В конце 2006 г. исполнилось 230 лет выхода в свет шедевра мировой экономической науки – книги А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.). Проблемная группа с участием представителей других проблемных групп, кафедры истории народного хозяйства и экономических учений, а также сотрудников ряда московских вузов посвятила этому событию специальное заседание, вниманию участников которого были предложены следующие вопросы:
1. А. Смит как предшественник марксистской и неоклассической ветви экономической теории (вопросы истории и логики развития мировой экономической науки).
2. Методология и теория А. Смита в свете проблем системной композиции современной экономической теории и создания курса «Теория общественного богатства».
3. «Богатство народов» как источник теоретической разработки национальной модели российской экономики с растущей производительностью труда и развивающимся материальным производством.[9]
В конце 2006 г. фактически состоялся не один, а два смитовских юбилея: второй, не менее ценный для нас, прямо связанный с судьбой отечественной науки и со становлением российского экономического образования, напоминает о 200-летии завершения первого русского издания «Богатства народов», вышедшего в 1804–1806 гг. Нельзя не вспомнить и проведение в 1975 г. в МГУ Всесоюзной научной конференции, посвящённой 200-летию работы А. Смита. Возникает естественный вопрос, чем вызвано такое внимание к этому сочинению в условиях плановой экономики СССР, где не действовал стихийно-автоматический механизм свободной конкуренции, ценообразования, спроса и предложения – смитовский механизм «невидимой руки»? Почему, напротив, сегодня в России, да и в других странах, где господствует либерально-рыночная экономика, у начала идеологии которой стоял А. Смит, не придают особого значения и даже внимания очередному юбилею его главного труда? Не придают, хотя современная неоклассическая мысль считает его чуть ли не своим историческим и методологическим предшественником, а у российского отряда её приверженцев появился, казалось бы, повод для новой волны опровержения теории политической экономии социализма?
По моему мнению, на этот вопрос, как это и не удивительно, можно найти ответ уже у Дж. Милля – последнего из немарксистских представителей классической политической экономии (ещё до появления неоклассики как маржиналистской версии общей экономической теории). У Дж. Милля встречаются противоречивые высказывания в адрес наследия А. Смита. В предисловии к своим «Основаниям политической экономии» (первое издание – 1848 г., последнее прижизненное – 1871 г.) он пишет: «Книга „Богатство народов“ во многом устарела и в целом неудовлетворительна». Но чуть выше читаем иное: «Самая характерная особенность работы Адама Смита, особенность, больше всего выделяющая её из других равных ей или даже превосходящих её по уровню изложения общих принципов предмета, состоит в том, что она неизменно связывает теоретические положения с их практическим применением». А такое применение требует, по Дж. Миллю, обращения и к другим наукам «социальной философии», к которой он относит политическую экономию, использования их в её рамках. Никто, считает Дж. Милль, не поднялся до такого уровня связи «чистой» теории с её практическим приложением с использованием результатов других наук, вошедших в саму политическую экономию. После А. Смита в ней появились новые «теоретические представления», возникли и новые «современные социальные идеи», их по примеру А. Смита надо соединить.[10]
Такая же задача, думаю, стоит сегодня и перед экономикс (неоклассикой, неоклассическим синтезом и их разветвлениями), да и вообще перед современной общей экономической теорией, политической экономией. Во всяком случае критика, которая раздаётся не только в нашей литературе, но и на Западе в адрес экономикс, указывает на её отрыв от реалий национальных экономик, переходных экономик развивающихся стран, на чрезмерную математическую формализацию в ущерб содержательному раскрытию экономических явлений, абстрактность представленной общей теории. Даже звучащая в наши дни на Западе идея «ренессанса» политической экономии связывается с этой слабостью экономикс – с отрывом от экономической политики даже в США, её родовом гнезде. Неоклассика изначально против экономической политики государства и социальной составляющей не только как предмета экономической теории, но и против её обращения к этим общественным структурам, поскольку, как и А. Смит, неоклассика стоит на идеологических позициях невмешательства государства в экономическую жизнь, но в отличие от А. Смита закрывает себе путь к разработке практических приложений «чистой», абстрактной теории, на что указывал Дж. Милль.
Однако отличие неоклассики от концепции А. Смита состоит далеко не только в её риторическом стремлении обеспечить «чистоту» общей экономической теории, отделить её от практических приложений, в чём, напротив, видит достоинство смитовской точки зрения Дж. Милль: немалое различие пролегает между ними на «чистом поле» самой этой теории. Оно состоит в том, что А. Смит, во-первых, отрицает полезностный подход в понимании основы цены и развивает (хотя и непоследовательно) идею трудовой теории стоимости; во-вторых, разработал учение о производительном и непроизводительном труде, связав производительный труд с материальным производством; в-третьих, дал трактовку «природы и причин» богатства народов, указав на трудовые ресурсы общества и производительность труда; в-четвёртых, объяснил происхождение прибыли как вычет из труда рабочего, т. е. приблизился к теории прибавочной стоимости. По всем этим пунктам А. Смит, по выражению одного классика, как «великий идеолог передовой буржуазии» является непосредственным предшественником, а его идеи – источником марксистской политической экономии, развившей дальше А. Смита и Д. Рикардо трудовую теорию стоимости и создавшей теорию прибавочной стоимости. Понятно, что по всем этим пунктам А. Смит – теоретический оппонент неоклассики, неоклассического синтеза, экономикс. Но вместе с тем он и предшественник, и теоретический союзник последних и, прежде всего, с точки зрения ряда философско-методологических принципов. Главным открытием, достижением А. Смита, наследуемым неоклассическим направлением во всех его современных проявлениях и модификациях, так называемым «мейнстримом» современной экономической теории, является, как утверждает известный историк экономической мысли и методолог М. Блауг, «автоматический равновесный механизм конкурентного рынка». Но не только это. В основе методологии всей экономической системы А. Смита лежит идея вечности и неизменности экономических законов, проистекающих из самой природы человека – эгоиста, естественно преследующего личный интерес и сознательно стремящегося к личной выгоде. Этот «экономический человек» – образ частного товаропроизводителя. Отталкиваясь от природы индивида, склонного к «обмену», А. Смит восходит к обществу – «меновому обществу». В своей экономической системе («Богатство народов») он начинает исследование с разделения труда, а потом переходит к реальному обмену, но склонность к обмену предшествует разделению труда как некая философско-методологическая предпосылка, а разделение труда выступает лишь как средство для осуществления этой склонности. Именно такая парадигма стала впоследствии исходным пунктом постулирования главнейшего принципа неоклассического маржинализма – принципа «методологического индивидуализма» с его признанием «рациональности» принимаемых индивидом решений и их «максимилизации» в его поведении, хозяйственной деятельности. К сожалению, эта линия генетической связи неоклассики с А. Смитом не замечена ни в западной, ни в отечественной литературе.
Таким образом, по отношению к последовавшим основным направлениям развития общей экономической теории наследие А. Смита «раздваивается», определяя их отправные точки. И причина – в «раздвоении» самого А. Смита, поскольку он пользуется одновременно эзотерическим (анализ сущности явлений) и экзотерическим (анализ феноменологических связей) методами.
Второй вопрос нашей «повестки дня» – систематика современной экономической теории и теория национального богатства: место в ней политической экономии, соотношение политической экономии и теории национального (общественного) богатства. Создание таких учебных курсов требует разработки самой теории, выяснения её соотношения теории национального (общественного) богатства и политической экономии. Позиция А. Смита по этому вопросу выражена в самом названии его труда. Дж. Милль определял предмет политической экономии так: «Преподавание или исследование сущности богатства, законов его производства и распределения».[11] В понимании богатства Дж. Милль, как и А. Смит, стоял на точке зрения трудовой теории стоимости: «Все полезные (или приятные) вещи, которые обладают меновой стоимостью, за исключением тех, которые можно приобрести без затрат труда».[12] От классиков идёт традиция не включать неиспользуемые природные ресурсы («естественное богатство») в общественное богатство и трактовать его исключительно как результат производственной деятельности людей. Иногда общественное богатство отождествляют с национальным богатством. В «Курсе политической экономии» под ред. Н. А. Цаголова общественное богатство и естественные ресурсы подведены под общее понятие национального богатства. Дж. Милль категорически исключал из национального богатства «государственные ценные бумаги», указывая на содержащийся в них «распределительный элемент». К. Маркс относил все виды ценных бумаг, включая акции, к «фиктивному капиталу». Однако в современной западной статистике акции составляют крупную долю национального богатства стран, а повышение курса акций независимо от вызвавших его факторов расценивается как рост «капитализации» компаний, т. е. как рост их богатства. Российская же статистика исчисляет величину национального богатства только в составе основных фондов, включая незавершённое строительство, материальные оборотные средства и накопленное домашнее имущество (справочно).[13] Остаётся открытым вопрос о соотношении материального и нематериального богатства, интеллектуальной собственности, о возможности их интеграции в общем понятии национального богатства и т. д.
Как уже сказано выше, мейнстримовский экономикс демонстрирует отказ от А. Смита по ключевым вопросам политической экономии, ориентирует экономику на торговлю, финансово-кредитную деятельность, ростовщичество и спекуляцию, но не на развитие материального производства, не на рост производительность труда. «Экономикс» полагает, что всё сделает автоматический механизм рынка. А. Смит, исследовавший общие законы рыночно-капиталистического хозяйства, восхищался эффективностью его конкурентной системы, но тем не менее видел источники роста богатства народов не в этом механизме, а в трудовом потенциале населения, занятого в материальном производстве, в росте производительности его труда. Механизм – лишь средство, способное привести в движение трудовые ресурсы. Для российской экономики смитовская идеология в этой части крайне необходима. Принципиально важно переломить ультралиберальное мышление реформаторов, стоящих у руля экономической и социальной политики, обратить их внимание на действительные, а не мнимые источники экономического роста. Только ущербностью доминирующей идеологии можно объяснить, например, тот факт, что в российских статистических изданиях совершенно отсутствует информация о динамике производительности труда как в народнохозяйственном масштабе, так и на отраслевом уровне, в межотраслевых и международных сопоставлениях. Хотя в американских университетах, где, как известно, правит бал неоклассическая доктрина в тех или иных вариациях, статистические публикации содержат богатую информацию о производительности труда. Ведь именно на этом факторе основывается вся история экономического развития США. Уроки А. Смита весьма поучительны не только для XVIII в., но и для XXI в., не только для раннеиндустриальной, но и для постиндустриальной экономики.
В заключение можно отметить, что главный пункт, вокруг которого идёт «борьба за Смита» между марксистами и неоклассиками, – трудовая теория стоимости. Чтобы оторвать А. Смита от марксистов и теснее связать его наследие с неоклассиками, уже упоминавшийся известный историк и методолог М. Блауг в своей книге «Экономическая мысль в ретроспективе» стремится доказать, что у А. Смита фактически нет трудовой теории стоимости, что он и не пытался ее «сформулировать». М. Блауг приводит четыре аргумента в пользу такого вывода.
Во-первых, А. Смит-де относит связь стоимости с трудом как единственным фактором к далёкому прошлому. М. Блауг не хочет понять, что только в простом товарном хозяйстве такая связь наглядно обнаруживается в чистом виде, когда можно без помех понять происхождение, источник и природу субстанции стоимости. И раз товар и его стоимость сохраняются и при капитализме, то никуда не исчезают и их первородные черты. Добавляются новые экономические отношения и адекватные им формы, имеющие, конечно, свои причинные связи, например прибыль, но стоимостная природа прибыли в логически исходном пункте объясняется так же, как и стоимость вообще, т. е. стоимость в простом товарном хозяйстве. У А. Смита «работает» метод единства логического и исторического. Хотя признать его сознательным диалектиком нельзя, у него история исполняет роль методологического ключа познания современной ему действительности. Ведь и физиологию человеческого организма нередко изучают на живых организмах более низкой организации.
Во-вторых, у А. Смита, считает М. Блауг, нет понимания редукции капитальных благ (фактор современного общества) к затратам прошлого труда. Именно этот «недостаток» сказывается на том, что А. Смит не может объяснить, каким образом стоимость потребленной части основного капитала оказывается в стоимости готового продукта (такое объяснение на основе трудовой теории стоимости предложил К. Маркс), а вовсе не на понимании возникновения новой стоимости. Прошлый труд не создаёт стоимости.
В-третьих, А. Смит отвергал полезностную основу цены, но это связано с тем, уверяет М. Блауг, что он имел в виду «общую полезность», а не «предельную полезность», которой не знал. Такой же упрёк адресован и К. Марксу. Но разве это аргумент для отрицания того, что А. Смит придерживался трудовой концепции стоимости?!
В-четвёртых. «Для уяснения Смита нам нужен Маршалл», – утверждает М. Блауг. Это лучшая демонстрация достижений экономической мысли. Но то же самое (что упускает М. Блауг) можно сказать и по адресу К. Маркса, его «Теории прибавочной стоимости», например. Если уводом из истории развития трудовой теории стоимости М. Блауг хочет «возвысить» А. Смита, то прямому и грубому осуждению подвергается им смитовское учение о разграничении производительного и непроизводительного труда как «одной из самых пагубных концепций в истории экономической мысли».[14] Между тем эта концепция органично связана со смитовским пониманием трудовой природы стоимости как основы цены: производительным, по его учению, является не всякий труд, а лишь труд, производящий в материальном производстве товары и овеществляющийся в них. Ведь речь шла не о стоимости («ценности») природных даров и не о нематериальных услугах, а о продуктах, создаваемых товаропроизводителями в различных отраслях промышленности и сельского хозяйства. Смитовская теория производительного и непроизводительного труда, конечно, неполно отражает эту реальную сложную проблему общеэкономического и социально-экономического характера на одной из ступеней её структурного анализа. Он подходит к её решению с точки зрения условий простого товарно-рыночного хозяйства, в котором богатство общества состоит из товаров и умножается за счет увеличения массы труда и повышения его производительности в материальном производстве. С точки зрения такого подхода наиболее общее определение производительного труда относилось бы к производству материальных благ, вещественных потребительных стоимостей вообще, включая и нетоварное, натуральное производство. А. Смит ограничивает анализ рамками товарного производства, т.е. указывает на определённую экономическую специфику производства. И здесь категория производительного труда сливается с категорией труда, создающего товары. А. Смит не довёл свой анализ до выяснения того, как влияет обстановка капиталистических отношений, новые социальные факторы на понятие производительного труда, связанное с присвоением прибавочной стоимости, прибыли в её многообразных формах. Суждения на эту тему мы находим у К. Маркса.
Заслуга же А. Смита состоит в том, что он дал исходные определения труда, создающего национальный доход страны, за счёт которого растёт и её национальное богатство. Тем самым А. Смит чётко и резко назвал в своё время те слои населения, которые непосредственно не участвуют в его приращении, хотя ряд из них (далеко не все!) осуществляет полезную для общества деятельность. Проецируя учение А. Смита на российскую экономику, можно обратить внимание на огромную массу труда, который не имеет не только прямого, но и косвенного отношения к реальному экономическому росту, тщательней разобраться в том, что скрывается за опережающим ростом сферы услуг, что означает более быстрый рост доли, например, финансовой деятельности и косвенно измеряемых услуг финансового посредничества (в 2006 г. 110,4 и 111,0 % соответственно) по сравнению с общим темпом роста ВВП (106,7 %), ростом сельского хозяйства (101,7 %), обрабатывающих производств (104,8 %).[15]