Большой переспелый помидор ударил в боковое окно едва Лис захлопнула дверь. О лобовое стекло разбилось яйцо. Еще что-то склизкое шмякнуло сзади. Лис заблокировала двери, вцепилась в руль и наконец расплакалась. Она несла эти слезы со второго этажа издательства L’Academie Populaire, где располагался книжный магазин, в котором должна была состояться ее давно запланированная встреча с читателями. Но пришедшие на встречу люди ее книгу явно не читали. Зато они читали журналы карикатур, слушали радио и смотрели телеканалы. Они не дали ей сказать и слова. Когда Лис вошла в зал, они начали свистеть и выкрикивать какие-то слова, смысл которых не сразу дошел до нее. Лис рассеяно улыбалась, глядя на разъяренные лица и пытаясь понять, что происходит.
– Позор шарлатанам! Наркодилеры – вон из науки! Чему ты учишь наших детей? – кричали благодарные читатели. Лис расслышала даже: – Убирайся обратно в Россию!
Она не имела права заплакать при них. Она спустилась вниз, стараясь выглядеть спокойной, и села в машину.
А началось все, казалось бы, с ерунды. С одной-единственной строки в научном отчете доктора Алисы Тавридис, опубликованном в журнале «Вестник экзобиологии» за 2021 год. Отчет содержал список сложных органических молекул, которые, по ее мнению, присутствовали в атмосфере Марса. Выводы основывались на анализе данных спектральных исследований, полученных с десятка орбитальных аппаратов и зондов проекта Евроспектрум. Обработав эти данные с помощью созданного ей уникального алгоритма квантового сканирования, доктор Тавридис и получила такой результат. Да, эти молекулы не были пойманы и опознаны физически. Алиса Тавридис открыла их на кончике пера. Но ее метод и разработанная на его основе технология доказали свою эффективность в многочисленных экспериментах и тестовых испытаниях на Земле и в ближнем космосе. В списке вычисленных таким образом молекул и фигурировало название вещества, которое неспециалисту не то что запомнить – выговорить невозможно: дельта-9-тетрагидроканнабинол.
Злополучная строка не стала бы достоянием широкой общественности, если бы не интервью малоизвестного венгерского физика Эндре Патакиша одному из нидерландских каналов. В нем он раскритиковал Европейский исследовательский совет за то, что тот финансирует явно шарлатанские проекты, тогда как его, Эндре Патакиша заявки постоянно задвигаются под сукно. В качестве примера шарлатанского проекта он привел информацию Алисы Тавридис об обнаружении на Марсе тетрагидроканнабинола. Строчка была помечена красным маркером и крупно позиционировалась на экране.
– Вы знаете, что это такое? Это основное психоактивное вещество, содержащееся в марихуане. Химически чистый гашиш! Она утверждает, что обнаружила на Марсе гашиш! Вот, вы уже смеетесь! И зрители смеются. Конечно, у вас есть чувство юмора. А у этих функционеров от науки, у этих евробюрократов чувства юмора нет. И чувство реальности они давно утратили. Они наркотики, видите ли, ищут на Марсе, в то время как серьезные научные проекты задыхаются в рамках своих тесных бюджетов!
На следующий день началась вакханалия. Первой, как и положено, отреагировала желтая пресса. Появились интервью, которые она никогда не давала, иллюстрированные не ее фотографиями, часто в купальниках. Из пыльных архивов была извлечена и раздута до неузнаваемости история о том, как студентка второго курса Университета Амстердама Алиса Тавридис ушла бродить по Европе с группой наркоманов, величавших себя «последними из хиппи», и как ее чуть не посадили на три года за наркотики. К этой плодородной теме подключились карикатурные журналы и юмористические шоу.
А потом за дело взялись эксперты. Десятки экспертов, о которых Лис, занимавшая в биологической науке далеко не последнее место, даже понятия не имела. Она с изумлением смотрела бесчисленные ток-шоу, и почему-то часто вспоминала любимого с детства Гулливера: «… мне никогда еще не приходилось видеть смертных, которые бы так поражали своей фигурой, одеждой и выражением лиц. У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой прямо вверх к зениту. Их верхняя одежда была украшена изображениями солнца, луны, звезд вперемежку с изображениями скрипки, флейты, арфы, трубы, гитары, клавикордов и многих других музыкальных инструментов, неизвестных в Европе».
Только теперь Лис поняла силу слова, сказанного с глубокомысленным видом и поданного под пикантным соусом в утренний или вечерний прайм-тайм. И, подобно герою другого великого романа, над первыми выступлениями Лис смеялась, потом удивлялась, а затем наступила третья стадия – страха. Страх вызывала сила и неуязвимость абсурда. И еще не поддающаяся никакому объяснению неадекватность, непропорциональность реакции. Это была ненависть.
Послышался свисток полицейского и властный голос произнес:
– Господа, прошу вас разойтись! Вы нарушаете порядок! Я буду вынужден применить силу! Всем разойтись!
Крики толпы сразу смолкли. Рука в краге два раза стукнула в стекло, заставив Лис поднять голову, и показала жестом «уезжай отсюда». Лис включила дворники, размазавшие по стеклу яичные внутренности, и медленно тронулась с места. Начался дождь. Хоть в этом повезло.
Коллеги перестали звонить Лис, а ее звонки все чаще оставались без ответа. Если кто-то и брал трубку, то отделывался вежливыми «как дела?» и «все в порядке» и старался поскорее закончить разговор. При встречах с ней вежливо раскланивались, но близко не подходили. О научных конференциях Лис стала узнавать не по приглашениям, а из новостей. Вокруг Лис образовалась мертвая зона. И вот сейчас эта разъяренная толпа в L’Academie Populaire… Она вспомнила, что не увидела возле себя ни одного работника издательства или охранника!
Но было бы несправедливо обвинять всех поголовно коллег в том, что они поддались академическому стадному инстинкту. Некоторые из них, как знакомые, так и незнакомые, выражали Лис сочувствие и старались оказать поддержку. Ведущие ученые из разных стран заявляли о том, что метод и технология квантового сканирования доктора Тавридис полностью состоятельны и научно обоснованы, а ее выводы заслуживают доверия. Но эти голоса тонули в реве толпы.
Лис подъехала к дому и вырулила на свою обычную стоянку. Дождь, перешедший в ливень, смыл с машины последние воспоминания о встрече с читателями. Она вышла, не взяв зонт.
Дома промокшая насквозь Лис первым делом разделась и завернулась в полотенце. Потом налила воду в кофеварку. В этот момент зазвонил телефон. Номер был незнакомый. Разговаривать ни с кем не хотелось, к тому же скорее всего это был очередной тролль. Лис неохотно взяла трубку.
– Алиса! Как поживаешь?
Лис узнала голос профессора Бернара Кот-д’Аржана. Он был огромным человеком, и даже его голос в трубке занимал много места.
– Как поживаешь?
– Нормально. Рада слышать.
Профессор Бернар Кот-д’Аржан входил в число ведущих микробиологов мира. У него было много научных интересов, регалий и достижений, и в числе прочего, он считался ведущим в мире специалистом по странной науке, которая называется экзомикробиологией.
Профессор был горячим сторонником гипотезы панспермии, и в рамках этой концепции изучал морфологию бактериальных колоний и механизмы адаптации бактерий к различным условиям. Он пришел к выводу, что занесенные на планету семена жизни для своего сохранения и развития должны решать двуединую задачу: с одной стороны, они должны приспосабливаться под местные условия и использовать местные материалы, а с другой стороны – стремится воссоздать в новом месте обитания условия, свойственные для их прародины. Поэтому они неизбежно должны создавать структуры, взаимодействующие с внешней средой и одновременно формирующие свою собственную. Наиболее оптимальная форма такой структуры – пузырь. Оболочка пузыря должна представлять собой своеобразный плотный ковер, обладающий свойством мембраны. Такая мембрана может отбирать из окружающей среды только нужные элементы и формировать пузыри со своей собственной, отличной от окружающей, атмосферой. В этой среде, для которой профессор ввел термин «булласфера» (от латинского bulla – пузырь), и может дальше развиваться занесенная на планету жизнь.
«Колония бактерий – самая умная система во Вселенной» – утверждал Кот-д’Аржан, поднимая к небу короткий толстый указательный палец. Книга Бернара Кот-д’Аржана «Принципы адаптации бактериальных структур», написанная еще в 1993 году, вошла в канонический свод панспермистов.
– Ты слышала?
Лис перебрала в памяти все события последнего времени, о которых можно было бы таким значительным тоном спросить «ты слышала?», но ничего не вспомнила.
– Не слышала. Да я теперь вообще ничего не слышу, кроме…
– Ну да! Я знаю, моя милая, что тебя заклевали! Это какой-то бред! Но я как раз по этому поводу и звоню.
– По этому поводу? В каком смысле?
– В прямом! Приглашаю тебя в мой институт. Вот у меня список, и ты в нем первая!
– В какой институт?
– Значит, ты действительно ничего не слышала… Европейский институт экзобиологии и экзоорганической химии IERECEO!
– Как?
– Вот так! Неправительственная организация. Зарегистрирована буквально только что консорциумом частных инвесторов. Я назначен директором. Цель…
– Поздравляю! Рада за вас.
– … Цель – миссия на Марс!
– Вы серьезно?
– Абсолютно! Поиск жизни в самых глубоких пещерах! Мы найдем ее!
– Пилотируемая миссия?!
– Нет. Нам предстоит создать спелеологического робота, который проникнет в пещеру, обнаружит жизнь, возьмет образцы и доставит их на Землю!
– Я все-таки не могу понять – шутите вы или говорите серьезно.
– На этот раз серьезно. Так вот. Ты мне нужна. Ты должна создать роботизированную микробиологическую и биохимическую лабораторию на основе твоего метода квантового сканирования. Ты уже запатентовала метод?
– Да. И метод, и технологию. Но продавать пока не собираюсь.
– Мне это и не нужно! Передашь права на использование в рамках миссии, и сама же возглавишь разработку.
– Заманчиво.
– Так я ставлю галочку?
– Бернар, но вы же знаете, что я сейчас… токсичная. Меня только что чуть не забросали яйцами. Боюсь, ваши инвесторы будут не очень рады.
– Они будут рады до ушей! Я им сказал: или Тавридис приходит, или я ухожу.
– Это уж слишком! В какое положение вы меня ставите?
– В нормальное положение! В положение, которое должен занимать настоящий ученый твоего уровня и таланта! Так я ставлю галочку?
– Мне нужно подумать.
– Не нужно тебе думать! Предоставь это мне! Так я ставлю галочку?
– Ну… ставьте.
– Молодец! Это лучшее твое решение! И мое тоже. Значит так: наше здание будет готово через три месяца. Пока мы занимаем целый этаж в отеле «Калахири». Первое совещание завтра в десять. Не опаздывай!
Несмотря на то, что в это время посетителей в Клиши-Батиньоль было мало, двое мужчин, неспешно прогуливающихся по парку, разговаривали вполголоса и иногда бросали вокруг проницательные взгляды. Один из них, пожилой, старался держать осанку, расправлял плечи и высоко поднимал свой мясистый нос. Это был Обен Ламбер, начальник отдела в управлении нелегальной разведки директората внешней безопасности Министерства обороны Французский республики.
Второй же, что помоложе, напротив, безуспешно пытался скрыть свою военную выправку под свободной одеждой и развязной походкой. Его имя… Впрочем, у суперагентов не бывает имен. Или их бывает слишком много. Он спросил:
– Но почему этим делом должна заниматься военная контрразведка?
– Потому что проект получил беспрецедентное финансирование и окружен беспрецедентной секретностью. Технологии, которые там создаются, превзойдут многие наши военные разработки. И все, заметьте, в частных руках. Это само по себе требовало бы нашего внимания. Но проблема еще и в том, что эти частные руки какие-то… скользкие. Слишком у них все гладко. Малоизвестные миллиардеры, сделавшие себе состояние за последние пять-десять лет. Все компании легальные, работают по всему миру, но в основном со странами Африки и Латинской Америки и связаны, прямо или косвенно, с фармацевтическим бизнесом. Вдруг они все вместе в патриотическом порыве захотели переплюнуть Илона Маска и вывести Францию в лидеры космических исследований…
– Но они же не могут работать совсем подпольно. Они пригласили ученых, чьи имена постоянно на слуху. Профессор Кот-д’Аржан, доктор Тавридис, доктор Милли, профессор Ливеров – неужели они согласились бы участвовать в сомнительном проекте?
– Нет, конечно. Для ученых это не сомнительный проект, а настоящий прорыв в будущее. Ты видел какие корпуса им построили? Их лаборатории – самые оснащенные в мире! К тому же Кот-д’Аржан поставил условие, что все научные результаты будут принадлежать ученым, и будут абсолютно открытыми. Алиса Тавридис согласилась, потому что ее пригласил Кот-д’Аржан, и потому что у нее не было другого выхода после того скандала.
– А, помню. Марихуана на Марсе. Смешно…
– С одной стороны смешно, а с другой – подозрительно. Видишь ли, консорциум инвесторов образовался как раз после той публикации.
– Но ведь практически весь научный мир признал ее результаты несостоятельными.
– Это как раз стало результатом компании, развернутой против нее в СМИ. Ученые тоже люди, и сбить их в стадо может быть даже легче, чем баранов. Мы выяснили, что вся компания была тщательно подготовлена и организована. Мы не знаем заказчиков, но кому-то очень хотелось дискредитировать результаты исследований Тавридис. И сразу после этого образовывается консорциум. Вряд ли это совпадение.
– Вы имеете ввиду, что…
– Да, кто-то поверил этим результатам и захотел ими воспользоваться.
– Как же этим можно воспользоваться? Это же на Марсе!
– Вот это нам и предстоит узнать.
– А как они объясняют свое желание остаться неизвестными для широкой публики?
– Скромность.
– Я серьезно.
– И они серьезно. Это не проект отдельных лиц, это проект всей Франции. Так сказано в их пресс-релизе. Состав группы инвесторов будет разглашен только после получения первых результатов.
– Чтобы было на кого нацепить орден?
– Не думаю, что это их сильно волнует. Видишь, ли у меня есть обоснованное подозрение, что все эти инвесторы – пешки. За ними стоит один человек. Один очень серьезный человек. И мы должны выяснить кто это. И зачем ему все это нужно.
– Но почему не провести официальное расследование?
– Деньги. Деньги решают все. Огромная доля финансирования пошла на раскрутку проекта и лоббирование. Ты же видишь, какую патриотическую кампанию они развернули. Ты представляешь, какие это деньги? И в чьи дудки они дуют? Наш бедный президент уже мнит себя Наполеоном космоса. Едва вопрос касается Марса, он скрещивает руки на груди и выставляет вперед правую ногу. В такие минуты разговаривать с ним совершенно невозможно. Министр внутренних дел даже слышать не хочет о проведении официального расследования. В Еврокомиссии… да что о них говорить!
– То есть, мы остались одни?
– Да. И ты остаешься один. Ты должен внедриться в этот консорциум и постараться подняться как можно выше. Если это мафия, а все говорит именно за это, то ты – самая идеальная кандидатура. Ты нигде не засвечен. Действовать будешь на свой страх и риск. Об этой операции знаем только мы с тобой и наш шеф.
– Понятно. Согласен.
– Итак, ты офицер разведки, суперагент и диверсант. Ты обижен на командование за то, что тебе не дают повышения после успешных операций в Ливии, России и Венесуэле. Тебе вдвое сократили компенсации, на которые ты рассчитывал. Сейчас тебя задвигают на малооплачиваемую работу чтобы сэкономить на пенсионных доплатах. Одним словом, командование относится к тебе по-скотски. Такова твоя легенда.
– Почему легенда? Это чистая правда!
– Знаешь что! Научись не говорить начальству вещи, которые ему неприятны. После операции сам станешь руководителем. Еще наслушаешься претензий… Итак… Тьфу, черт, сбил меня!.. О чем я говорил?… Да! Итак, ты располагаешь ценной информацией и даже агентурой. Ты согласен передать ее им, при условии, что тебе обеспечат постоянную высокооплачиваемую работу. Информацию мы тебе подберем, причем настоящую и ценную. Кинем под танк пару-тройку зажравшихся кротов, ну и так далее. Связь, документы, все что нужно – получишь обычным порядком. Я просто хотел лично поговорить с тобой, сынок, и пожелать удачи.
Они пожали друг другу руки и разошлись по одному.
– Ты весь, вместе со всем дерьмом, которым ты набит, не стоишь пули, которая вышибет твои сраные мозги! – сказал Малыш Потерон.
Юджин Уолш сжал кулаки, но промолчал.
В жизни Юджина Уолша были и радости, и огорчения. Самой большой его радостью было то, что он англичанин. А самым большим огорчением – то, что он не сэр Юджин, не член Королевского общества и не лауреат Нобелевской премии. Да, еще его огорчало, что некоторые другие англичане были и сэрами, и членами, и лауреатами.
Юджин Уолш был джентльмен. В офис Малыша Потерона, если можно назвать офисом небольшой прокуренный подвальчик, охраняемый двумя вышибалами, его привело то, что он проиграл в клубе другому джентльмену большую сумму денег, которой у него не было. Он пообещал перевести деньги завтра. Выигравший джентльмен был очень доволен, не имел никаких возражений, и, обняв дорогого Юджина за плечи, повел его в бар угостить хересом.
Вечером того дня Уолш пришел к человеку, который, как он знал, заправлял торговлей марихуаной в его районе и ссужал небольшие суммы под большие проценты. Это и был Малыш Потерон. Уолшу нужно было выгадать хотя бы неделю, за которую он рассчитывал одолжить денег у друзей или взять кредит. Надо ли говорить, что друзей у него не оказалось, а в кредите ему отказали.
Началась обычная в таких случаях история, описанная в сотнях романов и фильмов. Срок возврата прошел, проценты росли с астрономической скоростью, а идти было некуда. Поскольку Уолш был джентльмен, он не мог позволить себе не брать трубку и был вынужден выслушивать с каждым разом все более развязные и грубые угрозы. Не мог он позволить себе и сбежать. От напряжения психика стала давать сбои. Утром, глядя в зеркало, он уже не радовался, что он англичанин, а только рассматривал свой поникший тонкий нос.
В один прекрасный день, собрав в кулак всю свою волю, он пришел к кредитору, и сказал, что денег на выплату долга у него нет, продать ему нечего, и что тот может застрелить его прямо сейчас. Тут он и услышал фразу про дерьмо, пулю и сраные мозги.
– Даю тебе крайний срок – три дня, – добавил Малыш Потерон. – Потом готовь почки на продажу.
Юджин Уолш повернулся и поплелся к двери, но не успел он выйти, как Малыш Потерон вдруг вспомнил, что недавно сверху поступило указание собирать информацию обо всех компьютерщиках, имеющих проблемы с законом или влезших в долги. Это была обычная манера его боссов решать кадровые вопросы.
– Э, как тебя… Юджин! Постой-ка… Кто ты, говоришь, по профессии?
– Системный аналитик, – с готовностью ответил Уолш. – Я очень хорошо зарабатываю, и если вы остановите проценты, я смогу вернуть долг за семь с половиной лет, выплачивая еженедельно по…
– Ладно, чувак, возможно, тебе повезло, и я помогу тебе отработать деньги. Садись, пиши резюме. Пиши кто ты, что ты, и главное – что умеешь делать.
– Не пора еще? – раздался голос из аудитории.
Егор Солнцев посмотрел на часы.
– Да, на сегодня все. Коллеги, прошу в столовую.
Аудитория одобрительно зашумела, задвигались стулья, и вся компания проследовала на кухню. Егор выдавил половинку лимона в граненый стакан, подцепил ложечкой попавшие туда косточки и долил на три пальца водки. Остальные слушатели налили себе просто водки.
Полгода назад Егор, который никогда раньше не отличался особой дисциплинированностью, завел распорядок дня и с тех пор ни разу не отступил от него. Подъем, холодное обливание и завтрак – с 6 до 7 часов. Работа, с получасовым перерывом на обед – с 7 до 18 часов. Лекция – с 18 до 19 часов. И, наконец, ужин со слушателями – в 19 часов.
Такой распорядок был заведен после того, как Егор получил письмо следующего содержания:
Кому: Доктор Егор Солнцев
От: Генрих Грин Джонсон
Швейцария, Берн.
Дорогой Егор,
По результатам заседания Совета попечителей Института LONAR, вынужден сообщить вам, что институт более не нуждается в ваших услугах и, в соответствии с пп.34.1–34.8, расторгает контракт с вами.
Испытывая искреннее сожаление по этому поводу, не могу не сказать о причине, побудившей Совет принять такое решение. Причина в том, что в последнее время ваши теоретические воззрения и поставленные вами цели стали простираться гораздо дальше скромных научных задач, стоящих перед LONAR. Задача нашего института – регистрация и изучение гравитационных волн, возникающих от слияния и поглощения черных дыр. Вы же поставили себе цель, насколько это смогли понять мои коллеги и я, доказать существование неких волн, переносящих живые души. Налицо полное несоответствие наших с вами научных интересов, что делает невозможным ваше дальнейшее участие в проекте.
Вместе с тем, от имени руководства и сотрудников института LONAR, и от себя лично, хочу поблагодарить вас за 3 года плодотворного сотрудничества. Ваши расчёты амплитудных форм возмущений метрики пространства-времени в продольной калибровке с отрицательным следом легли в основу гравитационного детектора LONAR/GWD.v4.0.3, на котором было сделано несколько замечательных открытий. В связи с этим, имею честь сообщить вам, что Совет попечителей постановил выплатить вам премию в размере половины от общей суммы вознаграждений, полученных вами в течение года. Надеюсь, вы оцените наше доброе к вам отношение.
Хочу также напомнить вам, что упомянутые мною выше расчеты остаются собственностью компании LONAR Ltd., основного инвестора одноименного института. Все взаимные обязательства, вытекающие из этого, вам известны.
Остаюсь искренне ваш,
После этого у Егора Солнцева оставалось только два пути: начать пить или продолжить свои исследования в одиночку. Он пошел сразу по обеим дорожкам.
Он поставил себе целью математически обосновать, а затем экспериментально доказать существование ультрагравитационных волн, лежащих за пределами диапазона обычных или, как он говорил, «грубых» гравитационных волн, и переносящих quantum vitae, или «кванты жизни».
Термин quantum vitae Егор позаимствовал из песни малоизвестного исполнителя реггей Джозефа Джиби, жившего во Франции в конце 70-х, непонятно почему рекомендованной ему сервисом YouTube.
Первоначально коллеги с юмором отнеслись к его идеям. Они считали его пусть сумасбродным, пусть с тараканами в голове (а у кого их нет? только у бездарей!), но талантливым чудаком-математиком, с которым приятно и, главное, полезно иметь дело. Но когда на научной конференции в Сиэлте, штат Вашингтон, он выступил с докладом о «нематериальном диапазоне гравитационных волн, квантах жизни, кармических вибрациях и кармическом резонансе», он был освистан, не буквально, конечно, а в академическом смысле, осмеян, и выжат из науки. К нему прочно приклеился ярлык сумасшедшего профессора.
Привыкший всегда работать в группе, в контакте с коллегами, на которых он мог проверять идеи и оттачивать формулировки, он нуждался в слушателях. Таковые нашлись в лице Ереваныча и Сундука, двух уважаемых в жилмассиве алкоголиков, с которыми Егор образовал прочную тройку.
Ереваныч к столице Армении никакого отношения не имел, а просто был Юрием Ивановичем, отставным майором-танкистом, видным общественным деятелем товарищества собственников жилмассива по улице Индюковского.
Коля Сундуков не мог, естественно, получить никакого другого прозвища, кроме как Сундук. Он всю жизнь прожил в этом районе, и был уникальным в своем роде феноменом – бескорыстным сантехником.
Первая спонтанная лекция состоялась у пивного ларька «Патлатый гусь», где проверенным людям разрешалось приносить с собой при условии заказа пива. Мужики, как это водится, стали безобидно подначивать «профессора», выпытывая, как это физик может получать большую зарплату, он же ничего не делает.
– Как это ничего не делает? – возмутился наивный Егор. – Я, например, делал расчет формы сигнала от поглощения черной дырой нейтронной звезды. Благодаря этому удалось зафиксировать событие. Это называется «ничего не делает»?
Мужики, хоть не понимали, зачем вообще нужны эти звезды, добродушно посмеивались, запивая пивом портвейн. И только Сахар никак не мог уняться и все продолжал, плюясь и перебивая, доказывать, что никаких нейтронных дыр не бывает, и это все обман для выкачивания денег. Ну есть в каждой русской компании такой тип…
Прозвище Сахар – усеченное от Сахаров – он получил потому, что был потомственным диссидентом. Настоящая его фамилия была Бородин. Как истинный русский интеллигент, на любое, даже самое нейтральное и безобидное заявление, Сахар сначала говорил: «Нет! Не так!», потом произносил сакраментальное «На самом деле…», потом вникал в суть сказанного, и уж только потом объяснял, почему сказавший сказал не так, и как оно есть на самом деле. И еще изумляла Егора такая особенность Сахара: о чем бы вы с ним не заговорили – о погоде, о музыке, о женщинах или о выпивке – через пять минут разговор таинственным образом переходил на Сталина или Путина. Он всегда точно знал кто виноват и что делать. И странное дело, все мужики, в общем-то добродушные спокойные люди, в присутствии Сахара начинали раздражаться, материться, кричать и перебивать друг друга, что-то доказывать, кого-то обличать. Доходило и до мордобоя.
Вот и в тот раз Сахар не унимался:
– Ну что тут не понятно? Они же пилят бюджет! Выдумали какие-то звезды! Какие звезды? Там же все на откатах!..
– Простите, – пытался оправдываться Егор, – но проект финансировало правительство Германии…
– Конечно, правительство Германии! А чье? Наше, что ли? Откуда у нас деньги на науку? Они же все разворовали! Денег на фундаментальные исследования, по последним данным, вообще не осталось! Они же нефть продают! Зачем им?
Увидев, что ошарашенный Егор пытается на полном серьезе вступить в спор, добрейший Сундук двумя пальцами притянул к себе Сахара за хэмингуэевский свитер и сказал:
– Слышь, ты, жертва террора, заткни хлебальник или вали отсюда!
Авторитет Сундука в «Патлатом гусе» был непререкаем. Сахар временно нейтрализовался, а Сундук и присоединившийся к ним Ереваныч обступили Егора.
– Слушай, Егорыч, ну в натуре, как ты это делаешь? Когда, ты говоришь, это случилось?
– Почти полмиллиарда лет назад.
– Ни хуя себе! И вы в натуре засекли эту течь? Как?
– Смотрите, – Егор взял со стола салфетку и достал ручку, – предположим, вот это очень большая звезда…
Ереваныч и Сундук оказались благодарными слушателями. Им действительно было интересно, а Егор оказался отличным популяризатором. Егор с удовольствием рассказывал о современных теориях устройства Вселенной, странных объектах, квантовой механике, теории струн и гравитации. Он видел, что слушатели действительно ухватывают суть. Часть лекции он посвящал обсуждению своей текущей работы: создание математической модели, описывающей свойства ультрагравитационных волн. Причем он теперь готовился к лекции, искал простые слова и адекватные образы для описания своих идей. Постепенно он понял, что лекции обратным эффектом помогают и ему.
Чтобы избежать нестабильности и нервотрепки, было решено перенести лекторий из «Патлатого гуся» в трехкомнатную квартиру Егора, в которой он проживал один. В конце рабочего дня Ереваныч и Сундук, с купленной по очереди бутылкой, поднимались к нему.
Никогда еще в истории России совместные пьянки не были приняты женами собутыльников с такой благосклонностью и энтузиазмом. Мужья теперь приходили домой хоть и поздно, но в разумное и всегда одно и то же время. Более того, жены прекрасно знали где и с кем. Со всякими левыми эксцессами, враньем и скандалами было покончено. Когда Сундук заявился домой с книгой Стивена Хокинга, его жена Лиза решила готовить для компании угощения. Ее примеру последовала жена Ереваныча Оксана. Была довольна даже поэтичнейшая Марина, подруга Егора, приходящая в гости пару раз в неделю.
Егор, неофициальный лидер компании, установил жесткие правила.
Первое: до и во время лекции никакого спиртного.
Второе: выпивать за ужином не более 350 граммов водки на человека. Пиво допускается в неограниченном количестве.
Третье, и самое трудное: использовать мат исключительно для того, чтобы выразить яркую эмоцию или оттенок смысла. Все, что можно сказать без мата, должно говориться без мата.
Четвертое: не перебивать собеседника. Впрочем, этот пункт, при соблюдении первых трех, выполнялся сам собой.
Слушатели уважительно называли Егора Егорычем.
– Егорыч, так чего там замутил этот хрен Мендельсон, чтобы измерить скорость света?
А Егор обращался к ним исключительно на «вы» и «коллега».
– Коллега Сундук, передайте, пожалуйста, кильку.
– Коллега Ереваныч, какого вы все-таки мнения об этом мудаке, который заявляет, что принцип неопределенности Гайзенберга, сам по себе, может объяснить разнообразие Вселенной?
Математическая модель была на стадии завершения. Скоро предстояло перейти к стадии экспериментального подтверждения.