– Ресторан на завтра отменяется. Папенька пригласил нас на ужин.
– Не понимаю я твоих претензий, – холодно сказал Егор. – И решать, на ком жениться, буду я сам. Ты же этого хотел. Ведь так?
Александр Боталов вздохнул и сурово посмотрел на взбунтовавшегося сына. Насупленный Егор зло дергал уголком губ, правда, голоса пока не повысил, но от этого легче не становилось.
– Я о тебе, дураке, думаю, – раздосадованно сказал Боталов.
– Да ладно?!
Ужин в семейном гнезде явно не удался. Разговор не клеился: то у Егора, то у Алины, то у Боталова звонили телефоны, которые никто и не подумал отключить. Все нервно дергались, суетливо бурчали в трубки, иногда выходили в коридор. Едва за столом оставались двое, атмосфера автоматически накалялась, хотя вслух не произносили почти ничего и даже улыбались вполне великосветски. Серебряные приборы, свет изящных абажуров, отражавшихся в наборном паркете, и золоченые ампирные часы, отбивавшие каждые полчаса с размеренным хрипом, не могли благотворно повлиять на сидевших за столом.
Когда подали кофе, Егор окончательно убедился, что дело неладно. Алину отец принял прохладно, за столом не обращал на нее никакого внимания, отчего она нервничала. После ужина Боталов взял сигары и потащил сына на балкон курить, оставив Алину в одиночестве.
Вида с балкона не было никакого. Вечером отчетливо прорисовывались лишь крыши соседних особняков, наполовину скрытые четкими, словно вырезанными из бумаги силуэтами деревьев, да белоглазые фонари, расставленные по периметру. Вокруг них носилась разнообразная мошкара, вообразившая, что встретила собственное солнце. По утрам, распивая кофе, Боталов часто видел, как дворник сгребает в кучу бабочек-однодневок, успевших за короткую ночь влюбиться, расплодиться и умереть.
– По-моему, ты не ради моего блага стараешься, – негромко сказал Егор.
Фраза прозвучала неожиданно. До этого они молча курили, стараясь не смотреть друг на друга.
– А ради чьего? Своего, что ли?
– Конечно. Династический брак и всякое такое…
– Какое такое?
– Такое. Только я женюсь на Алине. И вообще, чего ты так против нее взъелся? Да, она не та Караулова, чьим мужем ты меня видел, так и не лимитчица из Чириковки! Вон, принц Уильям тоже женился на простой девушке, и ничего, живут.
– У принца свой папа есть, – рассвирепел Боталов. – Не говоря уже о бабушке. А у меня сын один, и я должен думать, как он будет жить.
– Чего ты сейчас-то спохватился? – насмешливо спросил Егор. – Двадцать семь лет тебя не волновало, как я живу, а сейчас чего-то вдруг пробило на отцовскую заботу. Или куш жалко упускать?
Боталов зло засопел, но предпочел не отвечать.
Куш был действительно таким, что слюни бежали, как у голодного сенбернара. У красавицы Алины, девушки весьма достойной, но, увы, отнюдь не самой богатой, была двоюродная сестра. Нюточка Караулова, которая, напротив, красотой не блистала, да и по развитию до сих пор оставалась ребенком. Не будучи ни красивой, ни умной, пухленькая Нюточка, единственная дочь олигарха Юрия Караулова, была баснословно богата.
В глубине души Боталов сомневался, что ему удастся склонить сына к браку. После ужина сомнения трансформировались в уверенность.
Егор давно жил самостоятельно, зарабатывал приличные деньги и в отцовской поддержке не нуждался. Иногда, глядя на независимого сына, Боталов старался вспомнить: каким он был в детстве? Но ничего не получалось.
Егор был совсем маленьким, когда Александр Боталов развелся со своей первой женой – Викторией Черской. Последний их разговор состоялся в тесной кухоньке, где два человека свистящим шепотом бросали друг другу в лицо гадости, не заботясь о том, как больно ранят слова. Они прошипели друг на друга всю ночь и даже часть утра, а потом пошли на работу, одевшись молча, словно рядом не было ни души.
И только воздух, сухой, выжженный ненавистью, горел и плавился так, что его даже вдыхать было больно.
Днем они встретились в суде, где судья в бордовой мантии развела их.
Егор сидел в коридоре вместе с бабушкой, катал по скамейке машинку. Когда вылетевшая из зала Виктория схватила его за руку и потащила к дверям, Егор уронил машинку и потянул мать назад, но она не видела упавшую игрушку и все волокла его. Александр подобрал игрушку, догнал сына и сунул ее ему в руку. Егор улыбнулся и бросил машинку на пол – так ему понравилось, что отец ее поднимает. Александр снова подобрал машинку, а Егор, едва взяв в руки, снова бросил. Виктория наблюдала за этой сценой со странной гримасой: то ли ненависти, то ли презрения, и все дергала уголком рта, совсем как ее сын через двадцать с лишним лет…
Воспоминания о прошлом браке были гадкими, как жаба. Боталов тряхнул головой и торопливо сунул в рот сигару.
Нельзя думать о том, что случилось позже, через двадцать с лишним лет, когда Виктория потребовала возвращения блудного сына в родной Новосибирск.
Лучше смириться с этим скороспелым браком сына, чем вспоминать подробности смерти его матери. В голову услужливо полезли неприятные ассоциации: полупрозрачная бабочка, оголтело носящаяся вокруг фальшивого солнца, ведомая ей одной понятной целью…
Все-таки сын очень похож на Викторию, подумал Боталов с покорной обреченностью. Не внешне, нет. Тут, скорее, победили отцовские гены. Внутренний стержень был от Виктории – с ее ледяной холодностью, колючим презрением и вспышками ярости, уничтожающей все живое.
Или ярость – это отцовское?..
– И все-таки зря ты, – вяло предпринял он последнюю попытку. – Чем тебе Нюточка не невеста? Тем более с таким приданым.
Попытка была так себе, и Егор это моментально прочувствовал.
– Кому и кобыла невеста, – весело заявил он. – А жениться на этом бомбовозе, чтобы доставить тебе удовольствие, я не собираюсь.
Сравнение Нюточки с бомбовозом показалось Боталову забавным. Он фыркнул, повертел в руках сигару и сломал ее в пепельнице.
– Ладно, – махнул он рукой. – Женись на ком хочешь. Все равно тебя не переубедить.
В ночном клубе «Пурга» дым стоял коромыслом.
Селебрити все прибывали и прибывали, проходя по длинному коридору, уворачивались от нацеленных в голову камер либо, напротив, храбро бросались на них, как героический солдат на амбразуру. В лучах фонарей лица звезд получались одутловатыми, мертвенно-бледными и совершенно непривлекательными. Усталые журналисты с неумолимой жестокостью совали микрофоны в лица медиаперсон, норовя стукнуть по носу или зубам. Артисты щурились, таращили глаза от неожиданности, на радость караулившим тут же фотографам. Потом в желтых газетах появлялись ужасные снимки с не менее ужасными подписями: «Звезда сериала «Луч света» явилась на показ в стельку пьяной!» А рядом перекошенное лицо несчастной звезды, которую только что шибанули по голове микрофоном. И поди потом доказывай, что таращился от боли, а не с перепою…
Впрочем, далеко не все звезды стремились что-то доказать.
Пишут – и ладно.
Неважно – что, лишь бы писали, пусть даже гадости!
Это двадцать лет назад состав эстрады был монолитно-неизменен, особенно если артиста любила партия. А сейчас партий много, артистов – еще больше, и все зубастые, как южноамериканская рыба пиранья, ам! – и нет конкурента. Выпадешь из обоймы, перейдешь в категорию сбитых летчиков, и куда потом? Сперва на телевидение – комментировать унылые сюжеты реалити-шоу, а потом и вовсе – в забвение. Вон, к примеру, Влад Голицын: уж на что был звезда, а прошло всего два года, и его уже не помнят, восхищаясь новым кумиром – Димой Беловым.
Белов на тусовку явился при полном параде. Он был настолько великолепен, что журналисты дружно шагнули к длинной ленте, отгораживающей их от звезд, по-гусиному вытянули шеи и оскалились микрофонами, протягивая их на недозволенную длину.
Глядя, как Димка улыбается в камеры и отвечает на дурацкие вопросы, Егор поморщился.
Он притащил Алину в «Пургу» в качестве компенсации за загубленный вечер. Алина упиралась, закатывала глаза и уверяла, что на сегодня ей уже хватит впечатлений, но Егор, загадочно улыбаясь, настоял на своем.
Алина долго смотрела на Егора оценивающим взглядом, а потом согласилась с формулировкой «чтоб прическа не пропадала».
В «Пургу» они заявились в «детское» время, когда вечеринка только раскачивалась, а самые важные и именитые еще не подъехали к входу в своих золоченых каретах. Скучавшие журналисты приободрились и бросились наперерез.
– Егор, представьте вашу спутницу! – заорал самый ретивый и замахал микрофоном перед лицом.
Егор ловко отмахнулся, подавив желание дать репортеру в зубы.
– Чего ты так зажался? – спросила Алина. – Ну, представил бы меня как-нибудь, делов-то.
– Не хочу я представлять тебя «как-нибудь», – криво улыбнулся Егор, сунул руку в карман и вытащил трепыхающийся телефон. – Димка звонит, приехал, наверное…
– Ну, представь не как-нибудь, – согласилась Алина, на всякий случай затаив дыхание.
– «Не как-нибудь» рано… Алло? Ты где?..
Пока он говорил с Димкой, Алина размышляла, что значат его слова, учитывая, что вчера он сделал ей предложение.
Весь день Егор пропадал на работе, потом заехал за ней, и они отправились на ужасный ужин к его папаше.
Там, за столом, Егор совершенно спокойным, даже несколько тусклым голосом объявил отцу, что намерен жениться. Взгляд, которым Боталов наградил Алину, был убийственным, но она выдержала. А после их долгого диалога на балконе Боталов вернулся присмиревшим. Она же продолжала бояться и боялась до тех пор, пока за ними не захлопнулась дверь.
Только тогда Алина выдохнула полной грудью.
Казалось, она должна была давно привыкнуть.
Вращаясь в той же самой среде, она не раз получала вполне серьезные предложения руки и сердца. Но все претенденты были либо состоявшимися мужичками неопределенного возраста с миллионом в кубышке, лысиной и пивным брюшком, либо инфантильными сыновьями менее удачливых бизнесменов, желающих влиться в отягощенное миллиардами семейство Карауловых. То, что Алина была не дочкой, а всего лишь племянницей, наверное, самого богатого человека страны, никого не волновало. Авось дядюшка не жмот, родню в бедности не оставит! Получая предложение от очередного сопящего отрока славной фамилии, с ноздрями, запорошенными кокаином, Алина вспоминала незабвенную тетушку Чарли из Бразилии, где в лесах много-много диких обезьян: «Нет-нет, я ему не верю. Он любит не меня, а мои миллионы!»
Алина храбро думала, что готова ко всему.
Упорно делая карьеру, она старалась не обращать внимания на снисходительные взгляды дядюшки, который своего брата – тютю и размазню – слегка презирал. Она смирилась с тем, что никогда не получит и десятой доли того, что имела ее сестра Нюточка, – вполне, кстати, неплохая девочка, разве что дуреха. В конце концов, у Алины была вполне обеспеченная стабильная жизнь, квартира, карьера…