«
Ultra
posse
nemo
obligatur
»
Никого нельзя обязать сверх его возможностей (лат.)
Именно в этот детский дом «волею судеб» попала одна семилетняя девочка. Она не была сиротой. Ее мать Зоя была жива и здорова, но оказалось в тюрьме. Произошло это после того, как эта самая мать вместе с отцом девочки были арестованы за ограбление винного магазина. Они сорвали монтировкой висячий замок с двери заднего входа, зашли внутрь, наполнили сумку бутылками водки и уже собрались уходить, как путь им преградил милиционер. Он возвращался с дежурства по переулку, на котором как раз и располагался служебный вход в винный магазин. Не ожидая опасности от женщины, он пошел на вора, угрожая ему резиновой дубинкой. Грабитель, державший в руках авоську полную бутылок, начал пятиться назад. В этот момент Зоя, схватила монтировку, оставшуюся у двери, и нанесла охраннику мощный удар по голове. Мужчина охнул и упал замертво. Довольные своей победой грабители отправились домой, и продолжили веселиться.
На следующее утро их с трудом разбудили и арестовали. В квартире был полный беспорядок, везде валялись пустые бутылки, а в одной из трех комнат в шкафу спала маленькая девочка. По «горе родителям» девочки, как сказала их соседка, давно уже «плакала тюрьма». Она же рассказала печальную историю этой семьи.
Зоя росла в обеспеченной семье. Мать Зои была домохозяйкой, а отец работал завскладом на мясокомбинате, Он неплохо зарабатывал и постоянно таскал домой полные сумки с мясными деликатесами. Когда Зоя пошла в третий класс, ее родители захотели зарабатывать больше денег и завербовались на работу на «севера». На этом настаивал отец Зои, большой любитель выпивки и денег.
Свою страсть к алкоголю он унаследовал от родителей, которые всю жизнь проработали на спиртовом заводе. Его отец был шофером, а мать укладчицей и контролером продукции. Каждый день в ее руках оставалось до десятка некондиционных бутылок. По правилам их следовало утилизировать, но ей было жаль терять драгоценную жидкость. Выносить с завода продукцию запрещалось, за этим строго следили. Поэтому, по негласной договоренности с технологом, эти бутылки распивались работниками цеха в конце рабочего дня, в комнате отдыха. Сначала они, в отличие от старожилов, выпивали по маленькой рюмке разбавленного водой спирта. Когда же они превратились в «старожилов», им не стало хватать даже полного стакана, и они продолжали пиршество дома каждый вечер и все выходные дни, но уже за свой счет. Выйдя на пенсию, они, за неимением денег, стали варить самогон. Это занятие требовало времени и терпения, которого у них не всегда хватало. Однажды с глубокого похмелья они задешево купили бутылку водки, которой торговали прямо из кузова машины рядом с их домом. Они сели на лавочку, быстро откупорили бутылку и быстро выпили ее содержимое. Они так и остались сидеть на лавочке, только теперь им уже больше ничего не хотелось в этой жизни.
Отец Зои был уже взрослым, женатым мужчиной, когда его родители погибли, отравившись метиловым спиртом. Он с шестнадцати лет начал допивать из стаканов пьяных гостей, регулярно толкавшихся в их доме. Ко времени женитьбы он уже был большим поклонником «зеленого змия» и часто страдал с похмелья. Трагический случай с родителями его сильно напугал, но не настолько, чтобы он смог отказаться от употребления спиртного. Он просто перешел с водки на сухое, красное вино, по две бутылки которого он выпивал субботними вечерами. При этом он был уверен, что стоит ему захотеть, то он навсегда сможет отказаться и от этого удовольствия. Относительная «трезвость» пошла ему на пользу, он сделал карьеру, заняв место заведующего складом мясокомбината. Свою жену после этого он принудил бросить работу. Она согласилась, так как была беременна, и беременность протекала тяжело.
Когда память о трагедии, случившейся с его родителями, стерлась, он вернулся к «истинным ценностям». Правда, теперь он предпочитал коньяк. Как правило, он стойко переносил мучительную тягу к алкоголю три или, максимум, четыре месяца. В это время он изображал из себя достойного главу семейства, заботящегося о благосостоянии семьи. Эта его забота в основном сводилась к придиркам и упрекам в недостаточном внимании его тихой, кроткой жены к его «добытчика» нуждам. Он выказывал ей неудовольствие по любому поводу: если, вдруг, его одежда не была чисто выстиранной и выглаженной, ужин не состоял из трех блюд, а маленькая Зоя досаждала ему своими просьбами. К концу периода трезвости добропорядочный муж и «кормилец» становился невыносимо злобным и раздражительным, пока опять не добирался до выпивки.
Его запои проходили примерно по одному и тому же сценарию. Начиналось с того, что ему «приходилось» выпивать на работе по поводу очередного праздника или дня рождения друга или премии. Почувствовав опьянение, он становился «самым умным, самым важным и самым великим». Чувство эйфории заставляло его продолжать пить. Он уходил в запой, забыв обо всем: о работе, о своих обязанностях и трезвых расчетах. В эти дни он тратил деньги не считая, притаскивал домой случайных собутыльников и заставлял жену угощать его «новых» друзей закусками. Обычно радости от выпивки ему хватало на неделю, затем наступал период глубокого недовольства жизнью. В его опьяненном мозгу копошились пугающие его мысли о коварных происках его недоброжелателей, об изменах жены и даже о чертях, охотящихся за ним. Эти фантазии приводили его в состояние бессильной ярости: он грязно ругался, обзывал жену и дочь дармоедками, и часто избивал свою безответную супругу. Однажды он так рассвирепел, что схватил молоток и замахнулся на нее. В этот момент их дочь с криком бросилась спасать мать и попыталась оттолкнуть его. Он сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие, и ударил молотком ребенка. Зоя упала как подкошенная. Мать закричала «нечеловеческим» голосом:
–Ты ее убил.
Отец Зои моментально протрезвел, и позвонил в скорую помощь.
Они отвезли Зою в больницу, там ей сделали рентген головы. К счастью для нее, удар прошел по касательной, слегка повредив черепную коробку. Тем не менее, она пролежала в больнице три недели и ее еще долго мучили головные боли. Поэтому в первый класс она пошла на следующий год, когда ей исполнилось восемь лет.
Целых девять месяцев отец Зои не притрагивался к спиртному. Но, человек слаб – даже апостол Павел признавался, что «доброго которого он хочет, не делает, а злое, которого не хочет, делает». Алкоголики и все остальные нарушители общественного порядка могли бы сделать это высказывание своим девизом.
Отец Зои опять начал прикладываться к бутылке, и потихоньку вернулся к прежнему образу жизни. Единственное изменение в его запоях заключалось в том, что когда алкоголь не приносил больше радости, и наступал период «белой горячки» он уходил из дома, и жил в гараже. Гараж он купил, на случай если у него, когда-нибудь появится автомобиль.
Из запоя он выходил трудно, терзаемый не только физически, но и морально. Поэтому он выдумывал оправдывающие его истории, о каких-то злых завистниках, наводивших на него порчу и мешавших ему осуществить то, что он давно желал. У него была детская мечта купить себе автомобиль марки «Волга», но как только в его руках оказывалась более, менее значительная сумма денег, он «на радостях» уходил в очередной запой. После запоя он проклинал себя за то, сколько потратил денег на свое беспробудное пьянство. В трезвом состоянии ему было жалко даже дочери купить маленький подарок, не говоря уже о жене, которая не обновляла свой гардероб с момента их свадьбы.
В общем, он был патологически жадным и при этом любил выпить. Это неразрешимое противоречие он задумал преодолеть, зарабатывая большие деньги. Поэтому они с женой продали гараж и дом тещи в деревне, перевезли ее в свою квартиру и оставили на ее попечение дочь. Деньги, вырученные за дом, и пенсии должно было хватать на безбедную жизнь бабушки и внучки. Сначала бабушка и внучка часто получали письма и открытки от «северян».
Но шло время, письма стали приходить редко, а потом совсем прекратились. Бабушка начала волноваться и донимать дочь тревожными письмами. Но дочь ответила только когда получила телеграмму с вопросом: «Вы живы?». Оказалось, что отец Зои, наконец, купил себе «Волгу» и радовался этому целых два года. Он был неплохим водителем, и все было бы хорошо, если бы не его самомнение. Однажды в гололед он сел за руль в пьяном виде и, не справившись с управлением, врезался на большой скорости в придорожный столб. Он получил серьезные травмы головы и позвоночника, превратившие его в «овощ» на коляске. Его несчастной жене пришлось за ним ухаживать несколько лет, пока смерть не вспомнила о нем.
Когда мать вернулась, Зоя была уже подростком с невыносимым характером. Она плохо училась и «водилась с хулиганами». Измученная свалившимися на нее испытаниями, мать Зои после очередного, безобразного скандала с дочерью умерла от инсульта. Единственный человек, которому Зоя была обязана тем, что она все-таки выросла и получила аттестат о восьмилетнем образовании, была ее бабушка. Бабушка, несмотря на все выходки Зои, относилась к ней с какой-то болезненной, всепрощающей любовью, напоминавшей обожание, которое испытывала ее тихая, скромная дочь к своему мужу-тирану.
Зоя с детства была неусидчивым, непослушным ребенком. Она постоянно ломала игрушки, задирала, игравших с ней малышей и дралась со своей бабушкой. Повзрослев, Зоя научилась сдерживать свою злость, но всегда чувствовала себя как будто «не в своей тарелке». Она была «брошенным» ребенком с чувством постоянной тревоги и тоски. Со временем даже нелепые обвинения пьяного отца ей стали казаться справедливыми, она была теперь уверена, что это из-за ее плохого поведения родители покинули ее. Ее часто одолевали мрачные мысли, и только в обществе бабушки она бывала более, менее спокойной, хотя временами даже на нее она набрасывалась с руганью и кулаками. В окружении посторонних людей Зоя теряла уверенность: она не знала, как себя следует вести. Уставая от угнетающего ее чувства вины и собственной неполноценности, она становилась агрессивной, безрассудной и совершала неразумные поступки.
Зое трудно давались все предметы в школе. Она не то, чтобы не была способна к мыслительной деятельности, но ее мысли постоянно меняли свое направление. Она не могла сосредоточивать долго свое внимание, на чем бы то ни было, и из-за этого плохо запоминала то, что пыталась выучить. Свое отставание в учебе, она компенсировала отрицанием ценности школьного образования вообще. Эта бравада толкала ее на дружбу с второгодниками и хулиганами, которых она подчинила своей воле, поскольку могла выдерживать сильную боль и драться с неукротимой яростью.
Вместе с ними она командовала всеми детьми во дворе. Среди них она была заводилой. Пока ее не волновали вопросы пола, одной из любимых забав для нее, было стравливание участников их игр между собой. Так, почти каждый день за право первенства перед всем двором дрались сестры-близнецы, а за пару конфет малыши отвешивали друг другу увесистые тумаки. Игра в Казаков-разбойников заканчивались унизительными и болезненными издевательствами над проигравшими «казаками или разбойниками». Под ее руководством старшие дети обложили оброком малышню. Маленькие дети могли участвовать в играх старших, только если приносили из дома сладости.
Но вместе с ее возрастающей сексуальностью изменялись и ее развлечения. Однажды Верзила, как друзья его звали из-за того, что он был старше и выше ростом всех во дворе, позвал ее за гаражи. Там он, с опаской оглядываясь по сторонам, дал ей помятый, замусоленный листок из школьной тетради. Зоя прочитала то, что было там написано от руки корявым почерком. Это был отрывок из порнографического романа с подробным описанием постельной сцены. Зоя, закончив чтение, грязно выругалась:
– Не х.. себе, какая гадость.
– Никакая не гадость, а ты просто дура малолетняя, – сказал обиженный Верзила.
Зоя, однако, не была искренней в своей оценке прочитанного отрывка. Она захотела найти книгу, из которой был взят этот эпизод, и даже несколько раз ходила в библиотеку. Ее поиски не дали результатов, но воспоминания о совокуплении влюбленной пары начали мучить ее постоянно. Теперь, ложась в постель, она истово ласкала сама себя, и изредка, устраивала драки между своими приятелями за право поцеловать ее в губы и потрогать едва наметившуюся грудь. Победителем всегда оказывался Верзила. Ей не нравилась его грубость, и она изменила условия поединков. Об этом во дворе ходили невероятные слухи. Якобы один из ее обожателей, а именно Верзила, был пойман в момент кражи для нее шоколадки из магазина. На первый раз его отпустили после проведения беседы. Но Верзила не смирился с тем, что другой поклонник, подаривший Зое шоколадные конфеты, всю ночь держал ее за грудь. После второй попытки кражи Верзила отправился в колонию для несовершеннолетних преступников. А Зоя, избавившись от надоедливого обожателя, продолжила стравливать своих приятелей, наслаждаясь своей властью над ними. В милицию поступали заявления от разгневанных мамаш о негодном поведении Зои, которую участковый называл не иначе как малолетней «леди Макбет». В общем, в свои неполные четырнадцать лет она уже состояла на учете в милиции.
В пятнадцать лет она влюбилась в нового учителя истории. Непонятно каким ветром в обычную школу, в рабочем районе занесло настоящего «чудо просветителя», но факт остается фактом. Этот стильно одетый, красивый, молодой эрудит с прекрасными манерами разительно отличался ото всех преподавателей. На первом уроке он представился сам, но не стал перечислять фамилии учеников по журналу, а сразу перешел к рассказу об изучаемом ими периоде истории, сопровождая его деталями из личной жизни тогдашних правителей, и так и нераскрытыми мистическими тайнами той эпохи. За 15 минут до конца урока он попросил всех записать в тетради основные события тех времен и соответствующие им даты, которые они успели запомнить. Пока они этим занимались, он записал на доске названия художественных книг, относящихся к теме урока. Затем стал ходить с журналом от парты, к парте требуя, чтобы ученики ставили себе в журнал оценки, которые, по их мнению, они заслужили за усвоение новой темы в классе. Это было так неожиданно, что даже отличники побоялись поставить себе пятерки.
Видимо у нового учителя была очень хорошая память: через пару недель он уже знал имена и фамилии всех учеников. Он обращался ко всем на вы и никогда не повышал голос. Теперь он, кроме оценок в конце уроков, иногда, во время объяснения нового материала спрашивал кого-нибудь о том, какие из событий изученных ими в классе раньше, могли иметь отношение к обсуждаемому теперь периоду. Дни для Зои, также как и для остальных учеников в ее классе проходили в мучительном ожидании следующего урока истории. У всех мальчиков теперь волосы были аккуратно подстрижены, а школьные формы выстираны, выглажены и застегнуты на все пуговицы. Девочки были более изобретательны, на их аккуратно причесанных волосах появились яркие заколки, а на косах большие, красивые банты. Накладные воротнички на их формах сияли белизной, а в тетрадях они выделяли записи разноцветными карандашами. В общем, ученики в своей основной массе превратились в фанатов истории. Многие даже стали читать рекомендованные учителем художественные книги, относящиеся к изучаемым периодам истории.
Зоя не читала ни учебника по истории и, тем более, никаких художественных книг. Она всегда ставила себе двойку в журнал за освоение нового материала, при этом никогда не решалась посмотреть в глаза учителя. Тем не менее, она стала меньше проводить времени со своими приятелями, больше крутиться перед зеркалом, и даже стала помогать бабушке по хозяйству. Когда она, вслед за остальными девочками, пришла в класс в новой школьной форме с кружевным, белоснежным, накладным воротничком, то вызвала завистливые взгляды у своих вечных соперниц, высокомерных отличниц. На перемене, после урока истории одна из этих «маменькиных дочек», как Зоя их называла, громко сказала, чтобы все вокруг услышали:
– Зоя, я понимаю, что ты без памяти влюбилась в нашего учителя. Но ты со своими дурными наклонностями вряд ли сможешь привлечь его внимание. Думаю, все согласны, что я права.
Это были ее последние слова, так как Зоя в этот момент уже ударила ее кулаком по лицу, толкнула на пол, и стала колотить ее, что есть силы. В это время из кабинета вышел учитель истории и, оттащив Зою от одноклассницы, помог той подняться и отвел ее в медицинский кабинет. Когда он вернулся на место происшествия, там стояла директриса и, строго глядя на понурую Зою, говорила:
– Запомни, если ты выкинешь еще что-нибудь подобное, я лично позабочусь о том, чтобы тебя отправили в колонию для несовершеннолетних преступников.
После этого случая с Зои сошел «морок» и теперь она проявляла свою симпатию к учителю, тем, что пыталась срывать его уроки громкими разговорами и издевательскими смешками над ответами других учеников. Она все ждала, когда он, наконец, взорвется и обратит на нее свое негодующее внимание. Его спокойные замечания, особенно его обращение на вы, из-за которых никто в классе не поддерживал ее болтовню, причиняли острую боль ее самолюбию. В один из дней, не сумев справиться с очередным приступом бессильной, любовной тоски, она положила ему на стул, под оторвавшуюся обивку острые, длинные кнопки и ждала его реакции. Учитель, ничего не заметил и сел на стул, гримаса боли исказила его красивое лицо, он медленно встал и, не поворачиваясь к классу спиной, стоически довел урок до конца, правда без обычной процедуры оценивания знаний. На перемене он, надев плащ, чтобы никто не увидел кровь на его брюках, вынул кнопки из стула, оторвал окровавленную обивку и, взяв их с собой, ушел из школы. Это был единственный случай, когда Зинаида почувствовала раскаяние за содеянное ею злодеяние. Она была уверена, что учитель доложит об этом инциденте директору, будет проведено расследование, и она пойдет «по этапу». Ей этого даже хотелось, ей хотелось любым способом покончить с мучительной, любовной тоской, терзавшей ее. Но вместо этого преподавать историю им начала старая, вредная «грымза», а прежнего, молодого и красивого учителя никто больше не видел. Кто-то узнал, что он перешел на другую работу. Зоя по этому поводу даже всплакнула. С тех пор, временами ее мучила совесть. Она вспоминала укоризненный взгляд учителя, брошенный им на нее перед уходом. Он догадался, кто подложил кнопки на стул, но не сказал об этом никому. Зоя была уверена, что он промолчал, с единственной целью, чтобы она смогла закончить обучение.
После восьмого класса Зоя поступила в культпросвет училище по специальности организатора культурных и просветительских мероприятий. После его окончания ее распределили на работу в заводской клуб. Завклубом там работала многоопытная, пожилая женщина, которую звали просто Маргаритой. Маргарита, взглянув на свою новую помощницу, с минуту изучала мрачноватое, почти злое выражение ее лица. Выжидающий взгляд коричневых глаз и напряженность позы говорили об отчаянной попытки скрыть ее неуверенность в себе. Маргариту «накрыла волна» грусти под нахлынувшими на нее вдруг воспоминаниями о годах своей ушедшей, неприкаянной юности. Она не могла не сочувствовать беспомощности и уязвимости юных девушек. Она улыбнулась и сказала:
– Добро пожаловать в нашу команду. Надеюсь, ты готова проводить культурно-просветительскую работу среди пролетариата и нести светлые идеи коммнизма в массы трудящихся.
– Да, – облегченно вздохнув, ответила Зоя.
Обязанности помощника завклубом, как никакая другая деятельность, отвечали характеру Зои. Теперь она все время была в гуще дел и событий. Вместе с командой оформителей, музыкантов и рабочих, она организовывала и обустраивала помещения для проведения торжественных мероприятий и концертов. Каждую субботу в самом большом зале клуба проводились концерты художественной самодеятельности, и затем танцы под музыку заводского, инструментального ансамбля. Зоя не танцевала, но подглядывала за танцующими парами из-за занавеса на сцене. Она следила за высоким, симпатичным парнем, который почти каждую субботу появлялся на танцах. Она даже знала его имя, Вадик, но не разу не решилась показаться перед ним в зале.
Маргарита была довольна своей помощницей, она перевалила на ее плечи все рутинные дела. Теперь завклубом смогла заняться более интересными проектами. Маргарита стала через своих однокурсников по институту культуры организовывать выступления известных артистов и музыкантов на сцене их клуба. Причем для работников завода эти зрелища были бесплатными, а для посторонних билеты стоили достаточно дорого. Поскольку большая часть этих денег шла артистам, то скоро заводской клуб стал притягательным местом даже для знаменитостей. Благодарные артисты часто после выступления приглашали Маргариту и ее помощников на вечеринки. Зоя их посещала, но никогда на этих «пирушках», также как и на вечеринках со своими друзьями из училища, она не пила алкоголя. Для нее это было чем-то вроде табу. Соблюдение этого запрета позволяло ей надеется на получение индульгенции, искупавшей ее плохое поведение в детстве. Это табу было мостиком, соединявшим ее память с одним из главных, светлых воспоминаний о ее почившем отце. Будучи, сам горьким пьяницей, он постоянно внушал своей маленькой дочери, что для женщин употребление спиртного чуть ли не самый страшный грех. Пьющие женщины, по его мнению, очень быстро впадают в зависимость от алкоголя, теряют свою красоту, а затем и честь.