Время большого снега закончилось. Он растаял, будто и не лежал повсюду целых шесть месяцев. Растекся лужицами черной воды, которая быстро высохла, оставив на земле трещины. Настала пора Великой пыли.
Долину словно обсыпали мелким порошком, он висел в воздухе, оседал на одежде, забивался в складки кожи, делая выражения лиц более жесткими. Серебристая пыль скрипела на зубах, хрустела, падая в костры, вилась водоворотами у ног при малейшем движении. Она покрыла высокие конусы зимних домов так, что те стали казаться холмиками, маленькими копиями далеких гор.
Ночью Аша лежала на ковре рядом с матерью в наглухо завешенном жилище и слушала, как снаружи тонко шипит серый ветер, пытаясь найти щель и просочиться внутрь. Забиться в уши, глаза, нос, наполнить легкие и задушить во сне. Но девочка не боялась, она слушала этот шелест с рождения. Ее народ мог выжить только здесь, в Долине пыли – тонкой границе между землей Вечного холода и Лесом.
Утро выдалось спокойным, лишь небольшой ветерок несся над землей, заставляя пыль двигаться волнами, как воду в луже. Серая муть, клубившаяся в воздухе, осела, и над горами взошло яркое белое солнце. Под его лучами все засверкало, словно покрытое кристалликами льда. Аша щурилась, но не смотреть было невозможно, сияние шло отовсюду. Мать, выбравшаяся из дома вслед за дочерью, тоже остановилась, завороженная блеском обычно тусклой долины. Затем она озабоченно вздохнула и принялась собирать с земли глиняную посуду. За ночь пыль, движущаяся за надземными течениями ветра, отполировала все горшки дочиста.
– Свет – это знамение, – задумчиво проговорила она, вытирая миску подолом длинной юбки. – Сегодня Кетх вновь будет читать знаки и скажет, не пришло ли время отправляться в путь. Вода-то почти кончилась.
Разрешения шамана сняться с зимней стоянки ждали с тех пор, как сошел снег, но тот медлил. Чертил символы, которые тут же уносил ветер, бродил по серой пустоши, пытаясь найти смысл в следах, оставленных многоножками, ворочал черные камни на дороге. Но пыль не говорила с ним, и Кетх лишь недовольно качал головой. Приход солнца – точно знак, это чувствовали все и потихоньку принялись собирать вещи, но так, чтоб шаман не заметил, без его слова им все равно никуда не двинуться.
В ожидании Аша решила пойти проверить ловушки. В натянутых между камней тонких сетках, привлеченные кусочком сушеного мяса, застряли несколько сколопендр, маленькая ящерица и множество больших сизых жуков. Ящерицу девочка отпустила, хоть та не принадлежала к священным. Пусть подрастет, а из остальных получится хороший ужин. Одну сколопендру Аша раздавила камнем и положила на землю в знак благодарности за добычу. Пыль, влекомая ветром, медленно окутала подношение, будто проглотила.
Когда Аша вернулась в стойбище, все уже собрались вокруг дома шамана. Он сидел на корточках возле входа и опять чертил что-то перед собой длинной отполированной палкой. Сегодня он надел высокую прямоугольную шапку и множество опаловых амулетов, переливающихся в солнечных лучах. Девочка залюбовалась красивыми камнями, эти камни тоже как пыль – серые или белые, тусклые и мутные. Но стоит солнечному лучу осветить их – вспыхивают голубым и оранжевым, будто языки пламени. Разглядывая амулеты, Аша чуть не пропустила миг, когда знаки, начертанные Кетхом, вдруг зашевелились и превратились в какой-то иной символ. Послышались удивленные возгласы, и хотя девочке показалось, что это просто ветер сдул часть написанного, все очень заволновались.
Шаман внимательно оглядел символ и вздохнул.
– Пыль сказала свое слово. В этом году нам придется непросто, ритуал будет нарушен. Но ждать более благоприятного времени уже нет смысла.
Толпа вокруг вновь забеспокоилась, слова Кетха внушали тревогу. Но такова воля пыли, а значит, такова судьба, ее не изменить. К вечеру в стойбище свернули полотняные стены домов, разобрали очаги, уложили все на давно приготовленные повозки и в сумерках двинулись в путь. Трекки – гигантские серебристые ящерицы, впряженные в возы, хорошо видели в темноте и выучили дорогу наизусть, двигаясь по одному и тому же пути из года в год.
Мать, сидя в повозке, держала вожжи и подгоняла ящериц, хотя в этом не было нужды. Засидевшиеся в загонах трекки мчались так быстро, как могли. Двигались ровным рядом, не сбиваясь с пути и не отставая друг от друга. Аша видела – им нравится бежать, замечала возбуждение и радость, вызванные скоростью, на лицах кочевников. Мать, одетая в длинную накидку с тяжелыми рукавами, повязала лицо новым платком, чтобы легче дышалось, но капюшон сняла. Пыль осядет в волосах, и ее придется долго вычесывать, но так сделали многие, им хотелось почувствовать ветер, какой бывает только в начале пути.