Лара открыла глаза, но увидела только фрагменты яркого, беспорядочного, неестественно четкого и почему-то тревожного сна. Почувствовала только жжение под воспаленными веками и тяжесть мокрых ресниц. И тут же началось это… Мука последнего года: паника, безысходность и страх перед движением, глубоким вздохом, перед отчаянным стуком сердца, не желающего просыпаться.
Но нужно собрать все свои силы, подняться и добраться до открытого пространства, до утра без света, звуков и встреч. Почему нужно? Потому что невозможно унять ноющее, терзающее понимание: она должна сделать эту работу. Только она может разобраться в том, что произошло, и принять какое-то решение. И самое тяжкое, невыносимое: Лара в миллионный раз обязана заставить себя вспоминать в подробностях то, что произошло. Обязана рвать душу, умирать от жалости и ненавидеть.
Она давно умывается, одевается и причесывается не глядя в зеркало. Стоит пару минут под душем, не регулируя температуру воды. Холодная, горячая – какая разница. От полной и значительной жизни осталась только тягостная последовательность процедур. Время от времени приходится заказывать еду. Та прошлогодняя Лара, с обостренным обонянием и вкусом, ела только то, что очень любила. У нее почти всегда был хороший аппетит. Сейчас это процесс принудительного кормления стремящегося к угасанию организма. Деградация – отсутствие нормальных потребностей, невозможность жить и умереть. Ты больше не живой человек, ты заложник миссии, к которой себя приговорила. Дотянуть, дотерпеть до прорыва, до треска разбитой клетки, до прыжка. Хоть в пропасть. Но он должен состояться.
В это утро Лара вдруг поняла, что больше не существует в плотном тумане, который глушит звуки и прячет детали. Ей бросались в глаза все пыльные углы, груды тряпья, которое не так давно было вполне хорошей одеждой. В ванной она с тоскливым недоумением открывала свои зеркальные шкафчики, забитые баночками с кремом, упаковками с масками, которые она обожала и закупала впрок. Ароматные соли, пена для ванны… Это удивительно: Лара совсем не помнила, почему все это ей казалось таким необходимым, временами даже главным. Она забыла само чувство расслабления, отдыха, защищенного уединения, возвращения к себе из трудного, напряженного дня, в котором все имело свой очень важный смысл. Он был жестоко растоптан в один день. В тот самый день.
В холле она влезла в куртку, которая в одиночестве висела на вешалке, сунула босые ноги в теплые ботинки, шагнула за порог. В лифте отвернулась от зеркала и почти с ужасом ощутила собственный запах. Нет, не запущенности. Какой-то ужасной заброшенности. Запах отмирающей женственности. Как же страшно, наверное, она выглядит, – в первый раз за время добровольного заточения подумала Лара.
Она вышла в грязный, промозглый февраль и споткнулась о волну тяжелого, непрозрачного воздуха. А прохожий, который торопливо шагал мимо, на мгновение замедлил шаг, внимательно посмотрев на девушку с длинными русыми волосами поверх откинутого капюшона. Что-то очень необычное он увидел в ее нежном лице, в страдальчески сжатых губах, в широко распахнутых серых глазах, полных то ли боли, то ли страха, то ли решимости. Такая и под колеса бросится… Но всем не поможешь… Прохожий побежал к автобусу.
Лара вернулась домой, сбросила в холле одежду прямо на пол. Как давно она один или два раза в день натягивает на себя эти жуткие непромокаемые штаны и толстый свитер прямо на голое тело? Даже не вспомнить. Нужно захватить их, когда будет выносить мусор. Другие брюки и свитера лежат в этом отделении шкафа, помнится, в большом количестве. А тут висят другие куртки, пальто и плащи… И зачем?
Она долго оттирала ванну, наполнила ее очень горячей водой, плюхнула туда полпачки ароматизированной соли, добавила пену с экстрактом кокоса, легла и очень долго растапливала оцепенение, казалось, навеки уставшего тела. Что-то получалось: руки и ноги сами зашевелились, чуть напряглись, как будто получили возможность выбраться из искусственного омертвения, из паралича.
Следующим преодолением был поиск в холодильнике всего, из чего можно сварить нормальный борщ. Когда-то, когда Лара была точно живой, она терпеть не могла готовую еду. Потом для формального поддержания жизни только готовая еда и подходила. Сейчас Лара безжалостно выбросила в мусорный бак ненавистные упаковки с якобы едой. И даже немного увлеклась готовкой.
Потом, постояв в нерешительности минут десять у порога своего кабинета, открыла дверь и шагнула туда. Дошла до письменного стола. Включила ноутбук, открыла папку «Документы». Тут самые главные файлы, снимки, видеозаписи.
Год назад Лара ушла в никуда и на неопределенный срок из студии документальных фильмов, где работала помощником режиссера Константина Николаева. «Я буду тебя ждать, – сказал он на прощанье. – Вернешься, когда сможешь. Главное помни: я жду».
И она просидела немало часов, которые слились в одну горячую, рвущую душу секунду. Она вынесла это. Вошла в спальню, постелила себе чистое белье и рухнула без сил, как будто прошла долгий-предолгий путь. Босиком по раскаленным углям и острым осколкам битого стекла.
Когда дыхание немного успокоилось, взяла с тумбочки телефон, включила его и посмотрела журнал входящих вызовов. Она проверяла их раз в несколько дней, потом опять отключала телефон. Все как обычно. Звонили подруги Таня и Катя, режиссер Константин… Звонил Андрей, но это нужно быстро пропустить. И мать. Вера. Горло Лары перехватил спазм, холодный и жестокий, как петля. Это была ее недремлющая спутница на протяжении года – ненависть.
Матери Лары было семнадцать лет, когда она родила. Беременность она скрывала, обнаружили ее слишком поздно, чтобы думать о вариантах. Когда одноклассники Веры, нарядные, с цветами, шли на выпускной вечер, ее тело разрывалось на части, а чужие голоса приказывали ей: «Тужься». Аттестат о среднем образовании получила за нее мама, бабушка Лары. У нее были большие планы на дочь, она надрывалась на многих работах, чтобы Вера ни в чем не нуждалась, росла здоровой и благополучной, получила отличное образование, добилась настоящих успехов в карьере. Бабушка Валентина была преподавателем русского, английского и французского языков. У нее были часы в школах, она переводила книги, бегала по частным урокам. К моменту рождения внучки у Валентины накопилась приличная сумма. Она уже выбрала для дочери прекрасный вуз… Но пришлось все потратить на небольшую, но вполне уютную двухкомнатную квартиру неподалеку. Вере следовало начинать собственную жизнь, заботиться о дочери и, главное, как-то устраивать собственную судьбу. Она так никому и не сказала, кто отец ребенка. Если он сам не проявился, значит, сделал все, что мог, и больше никому не нужен. Вера, конечно, встретит кого-то, она хороша собой, Валентина вложила в нее столько, что она и без вуза вполне образованный человек. Со временем они решат, чем она займется. Пока им надо ставить на ножки ребенка, продуманно приближать и строить нормальную семейную жизнь.
Девочку назвали Лара, по паспорту Лариса. Имя выбрала Валентина в честь своей любимой героини Пастернака. Внучке с ее мамой-подростком понадобятся стойкость к невзгодам, решительность и способность преодолевать любые последствия своих поступков. С отчеством решили совсем просто: Валентиновна. Вере было все равно. Она еще не почувствовала родство с этим непонятным существом, которое вдруг узурпировало ее жизнь.
Лара прожила с матерью восемь лет. И это было неплохое время. Она называла Веру мамой, а веселились они, как подружки. Больше всего их развлекало то, что люди считали их сестрами: они были очень похожи.
А потом как-то вдруг стремительно в их квартире стали появляться гости. Всегда мужчины. Одного Валентина обнаружила утром в ванной, когда принесла своим девочкам приготовленную еду на день. Другого застала за завтраком в кухне. Третий прожил в квартире Веры дня четыре, после чего они поругались, и он ушел, хлопнув дверью. Вечером бабушка привела Лару после музыкальной школы. Входная дверь была распахнута, а Вера пьяно храпела на диване. Под одним глазом сине-багровый кровоподтек. Рядом на полу стояли бутылки и лежали упаковки со снотворным. Бабушка и внучка только посмотрели друг на друга и молча собрали вещи Лары. С того вечера у Валентины была одна главная цель – спасать и защищать девочку от всего света, но в первую очередь от матери.
О том, что Лара теперь будет жить у Валентины, Вера узнала на следующее утро. И это было для нее большим облегчением. Лара приняла перемену спокойно: она рано научилась принимать логичные решения. К матери никаких претензий: ее жизнь, ее квартира, ее гости… А жизнь Валентины принадлежит ей, Ларе, это было очевидно. И Лара стала называть бабушку мамой, а мать Верой. Таким был приговор ее суда: оправдала мать, но… Исключила из круга главного родства. И вскоре поймет, как вовремя она это сделала. Сейчас Вера – мать, но не в высоком и великом смысле. Это просто кличка для человека, который стал причиной огромного несчастья. Человека, который не стоит своего имени. Какая там вера…
Восемь лет назад Лара уже закончила режиссерский факультет ВГИКа. Они с Валентиной часами обсуждали возможность для нее работать на студии документальных фильмов в Париже. Это было предложение одного французского автора, которого многие годы переводила Валентина. Конечно, Ларе очень хотелось поехать в Париж. Но…
– Если бы знать, мама, что ты быстро приедешь ко мне, – говорила она Валентине. – Я боюсь, что ты пообещаешь, а потом поймешь, что не можешь оставить без присмотра Веру. И мы обе будем мучиться и чего-то плохого ждать. А вдруг ты заболеешь? У тебя же был сердечный приступ на прошлой неделе. Мне из Парижа на такси не доехать за полчаса.
Валентина приводила свои аргументы за то, чтобы ехать. Но решилось все в один момент. Поздним январским вечером позвонила Вера. Она сообщила, что родила сына. Ему уже три дня. Назвала Артуром, как Овода.
– Ну, вот и оно, – произнесла Лара. – У нее опять ребенок. И они оба наверняка никому не нужны, кроме нас. Как хорошо, что я не успела согласиться.
– Я бы, конечно, справилась и без тебя, – ответила Валентина. – Как все бабушки. Если бы она была другой. А так… Может произойти что угодно. Спасибо, моя дорогая, что останешься со мной. Ты мне награда за все, единственная опора. Такая любимая опора.
Новорожденные младенцы всегда казались Ларе страшненькими. Но когда она взглянула на своего сводного брата, у нее перехватило дыхание, а кожа покрылась мурашками, таким он ей показался прекрасным. Ему в тот день исполнилось два месяца, и Лара решилась поехать к матери с Валентиной.
Артур лежал в ярко-голубой коляске и смотрел на нее еще более яркими голубыми глазами. Крупные золотые локоны мягко окутали круглую головку. Он увидел цветную погремушку в руках Лары и улыбнулся своим прелестным розовым ротиком, а на щечках появились ямочки.
– Я в шоке, ма, – сказала Лара в машине, которую они с Валентиной купили, раз Париж отменяется. – Ты когда-то видела таких красивых детей?
– Не знаю насчет точно таких… – задумчиво проговорила Валентина. – Но красивых видела. Тебя, например. Но Артур на самом деле удивительно хорош собой. Я не совсем понимаю, почему это тебя так поразило.
– Что значит почему, мама? Принц, что ли, на мою мамашу польстился? Ты заметила, как она выглядит? Она же на всех чертей сейчас похожа. И я вообще-то видела в мусорном ведре бутылку.
– Да ты что, – выдохнула Валентина. – Еще этого не хватало. Надеюсь, все не так ужасно. Одной очень трудно справляться с малышом. Мне нужно просто больше ей помогать.
– Нам нужно, – поправила Лара.
– А вдруг все же принц, а вдруг он появится, – с надеждой произнесла Валентина.
– Я тебя умоляю, ма. У нашей Веры появляются только козлы и алкаши. Извини за горькую правду, – изрекла Лара.
Она решила не искать сразу постоянную работу. Устраивалась на картины помощником разных режиссеров. Выбирала и, главное, имела возможность делать паузы между фильмами. Она очень часто бывала у Веры, научилась ей помогать и ухаживать за ребенком лучше родной матери, что было не так сложно. И они с Верой на какое-то время опять стали подружками. Вера даже целовала дочь при встрече и прощании. Нередко Лара оставалась ночевать. До того вечера, когда в дверь позвонили и Вера впустила в квартиру мужчину. Лара быстро собралась и приехала домой задумчивой и подавленной.
– Что-то случилось? – спросила Валентина.
– Да нет, просто к ней пришел какой-то тип.
– Ну, почему так мрачно? Может, это и есть отец Артура.
– Не может. У него не голубые глаза. У него вообще не глаза, а дырки от дробовика. И вместо золотых локонов – серая пакля.
– Да ладно тебе, – рассмеялась Валентина. – Ты просто очень привязалась к ребенку. Ты любого примешь в штыки. А я как раз подумала: вдруг Вера согласится, чтобы Артур пожил у нас. Пока у нее личная жизнь, так сказать.
Вере идея сначала понравилась. Но потом они посоветовались с юристами и дружно от нее отказались. Неработающую мать-одиночку постоянно проверяют опека и социальные службы. Ее могут лишить и детского пособия, а потом, возможно, и родительских прав, если образ жизни признают несоответствующим. А так и будет. Валентина и Лара уже не смогут вернуть Артура Вере, они станут за него бороться. И они не имеют права вот так, пока без причины, отобрать ребенка у матери.
О господи! Они могли попытаться и отобрать своего родного ребенка у этой чудовищной матери. Это была самая страшная для Лары мысль после всего. Они могли, но не спасли…
Воспоминания о семи годах жизни Артура были яркими мгновениями счастья и отчаяния. Ни один миг не забылся. Ларе не удалось закрыть дверь памяти в ту камеру пыток. И вот пришли день и ночь, когда крепость ее деградации пошатнулась, дрогнула. То был удар жестокого требования проснувшегося сознания. То был приказ – вернуться, все узнать, сделать самую беспощадную работу. И… отомстить. Покарать преступника хотя бы ценой собственной жизни и тем самым вернуть ей смысл.
Как бы то ни было, семь лет жизни Артура были для Лары самым полным, насыщенным и, конечно, самым счастливым временем. Он рос таким восприимчивым, обучаемым. Таким добрым и ласковым ребенком. Даже его мать рядом с ним вроде потеплела. Его развитие и просвещение Валентина с Ларой взяли под свой строгий контроль. Они и отвели его в первый класс. И постоянно были настороженны, преодолевали тяжелые периоды, которые все учащались. Конечно, у Веры появлялись и менялись сожители. Конечно, она с ними выпивала, они бурно ругались и даже дрались.
У Лары появилось сумасшедшее занятие – каждый день осматривать Артура в поисках следов грубого обращения. Она любую царапину разглядывала чуть ли не с лупой. Шли годы, и Лара почти успокоилась на этот счет. Тут-то Вера и сообщила, что вышла замуж. Ее избранник Георгий заметно отличался от предшественников. Работал водителем службы доставки интернет-магазина. То есть не был алкоголиком по определению. Показался вполне симпатичным внешне. Коренастый, круглолицый, улыбчивый шатен с карими глазами.
Именно после переезда Гоши в квартиру Веры Лара и стала находить синяки и ссадины на руках, ногах, теле Артура. Сам мальчик вместо ответов на вопросы отводил глаза или что-то бормотал: упал, ударился. Но это было семейное насилие, без сомнений. Но никто ведь не примет синяк или ссадины всерьез, если поднять шум. Так можно было только потерять доступ к братику. Лара это прекрасно понимала, не сразу рассказала Валентине. Потом жалела, что вообще рассказала: сердечные приступы у ее настоящей мамы стали регулярными, чуть ли не ежедневными.
Лара уже работала на студии Константина Николаева. И она придумала замечательный повод забирать Артура с собой на съемки чуть ли не каждый день. Они с Константином снимали кадры для заставок в маленьком живописном парке рядом со студией. Артур там просто играл с мячом, бегал среди деревьев, а они его снимали при разном освещении. Издалека и крупно – его удивительно выразительное лицо, которое постоянно менялось. Вере Лара сказала, что студия мальчику платит, и давала ей время от времени какие-то деньги. Мать была довольна. Константин, который сначала отнесся к идее скептически, потом был в восторге от результата. Эти кадры украшали любой сюжет, Артур стал чем-то вроде символа их работ, мелодией гармонии.
За Георгием Лара следила, как агент разведки. Уходила из дома Веры поздно, покормив и уложив спать Артура. Если что-то происходит, она должна быть свидетелем. Хотя, конечно, не исключено, что с мальчиком плохо обращается не Георгий, а Вера. Она дико ревновала своего мужа, срывалась, орала, пила.
Однажды Лара обнаружила на лице Артура большой кровоподтек – под глазом до виска. Она не стала пытать ребенка. Но сфотографировала след явного удара, как обычно. Дождалась, когда вернется домой Георгий, застала его в кухне одного и в упор спросила:
– Что с лицом моего брата? Это твоих рук дело?
– Опаньки! – оскалился он в своей улыбке, на этот раз зловещей. – Не знал, что у нас тут прокурор завелся. А не пошла бы ты… Какого черта ты тут торчишь каждый день? Я, честно говоря, подумал, что из-за меня. Напрашиваешься типа. А потом понял, почему у такой красивой бабы никого нет. У тебя характер, как у гадюки. Ищешь, кого бы ужалить. Давно заметил, что ты все тут вынюхиваешь.
– Ах ты… – выдохнула Лара, но закончила спокойно. – Принимаю все сказанное как чистосердечное признание. Я предупредила.
– Я тоже, – хищно оскалился он.
В ту ночь Лара горько плакала, открыв воду в ванной. У нее уже два года был Андрей… Он развелся ради нее с женой. Купил для них квартиру. Они виделись пару часов в неделю. Он умолял ее выйти за него. Но она не могла заниматься своей жизнью и любовью. Не могла оставить Артура наедине с грозящей ему бедой ни на день. И делить такую мучительную проблему с Андреем тоже не могла. Он хочет нормальной семейной жизни, возможно, ребенка от нее. Тогда, чуть больше года назад, Ларе было двадцать девять лет. Тридцатый год прошел мимо. Время больше не имело никакого значения.
В тот вечер, год назад, Лара приехала в дом матери довольно поздно. На звонок ей никто не открыл. Лара вошла со своим ключом. На диване в гостиной храпела Вера. Лара прошла в комнату Артура, включила свет и оцепенела. Мальчика не было в постели. Лара металась по квартире, открывая все двери, звала… Кроме Веры, в квартире не было никого. Она схватила мать за плечи и трясла ее до тех пор, пока у той не стал более осмысленный взгляд. Но когда Вера заговорила, ничего внятного не произнесла. Когда до нее дошло, что в квартире нет Артура, промямлила:
– Так, может, гуляет…
– Какие гуляния!!! – кричала Лара. – Сейчас ночь! И нет нигде его телефона, я набираю, но он выключен. Вспоминай, идиотка, а то я из тебя кишки вытрясу…
С кишками, может, и получилось бы. Но вытрясти из этого организма хоть какую-то информацию было нереально. Лара бросилась на улицу, бегала по округе, звала. Потом вернулась в квартиру. Вера уже сидела на кухне и пила из кружки явно не кофе. Лара собралась до упора ждать Георгия, вдруг он куда-то повез ребенка. Его телефон тоже был выключен. Почему-то этот момент показался Ларе обнадеживающим. Этот коварный придурок мог таким образом наказывать именно ее. Он знает, как она пугается за Артура по любому поводу.
Лара просидела бы там до утра. Но позвонила Валентина, спросила, скоро ли она приедет.
– Нет, ты не торопись. Ничего страшного. Просто мне немного нехорошо.
И Лара помчалась домой. Было уже начало первого. Из машины позвонила в полицию без всякой надежды на результат. И, конечно, услышала дежурное: «Женщина, никто не будет искать ребенка, если его несколько часов нет дома. У нас масса вызовов по реальным преступлениям и несчастным случаям. Звоните знакомым, его друзьям. Может, засиделся у кого-то или заснул».
Лара набрала номер Константина. Он сразу ответил.
– Костя, извини, что так поздно, мне просто больше некого просить о помощи. Случилось вот что: Артур пропал. Полиция мне не верит, искать отказались. И я вспомнила: ты же делал фильмы по заказу МВД и прокуратуры. Наверное, сохранились контакты. Умоляю тебя: попроси кого-нибудь мне помочь. Только позвони прямо сейчас.
– Хорошо, – сказал Константин. – Я как раз еще в монтажной. Тут и лежат их карточки. Я попробую. Жди звонка от меня или с незнакомого номера.
Через десять минут ей позвонил человек, который представился следователем районной прокуратуры Ивановым и недовольно произнес:
– Лариса Валентиновна, обоснуйте, пожалуйста, свою уверенность в том, что с вашим сводным братом случилось несчастье. Пока я не понимаю причины такой тревоги. У нас свои сроки в подобных случаях. Я не могу поднимать людей из-за чьих-то нервов.
– Я обосную. И даже могу сейчас прислать снимки со следами побоев у ребенка. У него плохой отчим. Это очень жестокий человек с садистскими наклонностями. Да и мать наша – тоже очень проблемная мамашка. Она выпивает.
– Но почему вы исключаете самый простой вариант: мальчик элементарно сбежал от таких проблемных родителей и находится сейчас, к примеру, дома у друга?
– По двум причинам. У нас с Артуром самая серьезная договоренность – не выходить одному по вечерам из квартиры. Если бы он что-то решил, то обязательно позвонил бы мне. И он никогда не отключает телефон. И второе: у него нет таких друзей, к которым он пошел бы на ночь глядя. Впрочем, я не знаю, когда именно мальчик покинул квартиру. Телефон его отчима тоже отключен.
– Хорошо, – после паузы произнес Иванов. – Пришлите снимки. И адрес места жительства брата, ФИО и место работы его отчима. Я сообщу, когда что-то получится узнать. Но надеюсь, утром мальчик вернется сам. Дети теряют телефоны.
Лара влетела в квартиру, придумала для Валентины какие-то причины, по которым задержалась. Сказала, что с Артуром все в порядке, она уложила его спать. Сделала все нужные уколы Валентине, полежала рядом, пока та не уснула. Наверное, сама задремала, потому что звонок телефона взорвал ее мозг. Лара схватила трубку, плотно прикрыла дверь спальни и ответила только в кухне. На часах было четыре утра.
– Это Иванов, – услышала она. – Мне очень жаль. Но требуется опознание. Заявитель вы. Мать не в том состоянии. Куда за вами приехать?
Самая страшная казнь – это увидеть мертвого Артура. На какое-то время Лара исчезла. Живыми оставались только глаза. Патологоанатом назвал причиной смерти асфиксию. Ребенка задушили его шарфом. На теле есть травмы. Тело обнаружили в дальнем сквере их района. Оперативники остались на местности, чтобы найти телефон Артура. В наше время это главный свидетель.
Лара поднялась к двери квартиры на окаменевших ногах. Стояла, не решаясь открыть. Но дверь открыла Валентина. Она была смертельно-бледной и какое-то время молча смотрела на Лару.
– Скажи, – прошептала она.
– Я не могу, – выдохнула Лара.
– Постарайся. Ты должна.
Через два часа врач «Скорой» констатировал смерть Валентины от обширного инфаркта. Второй близкий человек покинул Лару в ту страшную ночь.