Разгадай мою смерть - читать онлайн

Глава 5

Среда

Я приезжаю в уголовный суд, подхожу к офису мистера Райта и ловлю на себе взгляд мисс Влюбленной Секретарши. Точнее сказать, она пристально рассматривает меня. Видимо, оценивает соперницу. По коридору торопливо шагает мистер Райт; в одной руке у него портфель, в другой – газета. Он широко улыбается мне, пока не переключив внутренний тумблер с домашнего режима на рабочий. Теперь я уверена, что мисс Влюбленная Секретарша видит во мне конкурентку: после того как босс улыбнулся мне, ее лицо приобрело откровенно враждебное выражение. Мистер Райт ничего не замечает.

– Простите, что заставил вас ждать. Проходите, присаживайтесь. – Мысленно он еще завязывает галстук.

Я вхожу в кабинет вслед за мистером Райтом. Он закрывает дверь, но я спиной чувствую, что секретарша все еще смотрит ему вслед.

– Как вы себя чувствуете? Как спали? – интересуется мистер Райт. – Понимаю, вам сейчас мучительно больно.

До того как ты умерла, моя жизнь характеризовалась прилагательными средней эмоциональной насыщенности: «напряженный», «утомительный», «трудный». Теперь в моем описательном словаре сплошь тяжелые снаряды: «мучительный», «кошмарный», «тягостный».

– Мы остановились на том, что вы обнаружили в спальне Тесс постороннего человека.

– Да.

Воображаемый галстук мистера Райта завязан, мы возвращаемся к работе. Он цитирует мои последние слова:

– «Какого хрена?!»

Мужчина обернулся. Несмотря на холод в квартире, его лоб блестел от пота. Овладев собой, он заговорил. Итальянский акцент – намеренно или нет – звучал игриво.

– Меня зовут Эмилио Коди. Извините, если напугал.

Я сразу догадалась, кто он, и почувствовала исходившую от него угрозу, то ли потому, что подозревала этого человека в убийстве, то ли просто так. Видишь ли, в отличие от тебя я нахожу южноевропейскую сексуальность – смуглую кожу итальянцев и четко очерченную, мужественную линию подбородка – скорее недоброй, нежели привлекательной.

– Вам известно, что Тесс мертва? – спросила я и сама поняла нелепость своего вопроса. Пошлая фраза из театрального диалога, которую я к тому же не сумела произнести. Но потом я вспомнила цвет твоего лица – цвет смерти.

– Да, я видел сюжет в новостях. Ужасная, ужасная трагедия.

Присущая голосу Эмилио мелодичность пленяла, хоть и противоречила смыслу его слов, а я вдруг подумала, что пленять – значит не только очаровывать, но и обманывать, завлекать в сети.

– Я пришел за своими вещами. Вам может показаться, что я слишком тороплюсь, что это неприлично…

Я перебила его:

– Вы знаете, кто я?

– Наверное, подруга?

– Сестра.

Эмилио бросило в жар. Он попытался скрыть свою нервозность, но его выдал голос.

– Прошу извинить за вторжение.

Он шагнул к двери, однако я преградила ему путь:

– Это вы ее убили?

Глупо, конечно, только ведь и я не героиня безупречно выстроенного детективного романа.

– Понимаю, у вас большое несчастье… – забормотал Эмилио.

– Вы настаивали, чтобы моя сестра сделала аборт! – опять перебила я. – А потом решили избавиться и от нее тоже?

Эмилио опустил на пол то, что держал под мышкой, – это оказались твои холсты.

– Вы сейчас сильно расстроены, и это вполне объяснимо…

– Убирайтесь! Проваливайте к черту!

Я орала, изливая на него свое безобразное горе, визжала и рычала даже после того, как Эмилио ушел. Через распахнутую парадную дверь в квартиру ввалился заспанный Эмиас.

– Я услышал крики…

Я молчала. Он посмотрел на меня и все понял без слов. Плечи Эмиаса поникли, старик отвернулся, не желая, чтобы я видела его скорбь.

Зазвонил телефон. Я дождалась, пока сработает автоответчик. «Привет, это Тесс».

На мгновение законы реальности пошатнулись, и ты ожила. Я рванулась к трубке.

– Дорогая? Ты меня слышишь? – встревоженно произнес Тодд.

Твой голос оказался всего лишь приветствием, записанным на пленку автоответчика.

– Беатрис?

– Ее нашли в общественном туалете. Она пролежала там пять дней. Одна.

В трубке повисла тишина: в сценарий Тодда новость не вписывалась.

– Я прилечу, как только смогу.

Тодд был моим спасательным кругом. За это я его и выбрала. Что бы ни случилось, я могла на него рассчитывать.

Я взглянула на полотна, забытые Эмилио. На всех без исключения была твоя обнаженная фигура. В этом плане ты не страдала застенчивостью, не то что я. По всей вероятности, картины писал Эмилио. И на каждой твое лицо было отвернуто в сторону.

– Наутро вы пошли со своими подозрениями к детективу Финборо? – спрашивает мистер Райт.

– Да. Он сказал, что Эмилио поступил крайне бестактно, но не более того. А еще добавил, что коронер запросил протокол вскрытия и что следует дождаться результатов, прежде чем делать поспешные выводы или предъявлять обвинения.

Спокойная, размеренная речь детектива привела меня в бешенство. Возможно, в своем неустойчивом психическом состоянии я просто завидовала его уравновешенности.

– Я надеялась, что сержант Финборо хотя бы задаст Эмилио Коди вопрос, где тот находился в день убийства. Детектив же сказал, что дата смерти Тесс будет установлена только в ходе вскрытия.

Мисс Влюбленная Секретарша приносит минеральную воду, и я рада нечаянному перерыву. Почему-то очень хочется пить. Я жадно глотаю воду, попутно замечая сперва перламутрово-розовый лак, которым покрыты ногти секретарши, потом – обручальное кольцо на безымянном пальце. И почему я вчера обратила внимание только на левую руку мистера Райта? Мне становится жаль супруга Влюбленной Секретарши: не изменяя мужу на самом деле, жена мысленно наставляет ему рога с девяти до половины шестого каждый будний день.

– Спасибо, Стефани, – с улыбкой благодарит мистер Райт.

Его улыбка лишена какого-либо подтекста, но подкупает своей искренностью и именно из-за этого может быть истолкована неправильно. Дождавшись, пока Стефани удалится, я продолжаю:

– И я решила сама поехать к Эмилио.

Я снова возвращаюсь в то рваное прошлое. Перламутровый лак и обручальное кольцо немного прибавляют мне уверенности.

Я вышла из участка. В душе, прорывая пелену усталости, кипел гнев. Сержант Финборо сказал, что точная дата твоей смерти пока неизвестна, а я уже знала, что тебя убили в четверг. Ты рассталась с Саймоном у озера в Гайд-парке, как он и говорил, но из парка ты не вышла. Все остальное не имело значения.

Я позвонила в твой колледж. Секретарша с немецким акцентом сухо информировала меня, что Эмилио работает на дому, проверяет курсовые. Услышав, что я – твоя сестра, она смягчилась и дала мне его адрес.

По дороге я вспоминала наш с тобой разговор о том, где живет твой любовник.

– Понятия не имею. Мы встречаемся либо в колледже, либо у меня.

– Что же он в таком случае скрывает?

– Да ничего, мы просто не обсуждали эту тему.

– Думаю, он живет где-нибудь в Хокстоне. Модное местечко, как раз для среднего класса, плюс соседство с бедными кварталами, которое придает ему дополнительный шик.

– Ты терпеть не можешь Эмилио, верно?

– А стены, как положено, расписаны граффити, для поддержания образа городских джунглей. Скорее всего по ночам твой приятель выходит на улицы с баллончиком краски, чтобы район сохранил «самобытность» и не превратился в обыкновенное место обитания молодых мамаш и клерков со средним доходом. Соседи наверняка ему благодарны.

– Чем он перед тобой провинился?

– Даже не знаю. Может, просто затащил в постель мою младшую сестру, сделал ей ребенка и отказался от всякой ответственности.

– Тебя послушать, так я полная дурочка и мной можно вертеть как угодно.

Я промолчала; твои слова повисли в пространстве между двумя телефонами.

– Ты еще забыла упомянуть, что Эмилио – мой препод и что он злоупотребил служебным положением, – хихикнула ты.

Ты никогда не воспринимала мою серьезность всерьез.

Что ж, я выяснила, где он живет. Это не Хокстон и не Брикстон и не один из тех кварталов, куда толпой валит средний класс, едва там откроется кафе, где подают латте с обезжиренным молоком. Это Ричмонд, восхитительный, уютный Ричмонд. И дом у Эмилио не какой-нибудь образец хай-тека, а настоящая жемчужина эпохи королевы Анны. Чего стоит один сад перед домом – по размерам он не уступит целой улице в Пекхэме, а то и двум. Я пересекла этот внушительный сад и постучала старинным дверным молотком.

Тебе не верится, что я через все это прошла? Возможно, в моих действиях ты видишь перебор, но рвущая душу боль заставляет забыть о рамках. Эмилио открыл дверь, и мне на ум сразу пришли шаблонные эпитеты из любовных романов: «дьявольски красив», «животный магнетизм» – определения, несущие в себе угрозу.

– Это вы убили мою сестру? – в лоб спросила я. – В прошлый раз вы не ответили.

Он попытался закрыть дверь, я ее удержала. Я еще никогда не применяла физическую силу против мужчины и, к собственному удивлению, оказалась довольно сильна. Занятия с личным тренером, которые я аккуратно посещала, все-таки не прошли даром.

– Тесс говорила домовладельцу, что кто-то изводит ее телефонными звонками. Вы?

Из глубины коридора послышался женский голос:

– Эмилио?

На порог вышла его жена. У меня сохранилась наша с тобой переписка.

Я представляла себе женщину сорока с небольшим лет, чья красота несправедливо поблекла, тогда как муж сохранил привлекательность. Рассчитывала увидеть супругов, которые выглядели ровесниками в двадцать пять, но не в сорок пять. Однако женщине в дверях явно не исполнилось и тридцати, и у нее были удивительные светло-голубые глаза.

– Эмилио, что здесь происходит?

Интонации хрустально-чистого голоса выдавали в ней аристократку; дом, очевидно, принадлежал ей. Не взглянув на нее, я адресовала вопрос Эмилио:

– Где вы были в прошлый четверг, двадцать третьего января, – в день, когда убили мою сестру?

Эмилио обернулся к жене:

– Речь об одной из моих студенток, Тесс Хемминг. Про нее еще говорили вчера в новостях, помнишь?

Почему я не видела этого выпуска новостей? Где находилась? В морге, рядом с тобой? Или у мамы? Эмилио обнял жену за плечи и сдержанно проговорил:

– Это старшая сестра Тесс. Она сейчас переживает очень тяжелый период и… кидается на всех.

Этот человек хотел отделаться от меня. Отделаться от тебя.

– Ради Бога, не лгите! Тесс была вашей любовницей. А со мной вы знакомы только потому, что вчера вломились к ней в квартиру и пытались вынести картины.

Жена устремила на него взгляд светло-голубых глаз. Выражение ее лица вдруг показалось мне беспомощным. Эмилио стиснул плечо супруги.

– Тесс влюбилась в меня и совершенно потеряла голову, только и всего. Напридумывала себе бог знает чего. Затем фантазия вышла из-под контроля. Я хотел убедиться, что у нее дома не осталось ничего компрометирующего.

Да, я произнесла именно те слова, которых ты от меня ждала:

– Ребенок – тоже фантазия?

Эмилио все так же прижимал жену к себе. Та стояла молча.

– Никакого ребенка нет!

Прости, родная. И за следующую сцену тоже.

– Мамочка!

На порог выбежала маленькая девчушка. Жена Эмилио взяла девочку за руку.

– Тебе пора в кроватку, солнышко.

Я как-то спросила, есть ли у него дети. Тебя возмутил сам вопрос. «Разумеется, нет, Би! – ответила ты. – Разумеется, нет! Будь у него дети, разве стала бы я с ним спать? За кого ты меня принимаешь?» Твои моральные границы гораздо шире моих, однако же они существуют и ты не позволила бы себе переступить черту. Ни за что не позволила бы, пережив уход отца. Вот почему твой любовник скрывал, где живет.

Эмилио с силой захлопнул дверь перед моим носом, на этот раз я бы ее не удержала. Лязгнула металлическая цепочка.

– Оставьте нас в покое!

Каким-то образом я превратилась в безумицу, осаждающую чужое жилище, тогда как Эмилио являл собой главу небольшой семьи, укрывающейся от преследований за стенами своего прекрасного старинного дома. Знаю, вчера я действовала по сценарию полицейской телепередачи, сегодня – голливудского фильма, но в реальной жизни – по крайней мере в моей – не было сценария для происходящего.

Я осталась в саду перед домом. Опустились сумерки, сильно похолодало. В этом чужом заснеженном месте у меня в голове почему-то играли рождественские гимны. Тебе всегда нравились веселые: «Колокольчики, звените», «Мы, волхвы с Востока», «Храни вас, джентльмены, Бог» – те, в которых поется о радости, подарках и веселье. А мне больше по душе спокойные и мелодичные: «Тихая ночь, святая ночь», «И в полночь ангел вострубил». Сейчас в голове крутились строчки: «Среди зимы суровой / Тоскливо ветер выл. / Мороз сковал и землю / И реки льдом покрыл»[5]. Раньше я не знала, что это скорбная песнь тех, кто понес тяжкую утрату.

Мое безмолвное пение прервала жена Эмилио. Она приблизилась ко мне в свете сенсорного фонаря, вспыхнувшего на крыльце. Наверное, решила успокоить сумасшедшую, пока та – то есть я – не натворила беды.

– Нас не представили друг другу. Меня зовут Синтия.

Видимо, самообладание у аристократов в крови. Я невольно откликнулась на это формальное проявление вежливости и протянула руку:

– Беатрис Хемминг.

Она скорее стиснула, чем пожала, мою ладонь и произнесла чуть теплее:

– Примите мои соболезнования. У меня тоже есть младшая сестра. – Голос Синтии звучал искренне. – Вчера вечером, сразу после выпуска новостей, он сказал, что забыл в колледже ноутбук. Муж хорошо умеет лгать – вещь дорогостоящая и на самом деле нужная для работы. Но перед ужином я видела ноутбук в кабинете и подумала, что Эмилио опять ходит «налево». – Синтия говорила торопливо, как будто хотела побыстрее развязаться с неприятным вопросом. – Я знала о его интрижке, просто не хотела скандала. А в последние несколько месяцев была уверена, что с этим покончено… Я получила по заслугам. Да, так мне и надо. Я ведь увела его у первой жены. Только сейчас понимаю, через что ей пришлось пройти.

Я промолчала, но в этой неожиданной ситуации почему-то ощутила симпатию к совершенно чужой мне женщине. Сенсорный фонарь на крыльце мигнул и погас, мы очутились в полумраке. Темнота странно сближала.

– Что случилось с их ребенком? – спросила Синтия.

Для меня этот малыш всегда был только твоим.

– Умер.

В полумраке я разглядела, что в глазах Синтии заблестели слезы. Что она оплакивала – твоего ребенка или свой неудачный брак?

– Сколько ему было?

– Мальчик родился мертвым, так что, наверное, нисколько.

Сразу после появления на свет его ждал покой. Покойный малыш. Синтия непроизвольно коснулась рукой живота. Только теперь я заметила, что она беременна. Срок не очень большой, месяцев пять. Резким движением она вытерла слезы.

– Может быть, вам не понравится то, что я скажу, но в прошлый четверг Эмилио работал дома, раз в неделю у него есть такая возможность. Я была с ним весь день, а потом мы вместе отправились на вечеринку. Мой муж – слабохарактерный человек, что называется, морально неустойчивый, однако он не способен причинить кому-либо вред. По крайней мере физически.

Синтия отвернулась и пошла к дому, но у меня в запасе оставалась бомба.

– У ребенка Тесс диагностировали муковисцидоз. Это означает, что Эмилио – носитель заболевания.

Бомба сработала. Синтия задохнулась, словно от сильного толчка.

– Но ведь… наша дочь, с ней все в порядке!

Как другие дети знают все о любимой футбольной команде отца, мы с тобой знали все о генетике. Несмотря на неудачно выбранное время, я все-таки попыталась провести экспресс-курс обучения:

– Ген муковисцидоза – рецессивный. Следовательно, даже если и вы, и Эмилио являетесь его носителями, у вас обоих также присутствует здоровый доминантный ген. Шансы вашего ребенка заболеть муковисцидозом оцениваются в двадцать пять процентов.

– А если у меня нет дефектного гена?

– Значит, эта болезнь ребенку не грозит. Носителями должны быть оба – и мать, и отец.

Синтия кивнула, все еще не оправившись от потрясения.

– Пожалуй, мне стоит провериться.

– Да, так будет лучше. Даже в самом худшем случае не нужно отчаиваться. – Я попыталась смягчить удар. – Недавно появился новый метод лечения.

– Спасибо, вы очень добры. – От этих слов в заснеженном саду повеяло теплом.

Эмилио вышел на порог и окликнул жену. Синтия никак не отреагировала. Глядя мне в глаза, она твердо произнесла:

– Надеюсь, полиция найдет убийцу вашей сестры.

Синтия развернулась и медленно пошла к дому. Сенсорный фонарь залил дорожку ярким светом. Эмилио попытался обнять жену, но та дернула плечом и крепко обхватила себя руками. Увидев, что я наблюдаю за ними, Эмилио отвернулся.

Я стояла во мгле зимнего вечера, пока все огни в доме не погасли.