадками этих животных при жизни? Подстерегают ли призрачные хищные звери своих жертв? Убегают ли от человека робкие животные? И проявляют ли последние враждебность и склонность досаждать, совершенно чуждую их натуре? Многие жертвы такого рода одержаний, в особенности страдальцы Салема и других исторических случаев колдовства, свидетельствуют, что они видели, как собаки, кошки, свиньи и другие животные заходят в их комнаты, кусают их, скачут по спящим телам и разговаривают с ними; часто побуждают их совершать самоубийство и другие преступления. В хорошо засвидетельствованном деле Елизаветы Эслингер, упоминаемом доктором Кернером, привидение жреца древности из Вимментала [105, с. 398] появлялось в сопровождении большой черной собаки, которую оно называло своим отцом и которая в присутствии многочисленных свидетелей прыгала по всем кроватям заключенных. В другой раз этот жрец появился в сопровождении ягненка, а иногда – в сопровождении двух ягнят. Большинство обвиняемых в Салеме были обвинены как ясновидицы, которые замышляют зло и совещаются с желтыми птицами, которые сидят у них на плечах или на перекладинах над ними [107]. И пока мы не отвергнем свидетельства тысяч людей во всех частях света и во всех веках и не оставим монополии на ясновидение только современным провидцам, то животные-призраки существуют и проявляют наихудшие характерные черты порочной человеческой натуры, сами не будучи людьми. Кем же они тогда могут быть, как не элементалами?

Декарт был одним из тех немногих, кто верил и осмелился сказать, что мы в долгу перед оккультной медициной за открытия, которым «суждено расширить область философии»; и Бриер де Буазмон не только разделял с ним эти надежды, но открыто выражал свое сочувствие «супернатурализму», который он считал универсальным «великим верованием».

Христофор Колумб открыл Америку, а Америго Веспуччи пожал всю славу этого открытия и присвоил его заслуги. Теофраст Парацельс снова открыл оккультные свойства магнита – «кости Хоруса», который за тысячу двести лет до него играл такую значительную роль в теургических мистериях, и вполне естественно стал основателем школы магнетизма и средневековой маготеургии. Но Месмер, который жил почти три столетия спустя после Парацельса, и как ученик его школы, преподнес магнетические чудеса публике и пожал славу, которая приходилась огненному философу, тогда как великий учитель умер в госпитале!

Таков мир: новые открытия вытекают из старых наук; новые люди – и та же старая натура!

Глава III Слепые водители слепых

Мы верим, что из тех физических феноменов, которые неподдельны, лишь незначительное количество произведено развоплощенными человеческими душами. Все же, даже те феномены, которые производятся оккультными силами природы, например такие, которые происходят с участием некоторых настоящих медиумов, и с силами, сознательно применяющимися так называемыми «фокусниками» Индии и Египта, – все эти феномены заслуживают тщательного и серьезного изучения со стороны науки; особенно теперь, когда значительное число достоверных свидетельств говорит о том, что во многих случаях гипотеза о каком-то обмане отпадает. Нет сомнения, что существуют профессионалы-фокусники, которые в состоянии совершать более ловкие трюки, чем все английские и американские «Джоны Кинги» вместе взятые. Роберт Гудини, несомненно, смог бы, но это отнюдь не удержало его от того, что он рассмеялся прямо в лицо академикам, когда те хотели, чтобы он заявил через газеты, что он может заставить стол двигаться или выстукивать ответы на вопросы без прикосновения рук при условии, что стол не будет заранее подготовлен.[79] Один этот факт, что знаменитый теперь в Лондоне фокусник отказался принять вызов на 1000 фунтов стерлингов, предложенный ему мистером Алджернон Джой,[80] чтобы он проделал такие манифестации, какие обычно получаются при помощи медиумов, при условии, что в этом будет убеждаться комитет, свободный и независимый, настроенный отрицательно к его стремлениям разоблачать оккультные феномены. Как бы он ни был ловок, мы бросаем ему вызов на тех же условиях воспроизвести «трюки», показываемые даже обычными индийскими фокусниками. Условия, например, такие: место показа избирается исследователями во время представления, и фокусник до этого ничего не должен знать о выборе; эксперимент должен быть произведен средь бела дня без малейшей подготовки к нему и безо всяких помощников, кроме одного мальчика, совершенно голого, и сам фокусник тоже должен быть полуголый. После этого мы из разнообразиях трюков выберем три трюка, наиболее обычных среди таких выступающих перед публикой фокусников – те, которые недавно были показаны нескольким джентльменам, принадлежащим к свите принца Уэльского: 1. Превратить рупию – крепко зажатую в руке скептика – в живую кобру, укус которой был бы смертелен, что можно было бы установить осмотром ее зубов. 2. Заставить семя, выбранное наудачу зрителями и посаженное в первое попавшееся подобие цветочного горшка, доставленного теми самыми скептиками, – расти, созревать и принести плод в менее, чем в четверть часа. 3. Лечь, вытянувшись, на остриях трех сабель, воткнутых перпендикулярно рукоятками в землю и остриями кверху; после этого удалить одну из сабель, затем вторую и, после интервала в несколько секунд удалить и последнюю саблю – фокусник остается, наконец, лежащим ни на чем — в воздухе, чудеснейшим способом повиснув приблизительно на одном ярде от земли. Когда какой-либо престиджитатор, начиная с Гудини и кончая самым последним трюкачом, приобретшим выгодную известность своими нападками на спиритуализм, проделает то же самое, тогда – но только тогда мы начнем приучать себя к вере, что человечество возникло и развивалось из заднего копыта эоценского орогиппуса Гёксли.

Мы еще раз утверждаем с полной уверенностью, что не существует такого профессионального мудреца ни на севере, ни на юге, ни на западе, который мог бы состязаться хотя бы с подобием на успех с этими неучеными нагими сынами Востока. Они не требуют египетского дворца для своих представлений – ни подготовки, ни репетиций; они всегда готовы в один момент вызвать к себе на помощь скрытые силы природы, которые для европейских престиджитаторов так же, как и для ученых, остаются запечатанной книгой. Истинно, как сказал Илья:

Повторяя замечание английского священника Генри Мора, мы также могли бы сказать:

Этот же выдающийся человек добавляет:

Вышеприведенная цитата заключает в себе мораль в адрес не только ученых, но и богословов. Люди, отличившиеся своими выступлениями с церковной кафедры, а также занимающие профессорские кресла, постоянно демонстрируют перед мирянами, что они, действительно, так мало знают психологию, что вступая в контакт с любым правдоподобным предсказателем, попавшимся на их пути, делают себя смешными в глазах вдумчивого исследователя. Общественное мнение по этому предмету было выработано фокусниками и самозваными учеными, недостойными, чтобы с ними считались.

Развитие психологической науки гораздо больше задерживается насмешками этого класса притворщиков, чем трудностями, присущими изучению этого предмета. Пустой хохот выкормышей науки или глупцов, следующих за модой, сделали больше для того, чтобы держать человека в неведении о его высших психических силах, чем неясности, препятствия и опасности, громоздящиеся вокруг этого предмета. Сказанное в особенности относится к спиритуалистическим феноменам. То, что их исследование производилось людьми неспособными, является следствием того факта, что люди науки, которые могли бы и хотели бы их изучать, – были отпугнуты хвастливыми разоблачениями, плоскими шутками и грубыми выкриками тех, кто недостойны даже зашнуровать их ботинки. Налицо моральные трусы, даже в университетских креслах. Прирожденная жизнеспособность спиритуализма доказана тем, что он пережил небрежительное отношение к нему со стороны научной корпорации и шумное хвастовство его притворных разоблачителей. Если мы начнем с презрительных насмешек патриархов науки, таких как Фарадей и Брустер, и кончим с профессиональными (?) разоблачениями успешных подделывателей феноменов… Лондона, мы не найдем у них ни одного хорошо обоснованного аргумента против случаев спиритуалистических манифестаций.

«Моя теория заключается в том», – говорит этот индивидуум в своем недавнем так называемом «разоблачении», – «что мистер Уильям вырядил и разыграл Джона Кинга и Петра. Никто не может доказать, что это не так».

Таким образом, выходит, что несмотря на смелый тон утверждения, это всего-навсего теория, и спиритуалисты могли бы с таким же правом дать отпор разоблачителю и требовать, чтобы он доказал, что это не так.

Но наиболее матерыми, непримиримыми врагами спиритуализма является класс, к счастью, состоящий из очень немногих членов, которые, тем не менее, кричат громче всех и утверждают свои взгляды с крикливостью, достойной лучшей цели. Это претенденты на науку молодой Америки – ублюдочный класс псевдофилософов, упоминаемых в начальной главе этой книги, и имеющих не больше прав на то, чтобы их рассматривали как ученых, чем дает на это право обладание электрической машиной или прочтение ребяческой лекции по слабоумию или медиомании. Такие люди – если вы им поверите – глубокие мыслители и физиологи; никаких метафизических бредней у них нет, они – позитивисты – ментальные выкормыши Огюста Конта, чье лоно раздувается при мысли о выдергивании заблудившегося человечества из мрачной пропасти суеверия и о перестройке космоса на более совершенных принципах. Они – непримиримые психофобы – им нельзя нанести большего оскорбления, как сказать, что они являются обладателями бессмертных душ. Послушать их – и начнешь думать, что у мужчин и женщин не может быть никаких других душ, как только «научные» или «ненаучные души», каковы бы ни были эти души.[81]

Каких-то 30 или 40 лет тому назад во Франции Огюст Конт – ученик Политехнического колледжа, который годами оставался в этом заведении в качестве репетитора трансцендентного анализа и рационалистической механики, – проснулся в одно прекрасное утро с очень нерациональной идеей стать пророком. В Америке можно встретиться с пророком на каждом углу улицы, в Европе они так же редки, как черные лебеди. Но Франция страна всего нового. Огюст Конт стал пророком. А иногда мода настолько заразительна, что даже в трезвой Англии его некоторое время считали Ньютоном девятнадцатого века.

Эпидемия распространилась, и пока что она, подобно лесному пожару, перекинулась в Германию, Англию и Америку. У нее нашлись адепты во Франции, но там это возбуждение долго не продлилось. Пророк нуждался в деньгах: ученики не хотели их давать. Лихорадка преклонения перед религией без Бога остыла так же быстро, как налетела; изо всех энтузиастических апостолов остался только один, заслуживающий какого-либо внимания. Это был знаменитый филолог Литрэ, член Французского Института и предполагаемый член Академии наук, но которому архиепископ Орлеанский зловредно помешал стать одним из «Бессмертных».[82]

Философ-математик – верховный жрец «религии будущего» – преподавал свое учение, как это делают все его братья-пророки наших дней. Он обожествил «женщину» и снабдил ее алтарем; но богине приходилось платить за пользование им. Рационалисты смеялись над ментальной аберрацией Фурнье; они смеялись над сенсимонистами; и их презрение к спиритуалистам не знало границ. Эти самые рационалисты и материалисты были пойманы, как пустоголовые воробьи, на птичий клей красноречия нового пророка. Томление по какой-то божественности, тоска по «непознанному» – чувства прирожденные человеку; даже худший из атеистов, кажется, не является исключением из этого. Обманутые внешним блеском его ignus fatuus,[83] ученики следовали за ним до тех пор, пока не очутились блуждающими в бездонном болоте.

Прикрываясь маской ложной эрудиции, позитивисты этой страны организовались в клубы и комитеты, замыслив выкорчевать спиритуализм под предлогом беспристрастного его исследования.

Будучи слишком робкими, чтобы открыто бросить вызов церквям и христианскому учению, они стараются подкопать то, на чем базируются все религии – человеческую веру в Бога и в собственное бессмертие. Их политика заключается в том, чтобы высмеивать то, что подводит необычный фундамент под такую веру – феноменальный спиритуализм. Атакуя его в его наиболее слабое место, они стараются использовать его недостаток в индуктивном методе и те преувеличения, какие можно найти в трансцендентальных доктринах его пропагандистов. Пользуясь преимуществом его непопулярности, выказывая отвагу, настолько же яростную и неуместную, как у странствующего рыцаря Ла Манча, они требуют, чтобы их признали, как филантропов и благодетелей, которые выкорчевывают чудовищные суеверия.

Давайте посмотрим, в какой степени хваленная религия будущего Конта выше спиритуализма, и насколько меньше его последователи нуждаются в лечении в сумасшедших домах, которые они официально предлагают медиумам, о которых они якобы чрезвычайно заботятся. Перед тем как приступить, давайте обратим внимание на тот факт, что три четверти отрицательных черт в спиритуализме приходятся непосредственно на долю материалистических авантюристов, притворившихся спиритуалистами. Конт со смаком обрисовал «искусственно оплодотворенную» женщину будущего. Она ничто другое, как киприановский идеал свободной любви. Иммунитет против будущего, предлагаемого его лунатизмом пораженными учениками, настолько привился некоторым псевдоспиритуалистам, что они приступили к образованию коммунистических общин. Ни одна, однако, не оказалась долговечной. Так как их основной характерной чертой являлся материалистический анимализм, позолоченный сверху тонкой фольгой философии из сплава меди с цинком со вкрапленными комбинациями труднопроизносимых греческих имен, – то эти общины не могли оказаться ничем другим, как неудачными начинаниями.

Платон в пятой книге своей «Республики» подсказывает метод по улучшению человеческой расы путем устранения нездоровых или уродливых индивидуумов и соединения лучших образцов обоих полов. Не следует ожидать, что «гений нашего века» – будь он даже пророк – выдавит из своих мозгов что-нибудь совсем новое.

Конт был математиком. Ловко скомбинировав несколько старых утопий, он придал окраску целому, и, использовав идеи Платона, материализировал их и преподнес миру величайшее уродство, какое когда-либо исходило из человеческого ума!

Мы просим читателя иметь в виду, что мы нападаем на Конта не как на философа, а как на реформатора. В непроглядном мраке его политических, философских и религиозных взглядов мы часто наталкиваемся на отдельные наблюдения и замечания, где глубокая логика и разумность мысли соперничают с блеском изложения. Но затем они ослепляют вас, как молнии в ночной тьме, оставляя вас в следующий миг еще больше погруженным в темноту, чем когда-либо. Если собрать удачные места и пересоставить по-новому, то из нескольких томов его сочинений получился бы том очень оригинальных афоризмов, дающих очень ясное и действительно умное определение большинства наших общественных зол. Но напрасно было бы искать путем утомительного просмотра шести его томов «Направление философии позитивизма», или в этой пародии на жречество в форме диалога – «Катехизис религии позитивизма» – какой-либо идеи, дающей хотя бы временное средство против этих зол. Его ученики дают понять, что возвышенные доктрины их пророка не предназначены для простых людей. Сравнивая догмы, проповедуемые позитивизмом, с их преувеличением апостолами на практике, мы должны признать возможность, что в самой основе этого учения находится какая-то весьма ахроматическая (лишенная окраски) доктрина. В то время как «верховный жрец» проповедует, что «женщина должна перестать быть самкой мужчины» [113, том i, с. 203 и далее]; в то время как теория брака и семьи позитивистских законодателей главным образом состоит в том, чтобы женщина стала «только компаньоном мужчины посредством избавления ее от всяких материнских функций» [113]; и в то время как они готовят в будущем замену этой функции посредством применения к «девственной женщине» некоей «латентной силы [113], – некоторые из жрецов-мирян открыто проповедуют полигамию, а другие утверждают, что их доктрины являются квинтэссенцией духовной философии.

По мнению римского духовенства, которое находится под хроническим влиянием боязни дьявола, Конт предлагает свою «женщину будущего» «инкубу» [100, гл. 6] на предмет одержания. По мнению более прозаических людей, божество позитивизма отныне должно рассматриваться как некая двуногая племенная кобыла. Даже Литрэ делает благоразумные оговорки в то время, когда принимает апостольство этой удивительной религии. Вот что он писал в 1859 г.:

Далее он говорит:

М. Литрэ показал себя в свете истинного сына своего пророка. Действительно, вся система Конта нам кажется построенной на игре слов. Когда они говорят «позитивизм», читайте нигилизм; когда слышите слово девственность, знайте, что это означает бесстыдство, и так далее. Так как эта религия, основанная на теории отрицания, то ее последователям трудно осуществить ее на практике без того, чтобы не сказать «белый» когда подразумеваешь «черный»!

«Позитивная философия, – продолжает Литрэ, – не принимает атеизма, ибо атеист не представляет собою действительно эмансипированного ума, он, по-своему, все еще богослов; он дает свои объяснения о сущности вещей; он знает, как они начались!.. Атеизм есть пантеизм, эта система все еще вполне богословская, и таким образом относится к партии древних» [114, vii, 57].

Будет напрасной тратой времени цитировать еще что-либо из этих парадоксальных рассуждений. Конт дошел до апофеоза абсурдности и непоследовательности, когда выдумав свою философию, он назвал ее «религией». И, как это обычно бывает, ученики превзошли своего реформатора в абсурдности. Поддельные философы, которые сияют в американских академиях Конт подобно lampyrisnoctiluca[84] рядом с планетой, не оставляют у нас никаких сомнений по поводу их верования и сравнения систем мышления и жизни, выработанной французским апостолом с «идиотизмом» спиритуализма, конечно в пользу первой.

восклицает автор «Катехизиса религии позитивизма», цитируя Кассиди, кстати забывая при этом сказать, чья это мысль; и его ученики продолжают высказывать какой отвратительной системой они хотят заменить христианство, спиритуализм и даже науку.

«Позитивизм, – ораторствует один из них, – есть всеобъемлющая доктрина. Он совершенно отвергает все формы богословских и метафизических верований, все формы сверхъестественного, следовательно, отвергает и спиритуализм. Истинный позитивный дух заключается в замене изучения неизменных законов феноменов на их так называемые причины, ближайшие или первичные. На этом основании он одинаково отвергает и атеизм, ибо «атеист в глубине своей богослов» – добавляет он, плагиатизируя Литрэ, – «атеист не отвергает проблем богословия, а только их разрешение, поэтому он нелогичен. Мы, позитивисты, отвергаем эту проблему в свою очередь на том основании, что она совершенно недоступна интеллекту, и мы только понапрасну потратили бы свою энергию на поиски первой и конечной причин. Как вы видите, позитивизм дает полное объяснение [?] мира, человечества, его обязанностей и судеб…»! [115]

Это весьма блестяще а теперь для сопоставления приведем то, что думает о системе Конт действительно великий ученый профессор Хэер.

«Позитивная философия Конта, – говорит он, – в конце концов сводится только к простому отрицанию. Конт признался, что он ничего не знает об источниках и причинах естественных законов, и что их возникновение совершенно непостижимо, так что нет надобности тратить время с целью проникновения в них… Конечно, его доктрина делает его открыто полным невеждой в отношении причин законов или средств, какими они были установлены, и не может иметь никакого основания, кроме вышеупомянутого аргумента отрицания в возражениях фактам, удостоверяющим отношение к духовному творчеству. Таким образом, в то время как атеисту предоставляется его материальное царство, спиритуализм построит внутри этого самого пространства и над ним царство настолько великое по значению, насколько вечность больше средней длительности человеческой жизни, и беспредельные пространства недвижных звезд, больше обитаемой площади нашей планеты» [116, с. 29].

Короче говоря, позитивизм ставит себе задачу разрушить теологию, метафизику, спиритуализм, атеизм, материализм, пантеизм и науку и должен кончить тем, что уничтожит самого себя. Де Мирвиль считает что согласно позитивизму

Современный Магомет сперва освобождает мужчин и женщин от Бога и от собственных душ, а затем невольно выпотрошивает свою собственную доктрину слишком острым мечом метафизики, которого, как он думал, он все время избегал, и, таким образом, остается без малейшего следа философии.

В 1864 г. М. Пауль Жане, член института, произнес речь о позитивизме, в которой мы находим следующие замечательные слова:

Позитивисты Америки объединились в неослабевающих усилиях опрокинуть спиритуализм. Чтобы показать свою беспристрастность, они даже выдвигают вопрос:

Очень хорошо. Нет ни такой богословской нелепости, ни такого спиритуалистического заблуждения, которое могло бы сравниться по своей порочности и глупости с позитивистским понятием «искусственного оплодотворения». Отказавшись от всякой мысли о первой и конечной причинах, они прикладывают свои сумасшедшие идеи к созданию невозможной женщины для поклонения будущим поколениям; живого бессмертного друга мужчины они хотят заменить индейским женским фетишем Обеах, деревянным идолом, набиваемым каждый день змеиными яйцами, чтобы они выводились от нагревания солнцем!

А теперь, если нам позволено, мы хотим задать вопрос во имя здравого смысла – почему христианские мистики должны обвиняться в легковерии или спиритуалисты обрекаться на дом сумасшедших, когда эта религия, олицетворяющая такие отвратительные нелепости, находит последователей даже среди академиков? Когда такие сумасшедшие славословия, как нижеприведенное, могут быть произнесены устами Конта и вызвать восхищение его последователей:

И опять, после изложения modus operandi:[86]

На это мы могли бы очень уместно осведомиться, было ли когда-нибудь обнаружено в «причудах спиритуализма» или в таинствах христианства что либо более абсурдное, чем этот идеал «грядущей расы». Если с тенденции материализма не распространилось неверных представлений благодаря поведению некоторых из его сторонников, которые публично проповедуют многоженство, то нам думается, что будет когда-либо и не будет священнодействующего племени, зачатого таким образом, но мы не увидим конца потомству – отпрысков «матерей без мужей».

Вполне естественно, что философия, которая могла породить такую касту дидактических инкубов, также могла и выразить через перо одного из своих наиболее болтливых очеркистов следующее излияние:

Ignis fatuus,[87] ставший теперь таким излюбленным образом у многих карликовых философов, должен был бороться за свое признание. Не так давно этот теперь знакомый феномен решительно отвергался корреспондентом лондонского «Таймс», утверждения которого имели вес до появления труда доктора Фипсона, поддержанного свидетельствами Беккария, Гумбольдта и других натуралистов – это покончило с вопросом.[88] Позитивистам следовало бы выбирать какое-либо более подходящее выражение и в то же время следить за открытиями науки. Что касается месмеризма, то он был принят на практике во многих местах Германии и публично применен в более, чем в одном госпитале, его оккультные свойства были доказаны, и в него поверили врачи, чьи выдающиеся способности, ученость, заслуженная слава не чета самодовольным лекторам по медиумизму и сумасшествию.

Нам осталось добавить всего несколько слов, прежде чем бросить этот неприятный предмет. Мы находим, что позитивисты чувствуют себя счастливыми от самообмана, что контисты являются величайшими учеными в Европе. Насколько их претензии могут быть справедливыми в глазах других известных ученых, этого мы не знаем, но Гёксли, которого вся Европа считает одним из своих величайших ученых, решительно отклоняет эту честь и доктор Модсли в Лондоне следует его примеру. В лекции, прочитанной впервые в 1868 г. в Эдинбурге, он, кажется, был даже весьма шокирован тем, что архиепископ Йорский позволил себе отождествлять его с философией Конта.

«Поскольку дело касается меня», – говорит мистер Гёксли, – «уважаемый прелат мог диалектически разнести мистера Конта в куски, насколько мое изучение характернейших черт позитивной философии позволяет судить, я не нахожу в ней почти никакой научной ценности, а нахожу много такого что совершенно противоречит самой сущности науки как все в ультрамонтанистическом католичестве. В сущности, философию Конта можно сжато охарактеризовать как католицизм минус христианство».

Далее Гёксли даже впадает в гнев и начинает обвинять шотландцев в неблагодарности за то, что они допустили архиепископа совершить ошибку – признать Конта основателем философии, которая по праву принадлежит Юму.

«Этого достаточно, – восклицает профессор, – чтобы заставить Давида Юма перевернуться в гробу, что здесь, почти на расстоянии человеческого голоса от его дома, заинтересованная аудитория слушала без тени возражения, как его наиболее характерные доктрины приписываются французскому писателю, родившемуся на 50 лет после него, и в чьих отчаянно скучных и многословных страницах мы не находим ни живости мысли, ни ясности стиля…»[54]

Бедный Конт! Кажется, что высочайшие представители его философии уменьшились, по крайней мере в этой стране, до «одного физика, одного врача, специализировавшегося на нервных заболеваниях, и одного юриста». Один очень остроумный критик прозвал это отчаянное трио «аномалистской триадой, которая среди своих напряженных трудов не находит времени, чтобы ознакомиться с основоположениями и законами своего языка».[89]

В заключение скажем, что позитивисты ничем не пренебрегают, чтобы свалить спиритуализм в пользу своей религии. Их верховных жрецов заставляют без устали трубить; и хотя стены современного Иерихона навряд ли когда-либо рассыплются в прах от их трубного звука, тем не менее они ничем не пренебрегают для достижения желаемой цели. Их парадоксы уникальны, и их обвинения против спиритуалистов неотразимы по логике. Недавно в одной лекции, например, было сказано так:

Мы счастливы отметить, что в то время, как позитивизм во всеуслышание объявлял себя религией, спиритуализм никогда не претендовал на больше, как на науку, развивающуюся философию или, вернее на исследование скрытых и пока что еще необъясненных сил природы. Объективность его различных феноменов была продемонстрирована не только одному представителю настоящей науки, и также неэффективно отрицалась ее «обезьянами».

Наконец, можно сказать про наших позитивистов, которые так бесцеремонны с каждым психологическим феноменом, что они подобны краснобаю Сэмюэля Батлера, который

Мы хотели бы, чтобы не было надобности направлять критикующий взгляд за пределы кружка педантов и никудышных людей, неправильно именующих себя людьми науки. Но также неотрицаемо то, что трактовка новых предметов со стороны тех, чей ранг в ученом мире высок, часто остается невызывающей возражений, когда, в самом деле, она нуждается в осуждении. Осторожность, выросшая из установившейся в исследованиях привычки; экспериментальное продвижение от мнения к мнению, вес, придаваемый признанным авторитетом – все это благоприятствует консерватизму мысли, который, естественно, уводит в догматизм. Ценою научного прогресса обычно является мученичество и остракизм, выпадающие на долю новатору. Реформатор лаборатории должен, так сказать, завоевать крепость привычки и предрассудка острием штыка. Редко даже бывает, что дружеская рука оставила какую-нибудь заднюю дверь открытой. Шумные протесты и наглое критиканство мелких людишек из переднего края науки реформатор может оставить без внимания. Враждебность же другого класса представляет реальную опасность, которую новатор должен встречать лицом к лицу и преодолеть. Знание же растет с увеличивающейся скоростью, но не великой корпорации ученых следует воздавать за это честь. Каждый миг они старались делать все возможное, чтобы сокрушить новое открытие вместе с открывателем. Слава тому, кто победил все это своею отвагою, интуицией и упорством. Мало в природе сил, которые, после объявления о их открытии, не были бы осмеяны, а затем отброшены, как абсурдные и ненаучные. После принижения гордости тех, кто ничего не открыли, после удовлетворения справедливых требований, в которых отказывали до тех пор, пока было возможно – увы, к несчастью человечества! – новооткрыватель, как это часто бывает – сам, в свою очередь, становится угнетателем по отношению других открывателей в области естественных законов. Так, шаг за шагом, человечество движется по своему кругу знания; наука постоянно поправляет свои ошибки и переприспосабливает ко следующему дню ошибочные теории предыдущего дня. Так всегда бывает не только в вопросах, относящихся к психологии, например, к месмеризму в его двойном значении физического и духовного феномена, но даже и в таких открытиях, которые непосредственно связаны с точными науками и которые легко продемонстрировать.

Что можем мы делать? Будем ли припоминать прошлое? Будем ли указывать на средневековых ученых, потворствовавших церкви в отрицании гелиоцентрической системы из боязни, как бы не задеть церковных догм? Вспомним ли, как ученые конхологи однажды отрицали, что в окаменелых раковинах, встречающихся везде по лицу земли, когда-то жили живые животные? Как натуралисты восемнадцатого века объявляли эти раковины ничем иным, как факсимиле животных? И как эти натуралисты сражались и ссорились, и вели битвы и ругались почти целое столетие над уважаемыми мумиями древних веков, пока Бюффон не покончил с этим вопросом, доказав, что отрицатели ошибаются? Несомненно, устричная раковина может быть чем угодно, только не трансцендентальной, и должна бы быть вполне осязаемым предметом для любой точной науки, и если ученые даже по такому предмету не могли прийти к согласию, то как можно от них ожидать, что они поверят, что на сеансах спиритуалистов, если там честные медиумы, – появляются быстро исчезающие формы рук, лиц и иногда целых тел.

Существует некий труд, который с пользою для себя могли бы прочесть в свободное время скептические люди науки. Это книга, изданная Флоуренсом, постоянным секретарем Французской академии наук, и называется она «История изысканий Бюффона». Автор в ней рассказывает, как этот великий натуралист боролся и наконец одолел сторонников этой факсимильной теории; и как эти последние все равно продолжали отрицать все под солнцем, причем это иногда превращалось в какое-то бешенство отрицания, проявляемое ученой корпорацией. Они отрицали Франклина и его электричество; смеялись над Фультоном и его паровой машиной; проголосовали за смирительную рубашку для инженера Пердоннэ за то, что он предложил построить железную дорогу; смутили Харвея и объявили Бернарда де Палисси «таким же глупым, как его горшки»!

В своем часто цитируемом труде, «История конфликта между религией и наукой», профессор Дрейпер проявляет решительную склонность толкнуть чаши весов справедливости в сторону обвинения одной только церкви за препятствия, чинимые на пути человеческого прогресса. При всем уважении и испытываемом нами восхищении к красноречивому писателю и ученому, мы должны протестовать и воздавать каждому должное. Многие из вышеперечисленных открытий упоминаются автором «Конфликта». Во всех случаях он обрушивается на упорное сопротивление открытиям со стороны духовенства и молчит о таком же противодействии, испытываемом каждым новооткрывателем от рук ученых. Его выступление в пользу науки, что «знание есть сила», несомненно справедливо. Но злоупотребление силой, происходит ли оно от избытка мудрости или невежества – одинаково противно по своим последствиям. Кроме того, духовенство уже приведено в молчание. Его протесты сегодня едва ли вызвали бы какое-либо внимание в мире науки. Но в то время, как богословие оттеснено назад, на задний план, ученые обеими руками ухватились за скипетр деспотизма и употребляют его, как херувим пламенный меч, чтобы не допустить людей к древу вечной жизни, удерживая их в мире тленной материи.

Редактор лондонского «Спиритуалиста» в ответ на критику доктора Гали в адрес теории огненного тумана Тиндаля говорит, что если всю корпорацию спиритуалистов еще не изжарили живьем на кострах на площади Смитфилда в нынешнем столетии, то только науке мы обязаны этою милостью. Хорошо, давайте согласимся, что ученые косвенным образом в данном случае явились общественными благодетелями в том, что теперь уже не в моде сжигать эрудированных людей. Но разве несправедливо будет задать вопрос – могли бы спиритуалисты чувствовать себя так спокойно, как они чувствуют себя сейчас, если при таком отношении какое сейчас к ним проявляют Фарадей, Тиндаль, Гёксли, Агасиз и другие – у последних была бы в руках вся неограниченная власть, какою в свое время обладала инквизиция? Даже, предположим, что они не стали бы поджаривать живьем верящих в существование мира духов, так как нет такого закона, чтобы людей при жизни предавать кремации, – не послали бы они каждого спиритуалиста в сумасшедший дом? Разве они нас не называют «неизлечимыми маньяками», «галлюцинирующими глупцами», «идолопоклонниками» и тому подобными именами? В самом деле, нам непонятно, что могло побудить редактора «Спиритуалиста» на такую степень благодарности науке, чтобы так благосклонно ее опекать. Мы полагаем, что недавние Ланкастер-Донкин-Слэйд преследования в Лондоне должны бы открыть глаза полным надежд спиритуалистам и ясно показать, что упрямый материализм часто бывает более глупо фанатичным, чем религиозный фанатизм.

Одним из умнейших произведений, принадлежащих перу профессора Тиндаля, является очерк «Мартинэ и материализм». В то же самое время его автор по истечении нескольких лет, несомненно, будет очень не прочь исправить в нем некоторые непростительные грубости выражения. В данный момент мы, однако, не будем заниматься этим, а рассмотрим, что он говорит о феномене сознания. Нижеприведенный вопрос он цитирует из Мартинэ:

«Человек может сказать – „я чувствую, думаю, люблю“, – но как сознание вливается в эту проблему?»

И отвечает так:

Эта бездна, настолько же непроходимая для профессора Тиндаля, насколько непостижим огненный туман, где ученый встречается с непознаваемой причиной, – является препятствием только для людей без интуиции. Труд профессора Бьюканана «Конспекты лекций по неврологической антропологии», написанный еще в 1854 г., подсказывает мысль, что если бы лжеученые всезнайки вняли бы им, то можно было бы показать им, как можно построить мост через эту страшную пропасть. Это один из тех закромов, в которых бережливое настоящее хранит мыслесемя урожаев будущего. Но здание материализма обосновано целиком на ее грубом фундаменте – рассудке. Когда они расширят, растянут или напрягут способности рассудка до его крайних пределов, то учителя материализма смогут, в лучшем случае, раскрыть перед нами вселенную молекул, оживляемых оккультным импульсом. Какой еще лучший диагноз болезни наших ученых можно пожелать, чем тот, который можно вывести из анализа профессора Тиндаля о состоянии ума сторонников абсолютной власти римского папы путем маленькой замены в названиях. Вместо «Духовные вожди» поставим «ученые», вместо «до-научное прошлое» – «материалистическое настоящее», скажем «дух» вместо «наука» и тогда в нижеследующем абзаце мы будем иметь портрет в натуральную величину человека науки наших дней, изображенного мастерской рукой:

Вот это зеркало оккультисты держат перед лицом науки, чтобы она увидела себя самое.

С тех пор, как история отметила первые человеком выработанные законы, никогда не существовало народа, законоположения которого не потребовали бы свидетельских показаний двух или трех заслуживающих доверия свидетелей, когда решался вопрос о жизни или смерти граждан того народа. «По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть» [Второзаконие, XVII, 6], – говорит Моисей, первый законодатель, которого мы встречаем в древней истории. «Законы, предающие казни человека на основании показаний только одного свидетеля, опасны для свободы», – говорит Монтескье – «Разум требует, чтобы было два свидетеля» [119, xii, гл. 3]. Таким образом везде, во всех странах люди пришли молчаливо к согласию о ценности свидетельств. Но ученые не принимают свидетельствования миллионов людей против одного. Напрасно сотни тысяч людей свидетельствуют о фактах. Oculos habent et поп vident![90] Они решили оставаться слепыми и глухими. Тридцать лет практических демонстраций и свидетельства нескольких миллионов верящих в Америке и в Европе, несомненно, имеют право на какое-то уважение и внимание. В особенности, когда вердикт двенадцати спиритуалистов в силу свидетельских показаний любых двух свидетелей вправе послать на виселицу даже ученого за преступление, совершеннее, возможно, под влиянием побуждения, возникшего вследствие некоего смятения среди мозговых молекул, не удерживаемых сознаванием будущего воздаяния.

По отношению к науке, в целом, как к божественной цели, весь цивилизованный мир должен бы испытывать глубокое уважение, ибо одна только наука может дать человеку возможность понять божество путем правильной оценки его творений.

«Наука есть понимание истины или фактов, – говорит Уэбстер, – это исследование истины ради ее самой и погоня за чистым знанием».

Если это определение правильно, то большинство наших современных ученых окажутся изменившими своей богине. «Истина ради нее самой!» А где же следует искать ключи ко всем тайнам природы, если не в неисследованной до сих пор тайне психологии? Увы! Так много ученых, которые в своих исследованиях природы разборчиво сортируют факты, выбирая для исследования только такие, которые лучше всего согласуются с предрассудками

У психологии нет злее врагов, чем школа медицины, именуемая аллопатией. Напрасно напоминать им, что изо всех так называемых точных наук медицина меньше всех заслуживает этого названия. Хотя изо всех отраслей медицинской науки больше всего врачи должны были бы изучать психологию, так как без ее помощи их практика вырождается в простое угадывание и интуицию, – они же почти полностью пренебрегают ею. Малейшее отступление от провозглашенных ими доктрин рассматривается как ересь, и хотя непопулярный и непризнанный метод лечения мог бы спасти тысячи жизней, они, вся корпорация врачей, готовы цепляться за давно принятые гипотезы и предписания и осуждают и новатора, и нововведение до тех пор, пока на них не ляжет штамп узаконивания. За это время несчастные пациенты могут умирать, но до тех пор, пока профессиональная гордость не будет удовлетворена, это имеет второстепенное значение.

Теоретически медицина самая добрая наука, и в то же самое время никакая другая наука не проявляет столько примеров мелочных предрассудков, материализма, атеизма и злобного упрямства, как медицина. Пристрастие к какому либо одному методу и покровительство ведущих врачей едва ли когда-либо измерялись полезностью открытия. Кровопускания, пиявки, банки и ланцет – все проходили через свою эпидемию популярности, чтобы под конец впадать в заслуженную немилость. Воду, которую теперь свободно дают лихорадочным пациентам, когда-то им не давали; теплые ванны были вытеснены холодной водой, а одно время гидропатия стала манией. Хинная кора – которую один современный защитник библейского авторитета серьезно пытался отождествить с райским «Древом Жизни»,[91] и которая была привезена в Испанию в 1632 г., – годами оставалась в небрежении. Церковь однажды проявила больше благоразумия, чем наука. По просьбе кардинала де Луиджи, Инокентий X дал ей покровительство своего могущественного имени.

В одной старинной книге под заголовком «Демонология» автор приводит много примеров, когда очень действенные лечебные средства, которыми сперва пренебрегали, впоследствии обратили на себя внимание благодаря чистой случайности. Он также доказывает, что большинство новых открытий в медицине оказались ничем иным, как «оживление и новое приспособление очень древней практики». В прошлом столетии мадам Ноуфлэ, знахарка, широко рекламировала и продавала секретное средство от ленточного червя – корень мужского папоротника. Секрет этот был куплен Людовиком XV за большую сумму денег; а после этого врачи открыли, что уже Гален рекомендовал это средство и им лечил. Знаменитый порошок герцога Портландского от подагры был diacentaureon Целия Аврелиана. Позднее было установлено, что этим порошком пользовались писатели раннего средневековья, открывшие его в писаниях древнегреческих философов. То же самое было с eaumedicinale доктора Хассона, чье имя оно носит. Это знаменитое средство от подагры было опознано под его новой маской как Colchicum autumnale, или луговой шафран, который тождественен с неким растением, называемым Hermodactylus, чьи достоинства, как несомненного противоядия от подагры, были признаны и защищаемы Орибасом, великим врачом четвертого века, и также Этием Амиденом, другим выдающимся врачом в Александрии (пятого века). Впоследствии этим средством перестали пользоваться: оно впало в немилость лишь потому, что было слишком старо, чтобы заслужить благосклонность со стороны медицинских факультетов, процветавших в конце прошлого столетия!

Даже великий Магенди, мудрый физиолог, не избег того, чтобы открыть то, что уже было открыто и одобрено старейшими врачами. Предлагаемое им средство от туберкулеза, а именно, применение синильной кислоты можно найти в сочинении Lumжus под названием Amenitates Academicae, том IV, в котором он указывает на дистиллированную лавровую воду, которую с большим успехом применяли против легочного туберкулеза. Плиний также уверяет нас, что экстракт из вишневых косточек и миндаля вылечивает наиболее упорные кашли. Как очень правильно замечает автор «Демонологии», можно смело утверждать, что «все различные секреты препаратов опиума, которые воспевались как открытия современности, могут быть опознаны в сочинениях древних авторов», которых так дискредитируют в наши дни.

Всеми признается, что с незапамятных времен Дальний Восток был страною знания. Даже в Египте ботанику и минералогию не изучали так пространно, как их изучали ученые архаической Средней Азии. Шпренгер, несправедливый, с предвзятыми мнениями, каким он оказался во всем остальном, признает это в своей «Истории медицины». И все же, несмотря на все это, каждый раз, когда речь идет о магии, индийская магия редко кому приходит в голову, так как о пользовании магией в Индии известно меньше, чем среди других древних народов. У индусов магия была и есть более эзотерична, возможно – даже более эзотерична, чем у египетских священнослужителей. Настолько она считалась священной, что ее существование едва допускалось и ею пользовались только при крайней общественной необходимости. Дело магии считалось чем-то большим, чем дело религии, ибо ее считали божественной. Египетские иерофанты, несмотря на их суровую чистую нравственность, ни на миг не могли быть сравнимы с аскетическими гимнософистами ни по святости жизни, ни по чудодейственным силам, развитым в них сверхъестественным удалением от всего земного. Со стороны тех, кто их знали, они пользовались большим уважением, чем халдейские маги. Отказывая себе в простейших удобствах жизни, они обитали в лесах и вели жизнь наиболее уединившихся отшельников [59, xxiii, 6], тогда как их египетские братья, по крайней мере, собирались вместе. Несмотря на пятно, бросаемое историей на занимающихся магией и предсказаниями, она провозгласила их обладателями величайших тайн в медицинских познаниях, непревзойденными в их применении на практике. Многочисленные тома, сохранившиеся в индийских монастырях, где приведены доказательства их учености. Попытка сказать о том, были ли гимнософы действительными основоположниками магии в Индии, или же они только пользовались тем, что было им передано, как наследство от самых ранних риши[92] – первых семи мудрецов – будет рассматриваться как простая спекуляция представителей точных наук.

говорит современный писатель. Они сохраняли свое достоинство под властью самых могущественных принцев, которых они не удостаивали своими посещениями и не беспокоили ни малейшими просьбами. Если последние хотели получить совет или молитвы этих святых людей, то они должны были или пойти к ним сами, или же послать послов. Для этих людей нет скрытой силы растения или минерала, который они бы не знали. Они измерили глубины природы, тогда как психология и физиология были для них открытыми книгами; результатом этого была наука или махагиотия, которую теперь презрительно называют магией.

В то время как чудеса, записанные в Библии, стали у христиан признанными фактами, не верить которым уже считалось неверностью, отступничеством, – повествования об удивительных происшествиях и чудесах, находимые в «Атхарваведе»,[93] вызывают у них презрение и рассматриваются, как доказательства дьявольщины. И все же, в более чем в одном отношении, несмотря на нежелание некоторых санскритологов, мы можем показать тождественность между этими двумя. Кроме того, так как теперь учеными доказано, что Веды появились на много веков раньше еврейской Библии, то, если было заимствование одной от другой – легко сделать вывод что тогда – не индийские священные книги можно обвинять в плагиате.

Прежде всего, их космогония показывает, как ошибочно было мнение, преобладающее среди цивилизованных наций, что Брахму индусы когда-либо считали своим главным, верховным богом. Брахма – второстепенное божество и, подобно Иегове, является «двигателем вод». Он есть творящий бог и в своих аллегорических изображениях обладает четырьмя головами, что соответствует четырем странам света. Он – демиург, архитектор мира.

«В первоначальном состоянии творения, – говорит Полиер в „Индийской мифологии“, – зародышевая Вселенная, погруженная в воды, покоилась в лоне Вечности. Появившись из этого хаоса и мрака, Брахма, архитектор мира, плыл на листе лотоса, несомый по водам, не в состоянии различить что-либо, кроме воды и мрака».

Здесь налицо полная идентичность смысла египетской космогонии, которая в первых же фразах говорит об Астор[94] или Матери Ночи (которая представляет беспредельный мрак) в качестве первичного элемента, что покрывает бесконечную бездну, оживляемую водою и вселенским духом Вечного, одиноко пребывающего в Хаосе. Как и в еврейском священном писании, история сотворения начинается от Духа Божьего и его творческой эманации – другого божества.[95] Отдав себе отчет в таком печальном состоянии, Брахма в ужасе спрашивает самого себя:

Затем он слышит голос:

Из своего плавательного положения Брахма встает и принимает позу сидящего в созерцании на лотосе и обращает мысли к Вечному. Последнему по душе такая набожность, он рассеивает первичную тьму и открывает его понимание.

Лотос, священный цветок как египтян, так и индусов, служит символом Гора так же, как и Брахмы. В Тибете или в Непале не найдется ни одного храма без него; значение этого символа весьма многозначительно. Ветка лилии, помещенная в руке архангела, который преподносит ее Деве Марии на картине «Благовещание» по своему эзотерическому символизму имеет в точности то же самое значение. Интересующихся этим отсылаем к сэру Уильяму Джонсу [120]. У индусов лотос является символом творящих сил природы, действующих посредством огня и воды (духа и материи).

«Вечный! – говорится в стихе «Бхагавадгиты», – Я вижу Брахму-творца на троне в тебе над лотосом!»

и сэр У. Джонс показывает, что семена лотоса содержат – еще до того, как они начинают прорастать – в совершенстве сформированные листочки, миниатюрные образцы того, что однажды станет полным растением или, как выражается автор «Языческой религии», таким образом —

У буддистов оно имеет то же самое значение. Маха-майя, или Маха-дэва, мать Гаутамы Будды была заранее предупреждена о том, что у нее родится сын, бодхисаттвой (духом Будды), который появился около ее ложа с лотосом в руке. Также Озирис и Гор всегда изображались египтянами с цветком лотоса.

Все эти факты указывают на общность источника этой идеи в трех религиозных системах – индийской, египетской и иудео-христианской. Где бы ни фигурировала мистическая водяная лилия (лотос), – она символизирует эманацию объективного из сокровенного, или переход вечной мысли всегда незримого божества из абстрактности в конкретные или зримые формы. Ибо, как только тьма рассеялась и «был свет», понимание Брахмы раскрылось, и он увидел идеальный мир (который до тех пор лежал в вечности скрытый в божественной мысли), архетипные формы бесконечного множества будущих вещей, которые будут вызваны к существованию и, следовательно, станут видимы. В этой первой стадии действия Брахма еще не стал архитектором, строителем вселенной, ибо ему надо было, как архитектору, ознакомиться с планом и представить себе идеальные формы, которые покоились в лоне Вечного Единого так же, как будущие листья лотоса скрыты в семени этого растения. И вот это и есть та идея, в которой мы должны искать происхождения и объяснения стиха в еврейской космогонии, где сказано:

Во всех примитивных религиях «Сын Отца» есть творящий Бог, т. е. Его мысль, ставшая видимой; и в дохристианской эре, от индийской Тримурти до трех каббалистически объясняемых голов еврейских священных писаний триединое божество каждой нации полностью определяется и обосновывается в своих аллегориях. В христианском вероисповедании мы видим только искусственную прививку новой ветки на старый ствол; и принятие греческой и римской церквями символической лилии, которую держит архангел в момент благовещания, показывает мысль в точности того же самого метафизического значения.

Лотос – продукт огня (тепла) и воды, отсюда – двойной символизм духа и материи. Бог Брахма является вторым лицом Троицы, каковыми являются Иегова (Адам-Кадмон) и Озирис или скорее Пэмандр, или сила божественной мысли Гермеса, ибо Пэмандр представляет собою корень всех египетских солнечных богов. Вечный есть Дух Огня, который возбуждает и оплодотворяет и развивает в конкретную форму все, что порождено из воды или изначальной земли, вышедшей из Брахмы. Но вселенная сама есть Брахма, и он есть вселенная. Это философия Спинозы, которую он выводит из учения Пифагора; и она та же самая философия, за которую Бруно принял мученическую смерть. Насколько христианское богословие заблудилось, ушло в сторону от своей отправной точки, показано в этом историческом факте. Бруно был казнен за толкование символа, принятого первоначальными христианами и разъясненного апостолами! Ветка водяной лилии бодхисаттвы, а позднее ангела Гавриила, представляющая символ огня и воды или идею творения и порождения, разработана в самом раннем догмате таинства крещения.

Доктрины Бруно и Спинозы почти тождественны, хотя слова последнего более завуалированы и более осторожно подобраны, чем те, которые мы находим в теориях автора «Causa Principio et Uno» или «Infinito Universo e Mondi». И Бруно, который признается, что источником ему служил Пифагор, и Спиноза, который без прямого признания источника самой своей философией выдает секрет ее происхождения, – оба они рассматривают Первопричину с одной и той же точки зрения. У них Бог есть Сущность целиком per se. Бесконечный Дух и единственное Существо, совершенно свободное и независимое и от следствий и от других причин; Он через ту самую Волю, которая произвела все и дала первый импульс каждому космическому закону, – беспрерывно поддерживает существование и порядок во всем во вселенной. Так же как индийские свабхавики, которых ошибочно называют атеистами и которые полагают, что все люди так же, как боги и духи, родились от Свабхава или их собственной природы,[96] – также и Спиноза и Бруно пришли к заключению, что Бога нужно искать внутри природы, а не вне ее. Так как творение пропорционально мощи творца, то вселенная так же, как ее творец, должна быть бесконечной и вечной, причем одна форма эманирует из своей собственной сущности и творит в свою очередь другую. Современные комментаторы утверждают, что Бруно «не будучи поддерживаем надеждой на другой и лучший мир, все же предпочел лучше поступиться жизнью, нежели своими убеждениями»; тем самым давая понять, что Джордано Бруно не верил в продолжение жизни после смерти. Профессор Дрейпер решительно утверждает, что Бруно не верил в бессмертие души. Говоря о бесчисленных жертвах религиозной нетерпимости папистской церкви, он замечает:

Но профессор Дрейпер, кажется, обладает очень поверхностными знаниями об истинных верованиях философов. Мы не будем касаться Спинозы и даже позволим ему оставаться в глазах его критиков крайним атеистом и материалистом, ибо осторожность его выражений такова, что человеку, не читающему между строк и незнакомому с сокровенным значением пифагорейской метафизики, чрезвычайно трудно убедиться, каковы, в самом деле, его убеждения. Но что касается Джордано Бруно, то он, если он придерживался доктрин Пифагора, должен был верить в загробную жизнь и, следовательно, не мог быть атеистом, чья философия не давала ему такого «утешения». Его обвинения и следующие затем признания, как они изложены профессором Доменцио Берти в его «Жизнь Бруно», которая собрана по подлинным документам, недавно опубликованным, доказала, без сомнения, какова была, действительно, его настоящая философия, вера и доктрины. Вместе с александрийскими платонистами и более поздними каббалистами он верил, что Иисус был маг в том смысле, в каком это слово применялось Порфирием и Цицероном, который называл магию divina sapientia (божественное знание); в том смысле, как она употреблялась Филоном Иудеем, который описывал магов, как обладающих наибольшей способностью проникновения в сокровенные тайны природы, а не в унизительном значении, придаваемом этому слову в нашем веке В его возвышенной концепции маги были святыми людьми, которые, отстранившись от всего на этой земле, размышляли о божественных добродетелях и более глубоко понимали божественную природу богов и духов; они посвящали других в те же тайны, которые состоят в том, что человек на протяжении всей своей жизни может поддерживать непрерывную связь с этими невидимыми существами. Но мы лучше можем продемонстрировать сокровенные философские убеждения Бруно, приводя отрывки из его обвинений и его собственных признаний.

Обвинение в изложении Мосениго, его обвинителя, звучит так:

Хотя и предательские эти вышеприведенные слова, все же они ясно указывают на веру Бруно в метемпсихоз Пифагора, который, даже будучи неправильно понят, доказывает, что он верил в перевоплощение. Далее обвинитель говорит:

На это обвиняемый философ ответил нижеследующим признанием о своей вере, которая является верой всех учеников учителей древности:

Далее Бруно сознается в своей неспособности понять учение о трех лицах божества и в своих сомнениях о воплощении Бога в Иисусе, но твердо объявляет о своей вере в чудеса Христа. Будучи пифагорейским философом, как мог он не поверить в них? Если под безжалостным нажимом инквизиции он, подобно Галилею, впоследствии отрекся и отдался на милость своих преследователей-церковников, мы не должны забывать, что он говорил как человек, поставленный между дыбой и костром, и что человеческая натура не может все время быть героической, когда телесная оболочка обессилена пытками и заключением.

Если бы не удачное появление авторитетного труда Берти, мы так бы и продолжали почитать Бруно как мученика, бюст которого стоял бы по заслугам высоко в пантеоне точной науки, увенчанный лавровым венком руками Дрейпера. Но теперь мы видим, что их герой на час не есть ни атеист, ни материалист, ни позитивист, но просто пифагореец, который преподавал философию Верхней Азии и стремился к обладанию магическими силами, так презираемыми школой самого Дрейпера! Ничего более забавного, чем это непредвиденное осложнение не произошло с тех пор, как предполагаемая статуя Св. Петра по обследовании нечестивыми археологами оказалась Юпитером Капитолия, и тождественность Будды с католическим Св. Иосифом оказалась очевидной.

Итак, обыскивая где только можно архивы истории, мы обнаруживаем, что нет такого фрагмента в современной философии – будь то ньютонова, декартова и гёкслеевская или какая-либо другая, – который не был бы добыт из недр Востока. Даже позитивизм и нигилизм находят свои прототипы в экзотерической части философии Капилы, как на это правильно указал Макс Мюллер. Вдохновенность индийских мудрецов – вот что проникло в тайны Праджна Парамита (совершенной мудрости) это были их руки, которые качали колыбель первого предка того слабого, но крикливого младенца, которого мы окрестили СОВРЕМЕННОЙ НАУКОЙ.

Глава IV Теории по поводу психических феноменов

Граф Эдженор де Гаспарин преданный протестант. Его битва с Мюссе, де Мирвилем и другими фанатиками, которые приписали все спиритуалистические феномены Сатане, была длительна и свирепа. Два тома более, чем в 1500 страниц являются результатом, доказывающим следствия, отрицающим причины и прилагающим сверхчеловеческие усилия к изобретению всевозможных других объяснений спиритуалистических феноменов, но только не настоящих, истинных объяснений.

Суровая взбучка, полученная «Журналом Дебатов» от мосье де Гаспарина, была прочтена всей цивилизованной Европой [125, т. I, с. 213]. После того, как этот джентльмен подробнейшим образом описал многочисленные проявления, которым он сам был свидетелем, – этот журнал самым нахальным образом предлагал властям Франции отправить всех тех, кто после прочтения прекрасного анализа «спиритуалистических галлюцинаций», опубликованного Фарадеем, будут настаивать, чтобы верили в эти заблуждения, – в сумасшедший дом для неизлечимых.

Нижеизложенные подтверждения физических феноменов, которым были свидетелями сам Гаспарин и профессор Тьюри могут быть прочтены в его объемистом труде.

«Экспериментаторы часто видели, что ножки стола, так сказать, прилипали к полу и, несмотря на волнение присутствующих, отказывались двинуться с места. В других случаях они видели левитацию столов, т. е. столы летали и притом энергично летали. Своими собственными ушами они слышали стуки как громкие, так и тихие; первые угрожали разнести стол вдребезги, насколько они были сильны, последние же настолько тихи, что были едва уловимы».

Что касается ЛЕВИТАЦИИ БЕЗ ПРИКОСНОВЕНИЯ РУК, то мы нашли способ легко их производить и с успехом… Мы их воспроизводили более ТРИДЦАТИ раз [125, т. i, с. 48]… Бывали дни, когда стол поворачивался и приподнимал свои ножки по очереди, причем его вес был увеличен тем, что на него сел человек весящий 87 килограммов; а в другой раз стал оставался без движения несмотря на то, что сидящий на нем человек весил только 60 [125, т. i, с. 24]. Однажды мы захотели, чтобы он перевернулся ногами вверх, и он это сделал, несмотря на то что наши пальцы ни разу не прикоснулись к нему» [125, т. i, с. 35].

«Несомненно», – замечает де Мирвиль, – «что человек по несколько раз наблюдавший такие феномены, не мог принять прекрасного анализа английского физика» [126, с. 26].

С 1850 г. Мюссе и Мирвиль, стойкие римские католики опубликовали много томов, заглавия которых хитро придуманы, чтобы привлечь внимание публики. Эти сочинения выдают большую тревогу, испытываемую их авторами, которую они кроме того и не скрывают. Если была бы возможность считать спиритуалистические феномены мошенническими подделками, – римская церковь никогда бы не стала им уделять столько внимания, прилагать столько усилий, чтобы подавить спиритуализм.

Если оставить в стороне скептиков, то людей, убедившихся в достоверности фактов спиритуалистических феноменов, можно разделить на две категории: на верящих, что эти феномены являются делом рук дьявола, и на верящих, что это действуют развоплощенные человеческие и другие духи. Самый факт уже, что богословие страшится значительно больше откровений, которые могут появиться через эту таинственную силу, нежели «конфликтов» с наукой и категорических отрицаний последней, – должен бы открыть глаза наибольшим скептикам. Римская церковь никогда не была ни легковерной, ни трусливой, как об этом красноречиво свидетельствует макиавеллизм ее поведения. Кроме того, она никогда особенно не беспокоилась по поводу ловких фокусников, ибо знала что это просто ловкость рук, фокусничество. Роберт Гудини, Конт, Гамильтон и Боско в безопасности спали в своих кроватях, в то время как она преследовала таких людей, как Парацельс, Калиостро, Месмер, философов герметизма и мистиков, – и успешно пресекала каждое настоящее проявление оккультного характера тем, что убивала медиумов.

Те, кто не в состоянии поверить в личного дьявола и в церковные догмы, – должны, тем не менее, согласиться, что духовенство достаточно проницательно, – чтобы сохранить свою репутацию непогрешимости, оно поднимает много шума по поводу спиритуалистических манифестаций, которые, если они мошеннические, неизбежно когда-нибудь будут разоблачены.

Но лучшее свидетельство реальности таинственной силы, проявляющейся в спиритуалистических феноменах, дал сам Роберт Гудини, король фокусников, который будучи приглашен Академией в качестве эксперта, чтобы наблюдать удивительные явления ясновидения, а иногда и ошибок, проявляемых столом, сказал:

Ученый астроном Бабинэ был не более успешен, когда он выбрал Конта, прославленного чревовещателя, в качестве эксперта, чтобы он свидетельствовал против спиритуалистических феноменов, в которых слышны голоса и стуки. Если верить свидетелям, Конт расхохотался в лицо Бабинэ при одном только высказывании последним мысли, что стуки спиритуалистических сеансов производятся «бессознательно чревовещанием!» Эта последняя теория достойная сестра-близнец «бессознательной мозговой деятельности», заставила многих из наиболее скептических академиков краснеть. Ее нелепость была слишком очевидна.

«Проблема сверхъестественного, – говорит Гаспарин, – такая, как ее представляли в средние века и каковою она предстала перед нами – не из тех, которыми можно пренебречь… Ее обширность и величие не могут оставаться незамеченными никем. В этой проблеме все очень серьезно – и зло и средство от него, суеверный рецидив и физический факт, которому суждено победить последнее» [125, Предисловие, с. 12 и 16].

Далее он решительно высказывает следующее мнение к каковому он пришел, будучи к этому вынужден неопровержимостью манифестаций, как он сам говорит

Среди множества книг против спиритуализма, вышедших из католических и протестантских источников, ни одна не произвела более потрясающего эффекта, чем труды де Мирвиля и де Мюссе «La Magie au XIXme Siиcle» [104], «Moeurs et Pratiques des Dйmons» [101], «Hauts Phйnomиnes de la Magie» [100], «Les Mediateurs de la Magie», «Des Esprits et de leurs Manifestations» и т. д. Они содержат наиболее энциклопедическую биографию Дьявола и его бесов, какая когда-либо появлялась для услаждения добрых католиков после средних веков.

По мысли авторов тот, кто был «лжецом и убийцей с самого начала», был также и главным свершителем спиритуалистических феноменов. Тысячами лет он возглавлял языческую теургию; и это опять был он, когда ободренный увеличением ересей, неверности и атеизма он снова появился в наши дни. Французская Академия на это возвысила свой голос в общем вопле возмущения, а мосье де Гаспарин даже почел это личным оскорблением.

Медицинские авторитеты, как и следовало ожидать, в роли греческого хора, подпевали различными увещеваниями направленными против авторов демонологии. В «Медико-психологических анналах», издаваемых докторами Бриером де Буазмоном и Керисом, было напечатано следующее:

Это было сильное оскорбление, нанесенное академикам, вне всякого сомнения, но с 1850 года, они, кажется, были обречены терпеть обиды своей гордости больше, чем большинство из них могло выдержать. Подумать только – требовать от сорока «бессмертных», чтобы они обратили внимание на штучки Дьявола! Они поклялись отомстить и, объединившись, выдвинули теорию, которая по своей абсурдности превзошла даже демонологию Мирвиля! Доктор Ройер и Джобарт де Ламбаль (оба знаменитости в своем роде) образовали союз и представили Институту одного немца, ловкость которого, по его словам, давала ключ ко всем спиритуалистическим громким и слабым постукиваниям на обоих полушариях.

«Мы краснеем, – говорит маркиз де Мирвиль, – рассказывая о том что весь трюк немца состоял просто из повторных смещений мускульных сухожилий ног. Грандиозная демонстрация этой системы на пленарном заседании Института – и тут же на месте… выражения благодарности Академии за это интересное сообщение, а несколькими днями позже – полное заверение публики, сделанное одним из профессоров факультета, что ученые, наконец, полностью разрешили проблему спиритуалистических стуков!» [127]

Но такое научное объяснение не приостановило ни течения феноменов, спокойно продолжающих совершаться, ни писателей по демонологии, продолжающих излагать свои ортодоксальные теории.

Отрицая, что церковь имеет какое-либо отношение к его книгам, де Мюссе серьезно преподнес Академии, вдобавок к своим «Мемуарам», следующие интересные и глубоко философские мысли о Сатане:

Этот писатель, не забудьте, является только верным отголоском церкви, которая равно предает анафеме как того, кто отрицает Бога так и того, кто сомневается в объективности существования Сатаны.

Но маркиз де Мирвиль развивает эту идею о сотрудничестве Бога с Дьяволом еще дальше. По его мнению это как бы регулярное коммерческое дело, в котором старший «молчаливый партнер» допускает, чтобы деловую сторону фирмы вел по своему усмотрению младший компаньон, чьей предприимчивостью и энергией она процветает. Кто может быть другого мнения после прочтения нижеследующего?

Эти партизанские схватки между сторонниками духовенства и материалистической Академией наук с лихвой доказывают, как мало последняя сделала, чтобы выкорчевать слепой фанатизм из умов даже весьма образованных людей. Очевидно, что наука не смогла ни полностью победить, ни заставить молчать богословие. Она возьмет над ним верх только в тот день, когда она снизойдет до того, что усмотрит в спиритуалистических феноменах что-то вместо галлюцинаций и обмана. Но как она может это сделать без тщательных исследований феноменов? Предположим, что до того времени, как электромагнетизм был общепризнан, копенгагенский профессор Ойстид, его открыватель, страдал бы приступом того, что мы называем психофобией и духофобией. Она замечает, что электрический ток, проходящий по проволоке рядом с магнитной стрелкой, заставляет ее отклоняться и принимать перпендикулярное положение по отношению к току. Предположим, что, кроме того, профессор много слышал о неких суеверных людях, пользующихся магнитными стрелками для бесед с невидимыми духами, с которыми они разговаривают постукиваниями такой стрелки, и в результате этого профессора охватит научный ужас и отвращение к такому суеверному верованию, после чего он категорически откажется иметь какое-либо дело с магнитными стрелками. Какой был бы результат от этого? Электромагнетизм до сих пор не был бы открыт, и главными потерявшими в этом деле были бы сами наши экспериментаторы.

Бабинэ, Ройер и Джорбет де Ламбаль, все трое члены Института, особенно отличались в этой борьбе между скептицизмом и сверхъестественностью и, вне всякого сомнения, не пожали лавров. Знаменитый астроном неблагоразумно рисковал на поле битвы вокруг феноменов. Он уже научно «объяснил» манифестации. Но, ободренный необоснованной уверенностью среди ученых, что эта новая эпидемия не устоит перед тщательными исследованиями и не переживет и года, – совершил еще более неблагоразумие тем, что опубликовал две статьи по поводу феноменов. Как мосье де Мирвиль очень остроумно заметил, если обе статьи имели некий слабенький успех в научной печати, то, с другой стороны, а ежедневных изданиях никакого успеха.

Мсье Бабинэ начал с признания a priori вращений и движений мебели, каковой факт он объявил «неоспоримым».

«Это вращение, – сказал он, – в состоянии проявляться со значительной энергией или большою скоростью или сильным сопротивлением, когда его желают остановить» [128, с. 108].

Затем следует объяснение этого знаменитого ученого.

Он находит, что все это очень просто, ибо

В этой диссертации ясно показаны два результата: реальность феноменов доказана; научное объяснение представляет посмешище. Но мосье Бабинэ вполне может позволить себе, чтоб над ним смеялись, ведь он астроном и знает, что даже на солнце есть пятна.

Существует, однако, одна вещь, которую Бабинэ всегда упорно отрицал, а именно, левитация мебели безо всякого прикосновения рук. Де Мирвиль поймал его на слове, когда он заявил, что такая левитация невозможна:

Кто теперь, после такого заявления, возьмется утверждать, что слово невозможное, произнесенное устами науки, непогрешимо?

Но столы, после того как вальсировали, раскачивались, поворачивались – начали выстукивать. Стуки иногда достигали большой силы звука – равной пистолетным выстрелам Что об этом? Слушайте:

Де Мирвиль отсылает нас к «Revue des Deux Mondes», в котором опубликован очень интересный диалог, выдуманный мосье Бабинэ, где он сам с собою разговаривает, как халдейский Эн-Соф у каббалистов:

«Как же теперь», – спрашивал де Мирвиль, – «нам верить американцам и их тысячам медиумов, которые производят эти стуки перед миллионами свидетелей?» «Чревовещание, конечно», – отвечает Бабинэ. «Но как вы объясните такую невозможную вещь?»

Оказывается, это легче легкого; послушайте только:

Правильно сказал де Мирвиль в своем знаменитом ответе на нападки де Гаспарина, Бабинэ и других ученых:

Но кульминацию содержательности и логики Бабинэ в качестве исследователя-эксперта в области спиритуализма мы найдем в другом месте, а именно – в его «фактах и физических теориях».

Создается впечатление, что мосье де Мирвиль в своем повествовании о чудесах, происшедших в Сайдвилльском епископатстве [126, с. 33], сам был сильно поражен чудесностью некоторых фактов. Хотя они были засвидетельствованы следственными органами и магистратом, они были настолько волшебны по своей натуре, что заставили самого автора демонологии уклоняться от ответственности, связанной с их опубликованием.

Эти факты были следующие:

Но Бабинэ, который в согласии со своими учеными коллегами всячески высмеивал обоих авторов по демонологии, решил, кроме этого, еще и доказать абсурдность всех подобных рассказов и также дискредитировать вышеприведенный факт сайдвилльского феномена путем преподнесения еще более невероятного рассказа. Предоставляем слово самому мосье Бабинэ.

Следующее описание, которое он представил Академии наук 5 июля 1852 г., говорит само за себя без всяких комментариев, просто как описание шаровой молнии, опубликовано в «Oeuvres de F. Arago», том I, стр. 52. Мы приводим его дословно.

«После того как раздался сильный удар грома, – говорит Бабинэ, – но не сразу после него, один подмастерье портного, проживающий на ул Св. Жака, доедал свой обед, когда он увидел что бумажная заслонка, которой было закрыто отверстие камина, упала как бы вытолкнутая порывом ветра. Немедленно после этого он увидел, как огненный шар величиною с детскую голову спокойно и мягко вышел из за решетки и медленно двигался кругом по комнате, не касаясь кирпичей пола. Вид этого огненного шара напоминал котенка средних размеров… который передвигался, не пользуясь своими лапами. Этот огненный шар скорее был светящимся, чем горячим или пламенным – у портного не создалось впечатления тепла. Шар приблизился к его ногам наподобие котенка, пожелавшего поиграть и потереться об ноги, что привычно у этих животных, но подмастерье убрал свои ноги с большими предосторожностями избегая соприкосновения с метеором. Последний в течение нескольких секунд продолжал двигаться вокруг его ног, причем портной, нагнувшись над ним, рассматривал его с великим любопытством. Совершив несколько экскурсий в разных направлениях, но не покидая центральной части комнаты, огненный шар поднялся вертикально кверху до уровня головы человека, который, чтобы не соприкоснуться с ним откинулся назад в своем кресле. На высоте приблизительно одного ярда от пола огненный шар чуть вытянулся и устремился по наклонной к отверстию в стене над камином, которое находилось выше камина на один метр». – Отверстие было сделано с целью пропустить туда трубу от печи зимой и было заклеено обоями, одинаковыми по всей стене. Поэтому, по выражению портного, – «гром не мог его видеть. Тем не менее огненный шар направился прямо к отверстию, отклеил обои, не повредив их, и снова поднялся по дымовой трубе… когда он поднялся до верха, что он проделывал очень медленно… по меньшей мере, шесть футов над землею… он произвел страшный взрыв, который частично разрушил печную трубу»… и т. д.

«Кажется», – замечает де Мирвиль в своем обозрении, – «что мы могли бы применить к мосье Бабинэ следующее замечание, сделанное очень остроумной женщиной Рейналу: „Если вы не христианин, то не из-за недостатка веры“ [129, с. 46].

Не только одни верующие удивлялись легковерию, проявленному мосье Бабинэ, продолжающему называть явление метеором, ибо доктор Бодин очень серьезно пишет о нем в труде о молниях, который он как раз в то время издавал.

«Если эти подробности точны, – говорит доктор, – какими они кажутся из описаний мосье Бабинэ и мосье Араго, то очень трудно применить к этому явлению название шаровая молния. Однако, мы предоставляем другим объяснить, если они смогут, сущность огненного шара, неиспускающего ощутимого тепла; имеющего вид кошки, медленно прогуливающегося по комнате и нашедшего способ бегства путем возвращения в печную трубу через отверстие в стене, покрытое бумагой, которую он отклеил, не повредив ее!»[104]

«Мы придерживаемся такого же мнения», – добавляет маркиз, – «как и ученый доктор по поводу трудностей точного определения, и мы не понимаем, почему бы нам в будущем не иметь молний в виде собак, обезьян и т. п. Только страшно становится уже при одной только мысли о том, какой зверинец может упасть на наши квартиры и прогуливаться, сколько вздумается, благодаря грозе».

В своем чудовищном томе опровержений Гаспарин говорит:

Так как демаркационная линия недостаточно зафиксирована и определена, кто из оппонентов более подходит, чтобы взяться за эту трудную задачу? Кто из двух больше вправе стать публичным третейским судьей? Есть ли это партия суеверия, которую поддерживают своими свидетельскими показаниями многие тысяч и людей? Ибо почти два года люди толпились в той местности, где каждый день проявлялись беспрецедентные чудеса Сайдвилля, теперь почти забытые среди других бесчисленных спиритуалистических феноменов; должны ли мы верить им, или же мы должны склониться перед наукой, представляемой Бабинэ, который на основании свидетельства одного человека (портного) признает появление огненного шара или метеорного кота и вследствие этого требует для этого явления места среди установленных фактов естественных феноменов?

Мистер Крукс в своей первой статье в ежеквартальном «Научном журнале» за октябрь 1871 г. упоминает Гаспарина и его труд «Наука против спиритуализма». Он замечает, что

Точно; но так как труд Гаспарина вызвал бесчисленные ответы, диссертации и научные статьи, то этим было продемонстрировано, что он является протестантом, и в смысле религиозного фанатизма на него можно положиться так же мало, как на де Мирвиля и Мюссе. Первый – глубоко набожный кальвинист, тогда как двое последних – фанатичные католики. Кроме того, сами выражения Гаспарина выдают дух пристрастности:

По таким делам, как сущность так называемых спиритуалистических феноменов, нельзя положиться ни на какие другие свидетельства, как только на показания хладнокровных незаинтересованных и свободных от предвзятых мнений свидетелей и науки. Истина – одна, и Легион есть имя религиозных сект, причем каждая из них претендует на обладание не фальсифицированной истины. Точно так же, как у Мюссе «Дьявол есть главная опора церкви», – у Гаспарина всякая сверхъестественность и чудеса прекращаются «с апостольством».

Но профессор Крукс упоминает другого выдающегося ученого – Тьюри из Женевы, профессора естественной истории, который как собрат-исследователь вместе с Гаспарином участвовал в изучении Валлерийских феноменов. Этот профессор категорически противоречит утверждениям своего коллеги.

«Первое и самое необходимое условие, – говорит Гаспарин, – это воля экспериментатора; без воли никто ничего не получит; вы можете хоть 24 часа сидеть за столом в магнетической цепи и не получить ни одного движения» [132, т. i, с. 313].

Вышеприведенное только доказывает, что Гаспарин не отличает чисто магнетических феноменов, производимых настойчивостью воли присутствующих, среди которых может не быть ни одного медиума развившегося или неразвившегося, – от так называемых духовных феноменов. В то время как первые могут быть произведены сознательно почти каждым человеком, кто обладает твердой решительной волей, – последние одолевают сенситива очень часто без его согласия и против его воли, и всегда проявляются независимо от него. Месмеризатор хочет что-то, и это что то совершается. Медиум же, даже если он преследует какую то добрую цель, совсем не может добиться каких-либо проявлений, чем меньше он применяет свою волю, тем лучше получаются феномены; чем больше у него горячего желания, тем меньше у него шансов получить какие-либо результаты. Чтобы быть месмеризатором, нужна позитивная натура; чтобы быть медиумом нужна совершенная пассивность. Это азбука спиритуализма, и нет такого медиума, который этого не знал бы.

Мнение Тьюри, как мы уже говорили, совершенно расходится с теориями Гаспарина о силе воли. Он излагает его в немногих простых словах в письме в ответ на приглашение графа видоизменить последнюю статью в своих «Ученых записках». Так как у нас нет под рукой книги Тьюри, мы переводим письмо в таком виде, в каком оно помещено в резюме Мирвилевской диссертации. Статья Тьюри, которая так потрясла его религиозного друга, указывает на возможность существования и вмешательства в эти манифестации «другой воли, нежели воля людей и животных».

Давайте проанализируем вышеприведенное письмо и попытаемся раскрыть, что писатель думает или, скорее, чего он не думает об этой новой силе. Одно ясно, по крайней мере, выдающийся физик и натуралист допускает и даже научно доказывает, что различные манифестации происходят. Подобно мистеру Круксу он не верит, что эти феномены производятся духами развоплощенных людей, которые жили и умерли на земле, ибо в своем письме он говорит, что эта теория ничем не доказана. Он, несомненно, больше не верит в католических дьяволов или демонов, так как де Мирвиль, который цитирует это письмо в качестве триумфального доказательства против натуралистической теории Гаспарина, добравшись до этой фразы, спешит подчеркнуть ее значение следующей сноской:

– выказывая этим свою озабоченность в передаче идеи, что профессор, отрицая участие дьявола в феноменах, имел в виду только проявления, происшедшие в Валлери.

Противоречия и, мы с сожалением констатируем, нелепости, в которые попадается Гаспарин, – многочисленны. Резко критикуя претензии ученых последователей Фарадеевских идей, он приписывает вещи, которые тот называет магическими, по совершенно естественным причинам.

Но несмотря на все это, он берется объяснить этот феномен.

Несомненно, не пересекаем. Но могут ли ученые утверждать, что они обладают ключами к этому закону? Мосье Гаспарин думает, что он обладает. Давайте посмотрим.

Если бы каждый из экспериментаторов был опытным месмеризатором, это объяснение, минус некоторые важные детали, могли бы быть приемлемыми. Это все, что касается силы человеческой воли по отношению к неодушевленной материи, согласно ученому мистеру Луи Филиппу. Но как насчет ума, проявляемого столом? Какое объяснение он дает по поводу ответов на вопросы, которые получаются посредством стола? Ответов, которые не могли быть «рефлексами мозга» присутствующих (одна из излюбленных теорий Гаспарина), ибо их идеи были прямо-таки противоположны той весьма свободомыслящей философии, преподносимой чудесным столом? Об этом он молчит. Все что угодно, только не духи, человеческие ли, сатанические ли или элементальные.

Итак «одновременная концентрация мысли» и «скопление флюида» оказываются ничуть не лучше «несознательной мозговой деятельности» и «психической силы» других ученых. Мы должны еще попытаться. И мы можем заранее предсказать, что тысяча и одна теория науки окажутся бесполезными до тех пор, пока не будет признано, что эта сила, совсем не есть скопившаяся воля кружка экспериментаторов, а, наоборот, эта сила не обычная, чуждая им и сверхразумная.

Профессор Тьюри, который отрицает теорию развоплощенных человеческих духов, отвергает также христианскую теорию об участии в феноменах дьявола и проявляет признаки нежелания поддерживать Круксовскую теорию (пункт шестой), теорию герметистов и древних теургов, принимает одну, которая, как он говорит в своем письме, наиболее благоразумна и позволяет ему чувствовать себя достаточно сильным, чтобы выступать против любого. Кроме того, так же мало он принимает гипотезу Гаспарина о «несознательной силе воли». Вот что он говорит в своем труде:

Что касается теории, выдвигаемой Гаспарином, то Тьюри судит ее очень сурово.

«Допуская, что в Валлерийских экспериментах, – говорит де Мирвиль, – источником силы мог быть индивидуум – и мы говорим, что он был внутренний и внешний в одно и то же время – и что воля, вообще, могла быть необходимой (стр. 20), он повторяет то, что он сказал в своем предисловии, а именно: «Мосье де Гаспарин преподносит нам голые факты и последующие объяснения за ту цену, которой они достойны. Дуньте на них, и многие ли после этого устоят. От его объяснений не останется почти ничего. Что же касается фактов, то отныне они наглядно доказаны» (стр. 10).

Как передает нам мистер Крукс, профессор Тьюри

Далее Крукс говорит, что

Мы, несомненно, могли бы очень легко доказать, что эти две силы идентичны и представляют астральный или звездный свет, как о нем говорят алхимики и Элифас Леви в своем «Догмы и ритуалы высшей магии»; и что под названием акаша или жизненный принцип эта все насыщающая сила была известна гимнософам, индийским магам и адептам всех стран тысячи лет тому назад, и что эта сила до сих пор известна тибетским ламам, факирам, тауматургам всех национальностей и даже многим индийским «фокусникам».

Во многих случаях транса, искусственно вызванного месмеризацией, вполне возможно, даже вполне вероятно, что это действует «дух» этого субъекта под руководством воли месмеризатора. Но если медиум остается в сознании, и происходит психофизический феномен, который указывает на участие направляющего разума, тогда, если нельзя считать его «магом», способным выделять астрального двойника, – физическое изнеможение не может обозначать ничего больше, как нервную прострацию. Доказательство, что он является пассивным инструментом невидимых существ, управляющих оккультными силами, кажется убедительным. Даже если эктеническая сила Тьюри и психическая сила Крукса по сути одного и того же происхождения, то оба открывателя, кажется, весьма различаются по свойствам и мощи, приписываемым этой силе. В то время как профессор Тьюри откровенно признает, что феномены часто производятся «волею не человеческою», чем, разумеется, оказывает поддержку теория № 6 Крукса, последний, признавая подлинность феноменов, пока что еще не произнес определенного мнения по поводу их причин.

Таким образом, мы находим, что ни Тьюри, который исследовал эти манифестации вместе с Гаспарином в 1854 году, ни мистер Крукс, который признал их подлинность в 1874 г., ничего определенного не достигли. Оба они химики, физики и очень ученые люди. Оба все свое внимание отдали этому ставящему в тупик вопросу; и кроме этих двух ученых, было еще много других, которые, придя к тем же выводам, не в состоянии дать миру окончательного разрешения проблемы. Из этого следует, что в течение двадцати лет ни один ученый не сделал и шага вперед к разрешению тайны, которая стоит до сих пор такая же неприступная, как заколдованные замки в сказках.

Будет ли слишком дерзко предполагать, что, может быть, наши современные ученые попали в то, что французы называют un sercle vicieux?[107] Что, отягощенные грузом своего материализма и недостаточностью того, что они называют «точной наукой», чтобы продемонстрировать перед ними осязаемо существование духовной вселенной, населенной и обитаемой гораздо больше, чем наша физическая вселенная, они обречены на вечное ползание кругом внутри окружности, будучи скорее нежелающими, чем неспособными проникнуть за заколдованный круг и исследовать его по всем направлениям? Только предвзятое мнение удерживает их пойти на компромисс с хорошо установленными фактами и искать союза с такими знатоками магнетизма и месмеризаторами, какими были Дю Потэ и Регазони.

«Что же тогда получается из смерти?» – спросил Сократ у Кебета, – «Жизнь», – был ответ [34, § 44]… Может ли душа, раз она бессмертна, быть какой-либо другой, как вечной? [34, § 128] «Семя не может прорасти, если оно частично не истребляется», – говорит профессор де Конт. «Оно не может расти, если оно не умрет», – говорит апостол Павел.

Цветок расцветает, затем он увядает и умирает. Он оставляет за собою аромат, благоухание, которое долго после того, как лепестки его стали прахом, все еще держится в воздухе. Наши материальные чувства могут не ощутить его, но тем не менее оно существует. Извлеките ноту из музыкальною инструмента, и этот слабейший звук производит вечное эхо. Некое волнение сотворено на невидимых волнах безбрежного океана пространства, и эта вибрация никогда целиком не теряется. Раз его энергия перенесена из материального мира в нематериальный мир – она будет существовать всегда. И от нас требуют, чтобы мы поверили, что человек, живущий, размышляющий, думающий, обитающий в увенчивающем труд природы шедевре, может покинуть свою оболочку и больше не существовать! Неужели принцип непрерывности, который существует даже в так называемой неорганической материи для атома, будет отрицаться у духа, чьими атрибутами являются сознание, память, ум, ЛЮБОВЬ! Действительно, такая идея нелепа! Чем больше мы думаем, чем больше мы узнаем, тем труднее для нас становится понимание атеизма ученых. Нам легко понять, что человек, не знающий законов природы, не учивший ни химии, ни физики, может быть фатально завлечен в материализм своим же невежеством, своей неспособностью понимать философию точной науки, неспособностью провести аналогии от видимого к невидимому. Природный метафизик, невежественный мечтатель, может внезапно проснуться и сказать себе: «Это приснилось мне; у меня нет осязаемых доказательств о том, что я воображал, это все иллюзии» и т. д. Но для человека науки, знакомого со свойствами вселенской энергии, утверждать, что жизнь есть только феномен материи, вид энергии, – равносильно признанию в собственной неспособности анализировать и правильно понимать альфу и омегу ее – материю.

Искренний скептицизм по отношению бессмертия человеческой души есть расстройство, уродство физического мозга, и как таковой он существовал во все века. Так же, как рождаются дети с «сорочкой» на голове, так же существуют люди, которые до своего последнего часа неспособны избавиться от такой «сорочки», очевидно, закрывающей их органы духовности. Но то чувство, которое заставляет их отрицать возможность духовных и магических феноменов, – совсем другое. И истинное имя тому чувству – тщеславие. «Мы не можем ни производить этого феномена ни объяснить его, следовательно, его не существует и больше того, его никогда не существовало». Вот, таков неопровержимый аргумент, выдвигаемый философами наших дней. Каких-то 30 лет назад Е. Салверт поразил мир «легковерных» своим сочинением «Философия магии». Книга претендовала на раскрытие всех чудес Библии так же, как и чудес языческих святилищ. Резюме этой книги таково: долгие годы наблюдений; накопление больших познаний (больших – по сравнению с невежеством тех дней) по естествознанию и философии; обманы; ловкость рук; оптика; фантасмагория; преувеличения. Окончательный логический вывод: тауматурги, пророки, маги – негодяи и воры; остальные люди – дураки.

Среди других, решительно преподносимых читателю доказательств, у него имеется следующее:

Сотни путешественников заявляли, что они видели, как факиры производят тот же самый феномен, но все их считают лжецами или людьми, подверженными галлюцинациям. Но только что вчера очевидцем этого феномена был известный ученый. Феномен был осуществлен в условиях контроля, и мистер Крукс признал его неподдельным и исключающим возможность какого-либо обмана. Так что этот феномен видели и засвидетельствовали многочисленные свидетели, но теперь им не верят.

Мир твоему ученому праху, о, легковерный Евсебий Салверт! Кто знает, может быть, еще до конца нынешнего столетия народная мудрость изобретет новую поговорку:

Почему должно казаться таким невозможным, что, когда дух отделился от своего тела, он может обладать силой, чтобы оживлять некую быстро исчезающую форму, сотканную из этой магической «психической» или «эвктенической» или «эфирной» энергии с помощью элементарнее, которые снабжают ее сублимированной материей из своих собственных тел? Единственное затруднение-это понимать тот факт, что окружающее пространство не есть пустота, а резервуар, наполненный до пределов образцами всего, что когда-либо было, что есть и что будет, а также сущностями бесчисленных рас, непохожих на нашу. Кажущиеся сверхъестественными факты (сверхъестественными потому, что открыто противоречат естественным законам тяготения, как в вышеприведенных примерах левитации) признаны многими учеными. Каждый, кто осиливался исследовать их тщательно, был вынужден признать их существование. Только в своих безуспешных усилиях объяснить эти феномены теориями, обоснованными на законах таких сил, которые уже известны, некоторые из высших представителей науки запутались в неразрешимые трудности!

В своем «Резюме» де Мирвиль описывает аргументацию этих противников спиритуализма, как состоящую из пяти парадоксов, которые он называет безумиями.

Первое безумие: это безумие Фарадея, который объясняет феномен столоверчения столом, который толкает вас «вследствие сопротивления, толкающего его обратно».

Второе безумие: это безумие Бабинэ, объясняющего все сообщения (которые стол делал посредством стуков), как он говорит, – «честно и добросовестно, с полной сознательностью и правильно во всех отношениях» – чревовещанием, – применение которого подразумевает вероломство.

Третье безумие: это безумие доктора Шевроля, объясняющего передвижение мебели без прикосновения предварительным приобретением этой способности.

Четвертое безумие: это безумие Французского Института и его членов, которые выразили согласие признать чудеса при условии, что последние ни в каком виде не будут противоречить естественным законам, которые им известны.

Пятое безумие: это безумие де Гаспарина, старающегося представить публике в качестве простых и совершенно элементарных явлений то, что все отвергают, потому что никогда не видали подобных явлений [126, с. 159].

В то время как великие с мировыми именами ученые пускаются в такие фантастические теории, некоторые менее известные неврологи находят объяснение оккультных феноменов всякого рода в ненормальных испарениях в результате эпилепсии [133]. Другой хотел бы лечить медиумов (и поэтов тоже, как мы догадываемся) ассафетидой и аммиаком [111], и объявляет каждого, кто верит в спиритуалистические явления, сумасшедшим или галлюцинирующим мистиком.

Последнему, некоему лектору и патологу, рекомендуем очень разумный совет, который можно найти в Библии, в Новом Завете: «Врач, исцелись сам». Поистине, ни один человек в здравом уме не станет так размашисто бросать обвинения в сумасшествии четыремстам сорока шести миллионам людей в различных частях света, которые верят в сношения духов с ними!

Принимая во внимание все это, нам остается только удивляться нелепой самонадеянности этих людей, которые по праву своей учености претендуют, чтобы их рассматривали как каких-то верховных жрецов науки, призванных классифицировать феномены, о которых они ничего не знают. Несомненно, несколько миллионов их сограждан, если они введены в заблуждение, заслуживают, по крайней мере, столько же внимания, сколько уделяется жукам – картофельным вредителям и стрекозам! Но вместо этого, что мы находим? Конгресс Соединенных Штатов, по требованию Американского Общества поощрения науки, утверждает устав организации национальных комиссий по изучению насекомых; химики занимаются кипячением лягушек и жуков; геологи на досуге забавляются остеологическими обзорами бронированных ганоид и обсуждают одонтологию различных видов dinichtys; а энтузиазм энтомологов завел их так далеко, что они на ужин съедают вареных и жареных кузнечиков – и даже в супе.[109] А тем временем миллионы американцев или теряют голову в путанице «сумасшедших заблуждений», по мнению некоторых весьма ученых энциклопедистов, или же гибнут физически от «нервных расстройств», вызванных медиумистическим диатезом.

В одно время было основание надеяться, что русские ученые возьмут на себя задачу тщательно и беспристрастно исследовать феномены. Была назначена комиссия Петербургским университетом, возглавляемая великим физиком профессором Менделеевым. Была объявлена программа на серию сорока сеансов, чтобы испытать медиумов и приглашались все, принадлежащие к этому классу, если они пожелают приехать в российскую столицу и подвергнуться исследованию. Как правило, они отказались – несомненно потому, что предвидели ловушку, которая там была им уготовлена. После восьми заседаний, по ничтожному поводу и как раз тогда, когда заседания становились интересными, комиссия предрешила дело и опубликовала решение, противоречащее утверждениям медиумизма. Вместо того, чтобы придерживаться достойных науки методов, они насадили шпионов, которые должны были подглядывать в замочные скважины. Профессор Менделеев заявил в публичной лекции, что спиритуализм или любое подобное ему верование в бессмертие души есть смесь суеверия, заблуждения и обмана. К этому он добавил, что каждую манифестацию такого рода – включая чтение мыслей, транс и другие психологические феномены – мы должны считать как явления, которые могут быть осуществлены и были осуществлены хитрой аппаратурой, скрываемой под одеждой медиумов!

После такого публичного выявления невежества и предвзятого мнения мистер Бутлеров, профессор химии Петербургского университета, и мистер Аксаков, государственный советник в том же городе, которые были приглашены в комиссию, чтобы помогать ей в исследовании медиумов, настолько этим разочаровались, что отказались от участия в комиссии. После опубликования их протеста в русских газетах, их поддерживало большинство прессы, которая не щадила высмеиванием ни Менделеева ни его официального комитета. Публика отнеслась к этому делу справедливо. Сто тридцать имен наиболее влиятельных лиц лучшего Петербургского общества, многие из них совсем не спиритуалисты, а просто исследователи, добавились к заслуженному протесту.

Последовал неизбежный результат этого процесса; всеобщее внимание было привлечено к спиритуализму; по всей империи организовались частные спиритические кружки; некоторые из более свободомыслящих журналов начали обсуждение этого предмета, и, пока мы пишем, организуется новая комиссия, чтобы довести до конца прерванное задание.

Но теперь, в самом деле, они будут выполнять свой долг менее, чем когда-либо. У них есть лучший повод, чем они когда-либо имели в мнимом разоблачении медиума Слэйда профессором Ланкастером из Лондона. Правда, по свидетельству одного ученого и его друга, господ Ланкастера и Донкина, обвиняемый противопоставил свидетельства Уоллеса, Крукса и уйму других, которые снимают обвинение, основанное только на косвенном доказательстве и предрассудках. По этому поводу очень уместно высказывается «Лондонский обозреватель»:

Но какое значение все это может иметь для ученых? Поток суеверий, который, по их словам, уносит миллионы светлых умов в своем стремительном течении, не может коснуться их. Современный поток, называемый спиритуализмом, не в состоянии воздействовать на их крепкие умы. И грязные волны этого наводнения должны истощить свою ярость, даже не замочив им подошв сапог. Верно, только традиционному упрямству со стороны Творца можно приписать, что Он до сих пор не сознал, как мало шансов у Него своими чудесами произвести впечатление на признанных ученых. К этому времени даже Он должен бы узнать и обратить внимание, что уже давно тому назад они решили написать на фронтонах своих университетов и колледжей:

Но неверные спиритуалисты и правоверные римские католики, кажется, объединились в этом году против иконоборческих претензий материализма. Увеличение скептицизма в последнее время вызвало такое же увеличение доверия. Сторонники библейских «божественных чудес» состязаются с воспевателями медиумистических феноменов, и средние века оживают в нашем веке. Еще раз мы видим, как Дева Мария возобновляет свою письменную корреспонденцию с верными детьми ее церкви. И в то же время, как «друзья-ангелы» царапают послания спиритуалиста через медиумов, «Божья матерь» бросает письма прямое неба на землю. Лурдская часовня Св. Девы превратилась в спиритуалистический кабинет «материализаций», тогда как кабинки популярных американских медиумов преобразовались в священные алтари, с которых Магомет, епископ Поулк, Жанна д'Арк и другие аристократические духи из-за «темной реки», спустившись, «материализуются» при полном свете. И если Деву Марию видят каждый день прогуливающейся в Лурдских лесах в полной человеческой форме, то почему не видеть Апостола ислама и покойного епископа Луизианы? Или оба «чуда» возможны, или же манифестации обоего рода, «божественного» так же, как и «спиритуалистического», являются отъявленными мошенничествами. Только время покажет, что такое они; но пока что наука отказывается одолжить свою магическую лампу, чтобы осветить эти тайны, предоставляя людям идти вперед и спотыкаться, попадут ли они в трясину или нет.

Так как недавние «чудеса» в Лурде были встречены в Лондоне неблагоприятными отзывами в газетах, монсиньор Кейпл сообщил газете «Таймс» взгляды римско-католи-ческой церкви в следующих выражениях:

Пусть читатель обратит внимание на выделенное предложение. Из него видно, что католическая церковь, несмотря на свою непогрешимость и ее свободный почтовый союз с Царством Божиим, довольствуется тем, что даже достоверность Божиих чудес признает на основании человеческих свидетельских показаний. Теперь, когда мы обращаемся к докладу мистера Гёксли в недавних Нью-йоркских лекциях по эволюции, мы находим такое его выражение:

В одной лекции по биологии он сказал:

Это афоризм, который ему следует вспомнить, когда он берется за высказывание по психологическим темам. И добавим к этому его вышеприведенные взгляды, и тогда – какую еще лучшую платформу можно потребовать, чтобы сходиться с ним?

Здесь перед нами представительный материалист и представительный католический прелат, провозглашающие одинаковые взгляды на достаточность человеческих свидетельских показаний, чтобы доказать факты, которые согласуются с предрассудками каждого по его вере. После этого какая надобность изучающему оккультизм или спиритуалисту хлопотать об утверждении аргументов, которые они так долго и упорно выдвигали, что психологические феномены древних и современных тауматургов будучи с лихвою доказаны человеческими показаниями, должны быть приняты, как факты. Раз церковь и колледжи обращаются к трибуналу человеческих свидетельских показаний – они не могут отказать остальному человечеству в таком же праве. Одним из плодов недавнего оживления в Лондоне по поводу медиумистических феноменов является то, что светской прессой были высказаны некоторые замечательные свободные мысли.

«Во всяком случае, мы за то, чтобы спиритуализму было отведено место среди терпимых верований с оставлением его в покое», – говорит лондонская «Дэйли Ньюс» в 1876 г. – «Он имеет много сторонников-последователей, которые настолько же умны, как большинство из нас, и которым любой очевидный и ощутимый дефект, находимый нами в доказательстве, давно уже стал очевидным и ощутимым доказательством. Самые мудрые люди в мире верили в духов и продолжали бы верить, даже если бы полдюжины лиц были приговорены к наказанию за то, что они пугают народ выдуманными духами».

В истории мира не в первый раз невидимому миру приходится бороться против материалистического скептицизма слепых духом саддукеев. Платон оплакивал такое неверие и ссылается на эту гибельную тенденцию в своих трудах неоднократно.

От Капилы, индийского философа, который много веков до Христа уже подвергал сомнениям заявления мистиков-йогов, что в состоянии экстаза человек обладает силой видеть божество лицом к лицу и беседовать с «высочайшими» существами, до Вольтера в восемнадцатом веке, который смеялся над всем, что было свято для других, – каждый век имел своих Фом неверующих. Удавалось ли им когда-нибудь приостановить движение истины? Не более, чем невежественные фанатики, судившие Галилея, могли остановить вращение земли. Никакие преследования не в состоянии существенно нарушить устойчивость или неустойчивость какого-либо верования, которое человечество унаследовало от первых человеческих рас – тех, если мы в состоянии верить в эволюцию духовного человека так же, как мы верим в эволюцию физического человека – которые получили великую истину с уст своих предков, богов и отцов, которые были по ту сторону потопа». Идентичность Библии с легендами индийских священных писаний и с космогониями других наций когда-нибудь в будущем будет наглядно доказана. Сказания мифических веков окажутся только аллегориями величайших геологических и антропологических истин. И, именно, в этих смешно выраженных мифах наука должна искать свои «нехватающие звенья».

Иначе, откуда такие странные «совпадения» в соответственных историях национальностей и народов, живущих на таких далеких расстояниях друг от друга? Откуда эта идентичность первичных концепций, которые, хотя и называются теперь легендами и мифами, тем не менее содержат в себе крупицу исторических фактов – истины? Сравните хотя бы главу VI «Книги Бытия»: «Когда люди начали размножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали из них себе в жены… В то время были на земле исполины», и т. д., с тою частью индийской космогонии в Ведах о приходе на Землю брахманов. Первый брахман жалуется, что он одинок – у него нет жены. Несмотря на то, что Вечный советует ему посвятить свои дни исключительно приобретению Сокровенного Знания (Веды), перворожденный человечества настаивает. Рассерженный такою неблагодарностью, Вечный дал брахману жену из расы дайнтов, или великанов, от которой все брахманы происходят по материнской линии. Таким образом, все индийское жречество произошло, с одной стороны, от высших духов (сыновей божиих) и от Дайнтены, дочери земных великанов, первичных людей [135].

То же самое находим в отрывках скандинавской космогонии. Ганглеру в «Эдде» дается описание Харом, одним из трех информаторов (Хар, Яфухар и Треди) первого человека, по имени Бур, «отец Бора который взял в жены Беслу, дочь великана Болтара из расы первичных гигантов». Полное и интересное повествование об этом можно найти в сказании «Эдды», отдел 4-8 [136, с. 401—405].

Ту же самую основу можно обнаружить в греческих сказаниях о титанах и в мексиканских легендах «Пополь-Вух» о четырех последовательных расах. Это один из многочисленных концов, находимых в запутанном клубке человечества, рассматриваемый как психологический феномен. Вера в сверхъестественное иначе была бы необъяснима. Сказать, что она возникла и развивалась в течение бесчисленных веков, не указывая причины и не имея твердого основания для опоры, а просто по своей фантазии, значило бы нести такой же вздор, каким является богословское учение, что вселенная была сотворена из ничего.

Слишком поздно теперь отбрыкиваться от очевидности, которая предстает при полном полуденном освещении. Либеральные, так же как и христианские газеты, и органы наиболее передовых научных авторитетов начинают единодушно протестовать против догматизма и узких предрассудков мнимой учености. Религиозная газета «Христианский мир» присоединяется к голосу неверующий лондонской прессы. Нижеследующее является хорошим образчиком ее здравого рассудка:

«Если медиум, – говорит она,[112] – может быть неопровержимо изобличен как обманщик, мы все же возражаем против настроенности, проявляемой некоторыми лицами, пользующимися некоторым научным авторитетом, за их фырканья и постукивания по голове по поводу тщательных исследований по тем предметам, о которых говорит мистер Баррет в своей статье, адресованной Британской Ассоциации. То, что спиритуалисты натворили много нелепостей, еще не дает права рассматривать спиритические феномены нестоящими исследования».

Они могут быть месмерическими, связанными с ясновидением или еще с чем-нибудь. Но пусть наши мудрецы скажут нам, что они такое, а не делают нам выговоров, как поступают невежественные люди, когда дети пристают к ним с вопросами, на что получают ответ:

Таким образом, настало время, когда ученые потеряли все права, чтобы к ним могли обратиться со стихотворением Мильтона:

Печальное положение! Оно напоминает восклицание того «доктора физики», упомянутого сто восемьдесят лет тому назад доктором Генри Мором, и который, выслушав повествование о барабанщике Эдворте и о Энн Уолкер, «воскликнул некоторое время спустя – если это правда, то я заблуждался все это время и должен все начать сначала» [86].

Но в нашем веке, несмотря на утверждение Гёксли о ценности «человеческих свидетельских показаний», даже доктор Генри Мор превратился в «энтузиаста и склонного к галлюцинациям, причем оба эти качества, объединившись в одном человеке, превращают его в лицемерного сумасшедшего» [137, с. 219].

Это не факты в чем психология давно нуждается для того, чтобы лучше понять ее таинственные законы и применить их как в обычной жизни, так и в особых случаях. Фактов у нее изобилие. Ее нужда в том, что факты нужно регистрировать и классифицировать для чего нужны обученные наблюдатели и компетентные анализаторы. Снабдить таковыми должна бы корпорация ученых. Если в христианстве в течение многих веков преобладали заблуждения и свирепствовали суеверия, то это было несчастье для простого народа и в то же время упрек ученым. Поколение за поколением приходило и уходило, причем каждое вносило свою лепту мучениками за свободу совести и нравственное мужество, и все же психология в наши дни только немного лучше понята, чем тогда, когда тяжкая рука Ватикана посылала несчастных храбрецов на преждевременную смерть и клеймила их память колдовством и ересью.

Глава V Эфир или «Астральный свет»

Бесконечная путаница имен создана для того, чтобы выразить одно и то же.

Хаос древних; зороастрийский священный огонь Антас-байрам парсов; огонь Гермеса; огонь св. Эльма древних германцев; молния Кибелы; горящий факел Аполлона; пламя на алтаре Пана; неугасимое пламя в храме на Акрополе и такое же пламя в храме Весты; огненное пламя на шлеме Плутона; блистающие искры на головных уборах Диоскуров, на голове Горгоны, на шлеме Паллады и на жезле Меркурия; πύρ ΰσβεστος; на египетском Пта или Ра; на греческом Зевс Катайбат (нисходящий) [138, lib. i, cap. XIV.]; огненные языки дня Св. Троицы; неопалимая купина Моисея; огненный столб в «Исходе» и «горящий светильник» Авраама; Вечный Огонь «Бездонной бездны»; пары Дельфийского оракула; звездный свет розенкрейцеров; Акаша индусских адептов; астральный свет Элифаса Леви; аура нервов и флюид магнетизеров; од Рейхенбаха, огненный шар или метеорная «кошка» Бабинэ, психод и эктеническая сила Тюри; «психическая сила» сержанта Кокса и мистера Крукса; атмосферный магнетизм некоторых натуралистов; гальванизм и, наконец, электричество, – все это лишь различные наименования для многих различных проявлений или воздействий той же самой таинственной, все проникающей Причины – греческого Археос, или Αρχαϊος.

Сэр Бульвер-Литтон в своей «Грядущей расе» описывает ее как вриль,[113] используемый подземным населением, и предоставляет своим читателям считать это выдумкой.

Каким бы абсурдным и ненаучным ни показалось наше сравнение выдуманного великим романистом вриля и первичной энергии равновеликого эксперименталиста с каббалистическим астральным светом, оно, тем не менее, является правильным определением этой энергии. Все время делаются открытия, подтверждающие это заявление, так смело высказанное. С тех пор, как мы начали писать эту часть нашего труда, во многих газетах появились извещения о предполагаемом открытии новой энергии мистером Эдисоном, электриком из Ньюарка, Нью-Джерси, каковая энергия, кажется, мало имеет общего с электричеством или гальванизмом, за исключением свойства проводимости. Если она будет продемонстрирована, то долго будет носить какое-нибудь присвоенное ей имя, но тем не менее это будет только одним ребенком из многочисленной семьи детей, зачатых с начала времен нашей каббалистической матерью – Астральной Девой. В самом деле, открыватель говорит, что «она настолько же своеобразна и имеет такие же установленные законы, как тепло, магнетизм, или электричество». Журнал, поместивший первый отчет об этом открытии, добавляет, что «мистер Эдисон думает, что она существует в связи с теплом, и что она может быть генерирована самостоятельными и пока еще неоткрытыми способами».

Другим из наиболее поразительных недавних изобретений является возможность уничтожать расстояние между человеческими голосами посредством телефона – инструмента, изобретенного профессором А. Грэмом Беллом. Это изобретение, подсказанное маленьким «любительским телеграфом», состоящим из оловянных чашек, посредством которого можно было беседовать на расстоянии двухсот футов, было разработано в телефон, который станет предметом удивления этого века. Уже состоялся длительный разговор по телефону между Бостоном и Кембриджпортом, причем «каждое слово было ясно слышно и полностью понято – даже модуляции голоса были ясно различимы» – согласно официальному сообщению. Голос при этом захватывается, так сказать, и удерживается магнитом, и звуковые волны переносятся электричеством, действующим в унисон и сотрудничающим с магнитом. Успех в целом зависит от совершенства управления электрическими токами и от силы магнита, с которым первый должен сотрудничать.

«Изобретение», – рассказывает газета, – «может быть грубо описано, как нечто подобное трубе, мундштук которой затянут тонкой мембраной, которая, когда в нее ударяется голос, выпучивается пропорционально звуковой волне. К другой стороне мембраны прикреплен кусок металла, который, когда мембрана выпучивается, соприкасается с магнитом, а этот с помощью электрического тока управляется оператором. Благодаря какому-то принципу, который еще полностью не понят, электрический ток переносит звуковые волны, которые только что были переданы в трубку, и слушатель на другом конце линии с такой же трубкой-близнецом у уха ясно слышит каждое слово и легко различает модуляции голоса говорящего».

Итак, в присутствии таких удивительных открытий нашего века и дальнейших магических возможностей, латентных и еще неоткрытых в беспредельном царстве природы, и далее, в виду большой вероятности, что Эдисонова энергия и телефон профессора Грэма Белла могут не разрешить, если не окончательно расстроить все наши идеи о неосязаемых флюидах, – не будет разумно для таких лиц, которые поддадутся соблазну подробно обсудить излагаемое нами, – подождать и посмотреть, будет ли сказанное нами подтверждено или отвергнуто дальнейшими открытиями.

Только, в связи с этими открытиями, может быть, неплохо будет напомнить нашим читателям о многих намеках, находимых в древних исторических повествованиях, касающихся некоторых секретов во владении египетского жречества, которое могло мгновенно сообщаться между собой в течение празднования мистерий из одного храма в другой, несмотря на то, что один храм находился в Фивах, а другой – в другом конце страны. Легенды, разумеется, приписывают все это «невидимым племенам воздуха», которые носят послания смертных. Автор «До-адамового человека» приводит пример, который подкреплен только его собственным авторитетом и, так как неизвестно, берет ли он его у Макринуса или у другого писателя, то он требует осторожного к себе отношения. Он нашел верное доказательство во время пребывания в Египте, что «одна из Клеопатр (?) посылала извещения по проволоке во все города из Гелиополиса до Элефантины на Верхнем Ниле» [139, с. 48].

Не так давно профессор Тиндаль ввел нас в новый мир, населенный воздушными формами вызывающей восхищение красоты.

«Открытие заключается в том, – говорит он, – „что испарения летучих жидкостей подвергаются воздействию сконцентрированного солнечного света или сконцентрированного электрического света“.

Испарения некоторых нитритов, йодидов и кислот подвергаются воздействию света в экспериментальной трубе, лежащей горизонтально и так устроенной, что ось этой трубы и ось параллельных лучей, исходящих из лампы, совпадают. Испарения образуют облака роскошных оттенков и формируются в виде ваз, бутылок и конусов гнездами по шести и более; также в виде раковин, тюльпанов, роз, подсолнечников, листьев и свернутых свитков».

«В одном случае», – рассказывает он нам, – «часть облака быстро превратилась в змеиную голову; в ней образовался рот, откуда высунулось что-то похожее на язык». – Наконец, увенчивая чудеса, – «однажды образовалась рыба с глазами, жабрами и усиками. Парность животных форм была соблюдена всюду, и не было диска, круга или пятна, существующего на одной стороне, которое бы не повторилось на другой стороне».

Эти феномены, возможно, могут быть частью объяснены механическим воздействием луча света, что мистер Крукс недавно продемонстрировал. Например, можно предполагать, что лучи света образовали горизонтальные оси, вокруг которых встревоженные молекулы собираются в формах шаров и веретен. Но как объяснить появление рыб, змеиной головы, ваз и различных цветов, раковин? Это, кажется, выдвигает перед наукой такую же дилемму, как метеорный кот Бабинэ. Мы не слыхали, что Тиндаль отважился объяснить свой феномен так же нелепо, как объяснил француз свой.

Те, кто раньше не уделяли внимания этому предмету, могут быть удивлены, узнав, как много в прежние дни было известно о том тонком, все насыщающем принципе, который недавно был окрещен, как ВСЕЛЕНСКИЙ ЭФИР.

Прежде чем продолжать, мы хотим еще раз сформулировать два категорических положения, на которые мы до этого намекали. Эти положения для теургов древности являлись наглядно доказанными законами.

I. Так называемые чудеса, начиная с Моисея и кончая Калиостро, были, как де Гаспарин очень правильно заявил в своем труде о феноменах: «в полном согласии с естественными законами», следовательно – не чудеса. Электричество и магнетизм, несомненно, применялись в производстве некоторых из них, но теперь так же, как и тогда, они находятся в реквизите каждого сенситива, которого заставляет бессознательно пользоваться этими силами особое строение его или ее организма, который служит проводником для некоторых тонких флюидов, пока что очень мало известных науке. Эта сила является плодовитым родителем бесчисленных атрибутов и свойств, многие или, скорее, большинство из которых пока еще неизвестны современным физикам.

II. Феномены натуральной магии, наблюдаемые в Сиаме, Индии, Египте и в других Восточных странах, не имеют никакого отношения к ловкости рук, первые – абсолютно физический эффект в результате приведения в действие сокровенных сил природы; последняя же только обманчивый результат ловких манипуляций, дополненных сообщничеством.[114]

Тауматурги всех периодов, школ и стран творили свои чудеса, потому что они были в совершенстве знакомы с невесомыми (в своих проявлениях), но в других отношениях вполне ощутимыми волнами астрального света. Они управляли токами, направляя их своею силою воли. Чудеса были и физические, и психологические; первые охватывали воздействия на материальные предметы, последние же – ментальные феномены Месмера и его последователей. Этот класс феноменов в наше время блестяще представлен двумя выдающимися лицами – Дю Потэ и Регазони, чьи удивительные силы хорошо засвидетельствованы во Франции и в других странах. Месмеризм является наиболее важной отраслью магии, и его феномены суть результаты вселенской энергии, которая служит основой всякой магии и которая во все века производила так называемые чудеса.

Древние называли ее Хаос; Платон и пифагорейцы именовали ее мировой душой. Согласно индийским учениям, божество в виде эфира насыщает все сущее. Это невидимый, но как мы уже раньше говорили, весьма осязаемый флюид. Среди других имен этот универсальный Протей (или «туманностный Всемогущий», как в насмешку его называет де Мирвиль) назывался теургами «живым огнем»,[115] «духом света» и Магнес. Последнее название указывает на его магнетические свойства и магическую натуру. Ибо, как правильно выразился один из его врагов – μάγος и μάγνης две ветви, вырастающие из того же ствола и приносящие те же самые результаты.

Магнетизм есть слово, происхождение которого следует искать в невероятно далеком прошлом. Многие думают, что камень, названный магнитом, получил свое имя от Магнезии, города или района в Фессалии, где эти камни встречаются в изобилии. Мы, однако, думаем, что правильно мнение герметистов. Слово магх, магус произведено со санскритского махаджи, великий или мудрый (помазанник божественной мудрости).

Из различных космогонии видно, что археальная Вселенская Душа почиталась всеми народами, как «разум» Творца-Демиурга, как София гностиков или Святой Дух в качестве женского начала. Так как маги выводят свое наименование от нее, то и магнезианский камень и магнит был так назван в их честь, ибо они первые открыли его чудесные свойства. Их храмы усеяли страну по всем направлениям, и среди них было несколько храмов, посвященных Геркулесу,[116] – отсюда, впоследствии, когда стало известно, что жрецы пользуются камнем для исцелений и магического применения, он получил название магнезианского или геркулесового камня. Сократ, рассказывая о нем, замечает:

Именно, стране и камню дали наименование магов, а не магам наименование страны и камня. Плиний нам сообщает, что у римлян венчальные кольца намагничивались жрецами перед церемонией. Старинные языческие историки тщательно хранили молчание по поводу некоторых тайн «мудрых» (магов), и Павсаний был предупрежден в сновидении, как он говорит, чтобы он не раскрывал священных обрядов храмов Деметры и Персефоны в Афинах [145, i, xiv].

Современная наука после бесплодных попыток отрицать животный магнетизм оказалась вынужденной признать его, как факт. Это теперь признанное свойство человеческой и животной организации; что же касается его психологического, оккультного влияния, то против него Академии в нашем веке борются свирепее, чем когда-либо. Это тем более заслуживает сожаления и даже удивления потому, что представители «точной науки» сами не в состоянии ни объяснить, ни предложить что-либо похожее на разумную гипотезу по неотрицаемо таинственным свойствам простого магнита. Мы начинаем ежедневно получать доказательства, что силы магнита лежат в основе теургических тайн и поэтому ими, возможно, можно объяснить оккультные способности, которыми обладали древние и теперь обладают современные тауматурги, а также наиболее выдающиеся их достижения. Таковы были дары, переданные Иисусом некоторым ученикам. В мгновения совершаемых им исцелений назареянин чувствовал, что какая-то сила исходит из него. Сократ в своем диалоге с Феагом,[117] рассказывая ему о своем, помогающем ему боге (демоне), и его силе либо способствовал ему (Сократу) в передаче мудрости своим ученикам, либо в предотвращении, чтобы ею не воспользовались другие, – приводит в подтверждение своих слов следующий пример:

«Я скажу вам, Сократ», – сказал Аристид, – «нечто невероятное, но, клянусь богами, истинное. Я становился более способным, когда имел связь с вами, даже если находился только в одном доме с вами, хотя и не в той же комнате. Но еще более это ощущалось, когда я находился в той же комнате … а еще больше, когда я смотрел на вас… Намного же способнее я становился, когда сидел вблизи вас и прикасался к вам».

Это есть современный магнетизм и месмеризм Дю Потэ и других учителей, которые, после того как подвергли какого-либо человека своему флюидическому влиянию, – могут передавать ему все свои мысли даже на далеких расстояниях, притом они могут с неотразимой силой заставить этого человека выполнять их мысленные приказы. Но насколько лучше эту психическую энергию изучили древние философы! Мы можем почерпнуть некоторую информацию об этом из самых древних источников. Пифагор преподавал своим ученикам, что Бог есть вселенский ум, которым все проникнуто, и что этот ум в силу его вселенской тождественности может передаваться от одного объекта к другому и может быть заставлен творить предметы одною только силою воли человека. У древних греков Куриос считался богом-Разума (Nous).

«Корос (Куриос) означает чистый ни с чем не смешанный ум-мудрость», – говорит Платон [37].

Куриос есть Меркурий, божественная мудрость, и «Меркурий есть Сол» (Солнце) [147, vi, xii], от которого Тот-Гермес получил свою божественную мудрость, которую он, в свою очередь, принес миру в своих книгах. Геркулес также является Солнцем – небесной кладовой вселенского магнетизма[118] или, скорее, Геркулес есть магнетический свет, который, проделав свой путь через «открытое око неба», вступает в области нашей планеты и, таким образом, становится нашим «Творцом». Геркулес, отважный титан, проходит двенадцать тяжелых трудов. Его называют «Отцом Всего» и «самородившимся» («autophues»).[119] Геркулес-Солнце убит Дьяволом, Тифоном ([88, 525], [141, 94]), также убит и Озирис, который является отцом и братом Гора, и в тоже время тождественен с ним, и мы не должны забывать, что магнит называли «костью Гора», а железо «костью Тифона». Его называют «Геркулес Invictus» только тогда, когда он спускается в Гадес (подземный сад) и, срывая «Золотые яблоки» с «дерева жизни», убивает дракона.[120] Грубая титаническая сила, «молния» каждого солнечного бога, противопоставляет свою силу слепой материи божественному магнетическому духу, который старается гармонизировать все в природе.