Глава 1 Брянский фронт: формирование, состав, первые бои
К середине августа 1941 года, отправной точке нашего повествования, Великая Отечественная война шла почти два месяца. За это время немецкие войска, не смотря на героическое сопротивление Красной Армии, оккупировали значительную территорию Советского Союза: прибалтийских республик, Белорусской ССР, Украинской ССР, Молдавской ССР, западных областей РСФСР Несмотря на столь значительные успехи среди немецкого высшего военно-политического руководства возникли первые разногласия по поводу продолжения кампании. Связаны они были с вопросом проведения операций на стратегических флангах советско-германского фронта или продолжением наступления в центре в общем направлении на Москву.
В полосе группы армий «Центр» уже месяц шло ожесточенное Смоленское сражение. Советское командование стремилось любой ценой остановить врага и создать условия для перехода в контрнаступление. Попытка Западного фронта в конце июля – начале августа 1941 года нанести поражение войскам группы армий «Центр» под Смоленском не увенчалась успехом. Однако немецкое командование было вынуждено, как отмечал командующей группой армий генерал-фельдмаршал Федор фон Бок «ввести в бой теперь все мои боеспособные дивизии из резерва группы армий».[7] По мнению германского политического и военного руководства в это время сложились благоприятные условия для проведения операций на стратегических флангах, что было предусмотрено планом «Барбаросса». Так, в знаменитой Директиве № 21 от 18 декабря 1940 года отмечалось, что после разгрома основных сил противника в Белоруссии «будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем, чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы – важного центра коммуникаций и военной промышленности. Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно».[8]
Читатель возразит, что здесь говорится исключительно о ленинградском направлении и нет ни слова о киевском. Но в данном случае важен сам факт, что немецкое командование не исключало возможности операций на стратегических флангах советско-германского фронта при одновременном замедлении наступления в центре в случае возникновения соответствующих предпосылок, а именно отсутствие быстрого развала советской обороны.
В частности, будучи в плену генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель на вопрос следователя о планах немецкого командования относительно кампании 1941 года отвечал: «План кампании 1941 года состоял примерно в следующем: три группы армий, усиленные мощными танковыми соединениями, наносят одновременный удар по Красной Армии, постепенно сосредотачивая свои усилия на флангах группировки, имея главной целью: на Севере – Ленинград, на Юге – Донбасс и ворота к Кавказу. Предполагалось, что силы Центральной группы армий будут использованы для последующего наращивания ударов на флангах».[9] Как мы видим, начальник штаба Верховного командования Вермахта напрямую говорит об использовании войск группы армий «Центр» для усиления наступления на флангах.
К концу июля 1941 года дали о себе знать непредвиденные на этапе планирования обстоятельства развития немецкого наступления, а именно образовавшийся разрыв между войсками групп армий «Центр» и «Юг», который немецкое командование не могло не учитывать при планировании дальнейший операций. После войны генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, в то время заместитель начальника Генерального штаба Сухопутных войск следующим образом охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Поскольку группа армий «Юг» значительно отстала от группы армий «Центр», то дальнейшее продвижение последней в направлении Москвы было чревато опасностями».[10]
На этот же факт, как на причину поворота на юг обращает внимание и Вернер Хаупт: «Прежде всего, еще до продолжения движения на восток, следовало обеспечить безопасность южного фланга группы армий «Центр». Между Рославлем и Гомелем закрепились сильные группировки противника, которые могли в любое время начать атаку в северном направлении и ударить во фланг группы армий «Центр».[11]
Активным сторонником поворота войск группы армий «Центр» против киевской группировки советских войск был генерал-фельдмаршал Гердт фон Рундштедт, командующий группой армий «Юг». По его мнению, от этого решения зависела судьба всей кампании, и чтобы его ускорить он был готов после разгрома киевской группировки советских войск выделить для наступления на Москву свою 6-ю армию. Вот что он писал в одном из своих донесений: «Для проведения операции по уничтожению противника в Восточной Украине необходимо, чтобы 2-я танковая группа и 2-я армия наступали не только до рубежа реки Десна, но и форсировали ее и до завершения сражения действовали в оперативных границах группы армий «Юг». Только после уничтожения противника группа армий «Центр» будет иметь обеспеченный в оперативном отношении фланг для нанесения последнего, решающего удара. Кроме того, группа армий «Юг» будет тогда… в состоянии передать в распоряжение ОКХ… возможно большее число… дивизий 6-й армии для наступления на московском направлении. Таким образом, проведение операции на уничтожение противника в пределах Украины имеет, по мнению командования группы армий, решающее значение для исхода всей восточной кампании».[12]
Учитывая сложившуюся на фронте обстановку, а, также, не наблюдая признаков быстрого и неожиданного развала сопротивления советских войск, фюрер германского народа Адольф Гитлер в беседе с главнокомандующим Сухопутными войсками генерал-фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем и начальником Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковником Францем Гальдером отметил, что «в основном имеются три цели: 1. Район Ленинграда. Важен как промышленный центр и с точки зрения военных действий на море. Цитадель большевизма. 2. Район Москвы. 3. Украина с ее промышленными центрами и нефтяные районы восточнее Украины». Поэтому, пояснил он, «после окончания боев в районе Смоленска 2-я и 3-я танковые группы должны разойтись одна вправо, другая влево, чтобы оказать поддержку войскам группа армий «Юг» и «Север». Группа армий «Центр» должна вести наступление на Москву силами одних пехотных дивизий».[13]
На следующий день, 24 июля 1941 года, Верховное командование Сухопутных войск (ОКХ), направило группе армий «Центр» директиву, в которой уточнялись задачи относительно дальнейшего ведения операций. В директиве отмечалось, что «согласно решению фюрера, относительно дальнейшего ведения операций, группа армий «Центр» имеет задачу: сразу же после окончания боев за Смоленск оставшимися пехотными соединениями 2-й и 9-й армий разгромить противника, находящегося между Смоленском и Москвой, и по возможности выдвинуть вперед войска левого фланга, затем занять индустриальные районы севернее и южнее Москвы».[14]
При этом войска правого фланга группы армий получили задачу начать наступление в направлении Гомеля – Брянска совместно с группой армий «Юг»: «2-я танковая группа и пехотные дивизии группы армий «Центр», продвинувшиеся из района южнее Могилева через Днепр, группируются таким образом, чтобы под общим руководством фельдмаршала фон Клюге начать наступательные действия в направлении Гомеля, Брянска совместно с группой армий «Юг».[15] Таким образом, вероятность приостановления наступления в центральном секторе советско-германского фронта с последующим переносом усилий на фланги была заложена в план «Барбаросса» еще на стадии его разработки. Замедление наступления немецких войск на северном и южном направлении, вынудило верховное командование Вермахта выделить подвижные соединения группы армий «Центр» для операций против Ленинграда и Киева. Таким образом, предполагалось нанести решающее поражение еще сохраняющим боеспособность войскам Красной Армии, что должно было облегчить наступление на Москву.
Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами СССР И.В. Сталин.
В частности, для нанесения удара во фланг и тыл основным силам Юго-Западного фронта, оборонявшим Киев и прикрывавшим Донбасе, были развернуты в южном направлении 2-я танковая группа и 2-я армия группы армий «Центр». Немецкое командование решило максимально воспользоваться выходом войск фон Бока на линию Гомель – Почеп и провести операцию смежными флангами групп армий «Центр» и «Юг» по сходящимся направлениям.
В свою очередь советское командование продолжало считать, что основные силы противника будут задействованы для захвата Москвы. Ожидалось, что противник попытается обойти главные силы Западного фронта с флангов. Поэтому Ставка Верховного главнокомандования приказала войскам прочно удерживать великолукский и гомельский выступы и, сохраняя охватывающее положение по отношению к группе армий «Центр», продолжать наносить удары по главным ее силам на смоленском направлении.
В начале августа 1941 года основные боевые действия развернулись в полосе Центрального фронта. Образованный директивой Ставки № 00493 от 23 июля 1941 года, располагаясь на стыке Западного и Юго-Западного фронтов, он прикрывал фланг и тыл последнего. Именно войска 13-й и 21-й армий Центрального фронта приняли на себя удар дивизий группы армий «Центр», развернутых в направлениях Могилев – Гомель и Рославль – Стародуб. Несмотря на героическое сопротивление, советские войска не смогли остановить продвижение противника и под угрозой охвата превосходящими силами начали отходить в южном и юго-восточном направлениях, оголяя фланг и тыл Юго-Западного фронта.
В сложившихся неблагоприятных условиях советское командование для отражения возможного удара противника через Брянск на северо-восток, на Москву или на юго-восток в тыл киевской группировке советских войск, приняло решение о формирование нового фронтового объединения.
В соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования № 00926 от 14 августа 1941 года «в целях удобства управления организовать Брянский фронт с непосредственным подчинением его Верховному Главнокомандованию».[16]
Отметим, что главной задачей Брянского фронта по замыслу советского верховного командования было прикрытие столицы с брянского направления. Об этом писал в своих воспоминаниях после войны и командующий фронтом – генерал-лейтенант А. И. Еременко. При этом в изданиях разных лет обстоятельства формирования фронта и его задачи виделись по-разному. Так в издании 1959 года под названием «На западном направлении. Воспоминания о боевых действиях» указывалось следующее: «Упорное сопротивление и контрудары наших войск в районе Смоленска, Ярцево, Ельни, заставили врага оттянуть танковую группу Гудериана несколько южнее с целью захватить Брянск. Ставка своевременно поняла этот замысел и весьма обоснованно решила создать Брянский фронт с задачей – прикрыть с юга Московский стратегический район, не дать гитлеровцам возможности прорваться через Брянск на Москву и нанести им поражение».[17] А вот в издании 1964 года «В начале войны» формирование Брянского фронта увязывалось с прорывом группы Гудериана в полосе Центрального фронта и, не смотря на выход противника в тыл Юго-Западного фронта, все равно Ставка главной целью Гудериана считала Москву, а не Киев: «Отход войск Центрального фронта и облегчил противнику выход в глубокий тыл Юго-Западного фронта. Одновременно между Резервным и Центральным фронтами образовался большой разрыв. Именно тогда Ставка ВГК, предполагая, что гитлеровское командование наносит удар с целью обойти войска Западного и Резервного фронтов с юга через Брянск, и создала Брянский фронт для прикрытия Московского стратегического района с юга».[18]
Как мы видим, главной задачей войск Брянского фронта являлось закрытие бреши между Резервным и Центральным фронтами, образовавшейся из-за отхода войск последнего. А вот возможный удар по прорвавшейся группе Гудериана выглядел пока весьма туманно. В частности, в директиве Ставки ВГК № 001082 отмечалось следующее: «Продвижение немцев в эту сторону (Чернигов, Конотоп, Прилуки – Прим. автора) будет означать обход нашей киевской группы с восточного берега Днепра и окружение нашей 3-й и 21-й армий. Как известно, одна колонна противника уже пересекла Унечу и вышла на Стародуб. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются другие меры, о которых сообщу особо. Надеемся пресечь продвижение немцев».[19]
Таким образом, в середине августа у советского командования еще не было четкого плана противодействия прорыву немцев в тыл Юго-Западного фронта, более того предполагалось, что этот прорыв лишь отвлекающий маневр для последующего удара по Москве через брянское направление. Для прикрытия этого направления и был создан Брянский фронт.
Командующим фронтом, как уже отмечалось выше, был назначен генерал-лейтенант А. И. Еременко, членами Военного совета – дивизионный комиссар П.И. Мазепов и первый секретарь Орловского обкома ВКП (б) И.П. Бойцов, заместителем командующего войсками – генерал-майор А.Н. Ермаков, начальником штаба – генерал-майор Г.Ф. Захаров, начальником оперативного отдела – полковник А.Е. Аргунов, начальником разведки – полковник М.А. Кочетков, командующим артиллерией – генерал-майор М.П. Дмитриев, командующим ВВС фронта – генерал-майор авиации Ф.П. Полынин.
Биография командующего фронтом Андрея Ивановича Еременко типична для командармов и командующих фронтами Красной Армии начального периода войны. Участник Первой мировой войны. После революции вступил в ряды Красной Армии. Участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах начальником разведки, затем начальником штаба кавалерийской бригады 1-й Конной армии. В межвоенный период А. И. Еременко совмещал занятие командных и штабных должностей с активной учебой. В 1925 году он окончил Ленинградские кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, через шесть лет в 1931 году политические курсы при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева, а в 1935 году – Военную академию имени М.В. Фрунзе.
Полученные знания Андрей Иванович применял на практике, последовательно продвигаясь по всем ступеням военной карьеры. В октябре 1925 года он стал начальником штаба, а с декабря того же года командиром 79-го кавалерийского полка 14-й кавалерийской дивизии. В январе 1936 года – помощник командира, а с июля, следующего 1937 года командир 22-го кавалерийского полка 23-й кавалерийской дивизии. С этого момента карьера А.И. Еременко стремительно пошла вверх. Через месяц, в августе 1937 года он назначается командиром родной 14-й кавалерийской дивизии. В июне 1938 года он уже комкор 6-го кавалерийского корпуса Белорусского военного округа, во главе которого он принял участие в освободительном походе Красной Армии в Западную Белоруссию. В июне 1940 года А.И. Еременко сменил лошадь на танк и стал командиром 3-го механизированного корпуса, но в новых для себя войсках задержался недолго и через пол год а, в декабре 1940 года, отправился на Дальний Восток командующим 1-й Краснознаменной армией.
Накануне войны он возглавил 16-ю армию, перебрасываемую из Забайкальского военного округа на запад, но принять участие в боях с агрессором во главе армии Андрею Ивановичу не довелось. После начала войны он был отозван в Москву и 30 июня 1941 года назначен командующим Западным фронтом, которым руководил до прибытия маршала С.К. Тимошенко, при котором стал заместителем командующего фронтом. В этой должности он принял участие в Смоленском сражении, в ходе которого 19 июля вновь был назначен командующим фронтом, но после ранения был отозван в Москву для лечения и нового назначения. И этим новым назначением стал Брянский фронт.
Начальник Генерального штаба РККА Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников.
Таким образом, Андрей Иванович Еременко за четыре года стремительной карьеры вырос от командира полка до командующего фронтом, не получив необходимого опыта командования крупными соединениями и объединениями как в мирное, так и военное время. Назначение на столь ответственную должность недостаточно опытного командующего на первый взгляд выглядит сомнительным, но с другой стороны имелся ли у Ставки выбор? Ведь Андрей Иванович был типичным представителем советского генералитета предвоенных лет, и выбирать командующих фронтами приходилось из числа одинаково подготовленных генералов с недостаточным опытом командования крупными объединениями.
Под стать биографии командующего была и биография начальника штаба фронта – генерал-майора Георгия Федоровича Захарова.
Во время Первой мировой войны он в чине подпоручика командовал полуротой. После революции перешел на сторону Советской власти и с августа 1919 года сражался на Восточном фронте. После разгрома армий Верховного правителя А.Ф. Колчака Г.Ф. Захаров окончил Саратовские пехотные курсы. Затем по окончании Гражданской войны последовательно командовал батальоном и полком. Прошел обучение на курсах «Выстрел» и вечернем факультете Военной академии имени М.В. Фрунзе. После завершения обучения в 1933 году был назначен на должность начальника военно-хозяйственного снабжения 17-й стрелковой дивизии. Вскоре служба снова свела Георгия Федоровича с военными учебными заведениями. Сначала он был преподавателем тактики Военно-инженерной академии РККА, а вскоре сам сел за парту академии Генерального штаба, которую закончил в 1939 году и стал начальником штаба Уральского военного округа. После начала Великой Отечественной войны и до назначения начальником штаба Брянского фронта генерал-майор Г.Ф. Захаров возглавлял штаб 22-й армии Западного фронта, вместе с которой он участвовал в оборонительных боях под Витебском, Великими Луками и Невелем.
Итак, что мы видим? Опыт штабной службы начальника штаба фронта не превышал двух лет! При этом, начал он ее сразу с должности начальника штаба военного округа, до этого ни дня, не проработав в штабах частей и соединений.
В целом командование Брянского фронта не обладало необходимыми навыками и опытом для занятия столь ответственных должностей. Да вот только выбирать верховному командованию было особо не из кого, советские военачальники начального периода Великой Отечественной войны обладали примерно одинаковой подготовкой и опытом.
Рассмотрев их биографии, будет справедливо сделать тоже самое и в отношении противника. Главным «антагонистом» Брянского фронта являлась 2-я танковая группа под командованием генерал-полковника Гейнца Гудериана.
Он родился 17 июня 1888 года в восточно-прусском городе Кульм. Отучившись в кадетском корпусе, в феврале 1907 года Гудериан начал военную службу кандидатом в офицеры (фенрихом). По окончании полугодичных курсов в военном училище, 27 января 1908 года был произведен в лейтенанты.
Первую мировую войну Гудериан начал начальником радиостанции в кавалерийской дивизии. Во время войны он занимал различные должности от вспомогательного офицера шифровальной службы до начальника разведки корпуса. Был награжден Железными крестами 1-го и 2-го класса, Рыцарским крестом II класса Королевского вюртембергского ордена Фридриха с мечами и австрийской медалью за военные заслуги с мечами. Окончил войну в должности начальника оперативного отдела штаба представителя на оккупированных итальянских территориях.
После войны Гудериан в чине капитана продолжил службу в штабе «Железной дивизии» на территории Латвии, далее командовал ротой, затем батальоном. С 1928 года инструктор по тактике автотранспорта в штабе Рейхсвера. В феврале 1930 года стал командиром автотранспортного батальона, а в следующем году – начальником штаба автотранспортных войск.
Летом 1932 года Гудериан, вместе с генерал-майором Освальдом Лютцем, своим непосредственным начальником посетил СССР с инспекцией казанской танковой школы «Кама». Однако сам он никогда в этой школе не учился.
С 1 июля 1934 года занял пост начальника штаба моторизованных войск, с 27 сентября 1935 года – танковых войск.
4 февраля 1938 года был назначен командующим танковыми войсками. Вскоре на базе командования был развернут штаб 16-го моторизованного корпуса, во главе с Гудерианом. Вторую мировую войну он встретил командиром 19-го армейского корпуса, с которым прошел польскую и французскую кампании.
В июле 1940 года его произвели в генерал-полковники и назначили командующим 2-й танковой группой, в составе которой он и вторгся на территорию Советского Союза.
В октябре 1941 года во время отражения немецкого наступления на Москву Брянскому фронту противостояла и 2-я армия под командованием генерал-полковника Максимилиана фон Вейхса.
Он родился 12 ноября 1881 года в городе Дессау в старинной аристократической семье. Службу в армии начал с 1900 года во 2-м баварском полку тяжелой кавалерии в качестве фаненюнкера. В марте 1902 года фон Вейхс получил звание младшего лейтенанта, а в начале 1908 года стал адъютантом командира полка. В течение двух лет он служил в штабе кавалерийской школы, после чего в 1910 году по линии Генерального штаба был направлен на подготовку в военную академию. В 1911 году ему присвоили звание лейтенанта, а в начале 1914 года повысили до ротмистра.
В начале Первой мировой войны Вейхс служил в качестве бригадного адъютанта в баварской кавалерийской дивизии. С 1915 по 1917 год он состоял при 5-й пехотной дивизии в должности офицера Генерального штаба, а с 1917 по 1920 год – в той же должности при 2-м корпусе.
После окончания Первой мировой войны фон Вейхс остается на службе в Рейхсвере штабным офицером в 3-й кавалерийской дивизии. С 1922 по 1928 год он последовательно занимал командные и штабные должности в 18-м кавалерийском полку. С февраля 1928 по март 1930 года – командир полка, затем офицер Генштаба при 1-й кавалерийской дивизии в Франкфурте-на-Одере.
В феврале 1933 года фон Вейхс был назначен заместителем командующего 3-й пехотной дивизией в Берлине, а в апреле 1933 года произведен в генерал-майоры. В декабре того же года он получил назначение на пост командующего 3-й кавалерийской дивизией в Веймаре и занимал его до октября 1935 года, дослужившись до чина генерала кавалерии.
Затем его перевели командовать 1-й танковой дивизией там же, в Веймаре. В 1936 году он исполнял обязанности командующего 7-м военным округом, а с октября 1937 года получил под свое начало 13-й военный округ со штабом в Нюрнберге. В августе 1939 года перед началом польской кампании Максимилиан фон Вейхс получил под свое командование основные соединения 13-го военного округа, ставшие теперь 13-м корпусом. В Польше, командуя 10-й и 17-й пехотными дивизиями 8-й армии (группа армий «Юг»), он принимал участие в окружении Познани, Лодзи, в разгроме армии «Приморье» и в последующем наступлении 8-й армии на Варшаву.
Вернувшись в Германию в октябре 1939 года, фон Вейхс получил назначение на должность командующего 2-й (бывшей 8-й) армией. Во главе этой армии он прошел французскую и балканскую кампании. На советско-германском фронте она появилась только в июле 1941 года.
Как мы видим, генералы Вермахта имели прекрасное военное образование, они прошли все ступени штабной и полевой службы, обладали свежим боевым опытом современной войны. Два года боев позволили Вермахту извлечь уроки из проведенных кампаний, сделать выводы и подойти к войне с Советским Союзом в оптимальном состоянии.
Можно утверждать, что на полях сражений Великой Отечественной войны встретились две абсолютно разные военные культуры. Немецкая – зародилась в пламени сражений наполеоновских войн, закалилась «железом и кровью» в войнах за объединение Германии, бросила вызов всему миру во время Первой мировой войны и преодолела, переродившись послевоенную ломку 1920—1930-х годов. Все это позволило создать уникальную военную систему, со своим менталитетом, культурой общения, бытом, традициями, системой подготовки, особенностями командования. И не смотря на политические катаклизмы, которые сотрясали Германию после окончания Первой мировой войны, немецкий офицерский корпус и управляемая им армия оставалась все той же послушной и эффективной военной машиной.
Рабоче-Крестьянская Красная Армия с момента своего создания в 1918 году по завету вождя мирового пролетариата, «пошла другим путем». После развала и гибели старой Русской армии, после кровавой Гражданской войны, в новой общественно-экономической среде создавалась и развивалась армия первого государства рабочих и крестьян, которые ее и возглавили. Основную массу старшего и высшего командного состава Красной Армии составляли выходцы из низших социальных слоев, выдвинувшиеся в годы Гражданской войны, зачастую не имеющие ни полноценного военного образования, ни достаточного опыта штабной и полевой службы. Красная Армия была в начале пути создания своей полноценной и уникальной военной культуры, процесс этот не одномоментный, он длительный и тяжелый. Великая Отечественная война станет знаковой вехой на этом пути.
Разобравшись с командованием фронта, перейдем к анализу его состава. В соответствии с уже упоминавшийся директивой Ставки Верховного № 00926 от 14 августа 1941 года штаб Брянского фронта формировался на основе управлений 20-го стрелкового и 25-го механизированного корпусов и размещался в районе Брянска. Первоначально в состав фронта вошли 50-я и 13-я армии.
Формирование управления 50-й армии было начато в августе 1941 года на базе 2-го стрелкового корпуса в районе Брянска. Армия относилась к числу двадцати одной армии сформированных в сжатые сроки в июне-сентябре 1941 года в ходе так называемой «перманентной мобилизации». В их состав включались части и соединения, укомплектованные личным составом, призванным по мобилизации в первые дни войны.
Командующим армией был назначен генерал-майор М.П. Петров, членом Военного совета – бригадный комиссар Н.А. Шляпин, начальником штаба – полковник Л.А. Пэрн, начальником артиллерии армии – полковник К.Н. Леселидзе.
В состав армии вошли 217-я, 258-я, 260-я, 269-я, 278-я, 279-я, 280-я, 290-я стрелковые, 55-я кавалерийская дивизии, 761-й и 763-й артиллерийские полки ПТО, 151-й, 643-й и 645-й корпусные артиллерийские полки, 86-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 10-й отдельный батальон связи, 5-й отдельный саперный батальон и другие подразделения.
Соединения 50-й армии до ее формирования входили в состав Резервного фронта и не участвовали в боях.
По данным Ф.Д. Панкова дивизии армии были хорошо укомплектованы личным составом. Так, в 279-й стрелковой дивизии насчитывалось 11454 человека, в 290-й – 10902, в 260-й – 10479, в 258-й – 11354.[20] Таким образом, комплектность дивизий 50-й армии была близка к штатному расписанию, в соответствии с которым в стрелковой дивизии должно было быть 11447 человек. Стоит отметить, что ряд дивизий армии комплектовался личным составом из числа московских дивизий народного ополчения. Так, в 260-ю стрелковую дивизию были включены бойцы 10-й московской стрелковой дивизии народного ополчения (мсдно), в 269-ю – 14-й мсдно, а в 280-ю – командирский и начальствующий состав 3-й мсдно.
Также Ф.Д. Панков сообщает, что соединения 50-й армии были хорошо оснащены артиллерией. Вот только он не сообщает, что же это были за артиллерийские системы. Суровая реальность первого военного лета была такова, что на вооружение артиллерийских подразделений Красной Армии поступали чуть ли не музейные экспонаты. Промышленность Советского Союза, только переводившаяся на военные рельсы, была не в состоянии компенсировать потери вооружения и военной техники, понесенные советскими войсками в приграничных сражениях. Не будем забывать и про эвакуацию, в связи с чем, немалое число предприятий было вообще выключено из производственного процесса по причине того, что их оборудование и персонал катили в железнодорожных эшелонах на восток к месту новой дислокации. Поэтому на укомплектование стрелковых дивизий июльского формирования направлялась, прежде всего, материальная часть со складов длительного хранения внутренних военных округов. Так что нет ничего удивительного, что на вооружение артполков дивизий поступали артсистемы место, которым в музее, а не на поле боя.
Так, по воспоминаниям командира взвода топографической разведки второго дивизиона 839-го артиллерийского полка уже упоминавшейся 260-й стрелковой дивизии Я.А. Гельфандбейна первая батарея дивизиона получила «полковые пушки образца 1902 г.» (76,2-мм дивизионная пушка обр. 1902/30 гг. – Прим. автора). Вторая батарея – «48-линейные мортиры на лафете Венгловского» (возможно имеется ввиду 122-мм гаубица образца 1910/30 гг. – Прим. автора), а третья – 122-мм гаубицами обр. 1938 г. (М-30). Похожая ситуация была и в других дивизиях.
Если артиллерийские полки и противотанковые дивизионы стрелковых дивизий 50-й армии худо бедно были снабжены орудиями, то со штатными зенитными дивизионами ситуация была просто катастрофическая. Из-за нехватки орудий некоторые дивизионы вообще не были укомплектованы материальной частью. Также не хватало автотранспорта, средств радиосвязи, в артполках не было достаточного количества седел, отсутствовали в нужном количестве даже полевые кухни. Повара были вынуждены готовить пищу в ведрах!
В Журнале боевых действий Брянского фронта приводится информация, что в 217-й стрелковой дивизии имелось 13 «танкеток», из которых 10 требовали капитального ремонта, а 3 – среднего. В других документах эти данные отсутствуют, возможно, потому, что «танкетки» были неисправны. Откуда же могли взяться эти «танкетки» в составе дивизии? Учитывая, что 217-я стрелковая дивизия начала формироваться в апреле 1941 года, то она комплектовалась по штату 4/400—416 от 5 апреля 1941 года. В соответствии с ним в состав разведывательного батальона дивизии входила танковая рота в составе 16 плавающих танков Т-37/38. Судя по всему, остававшиеся в дивизии в середине августа танки и названы «танкетками» в ЖБД фронта. Отметим, что это была фактически единственная бронетехника в составе 50-й армии.
Лучше обстояло дело со стрелковым вооружением. Необходимое количество винтовок, карабинов и пулеметов было найдено, а вот с пистолетами-пулеметами картина была удручающей.
В лучшем случае удавалось наскрести по 3–5 штук на стрелковую роту! Командир стрелкового взвода 956-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии В.С. Туров вспоминал: «Вооружены мы были неплохо. В роте имелись два станковых «максима», четыре ручных пулемета Дегтярева. Автоматов – всего три, но винтовок хватало, в том числе самозарядных, системы Токарева (СВТ)».[21] При этом, как это не покажется странным, не хватало личного оружия для командиров и политработников. В некоторых дивизиях кроме бинокля, шашки и компаса они больше ничего не имели.
Нехватка вооружения была не самой главной проблемой формируемых дивизий. Даже самое совершенное оружие имеет свойство быстро превращаться в груду металлолома без хорошо обученных бойцов. А вот подготовка личного состава стрелковых дивизий 50-й армии была далека от совершенства. Вновь предоставим слово комвзвода 956-го стрелкового полка В.С. Турову: «Вскоре в роте было уже 160 бойцов, а у меня во взводе – 57, это были крестьяне из Кировской, Сумской, Черниговской, Гомельской области, все они были неграмотны за исключением бывшего фельдфебеля и унтер-офицера, которые служили еще в царской армии. Фельдфебель Матвиенко стал старшиной роты, а унтер-офицер – командиром отделения. Многие из них не видели даже ружья, не говоря уже о винтовке. Приходилось учить с азов. Учить было трудно, это все были взрослые люди до 47 лет».[22]
Таблица 1. Боевой и численный состав 50-й армии Брянского фронта на 15 августа 1941 года (данные по 269-й, 278-й, 280-й стрелковым дивизиям, 761-м и 763-м артиллерийским полкам ПТО, 151-м, 643-м и 645-м корпусным артиллерийским полкам отсутствуют – Прим. автора)[23].
Отсутствовала какая-либо военная подготовка и у личного состава 885-го стрелкового полка 278-й стрелковой дивизии, что отмечалось даже после окончания войны в краткой исторической справке полка: «Весь младший командный и рядовой состав поступил из числа военнообязанных Кимрского, Калязинского, Нерльского, Тургиновского и Пролетарского районов Калининской области. Командно-начальствующий состав из Калининской и частично Московской областей.
Многие красноармейцы до этого времени недостаточно знали боевую и военную технику, зато у каждого было самое острое оружие – лютая ненависть к врагу, горячее стремление уничтожить фашистских грабителей, насильников и убийц.
Среди личного состава были люди разной квалификации и профессии – рабочие, колхозники и интеллигенция, кроме того они были и разных наций: русские, украинцы, чуваши, татары и другие.
Необходимо было сколотить крепкое единое боевое ядро, которое бы могло решать успех боя. Через 10 дней после формирования полк был готов к боевым действиям. Формирование и вооружение полка было полностью закончено 31.07.1941 года и до 4.08.1941 года занимался боевой и политической подготовкой».[24]
В приведенных выше цитатах отмечается одна из основных проблем Красной Армии первого периода войны – отсутствие базовой военной подготовки у мобилизованных. Связано это было с тем, что всеобщая воинская обязанность была введена в СССР лишь в 1939 году. Хорошо подготовить к началу войны достаточное количество резервистов было просто невозможно, в лучшем случае мобилизованные граждане могли пройти курс обучения по программе ГТО («Готов к труду и обороне»). Столкнувшись с данной проблемой советское командование, использовало любую возможность для организации обучения личного состава формируемых частей и соединений.
Так, 20 июля 1941 года Народным комиссариатом обороны был издан приказ № 240 «Об организации боевой подготовки вновь формируемых стрелковых дивизий». В приказе от командиров всех степеней требовалось организовать боевую подготовку частей и соединений с первого часа прибытия пополнения в часть в условиях, приближенных к боевым, под личным контролем. Особое внимание уделялось подготовке минометчиков:
«1. Боевую подготовку соединений и частей начинать с первого часа прибытия пополнения в часть. Боевую подготовку строить на основе программ ускоренной подготовки по родам войск. Каждую минуту использовать для учебы. Принять все меры к тому, чтобы боевая подготовка проходила организованно, четко, с полным напряжением сил бойцов и командиров и была бы обеспечена материально всем необходимым.
2. В обучении войск особое внимание обратить на отличную выучку одиночного бойца-минометчика и минометных подразделений. При разбивке пополнения по подразделениям в минометные подразделения назначать бойцов и командиров, ранее служивших в минометных подразделениях, а при отсутствии их назначать на должности минометчиков лучших по подготовке бойцов и командиров.
В течение первых двух недель обучения научить минометные расчеты и подразделения быстро выбирать и занимать огневые позиции, укреплять и маскировать их, четко управлять огнем одиночного миномета и группы минометов в обороне и в наступлении, метко и уверенно, с наименьшей затратой боеприпасов уничтожать живую силу и огневые средства врага.
До отправки на фронт каждый минометный расчет и минометный взвод пропустить через практические стрельбы боевыми минами, дать практику в ведении огня, главным образом, по закрытым целям.
3. Командирам всех степеней личным участием в проведении боевой подготовки и постоянным личным контролем добиться высокого качества проводимых занятий. Все занятия проводить в поле, создавая обстановку, приближенную к боевой действительности.
Боевую подготовку планировать так, чтобы каждый день занятий кончался завершенной отработкой отдельных приемов или действий одиночного бойца и подразделения.
В каждый последующий день учебы наращивать знания и приемы действий бойца и подразделения в усложненной обстановке».[25]
К сожалению времени, на обучение войск было отведено крайне мало. Стремительно меняющаяся обстановка на фронте требовала, как можно скорее задействовать войска Брянского фронта в боевых действиях.
Задачей 50-й армии, располагавшейся на правом фланге полосы обороны Брянского фронта, было прикрытие брянского направления от прямого удара немецких войск с запада, так как захват Брянска открывал противнику прямую дорогу через Орел, на Тулу и Москву. Штаб армии расположился около населенного пункта Выгоничи на берегу Десны, юго-западнее Брянска.
Прямой противоположностью 50-й армии была вторая армия фронта – 13-я. Формирование органов управления армии началось еще до войны в мае 1941 года в Могилеве, в районе которого она и встретила войну. С упорными боями 13-я армия отходила все дальше на восток от Могилева через район Кричева – Рославля на Унечу и Погар, где и занимала оборону в середине августа.
В состав армии входили 6-я, 121-я, 132-я, 137-я, 143-я, 148-я, 155-я и 298-я стрелковые, 21-я и 52-я кавалерийские, 50-я танковая дивизии, а также 7-я и 8-я бригады 4-го воздушно-десантного корпуса.
Командовал армией генерал-майор К.Д. Голубев, членом Военного совета был бригадный комиссар П.С. Фурт, начальником штаба – комбриг А. В. Петрушевский.
Сразу бросается в глаза необычный состав армии, помимо традиционных стрелковых и кавалерийских соединений в нее входили танковая дивизия и бригады воздушно-десантного корпуса, которые являлись осколками предвоенных планов строительства Красной Армии.
В соответствии с принятым 12 февраля 1941 года «Мобилизационным планом № 23» предполагалось развернуть 29 механизированных корпусов. Формирование 25-го механизированного корпуса, куда и входила 50-я танковая дивизия, началось в марте 1941 года в Харьковском военном округе. В июне – июле 1941 года дивизия в составе 19-й и 21-й армий вела бои с немецкими войсками на бобруйско-быховском и рославльском направлениях. В ходе тяжелых боев корпус понес значительные потери в личном составе и материальной части. 7 августа 1941 года управление корпуса и 50-я танковая дивизия поступили в распоряжение командующего 13-й армии. Напомним, что в итоге управление корпуса было направлено на формирование Брянского фронта, а 50-я танковая дивизия под командованием полковника Б.С. Бахарова осталась в составе 13-й армии. Потери в технике и личном составе были весьма существенными, и к моменту формирования Брянского фронта дивизия представляла собой весьма жалкое зрелище. Боевой и численный состав дивизии по данным Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО) приводится ниже. Правда есть один нюанс. Приводимые данные свидетельствуют, что танков в дивизии на 15 августа 1941 года не было. Однако в ряде других документов как советских, так и немецких при описании боевых действий второй половины августа упоминаются факты применения советскими войсками не только отдельных танков, но и танковых частей. Принадлежать они могли только 50-й танковой дивизии. Судя по всему, в дивизии сохранилось некоторое количество боеспособных машин, неотраженных в документах из-за быстроменяющейся обстановки на фронте.
Командующий Брянским фронтом генерал-полковник (воинское звание было присвоено 11 сентября 1941 года) А. И. Еременко.
Одновременно с формированием десятков механизированных корпусов высшим военным руководством страны принимается решение в марте – апреле 1941 года в целях дальнейшего укрепления воздушно-десантных войск Красной Армии принимается решение о реорганизации воздушно-десантных бригад в воздушно-десантные корпуса. Всего было развернуто пять воздушно-десантных корпусов, каждый численностью более 10 тысяч человек. Развернутый в Западном особом военном округе 4-й воздушно-десантный корпус (командир генерал-майор А.С. Жадов – Прим. автора), активно участвовал в боях с немецкими захватчиками с первых дней войны.
В последующем корпус в составе 13-й армии вел боевые действия в районе Унеча, Погар, Стародуб.
В тяжелых летних боях армия К.Д. Голубева понесла значительные потери. Даже в изданной в советское время официальной истории 13-й армии отмечалось, что «Большинство дивизий представляли 2–3 батальона. Все соединения нуждались в срочном доукомплектовании и отдыхе».[26] Боевой и численный состав армии приведен в таблице на основе данных ЦАМО.
Таблица 2. Боевой и численный состав 13-й армии Брянского фронта на 15 августа 1941 года (данные по 148-й, 298-й стрелковым дивизиям, 7-й и 8-й воздушно-десантным бригадам отсутствуют – прим. автора).[27]
Армия требовала срочного пополнения личным составом и вооружением, особенно катастрофическая ситуация была с артиллерией, минометами, зенитными средствами. Не хватало даже винтовок и пулеметов. Необходимость приведения в порядок армии осознавалась и командованием фронта. А. И. Еременко в своих воспоминаниях отмечал, что для приведения в порядок 13-й армии требовалось не менее 5–6 дней. Так что рассчитывать в середине августа 1941 года на армию К.Д. Голубева при отражении возможного удара танковой группы Гудериана на брянском направлении не приходилось.
Итак, в состав фронта вошли две разные по своему составу и боевому опыту армии. Одна сформированная с нуля из призванных по мобилизации резервистов после начала войны, другая, довоенного формирования, изрядно потрепанная в летних боях. Добавим к этому не обладающего должным опытом командующего фронтом и начальника штаба, и мы получим типичный фронт Красной Армии образца осени 1941 года.
Времени на раскачку у А.И. Еременко не было. Стремительно менявшаяся не в пользу Красной Армии обстановка на фронте требовала скорейшего подключения нового фронта к боевой работе. Поэтому управленческие структуры фронта формировались параллельно с развертыванием боевых действий. О чем комфронта писал в своих мемуарах: «В процессе развертывания боевых действий продолжалась напряженная работа по организации и формированию штаба фронта, по подтягиванию и сосредоточению резервов, формированию штаба 50-й армии. Из Москвы прибывали командиры и политработники для замещения должностей в штабе фронта и в других штабах».[28]
Напомним, что первостепенной задачей Брянского фронта было прикрытие столицы с юго-западного направления. Для ее выполнения командующий фронтом первоначально мог задействовать только 50-ю армию, дивизии которой получили приказ выдвигаться из мест дислокации и занимать назначенные рубежи обороны.
В соответствии с боевым приказом № 1 командарма-50 от 16 августа 1941 года основные силы армии развертывались северо-западнее Брянска: 217-я, 279-я, 258-я (с приданными 761 и 763-м артполками ПТО) и 280-я стрелковые дивизии, а также 878-й стрелковый полк 290-й стрелковой дивизии развернулись по восточному берегу Десны и Судости. Два других полка 290-й стрелковой дивизии обороняли подходы к Брянску с запада. 260-я стрелковая дивизия выдвигалась на рубеж реки Ипуть с целью прикрытия рославльского направления. Резерв армии составляли 269-я и 278-я стрелковые дивизии, дислоцированные восточнее и севернее Брянска соответственно. 55-й кавалерийской дивизии была поставлена задача вести разведку противника северо-западнее Брянска.
Ф.Д. Панков отмечает, что 50-я армия занимала рубежи обороны, подготовка которых началась еще в июне. В ней участвовало более 130 тыс. жителей Московской, Воронежской, Тамбовской и Орловской областей.[29] Кроме того, ранее на этих позициях находились дивизии 28-й армией Резервного фронта.
Вот только прибыв на место, соединениям 50-й армии не всегда доставались от прежних хозяев хорошо подготовленные в инженерном отношении рубежи обороны.
Так, 260-я стрелковая дивизия, сменив 120-ю стрелковую дивизию 28-й армии, застала слабо подготовленные позиции. Во второй половине августа совместно с мобилизованным населением были построены три противотанковые полосы, и противотанковые рвы. В полосе дивизии и батальонных районах отрывались окопы, строились укрепления и укрытия, на угрожаемых направлениях создавались противопехотные и противотанковые минные поля.
Пока дивизии армии М.П. Петрова занимались подготовкой оборонительных рубежей, 13-я армия продолжала откатываться под ударами немецких войск. При этом устойчивой связи штаб Брянского фронта со своей второй армией не имел, что было особо отмечено в журнале боевых действий фронта. Информация поступала с большим опозданием, так приказ штарма-13 № 50 от 15 августа 1941 годы был получен в штабе фронта лишь 27 августа! Л.М. Сандалов, в то время полковник и начальник штаба Центрального фронта в своих мемуарах отмечал, что 13-я армия окончательно была включена в состав Брянского фронта только 19 августа! До стабилизации обстановки в полосе армии и установления устойчивой связи со штабом фронта ни о каком оперативном управлении войсками армии говорить не приходилось.
В соответствии с упоминавшемся выше боевым приказом № 50 штарма-13 войска армии переходили к обороне по южному берегу реки Беседь на рубеже Разрытое – Хотимск – южный берег реки Беседь – Клиевичи – Самстевичи – Медведи (тем самым прикрывалась важная железнодорожная ветка Брянск – Гомель – Прим. автора), создают подвижные резервы, готовясь к наступлению.[30]
Вот только перейти в наступление тогда, в середине августа 1941 года, 13-й армии было не суждено. Противник, владея инициативой, сполна воспользовался своим преимуществом.
17 августа левый фланг 24-го моторизованного корпуса (10-я моторизованная и 3-я танковая дивизии) прорвали оборону 13-й армии на ее правом фланге и, развивая наступление, заняли Унечу, перерезали железнодорожную ветку Гомель – Брянск и глубоко вклинялись в расположение советских войск и продолжили наступление на Стародуб.
Интересные подробности захваты Унечи приводятся в истории 3-й танковой дивизии: «Подполковник Мюнцель (командир 2-го танкового батальона 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии – Прим. автора), продвигался на юг со своими ротами, приданными мотоциклистами и разведчиками. Передовой отряд, не встречая сопротивления, вышел на южную окраину лесного массива за пределами Унечи. Их дальнейшее продвижение было остановлено прицельным огнем русской зенитной батареи. Боевые машины батальона стали перестраиваться для концентрической атаки батареи. В этот момент формируемые колонны, не имеющие зенитного прикрытия, были атакованы русскими самолетами на бреющем полете.
Только выдвинутая вперед 1-я рота 3-го стрелкового полка обер-лейтенанта фон Цицевитца (Oberleutnant von Zitzewitz) окончательно сломила последнее сопротивление противника. Танки немедленно вошли в город Унеча и двинулись к дальним окраинам города, не обращая внимания на другие очаги сопротивления, которые все еще держались. К сожалению, они опоздали на несколько минут. Длинный, полностью загруженный грузовой поезд покинул железнодорожную станцию на их глазах.
В течение двух часов враг, остававшийся в Унече, был уничтожен. Часть города сгорела. В 16 ч. 30 м. вместе с двумя другими батальонами прибыл подполковник фон Левински (командир 6-го танкового полка – Прим. автора), а вскоре и майор Веллманн (командир 1-го батальона 3-го стрелкового полка – Прим. автора), и его стрелки.
Русские не смирились с падением Унечи. Советские истребители-бомбардировщики неоднократно атаковали уже горящий город и входящие в него немецкие колонны, пока не стемнело. В 19 ч. 30 м. передовой отряд в составе 3-го батальона 6-го танкового полка и 2-го батальона 3-го стрелкового полка под командованием капитана Шнайдер-Костальски вышел в направлении Стародуба».[31]
В успехе немецких войск нет ничего удивительного. Правый фланг армии прикрывали, понесшие значительные потери в предыдущих боях 143-я, 155-я стрелковые дивизии, 112-й кавалерийский полк 21-й кавалерийской дивизии, 420-й корпусной артиллерийский полк, 378-й гаубичный артиллерийский полк и батальон танков 50-й танковой дивизии. Для построения надежной обороны не было достаточных сил, что было особо отмечено начальником штаба Центрального фронта полковником Л.М. Сандаловым, который накануне немецкого прорыва инспектировал позиции этих соединений: «Фронт сплошным не был. Между полковыми участками и батальонными районами были значительные промежутки, защищаемые только перекрестным артиллерийским и пулеметным огнем. На танкоопасных направлениях были выкопаны глубокие противотанковые рвы, точные размеры которых указал лично генерал Ефремов (командующий Центральным фронтом генерал-лейтенант М.Г. Ефремов – Прим. автора). Большая часть артиллерии размещалась в подразделениях пехоты для стрельбы прямой наводкой».[32]
Нащупав слабое место в обороне советских войск немецкие войска стали развивать движение в юго-восточном направлении. Возникла угроза захвата штаба армии, который находился в районе восточнее Селецкого, не так далеко от передовой. Было принято решение перенести его в лес южнее Сурожа, то есть еще дальше на юго-восток. В связи со сложившейся обстановкой командующий армии принял решение отвести войска левого фланга на южный берег реки Ипуть.
На следующий день части 3-й танковой дивизии продолжили развивать свой вчерашний успех. Получив категорический приказ командира дивизии генерал-лейтенанта Вальтера Моделя в кратчайшие сроки занять Стародуб, подполковник Вернер фон Левински бросил на город боевую группу в составе одной роты 1-го батальона 6-го танкового полка, 1-го батальона 3-го стрелкового полка, 3-го мотоциклетного батальона, 2-й готы 39-го саперного батальона, 1-го дивизиона 75-го артиллерийского полка, батареи 94-го зенитного полка и двух противотанковых батальонов. Фланговое прикрытие группы обеспечивал 3-й батальон 3-го стрелкового полка и орудия 543-го противотанкового дивизиона.
Но первыми Стародуб с ходу атаковали части передового отряда капитана Шнайдер-Костальски. Появление немцев в городе стало шоком для его защитников и первое время они думали, что это один из немецких воздушных десантов, которые постоянно мерещились советским командирам летом 1941 года. К 12 часам город был полностью занят противником, который сполна воспользовался внезапностью, как сказано в советских документах «разогнав тылы армии и перерезав ее коммуникации».[33]
Таким образом соединения 13-й армии оказались отрезанными от своих тыловых баз и командующий армией К.Д. Голубев принял единственно верное в сложившейся обстановке решение: вывести из намечавшегося котла армию в восточном направлении и занять оборону в полосе Брянского фронта примкнув к левому флангу 50-й армии.
Начальник штаба Брянского фронта Г.Ф. Захаров (послевоенная фотография).
В соответствии с боевым приказом № 54 штарм-13 от 18 августа 1941 года соединения армии утром следующего дня должны были прорвать коммуникационную линию противника на фронте Мглин – Стародуб и занять промежуточный рубеж обороны по р. Унеча на фронте Ветлеевка – Шелудьки – Павловка – Аленовка – Рюхово – Найтоповичи. Для обеспечения этого выхода войскам ставились следующие задачи. 148-я стрелковая и 52-я кавалерийская дивизии должны были занять Мглин и обеспечить выход частей 45-го стрелкового корпуса слева. 50-я танковая дивизия захватом Унечи обеспечивала выход корпуса справа. Основные силы армии, прикрывшись арьергардами, прорывались между Мглином и Унечей и выходили на линию Ветлеевка – Шелудька – Павловка. Параллельно с 45-м стрелковым корпусом между Унечей и Стародубом должны были двигаться 6-я и 7-я бригады 4-го воздушно-десантного корпуса, занимая левый фланг армии в районе Липки – Аленовка – Рюхово – Найтоповичи. 8-я воздушно-десантная бригада 4-го корпуса оставалась прикрывать фланг и тыл 21-й армии Центрального фронта, ведущей тяжелые бои за Гомель с наседавшими дивизиями 2-й армии Вермахта. После сбора всех сил армии на промежуточном рубеже предполагалось сразу начать отход на основной рубеж обороны Гринев – Вяльки – Дягово. Таким образом, по замыслу командующего 13-й армии генерал-майора К.Д. Голубека предполагалось не только вывести войска армии из возможного котла и соединиться с 50-й армией Брянского фронта. Задачи разгромить стародубскую группировку противника перед своими войсками командующий не поставил, кроме того с отходом 13-й армии осложнялось положении войск 21-й армии под Гомелем, которые также были вынуждены оставить город и начать отход на новый рубеж обороны.
Утром 19 августа соединения, не успев толком начать отход, сразу же столкнулись с проблемами. 45-й стрелковый корпус изменил направление движения и стал отходить южнее Унечи, в полосе 4-го ВДК, не предупредив его командование. В результате части 45-го корпуса первыми прошли через шоссе Унеча – Стародуб, не встретив никакого сопротивления, но привлекли внимание немецкого командования. В результате следовавшие за ним десантники попали под удар переброшенных к месту прорыва немецких войск и понесли большие потери.
Тяжелые бои развернулись под Мглином и Унечей. Мглин еще ночью атаковали кавалеристы 52-й дивизии, вступив в ближней бой с оборонявшими город немецкими войсками. В советских документах отмечается, что дивизия «успешно применяя ручные гранаты уничтожила большое количество танков противника»,[34] но, не смотря на героизм советских солдат, город взять не удалось.
Сосредоточение советских войск под Унечей было вовремя выявлено немецкой разведкой и, прибывший в город командир 24-го моторизованного корпуса генерал Гайр фон Шваппенбург, приказал остаться в городе двигавшемуся через него на юг 2-му батальону 394-го стрелкового полка 3-й танковой дивизии.
Ранним утром 19 августа позиции батальона подверглись артиллерийскому обстрелу, после чего были атакованы пятнадцатью советскими танками. На помощь стрелкам пришли два Pz.HI и один Pz.IV. Совместно подбив три Т-34, немецкие войска отбросили танки. Через некоторое время Унеча была атакована пехотой. Бой вспыхнул с новой силой. Благодаря поддержке тяжелой артиллерии гарнизон Унечи раз за разом отражал атаки, но их натиск не ослабевал. За оружие взялись связисты и солдаты тыловых служб. Только вовремя подошедшие танки 2-го батальона 6-го танкового полка позволили отбросить от города советские войска.
В «Докладе о боевых действиях танков Т-34 50 ТД в составе 13-й армии за период с 9.8 по 9.9.41» приводятся интересные подробности этого боя, а также данные о потерях сторон: «танковая группа в составе 11 машин под командой капитана Шестакова получила приказ прорвать оборону противника, действуя в направлении гор. Унеча, тем самым дать возможность частям 45 СК и 50 ТД выхода из окружения. Три раза танковая группа атаковала Унеча, но в результате сильной противотанковой обороны все три атаки были отбиты противником. В итоге боев уничтожено два ПТО, один броневик, один танк подбит, две легковых автомашины, 5 грузовых, 7 мотоциклов. Наши потери 3 танка подбиты, которые были взяты на буксир и два танка оставлены со сгоревшими моторами».[35]
Не смотря на отсутствие связи с 13-й армией командование Брянского фронта было в курсе прорыва немецких танковых частей на стародубском направлении. Штабом фронта был подготовлен контрудар с целью разгрома прорвавшегося противника.
В соответствии с боевым приказом № 1 от 19 августа 1941 года предполагалось уничтожить прорвавшуюся группу противника в районе Унечи силами 13-й армии и 55-й кавалерийской дивизии 50-й армии. Главные силы армии М.П. Петрова продолжали выполнять основную задачу войск фронта по прикрытию брянского направления, поэтому выделить большие силы из состава армии А. И. Еременко не рискнул. Основную ставку он сделал на войска 13-й армии, но из-за отсутствия связи с ней он не знал, что армия в тот же день начала прорыв, разрушив все планы командующего фронтом. От К.Д. Голубева потребовали объяснений. В направленном командующему Брянским фронтом рапорте командарм-13 отмечал невозможность выполнения задач в соответствии с боевым приказом № 1 в связи с тем, что «постановка новых задач вызовет сейчас новые перегруппировки и задержки воздействия на противника, что в настоящих условиях является невозможным».[36] В последующем это привело к конфликту между А. И. Еременко и К.Д. Голубевым, который закончился отставкой последнего.
Понимая, что выделенных сил недостаточно для разгрома прорвавшегося противника командование фронта решило задействовать авиацию. Командующему военно-воздушными силами Брянского фронта было поставлена следующая задача: «С доразведкой нанести удар по колоннам и сосредоточениям противника в районе Мглин, Унеча, Старо дуб, имея в виду, что наши части западнее Мглин, Унеча имеют задачей наступать на Мглин, Унеча с запада».[37] Были ли оправданы надежды А. И. Еременко на авиацию?
ВВС фронта, как и он сам формировались с нуля, включая в себя как авиасоединения Центрального фронта, так и отдельные авиаполки. Командующий ВВС фронта генерал-майора авиации Ф.П. Полынин в своих мемуарах так описывал обстоятельства своего назначения и состав вверенных сил: «На следующий день я направился в штаб ВВС. Принял меня П.Ф. Жигарев, командовавший в то время Военно-воздушными силами Красной Армии. Друг друга мы хорошо знали еще по войне в Китае, поэтому Павел Федорович сказал просто:
– Летите в Карачев. Там будете формировать военно-воздушные силы фронта.
Потом помолчал и добавил в раздумье:
– Обстановка тяжелая. Гудериан со своими танками рвется на восток. Сколачивать штаб, формировать части придется в ходе боев. Другой возможности нет.
– А какими силами я буду располагать?
– Силами? – добродушно улыбнулся Жигарев. – Пока никакими. Но в ближайшие дни передадим вам из состава Центрального фронта 11-ю смешанную авиадивизию…
– И еще даем несколько отдельных авиаполков, – добавил Жигарев. – Остальное – на месте. Все авиачасти, что там находятся, переподчиняем вам. Только немедленно докладывайте об этом. Ведь мы не знаем точно, что там есть».[38]
Прибыв на место, командующий ВВС фронта застает вверенные соединения в плачевном состоянии. Более того, ознакомление с состоянием дел начинается с ЧП: «В Карачеве узнаем, что основные силы авиации расположены в основном на Брянском аэродроме. Самолетом По-2 направляемся с Вихоревым[39] туда. Хотелось сразу же иметь представление, чем же мы будем располагать. Только мы прилетели, вошли на командный пункт, слышим взрыв, да такой, что стекла вылетели. В чем дело? Выбегаем на улицу и видим: посреди аэродрома пылают обломки двух самолетов – МиГ-3 и Як-1. Мы туда. Нас опережают санитары и пожарные. От самолетов осталась груда бесформенного металла. Тела летчиков до неузнаваемости изуродованы. Вскоре примчались сюда на своих машинах командиры частей. Представляются: такой-то, такой-то.
«– А я командующий ВВС Брянского фронта», – говорю им. – Потрудитесь объяснить, почему произошло столкновение самолетов?
«– Я выпустил по тревоге свой истребитель», – говорит командир полка ПВО.
– А я свой, – вторит ему командир полка фронтовой истребительной авиации, самолеты которого располагались на противоположной стороне аэродрома.
– Выходит, хозяина здесь нет, каждый поступает, как ему заблагорассудится?
Командиры полков молчат, опустив головы. Бессмысленная гибель двух летчиков, утрата в такое тяжелое время двух боевых машин произвела на всех гнетущее впечатление. Мы с Вихоревым с трудом сдерживаем гнев. Нечего сказать: приятное знакомство, хорошенькое начало работы».[40]
Происшествие вынудило Федора Петровича принять «крутые» меры по наведению порядка во вверенных соединениях. Кроме того, ему пришлось срочно решать проблему «безлошадных» летчиков: «Срочно собираем руководство этих полков. Разговор тягостный, долгий. Выходит, на таком крупном аэродроме, как Брянский, нет и элементарного порядка. Каждый командир – сам по себе. Что хочет, то и делает. Путаницу и неразбериху вносили к тому же экипажи, приземлявшиеся большими и малыми группами по пути с запада.
В тот же день назначаю начальником авиагарнизона подполковника В. Сапрыкина, даю ему широкие полномочия. Командиров, повинных в нелепой гибели двух летчиков, пришлось строго наказать.