Александр Золотько Мент. Разборки под прикрытием

Ситюку Юрию Ивановичу, майору милиции и другу, с благодарностью за помощь.

Глава1

Все курортные города, в общем, похожи друг на друга. Особенно – города небольшие. Море, пляж и пристроенные к ним дома, домики, халупы и халабуды. И все это приправлено, как и положено южному блюду, зеленью. Какие-то курортные города просто утопают в ней, какие-то – лишь слегка сдобрены тополями и задыхающимися от зноя садами. А в остальном…

Приморск выглядел как типичный, можно даже сказать, среднеарифметический курортный город на тридцать тысяч коренного населения. Это в не сезон. А во время сезона его население увеличивалось многократно. С июня по сентябрь. Июнь, хоть и входил номинально в сезон, но мэра Приморска раздражал.

Нет, типа, все понятно. Типа, в сентябре дети идут в школу, нужно ехать по домам. А кто мешает этим курортникам начинать отдых в июне? Холодно? Читая ежедневные сводки о прибывших на отдых, Сергей Петрович Дедов вздыхал и качал головой. Не едут, уроды. Хоть ты тресни!

Сергей Петрович Дедов очень любил осознавать, что в такие минуты беспокоится не о своих карманах, а о благосостоянии жителей своего города. Это очень поднимало Сергея Петровича в собственных глазах. Кроме этого, Сергей Петрович очень любил, когда его называли хозяином города. Именно – Хозяином. Не мэром, хотя и это слово ему также было приятно, а хозяином.

А еще Хозяин города Приморска Сергей Петрович Дедов очень любил бить людей ногами.

Понятное дело, мэр не носился по городу, пиная всех встречных. Ни коим образом. Господин Дедов наказывал всегда только по заслугам.

Вот, как сегодня.

Валентин Петрович Грибачев попытался уклониться от участия в сборе средств на ремонт стадиона. Ну, ведь не для себя ремонтировал этот стадион Дедов – для людей. Для тех, между прочим, людей, которые останавливаются на отдых и в пансионате «Приморский» того же Грибачева. Но если большинство предпринимателей Приморска правильно поняли намек Хозяина города, то Грибачев начал рассказывать о своих финансовых проблемах, ссылаться на ремонт собственного пансионата и вообще гнал такую пургу, что мэр не выдержал.

Захватив с собой, как обычно в таких случаях, двух референтов, Колю и Володю, Сергей Петрович поехал в гости к Валентину Петровичу. На день рождения. Гостям было, вообще-то, назначено на восемнадцать ноль-ноль, но Сергей Петрович приехал по делу. Раньше.

Расслабленный в предвкушении праздника, виновник торжества не оценил всю серьезность визита и попытался снова рассказать о своих проблемах.

– И, – закончил за него Сергей Петрович, – бабок ты не дашь?

Валентин Петрович пожал плечами. Хотя с мэром спорить было не принято, но у Грибачева была крыша. Начальник городской милиции с Грибачевым был дружен и до последнего времени надежно прикрывал Валентина Петровича. И, кстати, через пару часов должен был приехать на праздник. Столы были накрыты во дворе дома Грибачева. Девочки из пансионата с самого утра суетились, готовя угощение под присмотром мадам Грибачевой.

– Так что – извините, Сергей Петрович, – сказал Валентин Петрович, – но денег…

Грибачев хотел сказать, что денег нет, смягчив это грустное заявление словосочетанием «пока нет», но не успел. Референт Володя, стоявший во время разговора возле двери кабинета, сделал два быстрых шага к хозяину кабинета, взмахнул рукой…

Валентин Петрович не закричал – не смог. Захрипел и упал на пол. Володя оглянулся на своего шефа. Тот, не торопясь, поднялся со стула. Грибачев хрипел, скреб пальцами по ковру. Самому Грибачеву казалось, что он пытается встать.

Сергей Петрович Дедов очень любил бить людей ногами. Вот в таких ситуациях. Удобно, знаете ли, когда человек лежит. И прицелиться удобно, и ударить можно, не сильно напрягаясь. Ножкой чуть взмахнул – и человечек изгибается. И дергается. И хрипит. А если еще ударить ногой по лицу… Но по лицу Дедов решил сегодня не бить.

Грибачев в Приморске человек относительно новый – всего год, как выкупил пансионат. Целый год его практически не трогали. И вот настал момент, когда нужно расставить все точки, где положено. Кроме этого, у человека, все-таки, день рождения, и через пару часов начнут съезжаться гости. Их может удивить наличие у именинника синяков.

– Больно? – поинтересовался Дедов, чуть наклонившись.

Грибачев кивнул.

– Правильно, – удовлетворенно кивнул Дедов и ударил еще раз, чтобы закрепить урок. – Денежки перекинешь завтра. Да?

Грибачев снова кивнул.

– Тогда – я поехал домой, – сообщил Дедов. – Извини, на праздник остаться не могу – дела.

Сергей Петрович вышел из кабинета, во дворе раскланялся с супругой Грибачева, совершенно искренне расстроился, что не сможет попробовать ее фирменного жаркого, сделал абсолютно заслуженный комплимент внешности мадам Грибачевой и пошел к машине.

Грибачев уже смог сесть, прислонившись спиной к стене, когда дверь кабинета распахнулась, и вошли оба референта мэра города. Валентин Петрович застонал и схватился за бок.

– Сергей Петрович извиняется, – сказал Володя очень вежливо, – извиняется за то, что не сможет остаться на праздник, и что забыл отдать вам подарок.

Референты поставили на письменный стол картонную коробку, раскланялись и ушли.

– Вашу мать, – простонал Грибачев и осторожно, прижимая к ребрам руку, встал на ноги.

Подошел к столу, постанывая. Открыл коробку.

Вино. Грибачев механически взглянул на этикетку. Очень хорошее вино. Дорогое. И открытка с наилучшими пожеланиями от Сергея Петровича и его супруги. Долгих лет жизни и удачи в деловых начинаниях.

– Сука, – простонал Грибачев. – Садист.

И ошибся.

Сергей Петрович вовсе не хотел своим подарком уязвить или унизить именинника. Дедов никогда не смешивал личное с бизнесом. Провинился – получи. Именинник – тоже получи. Подарок.

Сергей Петрович Дедов был человеком справедливым. По-своему. И в город возвращался с чувством удовлетворения. Как оттого, что удалось попинать лежащего, так и оттого, что преподнес хороший подарок.

Возле самого въезда в Приморск, Володя привычно притормозил. Как раз напротив плаката. Этим шедевром рекламного искусства Сергей Петрович Дедов гордился. Это он самолично придумал текст… слогана, говорил один из подчиненных мэра. Лозунга, говорил сам мэр.

– Вы здесь оставите свою душу! – провозглашал плакат.

Дедов удовлетворенно вздохнул, и машина поехала дальше, вниз по дороге. Хозяин Приморска не обратил внимания на автомобиль, стоявший возле поворота. Много их таких, машин.

Референты на машину внимание обратили профессионально. Отметили, что номера местные, что водитель за рулем, а мужчина, стоявший возле «мазды», на «мерседес» мэра практически не отреагировал. Мужчине было на вид около тридцати пяти, росту выше среднего, худощавый. В пестрых бермудах, футболке и цепуре навыпуск поверх футболки. Типа, конкретно приехал отдохнуть и оттянуться. Сейчас стоял и смотрел на плакат, сравнивая город на нем с оригиналом.

Водитель «мазды» проводил машину мэра равнодушным взглядом. Посмотрел на клиента, все еще рассматривавшего плакат.

– Едем? – спросил водитель. – Ты еще хотел на главпочтамт успеть…

Клиент дернул головой, словно просыпаясь:

– Ага, поехали.

Но спокойно проехать они смогли всего метров пятьдесят. Когда из встречной «тойоты» выбросили на дорогу человека, водитель хотел просто проехать мимо, но пассажир потребовал остановиться.

– Не лезь ты в это дело, – сказал, останавливая машину, водитель.

– Так интересно же, – ответил пассажир.

И чего тут интересного, подумал водитель, но спорить не стал. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

«Тойота» развернулась, остановилась возле выброшенного, который как раз пытался встать. Дверца снова приоткрылась, и на дорогу вылетел чемодан. «Тойота» уехала к городу.

Выброшенный встал и начал отряхиваться. При этом он громко выражал свое неудовлетворение по поводу грубого и странного поведения местных жителей по отношению к нему, Аркаше Клину. Неудовлетворение свое Аркаша выражал затейливо и даже талантливо. Одно ругательство не повторялось два раза подряд, все слова было согласованы в падежах и числах.

– Как излагает! – восхитился пассажир.

– Клин вернулся, – узнал, наконец, водитель. – Не повезло пацану.

– Это ж как ссучиться нужно, чтобы так человека после зоны принять! – выкрикнул Аркаша Клин в сторону города. – Я ж к вам как человек. Домой, типа. Отдохнуть… А вы…

Клин взял чемодан и пошел к обочине.

– Это теперь всех приезжих так выкидывают? – спросил в окошко пассажир.

– Приезжих! – обиженно протянул Аркаша. – Приезжих здесь на руках носят, пока бабки есть. А тут своего, земляка так встречают.

Клин снова выругался, поставил чемодан на землю и присел на бетонный столбик возле дороги.

– Поехали, – сказал водитель.

Пассажир колебался. Было видно, что он очень хочет выйти из машины и поговорить с Аркашей Клином. И делать ему этого совсем не стоит, понимал водитель. Поэтому, не дожидаясь, пока пассажир начнет собирать неприятности и на свою голову, водитель тронул машину.

– Аркаша лет пять назад сел, – сказал водитель. – Видно, срок кончился.

– И что, теперь после отсидки у вас в городе и жить, типа, нельзя? – спросил пассажир.

– Аркаше, видать, нельзя, – сказал водитель.

Он старался не лезть не в свое дело. Аркаша, в общем, был парнем неплохим, но если кто-то решил, что в городе ему делать нечего, то пусть так и будет.

Возле милицейского поста водитель остановил машину сам, не дожидаясь сигнала. Сержант, не торопясь, вышел из двухэтажного здания поста, и так же не торопясь, подошел к машине. Мельком глянул на водителя и протянул руку к окошку со стороны пассажира.

– Ась? – спросил пассажир.

– Ваши документы, – сказал сержант.

– Это, типа, через почему? – спросил пассажир.

– А я вас сейчас из машины выведу и стану выяснять личность, – скучным голосом пообещал сержант.

Пассажир оглянулся на водителя. Тот молча кивнул, подтверждая, что да, может. Что лучше предъявить документы без возражений.

– Не нужно выводить, – улыбнулся пассажир. – Я, в натуре, этот, законопослушный налогоплательщик.

Он достал из барсетки паспорт и отдал его сержанту.

– Так, – сказал сержант, раскрывая паспорт. – Гринчук Юрий Иванович.

– Типа, я, – подтвердил Гринчук.

– Цель поездки? – спросил сержант.

Он достал из кармана блокнот и переписывал туда данные из паспорта.

– Так море же! – сказал Гринчук. – И женщины. Я типа, хочу оставить здесь свою душу.

Сержант закрыл паспорт и протянул его Гринчуку. Молча отвернулся и пошел к зданию поста.

– Гостеприимные тут у вас менты, – сказал Гринчук, когда машина отъехала от поста.

– У нас все гостеприимные, – ответил водитель. – Даже собаки во дворах.

Гринчук улыбнулся. Да, очень гостеприимный город, этот Приморск. А ему все наперебой говорили, что ничего такого странного в нем не нашли. Сколько ни проверяли – город как город.

– Главпочтамт, – сказал водитель.

Какого черта приезжего несет на почту – непонятно. Но – его дело. Он и на Узловой таскал за собой водителя на почтамт, получал письмо от своей дамы. И дама у него, видать, такая же ненормальная – только и написала на листке в конверте – Приморск.

Таксист проводил пассажира взглядом до двери почтамта, а потом переключил свое внимание на стоявшую неподалеку желтую «вольву» . Ее водитель задумчиво смотрел под открытый капот и время от времени почесывал затылок. Руки после этого на всякий случай сразу прятал за спину.

Гринчук вышел из здания почты, помахивая в воздухе конвертом. Таксист что-то говорил водителю «вольво», тот разводил руками и делал недоуменное лицо. Гринчук остановился рядом, несколько секунд послушал диалог, а потом легонько похлопал таксиста по плечу.

– А? – оглянулся тот.

– Типа, – протянул Гринчук, – если консилиум закончен, можно ехать.

– Можно, – согласился таксист и с состраданием посмотрел на «вольву». – Где поселилась супруга?

Гринчук разорвал конверт, вынул оттуда несколько бумажек.

– Что мы имеем с гуся… – рассматривая бумажки, пробормотал Гринчук. – А с гуся мы имеем гостевую карточку гостиницы «Приморская», электронный ключ от номера 305 и талончик на получение фотографий. И фотографии получить, как я понимаю, нужно немедленно.

Таксист неопределенно хмыкнул и сел за руль. Гринчук сел рядом.

И почему на юг приезжают одни ненормальные, подумал водитель. Придумали развлечение – переписка. Если бы его супруга попыталась ему вот так писульку передать… Водитель потер правый кулак о ладонь.

– Слышь, – спросил Гринчук, – набережная далеко?

– Улица или набережная?

– Вот, сам глянь, – Гринчук протянул талончик.

– Улица, – сказал водитель, рассмотрев документ. – Название у нее такое – Набережная. А на самом деле находится от моря в пяти кварталах. Вроде шутка юмора.

– А гостиница «Приморская» находится километрах в пяти от моря, – подхватил Гринчук. – Тоже как бы шутейно…

– А гостиница «Приморская» находится почти на самой набережной, – сказал водитель. – На той, что не улица, а набережная.

– Чудовищная архитектура, – вздохнул Гринчук и неопределенно махнул рукой, – поехали.

И они поехали. Водитель, правда, не отказал себе в удовольствии, проезжая мимо «вольвы» сыграть на клаксоне что-то обидное.

– Чего так? – поинтересовался Гринчук.

– Понимаешь, – сказал водитель, – машина, она, конечно, штука железная, но не виновата, что досталась такому козлу. Уперся, баран, глазами в двигатель, как в новые ворота. И гипнотизирует. Я ему говорю, машина, блин, не заводится только в двух случаях – если нечему гореть и если нечем поджечь. В общем. А он, бычара, ни мычит, ни телится. Хоть бы клемму пошевелил, что ли. Послал только своего друзана за мастером.

– Нечему гореть или нечем поджечь… – задумчиво повторил Гринчук. – Философский факультет где заканчивал?

– Чего?

– Типа, конкретно сказал, – Гринчук изобразил на лице восхищение, – глубоко.

Водитель промолчал. Странный пассажир попался сегодня. И баба его… И сам. Не поймешь, прикалывается или правду говорит. Ну и хрен с ним, решил водитель. Лишь бы бабки заплатил.

– А давай я тебе бабки заплачу, – сказал неожиданно предложил Гринчук и вынул из барсетки толстую «котлету» баксов. – А то ты, смотрю, заскучал… И меня возле этого фотоателье подожди, поедем в гостиницу. Вначале заскочим за цветами, а потом – в гостиницу. И где тут у вас вино можно хорошее купить? Не крашенный спирт, а вино. Сделаешь?

Водитель кивнул.

Гринчук щелкнул пальцами и с довольной улыбкой вышел из машины. Подошел к бывшему газетному киоску, а ныне пункту выдачи фотографий.

Даже снаружи было жарко. Жестяные стены киоска источали накопленный за день жар. Гринчук мельком глянул в окошечко на паренька и торопливо отвернулся. Лопоухий, бледный и потный. Почему все коренные жители курортных городов обычно бледные, подумал Гринчук.

В обмен на талон и деньги, паренек выдал Гринчуку увесистый конверт с фотографиями. Слабо улыбнулся, когда Гринчук сунул ему купюру «на мороженое».

Гринчук вернулся в машину.

– За цветами? – спросил водитель.

– И за вином, – снова улыбнулся Гринчук.

Он держал конверт с фотографиями в руке, словно взвешивал, прикидывая, сейчас его открыть, или отложить на потом.

Можно, конечно, сейчас. Даже уместно. Фотографии жены. И водиле показать. Типа…

Гринчук закрыл глаза.

Спокойно, Юра. Спокойно, гражданин Зеленый, как именуют вас некоторые особо приближенные. И не особо приближенные также. Вы приехали на юг, к любимой женщине. Почти к жене. Вы с ней немного повздорили перед отъездом. Обиделась на тебя за то, что ты не смог выехать с ней, а остался решать вопросы с Михаилом. И она решила тебя наказать. А ты сейчас приехал, и терпеливо выполняешь все ее задания. Ты хочешь, чтобы она вышла за тебя замуж. Это – главное. А то, что тебя несколько часов назад пытались убить, что ты стрелял в человека и даже продырявил ему плечо – это лирика. Это последствия твоего образа жизни. Ты слишком многим отдавил ноги. И слишком поздно понял, что нужно выходить из игры. Хорошо еще, что удалось отделаться так, относительно легко. Подумаешь – нападение трех парней на дороге, закончившееся всего одним раненым и одной утопленной машиной. Твоей, между прочим, машиной.

Парни оказались понятливые, черту под прениями подвели жирную. И Мастеру сообщено, что так талантливо кинувший его мент лежит на дне моря в дырчатой железной штучке, ранее бывшей автомобилем.

Мастер на несколько часов успокоен. Родное начальство… Бывшее начальство, поправил себя Гринчук, вспомнив, как шикарно отдал Полковнику свое удостоверение. Бывшее родное начальство… Родное бывшее начальство – проинформировано в нужных пределах. Оно знает, что бывший подполковник милиции жив, хотя и числится в покойниках. Об этом позаботился прапорщик Бортнев, он же – Браток, бывший конкретный пацан, воспользовавшийся шансом изменить жизнь.

Всё выглядит нормально. Даже если внимательно покопаться. Гринчук честно хотел выйти из игры. Честно вывел из нее всех, кого мог, расплатившись по всем долгам, по которым смог… Не мог же он знать, что в самый последний день перед отъездом на юга, Мишку снова шандарахнет этот его приступ, и что придется вывозить его из города, с забинтованным лицом. Перевернувшийся «джип», текущая из радиатора вода и цветы, рассыпавшиеся по салону машины, цветы, которые Мишка вез для Инги… Инга…

Гринчук мотнул головой.

Кто-то поверит, что Инга случайно выбрала Приморск? Не Сочи с Ялтой, не Турцию с Болгарией, а этот долбаный город, в котором вы оставите свою душу… Поверят? Нет?

А какая, к хренам собачьим, разница? Важно то, что Инга выбрала из всех возможных вариантов – наихудший. И что должен был делать бывший подполковник милиции Юрий Иванович Гринчук, узнав, что его Инга отправилась именно в тот город, в который так старательно подталкивали Гринчука, в город, из которого можно не вернуться, а можно и вернуться, но в таком виде, что…

Его подменили, сказал покойный Атаман. Съезди туда, сказал Мастер, и если тебе повезет, ты просто умрешь.

Господи, но ведь все же прекрасно понимали, что Гринчук не хотел сюда ехать.

Он Инге не говорил ничего именно потому, что не собирался заниматься этим проклятым Приморском, вернувшись из которого люди исчезают в ста метрах от своего родного дома, священники кончают жизнь самоубийством, а держатель общака начинает вести себя так, будто в него вселился бес.

– Рынок, – сказал таксист.

– Если тебе не впадлу, – Гринчук достал из бумажника деньги и протянул водиле. – Гигантский букет из лучших цветов. Будь человеком.

– А вино? – принимая деньги, напомнил таксист.

– И вино, – Гринчук протянул еще купюру. – Лучшее.

Если честно, лучшее, что может сделать Гринчук, это бросить всё и как можно быстрее найти Ингу, сунуть ее в эту же машину и быстро-быстро уехать подальше. Она и так уже несколько дней в городе, из которого многие не возвращались.

Но Гринчук, во-первых, до последнего момента не знал, где именно она остановилась. Не знал. Откуда он мог это знать? Только вот сейчас нашел в письме карточку. И, во-вторых, если он сейчас начнет суетиться, то может случайно… Нет, тут нужно – и это поймет каждый – нужно действовать осторожно. Не привлекая внимания.

Приехал – красиво приехал – с цветами и вином. Выпили, закусили и осторожно исчезли. Бросить на фиг все вещи, арендовать катер, приставить нож к горлу рулевого и свалить по морям – по волнам подальше от этого странного и страшного, если честно, места. А пока – пока нужно вести себя очень естественно и не привлекать внимания.

Таксист сложил букет на заднее сидение, сунул Гринчуку в руки темную бутылку без этикетки и сел за руль.

– Теперь – в «Приморскую»?

– В «Приморскую», – согласился Гринчук.

Сдачу таксист не предлагал. Это свидетельствовало о том, что свою роль Гринчук пока играет хорошо.

И всё будет хорошо, пообещал себе Гринчук мысленно. Всё будет замечательно. Сейчас мы подъедем к гостинице, водила предложит, если что, обращаться за транспортными услугами к нему. Гринчук согласится, пообещает, что кататься они будут долго и часто. Потом Гринчук зайдет с цветами и вином в номер… И все будет нормально. Все будет нормально.

– Если что – звони, – сказал водитель, протягивая визитку. – Отвезу в лучшем виде.

– Нет вопросов, – сказал Гринчук, выбираясь из машины.

Выглядел он как человек, уверенный в том, что все будет замечательно. Что жизнь прекрасна. И если кто-то обратит на него внимание, подумал Гринчук, то, самое большее, вспомнит старую поговорку о том, что человек полагает, а господь…

Ашот Микаэлович Мирзоян, например, эту поговорку не помнил. Вернее, помнил, но лежала она у него в памяти рядом с тригонометрическими формулами, вбитыми когда-то преподавателем математики.

То есть, вспомнить Ашотик их мог, но пользоваться… Кто-то когда-то видел человека, пользующегося в обычной жизни тригонометрическими формулами? Ашотик деньгами пользовался, связями пользовался, успехом у женщин пользовался, а тригонометрическими формулами – нет. И, как показала практика, особого дискомфорта при этом не испытывал.

Сейчас он сидел в кресле лучшего номера лучшей местной гостиницы и мелкими глотками пил очень неплохое вино. В ванной принимала душ лучшая из женщин, которых он встретил в этом городе. На кровати была чистая постель, кондиционер гнал прохладный воздух с ароматом роз… Что еще для счастья нужно? Ашотик даже предупредил горничную, чтобы никто не смел мешать его отдыху.

Жизнь была хороша и обещала быть прекрасной в течение ближайших нескольких часов. Ашотик так полагал.

Горничная полагала, что дежурство, как всегда, пройдет нормально. У них в гостинице все дежурства проходили нормально. Всякая босота к ним поселиться не могла ввиду высоких цен, если же кто-то из клиентов начинал слишком много себе позволять, то им занималось местное секьюрити, а если по какой-то причине ребята не справлялись, то в срочном порядке прибывали менты. И никаких проблем.

А выбитые стекла или там случайно поврежденная мебель… Все всегда решалось нормально. В гостинице был Хозяин. И это главное. И в городе есть Хозяин – это тоже важно. Есть Хозяин – есть порядок. Есть порядок – не может быть неожиданностей.

Горничная так полагала.

Когда мимо нее прошел гигантский букет роз, горничная особо этим не заинтересовалась. Никто не запрещает клиентам чудить. А кроме того, воры с цветами не ходят. А если даже и ходят, то им нужно иметь электронный ключ. А если они даже вскроют дверь и что-то украдут, то лично горничная им не позавидовала бы. Лет пять назад был последний случай. У них в городе не принято мешать людям тратить деньги.

Ашотик, увидев, что дверь номера открывается, подумал, что это горничная… что именно – горничная, Ашотик подумать не успел. Появился букет роз.

Ашотик усмехнулся, подумал, что горничная решила немного заработать и приволокла цветы. Молодец, подумал Ашотик и встал с кресла.

Но из-за цветов выглянула не горничная, а молодой мужчина, лет тридцати пяти.

– З-дравствуйте, – сказал Ашотик. – Вы к кому?

Ему показалось, что лицо нежданного посетителя дрогнуло.

– Это номер триста пять? – спросил гость.

– Да, – сказал Ашотик.

– Где она? – спросил мужчина.

– В душе, – внезапно охрипшим голосом сказал Ашотик.

Муж. Был у Ашотика опыт такого рода. Ашотик попятился. Главное, не делать резких движений, подумал Мирзоян.

И резко отправился к дивану.

У него просто не было выбора. Когда человека бьют ногой в грудь, то выбор у него небольшой. Если человек тяжелый, а удар сильный, то есть еще некоторые варианты, от сдавленного стона, до треска ребер. Если человек, как Ашотик, имел семьдесят килограммов веса, то полет ему был обеспечен.

– Мама, – успел вскрикнуть Ашотик, ударился спиной о диван и сполз на пол.

Цветы отлетели в сторону, а нападавший оказался возле Мирзояна и рывком поднял его с паласа. За ворот рубашки. Ткань затрещала.

– Не надо… – простонал Ашотик.

Он очень не хотел, чтобы его били. И страстно желал убедить в этом мужа своей дамы. И не находил слов. Достаточно трудно найти нужные слова, когда тебя приподнимают, сжимают в кулаке ворот твоей рубахи, замахиваются свободной рукой. Ладонью, успел заметить Ашотик. И полетел к входной двери.

Левая половина лица как-то сразу онемела. Это Мирзоян понял еще в полете. Потом входная дверь чувствительно приложилась к его спине и отправила назад, к нападавшему, имевшему очень хлесткий и резкий удар.

Ашотику, наверное, повезло. Его не ударили. Его просто оттолкнули к двери. Ашотик повернул дверную ручку. Выпал в коридор. Встал на четвереньки и быстро побежал, прихрамывая на правую руку, навстречу горничной.

– По…! – выкрикнул Ашотик, но пинок сзади не дал ему закончить, и горничная так и не поняла, просит ли жилец позвонить, помочь или еще чего.

Правда, сам факт того, что человека, живущего в самом дорогом номере гостиницы, пинками, будто консервную банку, гонят по коридору, заставил горничную схватиться за телефонную трубку и набрать простой двузначный номер.

Пока Ашотик снова взвизгнул и покатился мимо стола горничной к лестнице, горничная в двух словах описывала начальнику охраны происходящее, на шум из триста десятого номера выглянул мужик.

– Прекратите! – прижимая телефонную трубку к груди, закричала горничная.

Но агрессор не прекращал. Пинок, еще пинок, Ашотик влетел в правый нижний угол двери, и выкатился на лестничную клетку.

– Гол, – с одобрением в голосе сказал мужик из триста десятого.

Ашотик вцепился в перила мертвой хваткой и зажмурился. Лучше уж получить всё здесь, чем катиться по ступенькам. Ашотик зажмурился так крепко, что перед глазами появились какие-то всполохи и грозди созвездий.

Нужно отдать должное гостиничным секьюрити. На место происшествия они прибыли быстро. Вдвоем. Николай и Игореша. Николай в прошлом был разрядником по боксу, а Игореша и без разряда мог с одного удара сломать противнику челюсть при необходимости.

А уж вырубить урода он мог и просто так, в воспитательных целях.

Ситуация была проста и понятна. Тот, который обнимался с перилами, жил в гостинице, а, значит, был свой. Второй, наносивший ему побои, был чужим, а посему воспитывать надлежало именно его.

Ситуация была понятная, привычная и относилась к разряду простых. Вот если бы оба были жильцами… Тогда, да, тогда нужно было подумать. А здесь…

Здесь, как показала две следующих минуты, подумать тоже стоило бы. Николай, легко взбежав по ступенькам, ударил драчуна.

Когда потом у горничной спрашивали, что же, собственно, произошло на лестничной клетке, она ничего не могла толком объяснить. Николай упал, потом вскочил, потом упал и потащил за собой по ступенькам Игорешу. Игореша Николая подхватил, прислонил к стене, потом достал из кармана что-то тяжелое и бросился на этого сумасшедшего, потом это что-то тяжелое вылетело сквозь двойное окно во внутренний двор гостиницы, а Игореша снес все со стола горничной и упал возле кадки с пальмой.

Воспользовавшись паузой, Ашотик вскочил на ноги и метнулся по коридору к своему номеру, рассчитывая отсидеться за его крепкой дверью. Но не успел. Новый удар бросил его в номер, затем туда влетел муж, затем – пришедший в себя Николай, затем – горничная, успевшая по телефону сообщить начальнику охраны, что есть острая необходимость в подкреплении…

Потом открылась дверь ванной и на пороге появилась обнаженная красавица. Нападавший, снова намотавший рваную уже рубаху Ашотика на левый кулак и отводивший для удара правый, оглянулся на даму и замер.

– А Инга где? – спросил нападавший.

И на лице его появилось странное выражение. Горничной даже показалось, что страх.

– Инга? – шепотом переспросил Ашотик и оглянулся на обнаженную красавицу. – Тебя как зовут?

– Надя, – кокетливо улыбнулась дама, даже не пытаясь прикрываться или стесняться.

Она была очень уверенной в себе дамой.

Рука разжалась, и Ашотик опустился на пол. Николай, сообразив, что, кажется, всё, прислонился к стене и со стоном вздохнул.

– Где Инга? – повторил свой вопрос мужчина.

В комнату влетел сам начальник охраны гостиницы «Приморская» в сопровождении четырех своих подчиненных. Горничная, на всякий случай, осторожно выскользнула в коридор. Ашотику уже было все равно. Он уже понял – вышла ошибка. Такой жизненный опыт у него также был. А тут еще начало болеть лицо. И место ему противоположное. Но главным, по мнению Ашотика, было то, что драки больше не будет.

И драки действительно не было.

Начальник охраны, Владлен Егорович Зайцев, мент на пенсии, потребовал документы. Документы были предъявлены.

– И что же вы, Гринчук Юрий Иванович, здесь себе позволяете? – самым что ни на есть ментовским тоном спросил Зайцев. – Врываетесь в чужой номер, бьете уважаемого гостя, оказываете сопротивление моим ребятам.

– Где Инга? – снова повторил Гринчук.

Он сидел в кресле, глядя перед собой и, казалось, не слышал, что именно ему говорит начальник охраны. Пострадавший сидел на диване, возле дверей стоял один из охранников, а остальные вышли. Надю, попытавшуюся собирать с пола розы, отправили в спальню на предмет набросить на себя хоть что-то. И не светить здесь голой задницей.

Надя не обиделась. С Зайцевым она была знакома давно и твердо знала, если ему вовремя отчислять проценты с заработка, то проблем не будет.

– Какая еще Инга? – Зайцев поморщился. – Вы бы, гражданин хороший, о себе подумали. Нападение, нанесение телесных повреждений, материальный ущерб, к тому же. Игореше моему вы, кажется, устроили сотрясение мозга. Кстати, не ожидал, что у него есть чему сотрясаться. Как на мой взгляд – у вас проблемы. Еще вломились в чужой номер…

– В свой собственный, – сказал Гринчук.

Взгляд у него, наконец, стал осмысленным, будто он принял какое-то решение.

– В свой собственный номер я, между прочим, вошел. И еще почти целый месяц он будет моим, – сказал Гринчук, и на лице его появилось подобие улыбки.

Зайцев поежился. Очень уж неприятной получилась улыбка. Словно зверь показал зубы.

– С чего вы решили, что номер этот ваш? – поинтересовался Зайцев. – А мне вот кажется, что он снят вот, господином…

– Я за него заплатил, – подтвердил Ашотик, стараясь особо не двигать челюстью.

Левая половина лица наливалась багрянцем и явно пополнела.

– Простите, – снова недобро ухмыльнулся Гринчук. – Этот номер сняла моя будущая супруга. Три дня назад. Она сняла его для себя и для меня. И вот, пожалуйста, моя гостевая карточка.

Зайцев потянулся за карточкой, но Гринчук его руку отвел.

– В моих руках, – сказал Гринчук. – На всякий случай.

Карточка была похожа на настоящую так, будто действительно была настоящей. И на ней значился срок проживания. И фамилия на ней была обозначена – Гринчук. Все правильно.

Зайцев почувствовал легкое беспокойство.

– А когда вы сюда вселились? – спросил Гринчук у Ашотика.

– Вчера утром, – растерянно ответил Ашотик.

День, который обещал быть таким приятным, превращался в черт знает что. А тут еще и дама, которую он так удачно соблазнил, оказалась всего лишь проституткой. И еще оказывается, что вселился он в номер, на который кто-то претендует. Это если не вспоминать о побоях и унижениях.

– Еще у меня есть ключ, – сказал Гринчук и продемонстрировал электронный ключ. – И у меня есть вопрос. К вам, если не возражаете.

Гринчук посмотрел в глаза Зайцеву. Тот попытался взгляд выдержать. Не смог.

– Я хочу знать, – ровным голосом спросил Гринчук. – Каким образом мой номер был сдан этому господину, и где сейчас находится моя Инга. Где уже…

Голос Гринчука напрягся.

…-где уже вторые сутки находится моя жена?

Зайцев кашлянул.

Хреново, подумал он. Ой, как хреново. Нужно было что-то делать. Немедленно. Пока еще инициатива не утрачена окончательно.

– Мне кажется, – Зайцев хрустнул пальцами рук, – что ваша гостевая карточка поддельна. А ключ… Мне позавчера сообщила горничная, что один из ключей был потерян. И мне кажется, что вы, уважаемый господин Гринчук, просто хотели обокрасть номер, но, натолкнувшись на жильца, решили таким образом выкрутиться из сложной ситуации. И что-то мне подсказывает, что нам с вами стоит пообщаться с милицией. Если вы, конечно, не сочтете правильным покинуть гостиницу. Нам не нужна такая слава. А с нашим жильцом мы разберемся сами. Я думаю, мы сможем уговорить его не подавать на вас заявление.

– Я… – подал голос Ашотик, но замолчал.

– И я должен сейчас быстренько выметаться… – Гринчук даже изобразил пальцами, как именно ему нужно выметаться.

– Да, – подтвердил Зайцев, демонстративно рассматривая «бермуды», золотую цепь и перстень Гринчука. – Не получилось у тебя. Прикинь, а если у нас еще что-то пропало? Или пропадет… Думаешь, хозяин не напишет заявления? Или ты хочешь проверить по документам, кто здесь должен жить? Полагаешь, в документах что-то будет не так?

Даже если сейчас в документах где-то и значится баба этого Гринчука, то минут через пятнадцать все может исчезнуть. И Гринчук это должен понять. И он должен понять, что ловить ему здесь нечего и нужно отсюда сваливать, пока ему не пришили еще и кражу. А там пусть он доказывает что угодно.

– Значит, по бумагам все у вас будет нормально? – уточнил Гринчук.

– Абсолютно, – вежливо улыбнулся Зайцев.

Гринчук употребил слово «будет», а это значило, что он все уловил.

– И никто не вспомнит, что Инга сюда приезжала?

– Какая Инга? – искренне удивился Зайцев.

Поплыл клиент, потек. Еще со времени работы в органах осталось у Зайцева чутье на такие вот моменты, когда крутой и крепкий, уверенный в своей неуязвимости мужик, вдруг понимал, что ничего ему не светит, что лучше всего сделать так, как советует мент. В такой момент Зайцеву даже казалось, что он слышит звонкий щелчок. Сломался. Вот и этот. И ведь нечего ему делать.

Даже если его баба – это еще предстоит выяснить, но уже тихо, между своими – если его баба действительно селилась здесь три дня назад, то никто из обслуги ее, естественно, не вспомнит. А если кто-то из клиентов… Ну, приходила шалава к клиенту. Вон, Надька и вспомнит соратницу по постельному фронту. Заезжую.

А то, что она там у себя была благородной дамой – на юге бабы просто с ума сходят. Классная, между прочим, версия получается. Пусть он ее попробует отбить. Карточка – поддельная. Ключ – краденый. Бабы не было. А если была – не селилась. А если кто разбираться будет, то это ребята из городской милиции. А они найдут всё как надо.

– Вы еще здесь? – удивился Зайцев, посмотрев на Гринчука.

Гринчук достал бумажник. Медленно его открыл. Увидев деньги, Зайцев усмехнулся. Лох еще не понял, что деньгами здесь он себе не поможет. Такие ситуации лучше всего решать однозначно.

– Не скалься, – сказал Гринчук, – башлять я тебе не собираюсь.

Зайцев почувствовал, как по скулам у него забегали иголочки. Неправильную тактику избрал клиент. Совсем неправильную. Ему бы сейчас ласковым быть и вежливым. Интересы гостиницы, конечно, в первую очередь, но если козел не понимает…

– Знаешь, что это такое? – спросил Гринчук, вытаскивая из бумажника пластиковую карточку. – Знаешь? Правильно, это кредитная карточка. Такая же карточка была у моей женщины. И платила она деньгами с карточки, я это точно знаю. Цифра там получалась большая за номер, таких бабок Инга с собой наличкой предпочитает не возить. Еще не въехал?

Зайцев почувствовал, как что-то холодное поползло по желудку. Классный план идет ко всем чертям. Операция зафиксирована в банке. И отмазаться не получится. Не получится. Надо что-то делать. Противно, но придется извиняться.

– А, может быть, вы и правы, – сказал Зайцев. – Наверняка правы. Наверное, это у нас что-то напутали. Я разберусь.

Зайцев даже улыбнулся. Понятное дело, приходит мужик к своей бабе в номер, а там такой вот хачик сидит. Ясное дело, любой дал бы в рожу. Демонстрируя всем своим видом понимание, Зайцев встал с кресла.

– Вам придется переселиться, – сказал Зайцев Ашотику. – Извините за неудобства. Мы примем все меры.

И снова Гринчуку:

– В номере сейчас приберут, восстановят, так сказать, порядок…

– Где моя жена? – Гринчук тоже встал с кресла. – Каким образом моя жена исчезла из гостиницы, и никто ничего не попытался выяснить? У вас исчезает жилец…

– Что значит – исчезает? – Зайцев пожал плечами. – Уехала. Сбежала с другим, в конце концов. Мы не отвечаем за моральный облик жильцов. Жилиц. И за их поведение. И если они, заплатив за месяц, уезжают через три дня…

– Она что – оформила свой отъезд?

– А почему нет? Или просто взяла вещи и уехала.

– Вот так, значит, – медленно произнес Гринчук. – Значит – уехала. Просто взяла и уехала. И вы обнаружите в бумагах, что она выписалась…

– Оставила вписанным вас. Так что – решайте сами свои личные вопросы. Позвоните ей по телефону, – Зайцев развел руками. – Ничем больше я вам не могу помочь.

Гринчук, словно спохватившись, медленно достал из барсетки телефон. Нажал кнопку, поднес телефон к уху. Он ждал ответа почти минуту. А Зайцев зачем-то стоял и смотрел на него. Надеялся, что сейчас взбалмошная баба отзовется по телефону и объяснит своему ненормальному, куда подевалась из номера.

– Ало, – сказал Гринчук. – Инга? Инга?

Открылась дверь спальни и на пороге появилась Надежда.

– Тут чей-то мобильник в шкафу звонит, – сказала Надя, протягивая телефон.

Зайцев взял телефон, поднес к уху, стараясь не смотреть на Гринчука.

– Что слушаешь? – спросил Гринчук, и Зайцев услышал его голос в телефоне. – Что, так непонятно? Уехала, говоришь?

– Выехала, говоришь? – в голосе Гринчука читалась уже явная угроза, будто он уже дошел до крайности и больше не собирался терпеть. – И по бумагам, говоришь, все будет нормально?

– Забыла, – пробормотал Зайцев, бросая телефон на диван. – Так спешила к своему трахалю, что забыла.

– К трахалю? – тихо переспросил Гринчук.

Зайцев попятился.

– Сбежала, говоришь?

* * *

– И чем, по-вашему, сейчас может заниматься Гринчук? – спросил Виктор Родионыч.

Полковник, которому вопрос был адресован, посмотрел зачем-то в окно, откашлялся и промолчал.

– Вот вы молчите, – недовольным тоном заметил Владимир Родионыч, – а там, на Юге, происходит нечто такое, что может и мне и вам стоить очень дорого. Со мной разговаривали таким тоном, что хотелось врезать…

Полковник снова кашлянул.

– Хотелось, – упрямо повторил Владимир Родионыч. – Мне что, уже и хотеться рукоприкладства уже не может? Я прямо видел, как размахиваюсь…

Полковник взял с письменного стола карандаш и стал его внимательно рассматривать.

Владимир Родионыч откинулся на спинку кресла.

– Ну? – не отрывая взгляда от карандаша, спросил Полковник. – И что вы захотели сделать после того, как вам захотелось ударить наглецов по лицу? Я, кстати, даже не спрашиваю, кого именно представляли те господа, которые позволили себе так с вами разговаривать, что вы захотели отхлестать их по щеках.

– Кам, – сказал Владимир Родионыч.

– Простите?

– Кам. Не по щеках, а по щекам. И я бы попросил вас…

– А то у вас снова появится желание впасть в рукоприкладство, – Полковник улыбнулся и положил карандаш на место. – Я понимаю, что вы расстроены, я даже готов вам посочувствовать, но…

– Вы все еще полагаете, что я вас хотел подставить с этим Приморском. И вы на меня все еще в обиде? – Владимир Родионыч пожал плечами.

Действительно обида – такое странное чувство для людей их круга. Тоже мне – гимназистка обидчивая.

– В конце концов, – сказал Владимир Родионыч, – ничего особо страшного пока не произошло. Просто кто-то расстрелял машину Гринчука в нескольких километрах от Приморска. Обнаружив в машине документы на имя Юрия Ивановича, тамошние менты решили, что он погиб и сообщили об этом нам в город. Не знаю, что именно там произошло, но Гринчук жив и здоров. Что вам еще нужно?

– Ничего. Представьте себе – совершенно ничего, – Полковник развел руками, демонстрируя это самое ничего. – Я бы даже мог спокойно отправиться на дачу, отключить телефоны и отдыхать так недели две. Или даже три. Или я давно хотел съездить в Австралию. К кенгуру.

– И что же вас останавливает?

– Любопытство. Честное слово, только любопытство. Что там произойдет, в Приморске? Что дальше будет делать Юрий Иванович? И что собрались делать наши родные городские бандиты в связи с этим, – Полковник изобразил спокойную, даже милую улыбку, не замечая, что пальцы его правой руки что-то выстукивают по крышке стола.

– Бандиты? – переспросил Владимир Родионыч.

– Именно. Вы знаете, что произошло, когда пришла информация с Юга?

* * *

Если бы Полковник хотел быть совсем точным в формулировках, то он сказал бы «что могло произойти». Могло, если бы не вмешался Полковник и мудрый Али.

Если бы они не вмешались – вот тогда бы могло произойти всё что угодно.

Неожиданно для всех и, возможно, для себя самих, городские авторитеты на известия о смерти Гринчука отреагировали остро.

То есть, это как где-то на Юге убили Зеленого? Это, типа, как они посмели? Это, значит, в родном городе его уважали, а там, на курорте, убили?

Мастер, сука, высказал общее мнение Абрек. Мастер, тварь, заказал Гринчука. Не простил, сучара, того, что Зеленый его спалил. Нужно отправить пацанов туда, чтобы они пошуровали, выяснили, кто именно работал, и…

* * *

– Естественно, мы их туда не пустили, – сказал Полковник. – Вплоть до того, что предупредили о… как бы это мягче выразиться… о возможных физических мерах воздействия. Не хватало еще начала боевых действий в запретном районе.

– И вот из всего этого очень логично и последовательно выплывает мой вопрос – что там собирается делать Гринчук? – Владимир Родионыч потер переносицу. – Я так понимаю, что версию о случайности всего происходящего мы отбросим сразу?

– О случайности? – переспросил Полковник. – Не знаю. Гринчук слишком долго выигрывал у судьбы. По теории вероятности…

– Вы еще начните мне рассказывать о теории вероятности, – отмахнулся Владимир Родионыч. – Если там и вправду все произошло случайно – случайно все и закончится. Но если вдруг окажется, что за ниточки там дергает Гринчук…

Полковник задумчиво покачал головой.

Тут, наверно, Владимир Родионыч прав. Слишком много случайностей.

Нет, никто не будет спорить – случайности получились очень случайными на вид. Добротные, эдакие эталонные случайности. Инга не знала, что вокруг Приморска кипят такие страсти, и уехала на Юг. Никто не мог предположить, что у Михаила случиться приступ, что Инга…

Даже Полковник, уставший попадаться на удочку Гринчука, снова поверил. Но… Случайностей было слишком много. Слишком.

Что могло заставить Гринчука вести себя именно так, а не иначе?

– А почему мы, кстати, решили, что все происходящее с Гринчуком проистекает из Приморска? – вдруг спросил Владимир Родионыч. – Машину расстреляли возле Приморска, а не в нем. И Гринчук решил немного побыть мертвым только для того, чтобы успеть забрать Ингу из какого-нибудь пансионата и погрузиться на корабль. Возможно, следующий за кордон. Нет?

Полковник чуть улыбнулся.

– Отчего это вы улыбаетесь? – Владимир Родионыч прищурившись посмотрел на Полковника. – Вы же сами сказали, что свои деньги, эти наши с вами замечательные четыре миллиона долларов, которые честно заработал Гринчук прошлой зимой, он со своего счета снял. Вот и представьте себе, что он деньги перевел за кордон.

Деньги, подумал Полковник. Деньги. За кордон. Вот ведь…

– … полагате?

– Что? – переспросил Полковник.

– Что вы полагаете по этому поводу? Четыре миллиона…

– Шесть, – сказал Полковник. – Если точно – шесть миллионов триста восемьдесят пять тысяч. Долларов.

– Это откуда? – удивился Владимир Родионыч. – Мы ведь…

– Мы ему дали тогда четыре миллиона, – подтвердил Полковник. – Но он их вложил в… В общем, за первый квартал этого года, Гринчук увеличил свой капитал на два с лишним миллиона.

Вот ведь дьявол, подумал Полковник. Черт. А он сам нес ей чемоданы. Помогал.

– У вас что, сердце? – спросил Владимир Родионыч, увидев, как бледнеет собеседник.

– Он обналичил деньги, – сказал Полковник. – Он тупо превратил свои активы в наличные. И денежки эти вывезла из города Инга. А должен был вывезти Михаил. Но не сложилось. Не повезло. А Гринчук не такой человек, чтобы не готовить запасной план. Вот Инга и увезла. Сейчас они, наверное, уже погрузились на яхту и ушли, как вы верно выразились, за кордон. Старый я идиот.

Он-то думал, что Гринчук снял деньги, чтобы обезопасить их. Вывести из-под возможного удара. А все так просто и банально.

Замыслил он побег.

– И ведь что показательно, – засмеялся Владимир Родионыч. – Мы снова послушно искали не в том направлении. Мы с вами честно полагали, что наш неподкупный Юрий Иванович продолжает там как-то бороться за справедливость. А он ушел сквозь Приморск, как сквозь огонь, отрезав возможную погоню. Нам ведь в Приморск соваться не велено. Единственное, по сути, место, где он мог оторваться от любого хвоста.

Мог, подумал Полковник. Мог также нанять местного жителя, чтобы тот поездил за ним на машине, дабы испугать свидетеля. Тот, кстати, только видел догоняющую машину и слышал стрельбу. Сброшенная в море машина, несколько часов форы, и – свобода.

Красиво. Интересно, насколько эта красота соответствует действительности. Полковник, спохватившись, достал из кармана мобильный телефон, набрал номер. Когда Полковник задал в телефон вопрос, Владимир Родионыч еле заметно усмехнулся. Когда Полковник телефон выключил и сообщил полученный ответ Владимиру Родионычу, тот глубоко вздохнул, будто собирался рассмеяться, но сдержался в последний момент.

Вот так в жизни всегда. Всё, что кажется сложным – на самом деле решается очень просто. Они долго ломали головы, куда именно мог двинуться Гринчук. А достаточно было всего лишь поинтересоваться, где Инга использовала свою кредитную карточку.

Все-таки Приморск.

Это теперь понятно. Непонятно, случайно, или всё так на самом деле. Если Инга действительно уехала на Юг с деньгами, то привезла ли она их в Приморск?

Привезла, подумал Полковник. Опять-таки, слежка за ней в Приморск не пошла бы. Не велено. Красиво, подумал Владимир Родионыч. Ушел красиво.

Сейчас он, наверно…

* * *

– Вы думаете, что вот сейчас все прямо начнут перед вами танцы танцевать? – спросил капитан милиции Стоянов у Гринчука. – Вы… э-э…

Стоянов заглянул в паспорт Гринчука:

– Вы, Юрий Иванович, полагаете, что раз в гостинице произошло недоразумение, то вы можете размахивать направо и налево руками? И даже оказывать сопротивление сотрудникам милиции?

Гринчук задумчиво посмотрел на свои руки, скованные наручниками. Хорошо хоть застегнули спереди, а не за спиной. Так можно время от времени вытирать кровь, выступающую из разбитой губы.

Нужно отдать должное местным ментам – в гостиницу они прибыли быстро и с разъяренным жильцом справились четко. Четыре сержанта при резиновых палках нашли аргументы, чтобы успокоить Гринчука.

– Так что будем делать? – спросил Стоянов.

Кабинет был чистенький, работал кондиционер, капитан на стуле сидел свободно, закинув ногу за ногу. И рубашечка его, и светлые брючки были идеально отглажены. Светлые туфли – безукоризненны. Не мент, а загляденье.

Выражение лица самое доброжелательное, а голос – вежливый и участливый.

Гринчук в который раз языком ощупал зубы. Все нормально. Все целое.

– Наручники снимите, – сказал Гринчук.

– Всенепременно, – кивнул Стоянов. – Как только, так сразу. Вот только вы… э-э…

– Юрий Иванович, – подсказал Гринчук.

– Именно, Юрий Иванович, – кивнул Стоянов. – Как только вы мне все объясните, так сразу…

– Я уже раз десять вам все объяснял…

– Не десять, а всего лишь пять, – улыбнулся Стоянов. – И я так и не понял – вы хотите подать заявление о чем? О том, что гостиница поселила в оплаченный вами номер постороннего, или о том, что ваша будущая супруга куда-то исчезла?

Гринчук помолчал, закрыв глаза. Хрен они примут у него заявления. Заявлять о пропаже человека только исходя из того, что Инга куда-то уехала, забрав вещи? Так он даже и не родственник ей. Так, будущий муж.

Это прекрасно понимал и капитан Стоянов. И, похоже, ему сейчас очень нравилось, что судьба Гринчука почти полностью зависит от решения капитана Стоянова.

– Мы очень не любим здесь скандалов и суеты, – сказал Стоянов. – Мы предпочитаем, чтобы отдыхающие оставляли здесь свои деньги с удовольствием. Тихо и мирно. Я, пожалуй, смогу уговорить господина Зайцева и руководство гостиницы «Приморская» не выдвигать против вас каких-либо обвинений. А вы тихонько заберете свои вещи и уедете из нашего города. Мы даже подвезем вас до самого вокзала. А вдруг ваша экстравагантная подруга просто взяла и уехала домой? Вот вы езжайте туда, все выясните… А уж потом…

Гринчук задумчиво посмотрел на наручники. Можно было бы, конечно, сделать самодовольную улыбку капитана не такой самодовольной, но, пожалуй, драк на сегодня достаточно.

Достаточно.

– Ну так как? – спросил Стоянов. – У нас ведь не столица, у нас всё просто. Сегодня мы примем заявления, через пару дней передадим все в суд. И получите вы, Юрий Иванович, максимум из возможного. Не верите?

– Верю, – кивнул Гринчук.

– Согласны? – спросил Стоянов.

– Да, – кивнул Гринчук.

– Вот и славненько, – Стоянов даже потер руки от удовольствия. – Машина ждет.

Машина действительно ждала. И, как ни странно, эта была та самая машина, которая доставила Гринчука в город.

– Быстро ты, – сказал водитель.

– Я вообще – быстрый, – усмехнулся Гринчук.

Севший на переднее сидение прапорщик, коротко приказал двигаться к гостинице, молча сопроводил Гринчука в номер и обратно, с вещами, к машине. Какой-то прохожий случайно сфотографировал Гринчука, выходящего из гостиницы.

Гринчук молчал.

Когда машина остановилась возле милицейского поста на выезде из города, прапорщик вышел из машины и жестом приказал ей следовать дальше.

И тут Гринчук вроде как спохватился.

– Секундочку, – сказал Гринчук водителю и вышел из машины.

Солнце уже село, но дорога освещалась фонарями, а тут еще и прожектор на крыше поста. И то, как лицо прапорщика приобрело неодобрительное выражение, было видно хорошо.

Водитель шмыгнул носом и оглянулся. Это для приезжего идиота прапорщик – просто прапорщик. А для местных – это сволочь с говорящей кличкой Терминатор.

И нужно было подобрать у вокзала именно этого фраера… Деньги, понятно, он заплатил хорошие, но теперь за них же придется ехать в обратный рейс. Лучше бы он не дергался.

– Вернитесь в машину, – сказал прапорщик.

– Ага, – кивнул Гринчук. – Тут только вот…

Он что-то достал из потайного кармана барсетки и протянул прапорщику.

– Что это там? – лениво поинтересовался Терминатор.

Приезжий явно не понимал, в каком городе находится. Если прапорщик получил приказ доставить несостоявшегося курортника на вокзал, то курортник не сможет…

Твою мать, подумал Терминатор, разглядев, что именно ему показывает курортник.

– Это… – сказал прапорщик и почесал в затылке.

Вышедший из здания поста сержант также поинтересовался, мгновенно поскучнел и ушел куда-то за угол.

– Пожалуй, – сказал Гринчук, – все-таки вернусь в гостиницу.

– Но… – прапорщик имел приказ, но приказ этот касался загулявшего курортника, а не подполковника милиции.

Гринчук спрятал удостоверение назад в барсетку и спросил у прапорщика:

– Вас, товарищ прапорщик, в город подвезти? Нет? Ну и, слава богу.

Гринчук сел в машину и похлопал водителя по плечу.

– Поехали?

Водитель посмотрел на Терминатора. Тот оглянулся на город, словно что-то прикидывая. Достал из кармана мобильник.

– Поехали, – сказал Гринчук водителю. – Если что – скажешь – подполковник Гринчук приказал.

В зеркало водитель видел, как Терминатор что-то говорит в телефон, энергично отмахивая левой рукой. Но требовать остановиться прапорщик не стал. И это водителя успокоило.

Возле гостиницы он пробормотал в ответ на прощание Гринчука что-то сквозь зубы и быстро уехал.

А на крыльце гостиницы Гринчука уже ждали.

– Пройдемте, пожалуйста, – сказал капитан Стоянов.

– Никогда, – ответил Гринчук. – Вы, товарищ капитан, можете идти на все четыре стороны. Вот если в вашем городке найдется кто-нибудь от подполковника и выше, то я с удовольствием…

– Найдется, – сказал подтянутый мужчина лет сорока, стоявший чуть в стороне.

Он вынул удостоверение и показал его Гринчуку.

– Очень рад познакомиться, – почти искренне улыбнулся Гринчук. – Вас, подполковник Сергеев, похоже, оторвали от чего-то важного.

Подполковник Сергеев на улыбку не ответил.

Начальника городского отделения подполковника Сергеева оторвали от праздничного стола у Валентина Петровича Грибачева, испортив настроение второй раз подряд.

Вернее, если быть точным, не дали к застолью вернуться. Разговор с зарвавшимся мэром несколько затянулся. Пришлось потрудиться, пока было достигнуто соглашение по совместной эксплуатации Валентина Петровича. И только Анатолий Иванович собрался вернуться к столу, как позвонил Стоянов, которому, соответственно, перезвонил Терминатор.

Ладно, подумал Сергеев, придется пообщаться с приезжим подполковником. Не первый раз приезжие полагают, что их звания в городе что-то значат. В конце концов, подполковник в отпуске мало чем отличается от обычного отдыхающего.

– Поедем ко мне? – спросил Сергеев.

– А давайте поднимемся ко мне в номер, – предложил Гринчук. – Поболтаем немного. В неофициальной обстановке.

Сергеев задумался. Какая, впрочем, разница? Поговорить, пока будет собираться информация, можно и в номере. А уж потом…

* * *

Потом было всякое.

Вначале Стоянов связался с родным областным управлением Гринчука. Можно было, конечно, поручить это кому-нибудь другому, но Шеф приказал всё сделать лично.

Дозвонившись до дежурного, Стоянов испытал почти такой же шок, как и дежурный. Дежурный, переспросив, по какому именно поводу звонит Стоянов, поперхнулся, переспросил еще раз и только тогда сообщил, что по его, дежурного, информации, во-первых, подполковник Гринчук ушел несколько месяцев назад на пенсию по выслуге лет, а, во-вторых, по информации, полученной несколько часов назад, Юрий Иванович Гринчук погиб. Кстати, в нескольких километрах от Приморска.

Стоянов поверил не сразу. Он попросил срочно переслать фотографию того подполковника Гринчука, который ушел на пенсию и, соответственно, погиб. Дежурный фотографию переслал и, услышав по телефону, что, судя по всему, в Приморске тот самый Гринчук, попрощался и принялся обзванивать всех своих знакомых. Оставшийся в живых Гринчук был почти такой же сенсацией, как и Гринчук убитый.

Где-то около полуночи информация дошла до уснувшего, было, Владимира Родионыча. Тот ее внимательно выслушал и, мстительно улыбнувшись, набрал номер Полковника. Но тот не спал. Более того, он попросил у Владимира Родиныча немедленной аудиенции. В виду открывшихся обстоятельств.

Об этих обстоятельствах ему сообщил Али, к которому эти обстоятельства пришли и открылись всего полчаса назад.

Али слыл человеком невозмутимым. Некоторые так вообще полагали, что у Али нервов нет совсем. Но, увидев на своем пороге этого человека, Али на несколько секунд потерял дар речи.

На пороге стоял Лёвчик, бывший экономический советник Мастера. Само по себе появление человека, замешанного в исчезновении общака, было событием неординарным. Но то, что этот человек сообщил, выходило за все и всяческие рамки.

* * *

– Что вы сказали? – переспросил Владимир Родионыч.

– Повторяю, – сказал Полковник. – По словам Лёвчика, вовсе не Мастер умыкнул общаковские деньги. А унес их некто Гринчук, Юрий Иванович. А самого Лёвчика он вывез из города под видом пострадавшего в аварии Михаила. И все это время содержал в клинике, потчуя историями о том, как уголовники порвут Лёвчика в клочья, когда всплывет вся эта история. И только вот несколько часов назад Лёвчика просто вытолкали из клиники. У него еще хватило ума не звонить, а прийти к Али лично. Али просит нас куда-нибудь спрятать несчастного. До лучших времен.

– То есть, Мастера собирались убить совершенно безосновательно, – уточнил Владимир Родионыч. – Весь этот кризис был создан лично Гринчуком, для того, чтобы еще денег срубить перед уходом?

– Выходит, что так, – согласился Полковник. – А ведь казался таким честным и неподкупным человеком.

Полковник поцокал языком и покачал неодобрительно головой.

– Прекратите паясничать! – Владимир Родионыч повысил голос. – Вы понимаете, что теперь ваши любимые бандиты потребуют вернуть деньги, предоставить Зеленого и не вмешиваться, пока они будут его убивать.

– Ну… – протянул Полковник. – Он ведь, официально, убит. А пока все раскачаются и вдосталь накричатся, он уже будет…

– В кутузке он будет, наш с вами любимый персонаж, – Владимир Родионыч хлопнул ладонью по столу и поморщился от боли. – За драку будет сидеть и за подделку служебного удостоверения.

– То есть? – не понял Полковник.

– А то, что он ввязался в какую-то драку с милицией и предъявил им удостоверение сотрудника милиции. Не пенсионное, заметьте, а действующего сотрудника. И сделал он это, знаете где?

– В Приморске, – тихо сказал Полковник, надеясь, что ошибается, и, понимая, что надежде этой не суждено сбыться.

– В Приморске, – подтвердил Владимир Родионыч. – И там уже получили информацию, что Юрий Иванович на пенсии. И что теперь там произойдет, не известно никому.

Загрузка...